нас разделяет пролив.
ты разбиваешь яйцо с тупого конца,
а я - с острого.
я незряче смотрю,
как напалмом тебя сожгли,
со всего гулливерова роста.
как ты смеялся над ними,
ни на что не годными,
потому что был неспособен плакать,
как в атаках психических
накатывались морские волны -
зелёные, как ливийский флаг.
динамики жёстко насилуют.
мир картавит или грассирует -
определяй сама
степень раскованности.
в радости от ума
ты никогда не поверишь.
в дверь нарисованную
я не войду.
all shall, конечно же, perish,
но, если остынем,
ты сразу услышишь:
наедине с собою
стану live'нем -
и отстреляюсь хрустальной болью
по твоей улетающей крыше.
в панике неотложки -
воют -
в поисках новой войны,
и в уголках моих губ
прячутся жёсткие крошки
ложного чувства вины.
снег крыши матом
кроет.
он ненарочно груб...
жесть загибает пальцы...
знаю, хочешь остаться -
стрелки щекочут круг.
взять бы такое "вдруг",
чтобы во всех домах
вспыхнули пряные люстры,
чтобы - увы и ах -
стало светло и пусто,
чтобы - стеклом в зубах -
скрежет наших сердец...
в трассах взглядов и мнений
стану как крошка-гений,
стану как дед-скорбец
петь о сбежавших чувствах
и потайных словах.
*** когда не о чем писать, бросаю в бой одних "стариков".
это первый эшелон.
я всегда был один - в этом право стрелы,
но никто не бывает один, даже если б он смог..
пускай наш цвет глаз ненадёжен, как мартовский лёд,
но мы станем как сон, и тогда сны станут светлы.
по мягким тканям железной дороги
ползёт, огрызаясь молниями,
громовержец-электровоз,
да в прописи шаркают запятые -
кометы бумажного неба
с глазами раскосыми.
о, ты ли это, ты ли
не делишься с нами, давишься снами
как крошками чёрствого хлеба?
в моём парадном темно.
мой поезд трогается умом.
не трогай его, он устал.
на рубеже 90-х и 2000-х я мы переписывали друг другу кассеты.
более того, ещё альбом Zемфиры 2002-го года "14 недель тишины" мне писали на кассету с диска.
теперь музыка теряется в информационном поле.
приходится качать дискографии с торрентов.
о музыкальной ценности речи здесь нет, но чисто психологически эти альбомы всё равно девальвируются.
в окне стоит человек -
нагло
играет образами.
по-слоновьи спит,
бреет наголо
коллективного разума
поросль.
дикость его азиатская -
душа -
прячется в печени,
на которой татуировка
Тенгри,
Пути Млечного.
дикость его глупая,
желчная,
как подсолнух,
шею сворачивает,
глядя ей вслед -
женщине,
которая просит сдачи.
в окне стоит человек -
нагло
играет образами.
дикость его ненасытная -
набело -
с ним давно порознь.
цистерны лыбятся чванливо, пузато,
текут, как последние суки,
бросают в ноздри мазута атомы,
не верят ни в бога, ни в кукиш.
в сумерках сигареты колючи.
небо захлёстывают провода.
смотри, неудачник, воспевший случай:
у каждого есть узда.
что - свобода?
от Alfa (Ромео) до (Опель) Omega
в самое лишнее время года
каждый давит колёсами снег.
убегает гнилое вчера,
не размениваясь на минеты,
по асфальту, который кора
головного мозга планеты.
пожелтевший счастливый билет,
глаз, запятнанный фото и видео..
растворимый десяток лет
нас с тобой глубоко обидел.
пересчитывая ступени,
рефлексируя на транслите,
прижав к подбородку колени,
несётся ракета-носитель.
ей тревожно, ей хочется вывести
на орбиту глаза человечества
из себя, из плесени-сырости,
декаданса и обеспеченности.
только белыми нитками шиты
метеоритные шрамы,
что на нежной латунной обшивке
скапливались годами.