Каким ты был, таким ты и остался.
Судить нас некому с тобой.
Скажи, зачем ты повстречался?
Зачем разрушил наш покой?
Забыть нельзя, что ты когда-то
Хотел и хочешь говорить.
В одном мы только виноваты:
Что сил нашли тебя простить.

Ты так боишься стать моей соперницей,
Но все-таки выходишь на рожон.
У твоих ног трава неслышно стелется -
У моих ног лишь стекла от окон.
Привыкла брать все то, что вдруг захочется,
А я привыкла только отдавать.
Искусственное ставишь одиночество,
А мне его уж некуда девать.
Считаешь меня глупой милой дурочкой,
При встрече выдашь мягкость на-гора.
Не знаешь, сколько от бессилья улочек
Исхожено по городу вчера.
Ты так боишься стать моей соперницей,
А мне, клянусь, уже на все плевать.
Но в чувства твои слишком плохо верится,
А мне своих уж некуда девать.

Мені завжди раптово хочеться розмовляти саме українською. Немає більше мови, яка б осягнула все, що хочеться сказати, і про що я мовчу.
І я таки мовчу. Слова легкі, але з язика злітають важко, краще тримати у собі більше, ніж насправді говориться. Люди у цьому слабкі, а я хочу вивчитись мовчати.
Коли тобі тяжко - мовчи. Хто ж, я к не ти сам, розділить твоє горе?
Коли тобі немає чого сказати - мовчи. Нащо брехати?
Коли тобі потрібно мовчати. Мовчи! Чи тебе застане це на уроці, коли в тебе питають, чи на вулиці, коли поруч йдуть веселі друзі. Усе одно, мовчання - це такі ліки, які не мають побочних ефектів.

Якщо мене завтра не стане,
Годі молитись, досить.
Мій попіл розвійте за вітром,
І далі живіть, як жили.
Не треба прощань кострубатих,
Облиште намарні благання,
Залиште манірне, дитяче,
Забудьте мене, я прошу.
Як іноді забувають
Невпевнені перші кроки,
Як гублять одвічнеє небо
В хижацьких пихатих думках.
Не хочу чіплятись ні за що.
Не хочу, щоб мене згадали
У вирі ненависті й грошей,
У світі нестатків і зла.
Якщо тільки вигулькне думка:
"Вона прожила ненамарне.
Вона залишила по собі
Нащадкам щось добре й своє".
Тоді лише вибачу може.
Чи бренькне струна на гітарі
На пам ять мені. Лиш тоді.
Не кидайте оком фальшивим,
Не плачте простою водою.
Пустіть попел мій поза вітром,
І трохи про те помовчіть.

Металлическим стуком бьется
Мое сердце в реберной клетке.
Я, как Тутти, чиню свою куклу,
И как Данте, бреду в свой ад.
Эта часть эпилогом зовется,
Тут по правилам русской рулетки
Солнца луч от картечи тухнет,
А луна убегает вспять.

На подмостках можно сыграть в игру, можно время вспять обратить. Растопить ледовую на серце кору, много раз научиться жить. Взять все лучшее, горькое тоже взять - размешать, выпить. Не поджигать. Люди сами хотят заведомой правды - или лжи? Очень трудно сказать. Люди сами творят себе свой театр, ставят сцену и пишут ремарки, о высоком они меж собой говорят с придыханием томным и жарким. И высокое сразу становится серым, разбиваясь о бремя фальшивости. Люди, кажется, ждут, кто отпишется первым, и по чьей будет действие милости.
Но как жаль, когда правда оденет маску - и давай сочинять сценарий. Пробежится, наметит актеров глазом, будто свой соберет гербарий. И попробуй ей только не подчинись - сразу драма, рыдают зрители. Как наигранно все же играет жизнь... В своей зыбкой, холодной обители.

Вот, оказывается, что это такое - вырасти в один день.
А я-то думала, что все это выдумки для маленьких ребят. Сказки. Я никогда не верила в сказки. Вот, одна сбылась.
Я устала говорить себе, что "все будет". Все будет, конечно, да, будет хорошо. Замечательно будет. Гхыр, говорит мне мое подсознание, да нихрена не будет. Ты все так же, с опаской будешь ждать завтрашнего дня, с опаской заходить к маме в комнату.
Я это себе говорю, потому что кому-то нельзя отчаиваться. Хотя бы кому-то одному. Иначе все пойдет прахом - хоть ложись да помирай.
Она отчаялась, плачет. Я постоянно пытаюсь ее хоть как-то дисциплинировать, одергиваю, говорю, что постоянно плохо быть не может - когда-нибудь все закончится, и будет лучше. Она говорит, что верит, а ее подсознание говорит то же самое, что и моё.
Бабушку не выписывают.
Отцу... плевать ему по большому счету. Никогда не думала, что доживу до такого, люди... Меня начинает бешено колотить при виде родни и знакомых, так и хочется крикнуть в ответ:"Да нифига не понимаете! Нифига не поможете".
Я не сильна в поддержке. Меня ненадолго хватит.

Вернее, о писанине. Читала сегодня нынешни прозаиков.. ну, допустим, моих соотечественников. никуда не годится. Мне, как постороннему человеку, дико такое дается. Чего-то там не хватает...
По этому поводу отрыла сегодня замечательное произведеньице:
http://www.proza.ru/2006/10/03-76

Жизнь, я тебя ненавижу, ты знаешь? Тебе всегда мало. Тебе мало болезней слабых - ты жаждешь сломить сильных.
-
Сегодня пробовала петь. Нет голоса.
Наверное, он так и останется севшим, хриплым и срывающимся.
Наверное, дождь будет лить и лить, город будет тонуть, постепенно уходя под воду, словно огромный крейсер, который не может даже подать сигнал о спасении, потому что у него, как и у меня нет голоса. Мне жалко города. Он смотрит на людей глазами старой, побитой злым прохожим собаки - непонимающими глазами. Он нагибается к земле ветками больных деревьев и ищет в толпе каплю понимания. Хотя бы одного человека. И когда я заглядываю в эти серые окна, и вижу слезы города, стекающие к земле дождем, я хочу закричать, чтобы он увидел меня.
Но я молчу.
Что я смогу сделать?
Город снова выпрямляется, жмется блочными пятиэтажками друг к дружке и молчит. Долго молчит и смотрит в небо в надежде на солнце. Кто знает, может быть, он молится каким-нибудь своим богам.
Весна задержалась на границе, заболталась, засиделась за кружечкой чая в придорожном кабаке. У весны в сумке есть необходимые лекарства для тысячи таких же городов, как и мой, но у нее свои дела. И они ждут, ждут, бедняги, а помощи все нет и нет.
Интересно, а если город не дождется и умрет - кто-нибудь почувствует? Или города не умирают?..

Я чую шепіт в тихім вітроплині,

І бачу відголоски давніх літ.

І марю, марю гірським височинням,

Яке змиває бруд незваних кривд.

Незнаних кривд. Їх буде ще багато?

На скільки серце можна поділить?

Я по ночах не вчусь уже літати,

Бо крил в житті нема чим замінить.

Мне намедни заявили:" Маш, выглядишь ты, конечно, неплохо, без обид. Но одеваешься чисто как немка какая-нибудь - ни тебе каблуков, ни тебе серег до пупа, ни тебе дубленочек с песцом и совсем - совсем! - не красишь волосы. Это у тебя стиль такой или нарочно не носишь?"

Дорогие мои, ну представьте: едет по улочке нашего пэгэтэ симпатичненький Паджеро. Просто таки заглядение, а не картинка. От тюнинга ломится, сверкает от полировки, музычка играет. Да не Билан вам какой-нибудь, а наше ридне играет - группа Бумбокс. Ой, уважаю. Вот это молодца. Ткнешь в пупочку - багажник откроется. Ткнешь в другую - закроется. Чувствую, что если ткнуть куда-нибудь еще вылезет девчушечка. Ладная, стройненькая, обязательно в песцах и серьгах, с каблуками и наманикюренными пальчиками. Да. Обязательное условие, товарищи. И все бы в этой девчушке неплохо, все бы хорошо, кабы не доходящее до несоизмеримых высот надменное выражение лица. Просто таки непокобелимое, сказала бы я, выражение. И с этим выражением она идет по улочке этого самого пэгэтэ и давит на окружающих своей уникальной песцой, Паджеро и надменностью. Окружающие, заметьте, окружают. Со всех сторон.

И идет не куда-нибудь - хаха!- а в престижнейший, какой только можно сыскать у нас, ВУЗ, встречая по дороге других девчушечек. И тут появляется разнообразие, товарищи. От песцов к норке и соболю, а там уж и к шиншилле рукой подать! Вместо Паджеро в ряд бэхи, тойоты и неплохие Порше. Вместо надменности появляется презрение и дорогое пиво в аккуратных банках. Па-азвольте, как же тут не разбавить эдакие сочетания?

Значит, продолжим ходить в кэтах с наушниками и энергетиком.

У меня завтра будут снимать мерки для пошива школьного платья на выпуск, а я так ничего для эскиза и не сделала.

Вот бы хоть чуточку уметь рисовать людей)

Я хотела бы не помнить

Ни о чем, ни о чем,

Я хотела бы скитаться

Под весенним дождем.

Но в бокале вино, а за окном - еще лёд.

Я так хотела бы знать, что меня кто-нибудь ждет.

Возле поликлиники магазин одежды. Прохожу мимо - название "Иуда".
Мерлин мой.... надо будет вывеску сфотографировать, на память, что в городе такое встречается.

Что бы ни было сказано, смерть никому не по силам.
Что бы там ни втирали философы, лекари и врачи.
Хоть нам мир стал холодным, стал от горя постылым, -
Все равно, на краю мы от страха и боли кричим.
И когда ты заглянешь в глаза, что объяты панической жутью,
И когда вдруг поймешь, что есть нитка, а не стальной трос.
Лишь тогда ты научишься жить и ценить те минуты,
Над которыми кто-то отточенный скальпель занес.

Все же, жизнь - идиотская шутка.
Интересно, факир был пьян?
Или кто-то когда-то кому-то
Мир на что-нибудь разменял.
Мы, представьте себе, воюем.
Мы - представьте себе! - живем.
А, кто выше, сейчас смакует
Всю разруху за синим стеклом.
Мы стоим на огромной полке,
Где сто тысяч других миров,
А Вселенная - шарик полый.
Он взглянет - и бывай здоров.
Или мы в тоненькой пробирке?
На химическом на столе.
Много их. И у всех есть бирки.
Например, наша - о Земле.
Там написан срок годности даже.
И условия жизни есть.
По селектору кто-нибудь скажет:
"Сто вторую слегка подогреть".
Это даже смешно немного -
Все просматривать со стороны.
Да. Туда наша путь-дорога.
А не в сторону троп войны.

Внезапно исчезла полностью со всей Борды.
Толи айпи забанили, то ли удалили, то ли глюк. Думаю, глюк, потому что одним махом везде удалить - это нереально.
Жаль профилей своих. Ребят, если что, в асе ищите.

Подарили сегодня фотоальбом, большой и очень вместительный. Перекладывая фотки, сделала очень важное открытие: с этого дня запрещаю себе пересматривать прошлое. Слишком много всего.

Вдоль улицы, тусклой и длинной,
Что чертит извечный маршрут,
Давнишней листвою осины
Мне слали прощальный салют.
Похмуро поскрипывал ясень,
Угрюмо смотрели дубы.
Март в серое толпища красил,
А толпища были слепы.
И воздух был плотным и пьяным
От визга и слез бензопил.
Седые, как клочья, туманы
Упрямо позёмкой стелил.
Хрустели под туфлями ветки,
Шуршала листва шепотком.
Выхватывал ветер жилетки
И чью-то ладонь с топором.
Под боком жужжали машины,
Неспешно автобус ходил
Вдоль улицы, тусклой и длинной,
Где воздух навечно застыл.
Где гибли невинные души.

Так в жизни порою, друзья,
Пустяк всего стоит разрушить.
Но, жаль, вновь собрать уж нельзя.

Зачем меня жалеть? Меня не надо жалеть. В конце концов отбить по немецкому языку из 46 заданий 32 плюс еще два спорных в грамматике вопроса и сочинение, которое не оценивается - это тоже чего-то стоит.
Организация, конечно, никакая. После того как нам выдали вожделенные листочки, большая половина "табуна" подорвалась и ушла, ничего не сделав. Якобы дома разберутся.
Смысл ходить в чем?
Задания были...гм... не из легких, скажем. Восемь больших текстов, сочинение - заметка в газету.В каждом задании по три подпункта.
Впрочем, я не оправдываюсь, могла бы и получше. Добивают люди, которые решили практически все, но стояли в коридоре и грустно закатывали глазки. "Ах, у меня тут помарочка" или "Ой, тут вот я могу поспорить на все сто процентов".
О, Гунтера, ниспошли мне мои несчастные, но такие нужные 160 баллов и я уйду с миром, а?