Расплавленной карамелью прикосновения
   Сквозь тонкую ткань сновидения,
   Ласково. Мучительно. Жадно!
   Упоительно-шоколадно.
   Твои волосы цвета персика
   Скользят по коже вкуса сливок
   Сквозь медовый запах вереска
   Через тихое движение стрелок
   По бёдрам и выше, выше,
   Губы шепчут: "Тише, тише..."
   Невозможно. Неслыханно. Ближе!

Слушать этот музыкальный файл

RhiSh, дорогой мой Шицурэн, зная, что тебе нравится песня Лакримозы "Alleine zu zweit", захотелось её для тебя "перевести". Это НЕ дословный перевод: у тебя есть вполне качественный - я сварила зелье из белых стихов Тило, рифм и капельки себя.

[379x540]


   Горячий огненный цветок,
   Зажжённый в сердце и сжигающий дотла...
   Любви всего один глоток
   Обвяжет тело, разум, душу, а ветра
   Развеют сладкий аромат сгорающего сердца,
   Из ран которого смолой стекает чувственный нектар.
   И не ищи во мне единоверца,
   Беги скорей, спасайся: не потушить пожар,
   Лиловых глупых бабочек спаливший
   До всполохов полярного сиянья.
   Беги скорей, лишь нелюбивший
   Не знает страшных слов с собой прощанья.

  Тема "глобального потепления" порядком затёрлась, приелась и уже мало кого воодушевляет. Но народ, продолжая славную традицию римской черни, неустанно требует хлеба и зрелищ - "panem et circenses"(лат.).
  На этот раз повеселить толпу вызвались Томас Кроули, специалист по наукам о Земле из Эдинбургского университета в Шотландии, и Уильям Хайд, физик из канадского Университета Торонто, которые утверждают, что "вот-вот" наступит "глобальное оледенение": "Наша планета стоит на пороге резкого оледенения, которое покроет ледниками практически всю территорию Евразии, уже через 10 тысяч лет Земля вступит в фазу оледенения, Россию покроет вечный лёд, а Африку с Антарктидой соединит ледовый мост."
  Тех, кому до сих пор страшно от того, что произойдёт через 10 000 лет, поспешу успокоить: это всего лишь модель, которая даже не включает антропогенные выбросы углекислого газа, не говоря о том, что имеет весьма сомнительные места. Сами Кроули и Хайд говорят о том, что система приближается к точке бифуркации - а она, дорогие мои господа любители погадать на кофейной гуще, непредсказуема, имеет несколько устойчивых режимов работы, по одному из которых пойдёт система, но заранее невозможно предсказать, по какому именно. Любимые вы мои, раз уж пользуетесь терминами неравновесной термодинамики и пригожинской синергетики - будьте любезны забыть про детерминизм. Пейте больше кофе - и да снизойдёт на вас откровение, что чашки, выпитые одна за другой, могут сулить на дне несочетаемо разное будущее.

  5 декабря этого года нас порадуют японцы: на книжных прилавках появится манга по "Капиталу" Карла Маркса. Что ж, жду с нетерпением.
Надо отметить, что в условиях мирового экономического кризиса началось массовое увлечение антикапиталистической литературой. *совсем некстати вспоминается песенка "И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди..."*

   Безумная луна
   Лучом безжалостным метанье туч пронзает.
   Всё так же холодна:
   В ней нет тепла, она лишь отражает.

   Невинный до пошлости запах жасмина
   Манящим ядом заставляет задыхаться.
   Поможет ли на этот раз мне масло тмина,
   Или в объятьях смерти суждено остаться?

   Но смерть-насильница
   С чистейшим взглядом серых глаз,
   Что, если буду я кричать?
   Что, если мне понравится
   За ночью ночь, за разом раз,
   И под тобой начну стонать?

   Навеки ли любовь твоя -
   Или разлюбишь, как и все,
   И воскресишь из небытия,
   Подаришь жизнь на поводке?

[346x338]


   О древних временах пойдёт моё сказанье,
   "Я покажу тебе суд над великою блудницею",
   И судей осудить моё предначертанье,
   И поменяются местами конь с возницею.
   В Священной Книге апостол Пётр пишет про "блевотину" -
   По мне, так ЭТО "мерзость", а не Вавилон.
   И как назвать того, кто спешно пряча истину,
   Посеял непониманье и разброд,
   Желаньем чьим навеки разделён
   На берегах реки Евфрат
   Самый высокий зиккурат
   Совместно строящий народ?
   Где грань меж верой и безверием:
   И Иоанн Богослов, и Материалист любили всё подряд назвать продажной женщиной.
   Чтоб подчинялись - нужно заслужить доверие,
   Пока лишь вижу, что Белые всё ходят первыми: им люди - пешками, а мир - игрой.
   Так может, хоть в Аду согреюсь от равнодушной холодности Бога:
   Похоже, принцип SSC не для Его всевышнего чертога.
   Как могут дети быть рабами,
   Марионетками с раздавленными фарфоровыми сердцами?
   И если я Его ребёнок, то почему должна я зваться
   "Рабою Господа" и крест носить ошейником, от страха пресмыкаться,
   Другую щёку подставлять, когда сам Бог творит жестокую расправу,
   Убивая и сжигая, утопляя, заточая - не мудростью, а силой находя управу.
   Но всегда ли ученик глупее, чем учитель?
   У Люцифера имя означает "светоносный", "Просветитель".
   А может быть, он просвещённый,
   Завистниками проклятый и осквернённый?
   Ведь нет поступков беспричинных -
   Без повода не предают любимых.
   Я ведь не нравственный слепец, чтоб верить в ложь,
   И душу не продам за иллюзорность райских грёз.
   Внутри себя построю запрещённый Богом Этеменанки -
   Мой дом. Он будет вечным,
   Как Минги-Тау, бесстрашным хрупким эдельвейсом в снежности Эльбруса,
   И не нужны мне господа или служанки,
   Я лучше сохраню смех детским и беспечным,
   Мой тёплый дом из духа и не знает тленность кирпича и бруса.

   Прольётся шёпот в мягкий
   Бархат темноты небес, едва не разбудив луну,
   Вдыхая горько-сладкий
   Твой аромат, своим живым теплом к тебе прильну.

   Пусть будет поцелуй глубоким
   До крови алой, стекающей с распухших губ -
   Не бойся быть жестоким:
   Мне нравится твоё желанье, когда ты несдержимо груб.

   Не бойся быть ранимо-нежным,
   Пронзив мне сердце, доверчиво прикрыв глаза
   И жестом трепетно-небрежным
   Подставив шею под ласки страстные зубов и языка.

   И задыхаясь стонами бесстыдно-громкими, бессвязными,
   Переплетутся наши души и тела,
   Рассыпавшись огнями и лепестками ярко-красными
   В магическом соединении тепла.

[510x383]


   Твой путь зарос терновником,
   Но видишь белоснежный замок впереди.
   И Бога не считай виновником:
   Ты сам решил Принцессу Спящую спасти.
   Принцесса о тебе не знает,
   Блаженно спит и улыбается во сне,
   Но если сердце так желает,
   Ему не обрести покоя в стороне.
   Кто знает, чем окажутся потери,
   И от порезов боль пройдёт, если подуть,
   Но даже если замок эфемерен -
   То не бессмысленен рождённый сердцем путь.

Слушать этот музыкальный файл

      Той лунной ночью расцветали лилии в Аду.
      "Лилит, Лилит!" - шептали губы в пламенном бреду.
      Кипящим ядом в ушах стучала кровь,
      И сердце ангела стонало вновь и вновь.
      Греховных помыслов молитвы,
      И ярость слов неравной битвы,
      Льняные простыни сбивались складками,
      Глаза с томящими сакральными загадками,
      А мягкие губы шептали признания,
      Частое, рвущее горло дыхание.
      И отдаваясь - забирала,
      Змеёй ласкаясь - убивала,
      За поцелуй он Бога предал,
      Но счастья так и не изведал.
      Терзаем собственным огнём,
      Самим собой был проклят он.

   Низкое звёздное небо одуряюще пахло шиповником. Затягивая, заставляя упасть в состояние, в котором плохо
и хорошо одновременно, в котором хочется истерически смеяться с мокрым от слёз лицом и летать. Уже всё
равно: вверх или вниз. Хочется проснуться... Отпусти. Отпусти меня! Пожалуйста... Ты же можешь. Но в ответ
только протяжно воет собака вдалеке и невидяще смотрят звёзды. От этого ещё больше хочется присутствия
хоть кого-нибудь, пусть даже это будет иллюзорный ангел в белой смирительной рубашке.
   Звёзды бесчисленными иголками протыкают сердце - наверное, игольница из красного шёлка чувствует себя
так же... но её хотя бы иногда берут тёплые руки. Есть тут кто-нибудь? Я же знаю, что есть: тайком лижет
по ночам лимонный леденец луны, а потом прячется, как нашкодивший ребёнок.
   Осталось только дождаться стелющегося по ногам белого утреннего тумана - предвестника рассвета - чтобы
поверить в волшебство, пройтись по облакам и услышать пение птиц.

      Волшебная старинная шкатулка -
      Так интересно знать, что в ней внутри.
      И сердце бьётся мерно, гулко
      В твоей груди; лишь пыль сотри
      С изысканных цветов узора
      Прекрасных птиц и сказочных садов,
      И ты не сможешь отнять взора
      От драгоценнейших даров:
      В шкатулке пыльной и невзрачной
      На тёмном бархате лежит
      Колье из чувств,и нет прекрасней
      Для тех, кто сердцем дорожит.

                                                                                    Сны.

   Сине-жёлтые трепещущие язычки костра радостно похрустывали предложенным лакомством.
Воздух пах звёздами, дымом и ми-минором на флейте. Эта вкусная смесь стирала грань
между реальностью и сном и создавала новую отчётливую границу на теле: обжигающий
лицо и руки жар от костра и холод ночи, нежно обнимающий сзади. Около костра сидели
девушки и юноши, шёпот пламени заменял им разговоры. Была уже глубокая ночь, когда
из леса вышел старичок, опирающийся на крючковатую палку:
 "Вы считаете, что снов не надо бояться? - разорвал спокойствие его голос. - И что всегда
можно проснуться, если произойдёт что-то плохое? У вас когда-нибудь было ощущение,
что вы уже видели то, что происходит, и знаете то, что произойдёт в следующий момент?
Вы видели это... в своих снах."

   Ветром безумным, ветром страстным
   Стучишься, стучишься в моё окно.
   Ты бьёшься крылами - я буду несчастным,
   Не слышу, не слышу, мне всё равно.

   "Открой свои ставни: умрёшь ведь в оковах!" -
   Ты плачешь, ты плачешь, я просто стою'.
   Знакомый мой давний, по кругу и снова
   Я обречённо тебя люблю.

   Влетевшая птица - всегда ли к несчастью?
   Что будет, если я отворю?
   Сгорим ли дотла мы безумною страстью?
   Мне чудится, или уже горю?

   Тобою я пьяный, столь сладким и пряным,
   И голос медовый мне шепчет: "Ты мой!
   В небесной книге судьбою мне данным
   Начертано Имя, так что открой."



Айра, солнышко, надеюсь, ты простишь меня, если я умудрилась тебя чем-то обидеть...

Сад, в котором растут только ирисы.

   Прохладный воздух и припекающее голову солнце раннего утра. Мальчик идёт вдоль широкой реки и смотрит, как её воды поспешно стремятся в противоположную его пути сторону. Он несёт ботинки в руках, и трава, мокрая от холодной росы, неприятно липнет к щиколоткам, царапая босые ноги до крови. Испытывая тянущее чувство предвкушения, мальчик бросает ботинки в траву и, оглянувшись по сторонам, снимает с себя всю одежду, безжалостно отправляя её вслед валяющейся в сырой траве обуви. "Я не хочу, чтобы мне что-то мешало," - думает мальчик. Желание так поступить было странным, но настолько настойчивым, что он не мог ему сопротивляться.
   Нагота обострила все чувства, и ветерок, прикоснувшийся к нежной коже бедра, заставил прикусить нижнюю губу и покраснеть
от смущения и нахлынувших ощущений. Неловко обхватив себя за плечи, мальчик зашёл в сад, тут же попав в облако глубокого
чувственного аромата цветов, от которого закружилась голова и ослабли колени. Окружающий мир стал казаться нереальным,
его как будто заволокло лёгкой дымкой. Мальчик судорожно вдохнул густой воздух.
   Хотя голова всё ещё кружилась и дышать было тяжело, его влекло зайти в сад глубже. Внутрь. Утонуть в аромате. Всё перестало
существовать, кроме этого желания, которое искало выход. Ещё. Глубже... Мальчик не понимал, что с ним происходит, ноги
не слушались.
   Ирисы сильнее всего пахнут ранним утром, когда солнце ещё не слизнуло с нежных лепестков и гладких листьев прозрачные
искрящиеся капельки сладкой росы.
   Обнажённый мальчик, не смея шевельнуться, наблюдал, как мохнатый шмель с тихим жужжанием подлетел к прекрасному ирису
цвета послезакатного неба и заглянул в жёлтое нутро, затем начал тереться брюшком о жёлтые, крупные, бархатистые
от пыльцы тычинки. И тут мальчику нестерпимо захотелось, чтобы этот цветок принадлежал только ему, у него перехватило
дыхание от ненависти к насекомому, посмевшему касаться хрупкого завораживающего нутра Ириса. Он подбежал к цветку и
грубо сорвал его, оставив неровный, обильно сочащийся липкой прозрачной жидкостью край. Прижимая Ирис к груди, в которой
оглушающе стучало сердце, мальчик побежал к одежде и стал её поспешно натягивать, оступаясь, почти падая в траву,
но не отпуская цветок. Надел ботинки - пусть промокнут: это сейчас не имеет значения.
   Задыхаясь, мальчик побежал к дому, достал самую красивую вазу, наполнил её прохладной водой и поставил в неё Ирис.
Но равнодушное солнце поднималось всё выше, опаляя нежные лепестки, и цветок уже не источал дурманящий аромат. К закату
Ирис перегнулся через край вазы и уронил первый лепесток.

[425x594]


Тёмной ночью сквозь
Тонкую ткань мирозданья
Пробираются вскользь
Из обратного мира созданья.
В них всё наоборот:
Тело бесплотно, а душа материальна,
И задом наперёд
На человеке скачет лошадь. Изначальна
Их суть.
Но тленна их душа, как наше тело.
Вернуть,
Бессмертье обретя, плохое ль дело?
Вот только всё в мире имеет цену:
Смерть - раплата за жизнь, своя или чужая.
И медленно бритвой вскрывая вену,
Подумай: от похорон камня без души польза какая?

Босиком по холодным плитам,
Подчиняясь безумным ритмам,
Ощущая себя убитым,
На тысячу острых осколков разбитым,
Зачумлённым чёрным флагом -
Прочь отсюда, бегом, шагом -
Куклой с оторванной головой
Любопытной неумелой детской рукой.
Куклы тоже ругаются матом.