в голову не бери, рибери.
не ходи, рибери, на выборы.
дао твой - от двери до закрытой двери,
от нападающего до либеро.
шрамы натягивай на лицо, рибери,
пересчитывай рёбра,
проиграй свою душу в камс-три,
стёкла глаз равнодушно протри, -
день, мол, сегодня добрый.
навешивай да прикидывай, рибери,
убегай, рибери, по флангу.
раз-два-три-waltz-раз-два-три,
передача - удар - штанга.
я появился, чтобы себя любить
в сутки 24 часа.
жизнь - беспрепятственная,
магнитная,
белая,
взлётная
полоса
отчуждения
от общественного
и личного
мнения.
меня кто-то выдул из стёкол,
что были когда-то окнами,
из мрамора выдолбил,
выдумал, выдумал,
меня кто-то выцветил,
как фотографии блёклые,
иллюстрации к мифам.
сердце моё
из-под снега проклёвывается,
выклёвывает глаза
города,
которые будто точки над "ё",
города,
в который впадает слеза
и бежит по наклонной,
придерживая руками юбку,
и на асфальте вскипает.
я поднимаю трубку,
я отвечаю голосом сонным:
так не бывает.
Второе дыхание открылось ровно тогда, когда лёгким дышать уже больно. Они не в состоянии вместить тот объём воздуха, который мне необходим. Грудную клетку разрывает.
Ну и бог с ней. Бог, кстати, неоднократно спускался на эту планету в образе Эдгара Давидса в период его выступлений за амстердамский "Аякс", "Старую Синьору" и вечнооранжевую сборную Голландии. Особенно хорошо бог запомнился мне в 1998 и 2000 годах, во Франции и Бенилюксе соответственно. [349x523]
почтовые марки августа
наклеивай на конверты
или вкладывай под язык.
я расстегну все молнии
совершенно/летней грозы,
и она прольёт свои соки,
из всех выходов прольёт вдохи
на асфальт мой оттенка сепии,
на асфальт мой с проколотым септумом,
на следы всех моих прохожих -
тех, которых чувствовать кожей
неимоверно устал.
стар стал.
стал стар.
стар стал.
такая неискренняя Ассоль.
мои отсыревшие связки -
жаль, что не руки,
не мясо, не кости -
зовут игровой консолью
тебя без единого звука.
нашёлся бы джойстик -
я показал бы тебе,
в чём соль.
смазывай мои шрамы
сверхновой "Звёздочкой":
будто только что из Вьетнама.
там уже третий десяток,
никого не способные ранить,
живут деграданты-бойскауты
с отсыревшими гильзами и глазами,
с просроченными и поддельными визами,
со смещёнными магнитными полюсами.
почти Рождество.
люлька, хлев и омела.
Щелкунчик челюсти точит,
щёлкает, щёлкает, щёлкает
направо или налево
кубические уравнения -
и складывает под ёлкою.
какие смешные сравнения.
Снежная Королева
языком ледника, не целясь,
своего ублажает Кая,
а луна вгрызается в рельсы
заебавшегося трамвая.
и одеяло бессмысленно
тянет ночь на себя,
иными словами - к звёздам.
иными словами и числами,
заметил я слишком поздно
разбитый витраж весны -
молчать, демагоги и риторы!
мы завтра проснёмся и выкурим
трубку холодной войны.
выстраданные выстрелы:
поражаются цели и целки
меткости нечеловеческой,
словно вонзается мысль
со ста шагов в роговицу белке.
по наивности,
по наитию
отбивает охоту и такт
неевклидова геометрия тел..
в теле есть лишние винтики:
сборка не так проста.
сжала руки под тёмной вуалью
очередная блядь.
пафос и спам достали,
просто не устоять:
я-сам-себе-сальвадор-дали,
я кал предоставлю в банке
на анализы стихотворения,
на вкус, форму и цвет.
хуй вам с небесной манкой:
поэзии как явления
с этой секунды нет.
собрать спозаранку ранец.
выход в город - почти аскеза.
в праздники это пространство
ощетинивается железом.
ты ко мне так размеренно дышишь
(я узнал по пустым конвертам).
я один на сотню с застывшими
металлическими фейерверками.
лёгкий и полусредний возраст.
часы песочные встали.
ты для меня как для компаса -
магнитная аномалия.
выход в открытый город.
космический мусор в кармане.
у нержавеющих "скорых" -
кислородное голодание.