Настроение сейчас - Крысы перед смертью... Недолго осталось, но и умирать не жалко *смеётся*
Это была тяжёлая встреча. Тяжёлая для нас обоих, и я даже не рискну предположить, для кого более невыносимая. Он был холоден, язвителен, несносен… но мне хватило одного прикосновения, чтобы понять, что я по-прежнему до безумия влюблена. Боже, как ему нравится упиваться своим несчастьем. С каким удовольствием он лелеет в душе боль и ненависть… теперь ещё и полнейшее отчаяние. И тем страшнее, чем скорее я понимаю, что туда мне путь закрыт, а, следовательно, помощи ему ждать неоткуда. Он непрерывно увеличивает пропасть между нами, бежит и прячется в себя. Раньше эта пропасть была не так велика. Мы были вместе, коротали ночи в одной постели, и не сказать, что она была холодной. Он доверял мне, верил. Теперь же в каждой фразе сквозит болезненное: «Я Вас ненавижу!». Он ненавидит меня, себя, он всё ненавидит. А чем я могу ему помочь? Он гонит меня прочь от себя, но сам же нуждается во мне. Всё, что я могу ему дать - это любовь и ласку… Чего ещё от меня ждать? Понимания? Я устала, устала его понимать… так недолго свихнуться и постоянно проклинать свою никчемную судьбинушку. Но я так не хочу. Дистанция всё больше, всё дальше мы друг от друга. И я боюсь, что когда-нибудь я не смогу до него докричаться.
В каждом его слове звучало: «На кой чёрт мне эта жизнь?». Так хотелось съязвить… «Милый, могу предложить крысиный яд!», но каждый раз что-то останавливало. Наверное, нежелание доводить его до состояния бешенства. Какой же он разный! То невероятно желанный мужчина, то просто зверь в человеческом обличии, то невообразимый нытик! Так хочется пожалеть, но эти бесконечные вопли раскаяния вводят меня в состояние полной апатии. Ещё эта Люси… Раз за разом звучит это имя… Ревность, проклятая ревность изводит меня при одном только упоминании имени этой женщины! Зачем мне его прощение? Боже, глупый, он не хочет понять ЗАЧЕМ! Нужно… чтобы не чувствовать себя вечной должницей правды. Он просто не может понять, как нужно это прощение любящей женщине. Впрочем, ему плевать, он откровенно измывается, втаптывая мои чувства в грязь… С горькой улыбкой он заставляет меня прочувствовать всё то, что мучает его. Теперь мы разделили его боль на двоих, пусть не так, как я того ждала… но разделили.
Хотя даже и у этой встречи были свои плюсы… Я осталась жива! Ну, чем не повод для радости? Боже, я, умная женщина, люблю этого человека, хотя давно могла бы устроиться в доме у какого-нибудь более достойного мужчины с достатком… Так ведь нет! Нет, нет и ещё раз нет… а, значит, я не так умна, как мне казалось.
Настроение сейчас - Забавное
Всё утро я провела на кухне, носясь от стола к печи. Было бы ради чего заниматься этими мясными пирожками. От них больше убытков, чем прибыли. Хорошее мясо нынче стоит весьма не дёшево. Да и посетителей раз-два и обчелся. Нет денег - нет сырья. Из чего мне начинку делать? Из тараканов, что ли? Фу, какая мерзость! Если бы мне ещё год назад кто-нибудь сказал, что миссис Ловетт будет соседствовать с этими тварями, я бы рассмеялась ему в лицо. Терпеть не могу тараканов, раньше я боялась их до смерти. Это чёрное, здоровое, усатое существо внушало мне неподдельный ужас. А теперь эта нахальная мелочь (да, теперь уже мелочь) вальяжно разгуливает у меня на кухне. В результате кому-то из нас надо было привыкнуть к соседству друг с другом. И какой бы страх при виде этих насекомых я не испытывала, так или иначе пришлось смириться. Скоро от нестерпимого чувства одиночества я начну с ними здороваться.
Хотя, я где-то читала, что некоторые народы употребляют в пищу жареных кузнечиков. Ну, вот, пожалуйста. С такими расценками на мясо и муку, я скоро перейду на «подножный» корм. Бред.
Настроение сейчас - Приторно-сахарно-анализирующее
Когда судьбе охота пошутить.
Ни один одарённый арлекин не способен шутить с таким же завидным успехом, с каким умудряется подтрунивать над человеком Её Высочество Судьба. Она редко бывает серьёзной, она всегда смеётся, развлекается, ставя человека в неловкие ситуации, отнимая у него что-либо или же преподнося совершенно нелепые подарки, измывается, как может. А человек и не подозревает, что все, даже самые маломальские горестные или радостные моменты жизни, - это лишь проверка на прочность. Как придворный шут Судьба ищет в толпе бедолаг одного непохожего на других, именно для неё… такого неординарного, совершенно экзотического человека, личность, чтобы заставить и других обратить на него внимание. И избранный «счастливчик» буквально на ваших глазах открывается. Этот серенький, ничем непримечательный человечек внезапно предстаёт пред Вами совершенно уникальной личностью. И только потому, что госпоже Фортуне вдруг захотелось над ним пошутить. Однако для посторонних наблюдателей это лишь прелюбопытное зрелище. Для Неё же очередная колкость - не желание поразвлечь других, а возможность указать объекту своих насмешек на то, что он в силах изменить сам. Кто-то проходит это испытание, кто-то нет. Кто-то оказывается горд и хладнокровен, кто-то, отчаявшись, бьётся в истерике. Один будет сильным и стерпит всё, другой падёт духом после очередного не пройденного испытания. Судьба же не даст совета, не спросит ни о чём, она будет просто смотреть тебе в глаза, когда ты в очередной раз споткнёшься.
И вот однажды утром Она разглядела в толпе английских пижонов молодого человека. Красивый, статный, обаятельный мужчина, излучающий счастье, был обречён. Влюблённый цирюльник, мистер Бенджамин Баркер, просто был не таким, как все… Человек, души не чаявший в своей семье, получавший удовольствие оттого, что занимается своим делом, он не мог не привлекать внимание. И Судьба внезапно осознала, что вот он! Он - та самая игрушка, которой ей не хватало, которой у неё ещё не было. Только могла ли она знать, что очередная забава однажды займёт её место?
Она отправила его на каторгу в далёкую Австралию, отобрав семью, но так и не сумев отобрать надежду. Парень, и вправду, оказался упрямцем… Он не ломался, молча сносил удар за ударом, работал и работал, изводя себя так, чтобы сил на воспоминания больше не оставалось. И Судьба решила, что он просто смирился. На пятнадцать лет Она вообще предпочла забыть о его существовании. Как выяснилось, совсем напрасно. Время шло… Для него же оно тянулось. Каков же был сюрприз, когда по возвращению мистера Баркера в Лондон, время внезапно решило обратить на него внимание, посеребрив прядь в чёрных волосах, ожесточив взгляд и мысли, растоптав душу… «Старая» игрушка оказалась теперь ещё более интересной! Отобрав у него и семью, и дело, и прежнюю жизнь, Судьба вдруг решила наградить странного упрямца всем и сразу. Она подарила ему женщину. Любящую женщину, которая вернула ему ремесло, дом, уют. «Блажен тот, кто, познавая женщину, охранен любовью». Только «игрушка» не растеряла за годы прежнего упрямства и на подарки Судьбы отреагировала холодным: «Оставь это себе!». В один миг он вышел из-под контроля и теперь сам начал диктовать условия существования этому миру. Что ж, Фортуне это показалось интересным, и она с неподдельным восторгом уступила ему своё место. Но так казалось только ему. Игрушка, способная думать, анализировать, сокрушаться и вскипать по пустякам, слишком много о себе возомнила…
Теперь бывшую марионетку не так просто остановить.
Это цитата сообщения Рената_Бедро Оригинальное сообщение
Зеркальный лабиринт
Рэй Брэдбери, роман "И духов Зла явилась рать".
На лугу уже поднялись шатры, карнавал ждал кого угодно, кого-нибудь, способного преодолеть неширокое озерцо травы. Вздутые шатры тихонько выпускали воздух, он покидал их чрево, пропитавшись древними запахами больших желтых зверей.
Никого. Только луна старается заглянуть в угольную тень между балаганами. Неподвижно мчатся карусельные лошади. За каруселью раскинулись топи Зеркального Лабиринта. Там, вал за валом, поднимаются из глубин волны пустых тщеславии, отстоявшиеся за много лет, посеребренные возрастом, белые от времени. Появись у входа любая тень - отражения шевельнутся испуганно, в зеркалах начнут восходить глубоко похороненные луны. Доведись появиться на пороге человеку - не предстанет ли он сам перед собой миллионоликим? Вот он смотрит на них, а они - на него; а ну как каждое из отражений вдруг обернется и взглянет на своего соседа, и лица начнут оборачиваться одно к другому, одно к другому, еще не старое - к тому, что постарше, это - к еще более почтенному, а оно - к совсем уже старому, потом к тому, что старше всех... Не разыщет ли стоящий у входа человек в пыльных глубинах Лабиринта себя самого, но только уже не пятидесяти-, а шестидесятилетнего, семидесяти, восьмидесяти, девяноста девяти лет?
У Лабиринта не спросишь, не ответит Лабиринт. Он просто ждет, похожий на огромную арктическую снежинку...
....Несколько минут спустя хлопнула, закрываясь, входная дверь. По пути домой он миновал окна пустого магазина. Внутри стояли козлы, а под ними - лужа грязноватой воды. Кое-где виднелись кусочки льда, а между ними - длинная прядь волос.
Чарльз Хэллуэй заметил ее, но почел за благо не увидеть. Он отвернулся и прошел мимо, и вскоре улица опустела так же, как и пространство магазина за витринным стеклом.
А вдали, на лугу, все поблескивал свет, отражаясь в Зеркальном Лабиринте. Там мелькали тени, словно осколки чьей-то жизни, еще не начавшейся, но уже пойманной и ожидающей воплощения.
Лабиринт ждал; его настороженный холодный взгляд скользил сквозь ночь, отыскивая хоть что-нибудь живое, хоть ночную птицу, пролетающую над лугом. Она заглянула бы внутрь... и пусть бы себе уносилась потом с заполошным криком дальше. Но не было ни одной птицы.
И ещё одна цитата....
[QUOTE]В Зеркальном Лабиринте беспомощно тыкался силуэт мисс Фолей - два силуэта, четыре, нет, целая дюжина. Они не знали, которая из них настоящая, и помахали всем сразу. Но вот странность - ни одна мисс Фолей не заметила их и не помахала в ответ. Она брела там, в Лабиринте, словно слепая, скользя ногтями по холодному стеклу.
- Мисс Фолей!
Нет, она не слышит. Глаза побелели, как у статуи. Она что-то говорила, там, в зеркалах, во всяком случае, губы ее шевелились. Она бормотала, причитала, вскрикивала, нет, кричала. Она билась головой о стекло, колотилась в него локтями, словно ошалевший мотылек о лампу, она воздевала руки. "О Господи! Помоги! - плакала она. - Помоги, о Господи!"
Джим и Вилли бросились вперед и замерли - из глубины зеркал выплыли их бледные лица с широко раскрытыми глазами.
- Мисс Фолей, вот сюда! - Джим протянул руку ко входу и наткнулся на холодное стекло.
- Сюда! - крикнул Вилли и ткнулся лбом в зеркало.
Из пустоты вынырнула рука, рука пожилой женщины, уже обессиленная, она в последний раз искала спасительную опору, и этой опорой оказался Вилли. Рука вцепилась в него и потащила в глубину, едва не сбив с ног.
- Вилли!
- Ай, Джим!
Джим ухватил друга за штаны, Вилли вцепился в руку, и так они вместе вытащили ее из безмолвных, обступающих со всех сторон, накатывающихся волной холодных зеркал.
Они выбрались на солнце.
Мисс Фолей, ощупывая синяк на щеке, то постанывала, то вздыхала, то принималась смеяться и вытирать глаза.
- Спасибо вам, спасибо, Вилли, спасибо, Джим! Я чуть не утонула там. Нет, я хотела сказать... О Боже, Вилли, ты был прав. Господи, Вилли, ты видел, как она заблудилась, как тонула... Бедняжка, она там совсем одна, она заблудилась! Мы должны спасти ее!
- Мисс Фолей! - Вилли с трудом удерживал руки, норовившие вцепиться в него. - Там же нет никого! Мисс Фолей!
- Я видела! Прошу вас, посмотрите! Спасите ее!
Вилли подскочил ко входу в Лабиринт и остановился, наткнувшись на ленивый, презрительный взгляд билетера. Он повернулся и подошел к учительнице.
- Мисс Фолей! Клянусь вам, там нет никого. После вас никто туда не входил. Это я неудачно пошутил насчет воды, вот вам, наверное, и запало...
Может быть, она и услышала, но никак не могла остановиться и все бормотала, растирая тыльные стороны ладоней. Голос учительницы изменился, словно она и правда каким-то чудом вернулась из невообразимых глубин, где нет уже никакой надежды.
- Никто не входил? Да она там, на дне! Бедная девочка! Я узнала ее... и сказала ей: "Я знаю тебя". Я даже помахала ей, и она крикнула мне: "Привет!" Я побежала к ней, и вдруг -
Стащила тест у Ленчик'а. "Странная женщина... странная" *улыбается*
| Итак, я нарисую вас... На искрящемся снегу |
 [показать] ветвями сгорбленных темных елей, бледным звездным светом и ледяной водой фьордов. Я нарисую вас с глазами цвета волчьей стаи, холодными, как северная луна. Седые волки будут стоять рядом с вами, и выть, задрав морды к бездонно-черному небу - не враги вам, и не слуги, а друзья и соратники, свободные и бесстрашные. А на ваше плечо, нахохлившись, сядет мудрый ворон – птица Одина. |
| Пройти тест |
Настроение сейчас - Умиляюсь
Неужели столько цинизма может быть в хрупкой женщине? М-да, оказывается, может. И я этому самое прямое подтверждение. *довольная улыбка*
| Звёзды указывают на то, что вы... Воланд |
| Сверхдоминанта Солнца и Урана, гармоничные Луна и Прозерпина, слабые Марс и Нептун, пассивные Меркурий, Хирон и Венера, сильные Юпитер и Плутон, антагонистичный Сатурн и Вулкан. Очень сильная, но эгоистичная личность, внутренняя холодность маскируется бесконечными масками. Мог бы сотворить много хорошего, но циничен и разочарован в мире. [показать] |
| Пройти тест |
Настроение сейчас - Довольная
| Ваш смертный грех Гордыня |
| Думаете, что вы самый умный и, видимо, самый красивый? Гордыня отличается от гордости тем, что не имеет под собой никакой основы. Вы считаете себя лучше других, ведёте себя надменно и высокомерно, презираете всех и вся, но есть ли к этому причины? Может, вы обыкновеннейший Вася Пупкин, такой же, как и все; человечек, возомнивший себя чёрт знает кем? О, я вижу, как вы с досадой закрываете этот тест, и грех Гнева уже положил вам свою когтистую лапу на плечо. [показать] |
| Пройти тест |
О, да... Мы вершили человеческие судьбы быстро, хладнокровно, точно. Есть чем гордиться.
Настроение сейчас - Усмехаюсь
| жаба |
| Символ богатства и бессмертия. Пожелание материального и духовного благополучия. Держать в доме жабу считается очень благоприятным. Жаба - хранительница богатства, но она может и многократно его приумножить. Считается, что для того, чтобы поймать и приручить трехлапую жабу, которая после этого станет вашим верным другом, надо забросить в озеро веревочку с нанизанными на нее китайскими монетами. [показать] |
| Пройти тест |
| Твоё настроение.... ФИОЛЕТОВОЕ |
| Фиолетовый – волшебство, магия. Это смесь красного и синего. Фиолетовый создаёт единый сплав из противоположностей: из красного цвета, как импульсивного покорителя, и синего цвета, как нежной самоотверженности. Ты желаешь быть околдованным, но и сам хотел бы обладать колдовской силой и внушительным шармом. |
| Пройти тест |
Часть 2. Своенравная девчонка.
Говорят, будто ребенок, рождённый на рассвете, вырастает эмоциональным и активным человеком. Однако, вопреки всем ожиданиям, Люси Стейм Уоррен обладала довольно спокойным характером.
Малютка впервые подала голос, когда только ночная мгла начала уступать место предрассветному сумраку, звёзды уже успели поблекнуть на едва прояснившемся небосводе, а ночной холодный туман лениво рассеивался, окутывая дымкой горящие фонари и не желая сдавать свои позиции. Маленький синюшный комочек, только что появившейся на свет, издал такой вопль, что уставшая мать блаженно улыбнулась, а врач с видом умудрённого опытом и горестями жизни пророка пробурчал, поправляя круглой формы очки, следующее: «Ох, мать, и добавит вам хлопот эта девица». Однако счастливым родителям, которым после десяти лет совместной жизни, наконец, улыбнулась удача, было невдомёк, что слова пожилого лекаря и впрямь окажутся пророчеством. Хотя, что им до речей седого ворчуна? Когда все десять лет мистер Стейм Уоррен молил Всевышнего о том, чтобы он одарил его счастьем отцовства, а миссис Лизи Стейм Уоррен мечтала о ребёнке как о путёвке в безбедное будущее. Стоит, однако, пояснить читателю, какой контекст имеет под собой последнее изречение. Дело в том, что после смерти мистера Уильяма Стейм Уоррена наследство довольно небедного торговца специями, каковым он и являлся, должно было перейти его супруге, но… В завещании дальновидного предпринимателя имелось одно весомое «НО». Имущество, дом на Хай-стрит и состояние мистера С. Уоррена переходит во владение, пользование и распоряжение убитой горем вдовы только в том случае, если последняя сумела произвести на свет наследника или же наследницу. Сам же Уильям Стейм Уоррен прекрасно осознавал, что в области продолжения своего рода у него имеются некоторые проблемы, так как в первых двух браках отцом он так и не стал, зато снискал себе незавидную славу незадачливого муженька в городских сплетнях. Таким образом, невинное дитя появилось на свет как плод соития желания и расчёта.
Впрочем, история рождения так и осталась историей, ибо на дальнейшей судьбе малышки это никак не отразилось. Мисс Люси С. Уоррен была желанным и любимым ребёнком. Отец в девочке души не чаял, а мать, ранее столь алчная до состояния своего мужа, всё же обрела смысл своего существования в капризной малышке. И детство прелестной особы прошло в радужных цветах наивности, смеха, пустых и незначительных обид. Мистер Стейм Уоррен, чей прадед по слухам сколотил состояние на продаже всё тех же специй и пряностей, как мог обеспечивал любимой дочурке разнообразные развлечения, увеличив таким образом расходы на содержание прислуживающего персонала в несколько раз. Девочка росла на радость родителям тихим и неунывающим ребёнком, не доставляя особых хлопот. Да и какие могут быть хлопоты при таком окружении?
Маленькая Люси находилась под неусыпным надзором строгой няньки, которая считала верхом своей воспитательной деятельности способность вырастить из сопливой девчушки достойную леди. Кроме того, мать настояла на том, чтобы у дочери был непременно личный учитель, а лучше, конечно, учительница, причём обязательно католичка и желательно знающая о связях с мужчинами только то, что последствиями таких знакомств являются дети. Но духовное развитие было лишь частью воспитательного процесса. К мисс Люси была приставлена личная кухарка, в обязанности которой входило следить за питанием девочки, чтобы последняя не превратилась, как любила повторять сама миссис Стейм Уоррен, в «несбывшуюся мечту мясника». В конечном итоге все эти люди должны были способствовать тому, чтобы маленькая светловолосая, кареглазая девчонка выросла в леди, чьей руки и сердца, стоя на коленях, добивались сразу несколько мужчин голубых кровей. Такова была мечта матери, таково было её видение счастья родной дочери. Истинный аристократ должен был открыть новые доселе неизвестные границы человеческого счастья, иными словами, мужчина благородного происхождения являлся прекрасной возможностью, а если быть ещё более точной, путеводной звездой в светскую жизнь.
Но годы шли, девочка повзрослела, и в скором времени оказалось, что своё счастье она видит несколько иначе. Шестнадцатилетняя особа заявила матери о праве собственного выбора. Люси никогда не говорила своей родительнице о том, что, если и стоит выходить замуж, то только по любви. Нет. Ничего подобного никогда не срывалось с её губ, но это имелось в виду, и было столь очевидно для матери, что впоследствии отношения в семье немного накалились. Отец же, как того и стоило ожидать, был благосклонен к капризам избалованной дочки и демократичен во всём.
Подростковый период в жизни девушки вообще отличителен тем, что даме лет так до двадцати кажется или, что распространённее, она совершенно точно убеждена, что знает о жизни всё. У некоторых девушек этот период затягивается до рождения третьего ребёнка. Этим распространённым
«Не всегда прав тот, кто любит и страдает. И не всегда виноват тот, кто не любит» (с) Надежда Птушкина.
Это было так давно, что, возможно, изводить себя воспоминаниями о случившемся в её нынешнем положении выглядело бы более чем глупо. Молодость – пора красивых ошибок. Да-да, именно красивых, ибо другое слово для описания этих временами забавных, роковых, глупых промахов просто сложно найти. Красиво оступиться может человек, который только вышел на тропу самостоятельности и независимости, потому как все его ошибки спишутся на недостаток жизненного опыта. Молодость амбициозна, принципиальна, упряма и самоуверенна до безобразия. Она красива, потому что молода. И в этой, на первый взгляд, совершенно смешной тавтологии кроется одна простая истина: все самые приятные ошибки мы совершаем в юности. По мере взросления человека романтика первых ошибок улетучивается, прошу простить за современное сравнение, как газы из открытой бутылки с минеральной водой. Эпохи проходят, совершаются мировые открытия, жизнь постоянно и непрерывно меняется, но… кое-что остаётся неизменным - это человеческая природа и свойственные ей ошибки молодости. Жизнь изобилует сюрпризами, которые нам с ехидной улыбкой преподносит судьба, а мы и рады идти у неё на поводу, принимая подарки и не подозревая о том, что ждёт нас под красивой обёрткой. Но с другой стороны… лучше открыть подарок и огорчиться, чем все последующие годы, терзая себя, прожить в неведении.
Не знаю, могли ли также рассуждать наши герои, будучи молодыми, но пятнадцать лет спустя она с улыбкой и лёгкой досадой будет вспоминать свою ошибку, он же предпочтёт о ней забыть… Так или иначе теперь это уже не имеет значения, ибо на момент повествования всё самое страшное их ожидает только где-то далеко впереди. Итак, эта история имела место быть незадолго до осуждения мистера Баркера, ныне известного как Суини Тодд. История не отличается своей исключительностью, но, может, отчасти она послужила причиной несостоявшейся семейной жизни миссис Ловетт.
Часть 1. Фаворит.
Бенджамин Баркер переехал в Лондон из провинции Литлхэвин несколько лет назад. Амбициозный молодой человек явился в столицу Британского королевства с довольно-таки банальной целью: заработать и прослыть мастером своего дела. Кстати, о деле. Унаследовав от отца, весьма неплохого цирюльника, способности к этому роду деятельности, сын довольно быстро превзошёл своего родителя в искусстве бритья. Было ли это даром от Бога или же умением парня схватывать всё на лету в силу своего возраста - никто не знает. Но юный мистер Баркер, очевидно, знал своё дело настолько хорошо, что получил прозвище «художник» в своём городке. Способности у Бена Баркера были и вправду незаурядные, ибо превратить парикмахерское дело в настоящее искусство не каждому дано. Отец долго отказывался верить в талант сына, чем вызывал некоторое раздражение у последнего. Мистер Эдуард Баркер довольно ревностно относился к своему роду деятельности, и делить венец первенства с неопытным и жутко самоуверенным юнцом, пусть даже если этот юнец был его сыном, он не собирался. Мистер Баркер-старший вообще обладал тяжёлым характером. Для него не существовало иных точек зрения, кроме своей собственной, он терпеть не мог, когда с ним спорят, однако, довольно часто сам провоцировал людей на скандал. Понятия «правда» и «истина» в мировоззрении этого человека не имели отличий и сливались в одно единое целое: «Прав только я». Сын, не терпя отца-деспота, достаточно рано начал самостоятельную жизнь, и вскоре доходы везучего парня превышали заработок отца. В принципе, отношения в семье Баркеров никогда не отличались особой идиллией. Более того, Бенджамин Баркер откровенно недолюбливал своего родителя, и причиной тому являлись побои матери, свидетелем которых сын был время от времени. При виде многочисленных гематом и синяков на теле матери юный мистер Баркер вскипал и ещё долго не мог унять своего гнева. Миссис Джейн Баркер всё реже старалась попадаться на глаза сыну, зная его горячий характер. Она всегда придерживалась той точки зрения, которая предписывает сохранять гармонию в семье. Убеждённая католичка, она в сотый раз готова была простить мужа, лишь бы сохранить тёплые отношения между отцом и сыном. Только было уже поздно… В очередной раз заметив синяки на руках матери, Бенджамин не стал выслушивать просьбы миссис Баркер о прощении отца и просто молча вышел из комнаты. Он ворвался в кабинет мистера Баркера и без лишних церемоний поговорил с отцом по-мужски. Всего один удар юного Баркера по лицу своего родителя положил синеватый с кровоподтёками конец отношениям между отцом и сыном.
Отец ещё долго не мог простить Бенджамину того, что тот поднял на него руку. Он, его плоть и кровь, осмелился, как говорил сам мистер Баркер-старший, «покалечить» собственного отца. Сын, однако, тоже не был настроен на примирение,
«…Todd and Mrs. Lovett stand alone, continuing to glare at each other.Finally she gives him a grim little smile and disappears into the darkness.He stands alone.»
«…Тодд и миссис Ловетт остаются вдвоём, продолжая испепелять друг друга взглядом. Наконец, она одаривает его мрачной, едва уловимой улыбкой и исчезает в темноте. Он остаётся один».
«Любовь - это желание, это сладостная боль, которая жаждет утоления, и, найдя его, умирает. Любовь жаждущая продолжает жить вечно» (с) Стивен Кинг.
Их всегда связывало нечто большее, чем любовь. Это были даже не чувства, не страсть, не желание, не дело… Это был один грех на двоих, порок, разделённый поровну. А она всё мечтала о семье, о счастье, она мечтала о венчании в церкви. Но они уже были повенчаны давно. Повенчаны кровью, невинными жертвами, его ненавистью и её цинизмом. Они, такие разные, нашли друг друга на обочине их собственной жизни. И если бы им довелось встретиться в аду, они бы не прошли мимо, узнали, вспомнили, ощутили эту прочную нить, что связывала когда-то две столь непохожих сущности. Несомненно, вспомнили, и она бы простила его, а он… Он так и не научился прощать, но зато твёрдо усвоил одно: «Жажда мести приводит к вратам ада». Но ад – это лишь их будущее, которого так боится она, и к которому так неистово рвётся он.
Она – женщина сорока двух лет, уже давно похоронившая мужа, но не разучившаяся любить, сострадать, дарить нежность и ласку. Она полюбила всего однажды, ещё в юности… И полюбила Его.
Он – мужчина сорока пяти лет, потерявший самое дорогое, что было у него в жизни, - семью, её у него отняли, грубо рассмеявшись и плюнув в лицо. Он растерял всё, что могло бы заставить его жить дальше. Он разучился любить, сострадать, верить. Он устал от самого себя, от собственной боли и ненависти, которая гонит его, разбитого и стёршего ноги в кровь, вперёд к багряной заре. Там, и только там, он найдёт покой. Кровавая заря над старым, прогнившим Лондоном, он видит её ежедневно, закрывая глаза и отгоняя прочь тяжёлые мысли. Он остался жить только для того, чтобы существовать.
И вот однажды судьба пожелала их встречи. Женщина получила своего возлюбленного. Но жизнь всегда коварна, и простых подачек от неё жди. За любой подарок этой судьбы придётся платить очень дорого. Она вновь встретила своего возлюбленного, заполучила его, он был весь её, он, потерявшийся в жизни и получивший приют лишь в её опустевшем доме… Только заполучила она совсем другого человека, бездушное существо, всё ещё способное чувствовать, но все свои чувства превращающее лишь в разрушительную силу. Ему же была подарена возможность вновь почувствовать вкус жизни, вновь полюбить, ощутить счастье. Только спустя пятнадцать лет его мало интересовали такие простые вещи бытия. Теперь он – Суини Тодд, человек, имя которого с особым ужасом будут произносить тысячи людей последующих поколений. Она же, миссис Ловетт, войдёт в историю как женщина, способная ради любви и семейного счастья идти на любые жертвы, даже человеческие.
Но они оба совершили ошибки. Он ошибся потому, как не научился прощать. Она же просто солгала, в надежде на то, что это поможет ей обрести заслуженное счастье. Ошибки, обернувшиеся смертью для обоих. Ничего уже нельзя было исправить. Механизм разрушения собственного будущего они запустили вдвоём, одинаково рассуждая и преданно глядя друг другу в глаза. В один миг разбив собственное счастье также легко и непринуждённо, как он расправлялся со своими жертвами, они уже не смогли собрать его, бездумно следуя друг за другом в темноту по осколкам разбитого будущего.
Но жизнь никогда не обрекает человека, она всегда протягивает ему руку помощи, даруя спасительные минуты блаженства. Неспособный увидеть или не пожелавший ухватиться за эту руку обрекает себя сам. И жизнь предоставила им эту возможность спастись…
Вечер. То был тихий и холодный вечер. Миссис Ловетт аккуратно складывала чистое бельё в комод, изредка поглядывая на часы. Несмотря на ещё не слишком поздний час, женщина чувствовала усталость и собиралась лечь спать пораньше. Задвинув очередной ящик с бельём в комод, она вновь посмотрела на часы. Было всего пятнадцать минут десятого. Довольно рано для человека, который привык ложиться спать около полуночи. Она была полноценной хозяйкой, истинной женщиной, которая тянула на себе весь быт выстроенного собственными руками «семейного» гнёздышка. Женщина, которая сумела окружить заботой сразу двух детей – несчастного взрослого мужчину, поглощенного только своим горем, и росшего без матери паренька тринадцати лет. И если первый уже не мог оценить этого самопожертвования, как бы он того не хотел, то мальчишка видел в миссис Ловетт настоящую мать, дарившую ему нежность и ласку, которых ребёнок был лишён ещё с пелёнок. С трудом можно понять, что вынуждало мистера
«…And he was beautiful,
A proper artist with a knife,
But they transported him for life.
And he was beautiful...» (c) Mrs. Lovett
«… И он был прекрасен,
Настоящий художник с лезвием в руке,
Но они вышвырнули его на обочину жизни.
И так он был красив…» (с) Миссис Ловетт
Как бы ни была умна женщина, у неё всегда найдётся своё слабое место. Сколько я за свою жизнь повидала неглупых и весьма привлекательных дам? Ой, да сотни. Только всех их объединяет одно, - они все были готовы ради сиюминутных увлечений чем-либо, ну, или кем-либо, жертвовать собой и собственным благополучием. Сколько над этим не задумываюсь, всегда прихожу к одному выводу: женщине в этой жизни просто необходимо чем-то жертвовать. И вовсе не оттого, что так распорядилась её судьба. Дамам обязательно нужно что-то принести в жертву, чтобы чувствовать себя полноценной женщиной. Может, она, таким образом, стремится загладить свои прегрешения перед Господом? Вполне возможно. А, самое главное, чем она только не жертвует! И собственной жизнью, и жизнью ребёнка, и счастьем, и любимым человеком, и даже своим состоянием. Последние две жертвы просто немыслимы! Как можно жертвовать тем, кого любишь? Эгоизм в чистом виде. Любишь его – так пусть он знает об этом, осчастливь его своей привязанностью. Любовь – это счастье, какой бы она ни была. «Безответная любовь» звучит как приговор для любой женщины, но это глупо. Почему бы просто не довольствоваться тем, что ты любишь? Но нет… Сколько себя ни заставляй смириться с той мыслью, что ты для него - никто, сердце так или иначе будет упрямо требовать взаимности. Уж я-то знаю не понаслышке.
А состояние? Зажиточные дамочки готовы проститься со своими богатенькими муженьками ради непродолжительных постельных утех с лакеем. Миссис Грейт сбежала со своим нищим любовником куда-то на окраины Британского Королевства, бросив муженька, чьё состояние боялась озвучить даже верхняя палата лордов. В высшей степени невежество! Так, а какой вес мистер Грейт имеет в этом крысином обществе! Семья Грейт не раз была удостоена внимания самой Королевы. Не понимаю этих женщин.
Так, а зачем далеко за примером-то ходить? Вот, моя соседка миссис Муни три месяца назад похоронила своего супруга, а ещё за день до похорон к ней въехал некто мистер Андре Ливар. Или, как мне уже успели доложить, Андрей Ливанский, русский социалист, замешанный в связях с декабристами. Признаться, он скорее не мужчина даже, а человекообразная обезьянка, но, как говорится, сердцу миссис Муни не прикажешь.
А я? Я сама-то хороша. Жила бы себе спокойно, не мучаясь. Так нет же, встретился на пути мистер Бенджамин Баркер. Красивый, неглупый мужчина, но юный и очень горячий, как и большинство молодых людей его возраста. О, эта история имеет свои начало и конец…
Пятнадцать лет назад. Боже, как страшно звучат эти слова! Прошло целых пятнадцать лет. Сейчас мне сорок два года, а тогда… Тогда была юная миссис Ловетт двадцати семи лет от роду, которой вечно не сиделось на месте. Вышла я замуж в 22 года за состоятельного мужчину, чья семья была известна в высших кругах. Альберт Ловетт не был красавцем, но, зато был очень милым и приятным человеком. Добряк по натуре, он не скупился на подарки мне. А я… Я и тогда смотрела только в будущее. Наша семья была далеко не из самых богатых, и я ухватилась за эту возможность выбраться из провинциального Гринканджела в столицу. Как ни странно, всё сложилось прекрасно! Обе семьи дали благословление на наш брак. И мы перебрались в Лондон на Флит-стрит, там приобрели уютный домик и пять лет прожили, не зная бед. О, это был самый прекрасный период в моей жизни. А потом… А потом я узнала, что такое любить.
Мы с мужем не ждали подачек от его родителей и решили сдавать комнату наверху. И вот в один прекрасный день, видимо, столь же прекрасный, как и тот тридцатилетний мужчина, к нам в дверь постучалась молодая семья. Бенджамин и Люси Баркер с маленькой Джоанной на руках. Я обомлела, открыв дверь. Можно до умопомрачения со мной спорить, что любви с первого взгляда не бывает. А я вам утверждаю, что бывает! Бывает… и самая настоящая. Бенджамин Баркер – красивый мужчина, одарённый и очень обаятельный. Я потеряла голову. И нужно сказать, муж сам к этому приложил руку.
Чета Баркер прожила у нас около пяти месяцев. Но этого времени мне хватило, чтобы полюбить раз и никогда уже не позабыть этого мужчину. Я помогала им и с мебелью, и с привлечением клиентов. Оказалось, что мистер Баркер был талантливым брадобреем, хотя слово «брадобрей» не отражает всего того, что умел этот парень. Это был настоящий парикмахер. То, как он ловко орудовал и бритвами, и ножницами, вводило в оцепенение. Можно бесконечно смотреть на потоки горной реки, языки пламени и, конечно, на искусную работу мистера Баркера. Я порой не могла
«Ooh, Mr. Todd
You're warm in my hand.
You've come home!
Always had a fondness for you, I did.» (c) Mrs. Lovett
«О, мистер Тодд.
Ваше тепло я ощущаю рукой.
Вы вернулись домой.
Любовь к Вам всегда жила во мне.» (с) Миссис Ловетт
За окном шёл дождь. Противный лондонский дождь, который являлся достопримечательностью старого доброго города ровно в той же степени, что и Букингемский дворец. Редкие прохожие кутались в плащи, спасаясь от резких порывов холодного пронизывающего ветра. Непогода в Лондоне, как бы предсказуема она ни была, всегда заставала врасплох даже коренных жителей города. Капли дождя разбивались о стекло с характерным шумом, убаюкивая подуставшую за утро женщину.
В комнате было сумрачно, несмотря на проникающий сквозь окна дневной свет. Догорали угли в камине, едва освещая лицо спящей женщины. Размеренно тикали часы на стене, отсчитывая последние секунды перед тем, как пробить три часа дня. Свечи на резном деревянном столе уже растаяли, оставив только тонкие струйки дыма. Тишина и уют царили в доме благодаря умелым рукам превосходной хозяйки.
Миссис Ловетт сладко похрапывала в большом, обитом дорогой тканью кресле, которое было по дешёвке приобретено у разорившегося по соседству хозяина антикварной лавки. Бульварный роман, что лежал на коленях у женщины, соскользнул по атласу платья и шумно упал на пол, отчего она, вздрогнув, проснулась. Старые настенные часы, что являлись семейной реликвией, неспешно пробили три раза. Миссис Ловетт блаженно потянулась, прогоняя остатки безоблачных сновидений, и, вспомнив о так неосторожно разбудившей её книге, подняла с пола небольшой томик любовных приключений. Повертев в руках предмет творения, на её сугубо женский взгляд, совершенно бездарного автора, она положила книгу на стол.
- Чепуха. – Заключила миссис Ловетт и откинулась на спинку кресла. Она никогда не питала нежных чувств к любовным романам и читала их только по причине того, что находила эти слёзные интрижки самым лучшим средством от бессонницы. На её взгляд, все эти девицы благородного происхождения, красавицы-пуританки, скромные служанки, преданные рабыни и прочие героини бульварных романов особым умом не блистали, были столь наивны и непорочны, несмотря на род деятельности, что вызывали у миссис Ловетт желание послать недальновидных дам подальше. Отрицательные же персонажи вызывали у неё сострадание и понимание, но их автор всегда несправедливо наказывал. А казалось бы, за что? Они и умны, и расчётливы, и более симпатичны, так ей представлялось. Ну, почему бы не написать всё, как есть? Так нет же. Замуж за обаятельного богача обязательно выйдет девица, чья инвалидность очевидна в связи с отсутствием мозгов в прекрасной головке.
В помещении для посетителей хлопнула дверь, сопровождаясь характерным весёлым, но уже порядком надоевшим женщине звонком колокольчика. «Должно быть, Тоби», - подумала миссис Ловетт. Пару часов назад она отправила одетого не по погоде мальчишку за продуктами на рынок. «Не дай Бог, ещё простудится», - отметила женщина, глядя на то, как по оконному стеклу стекают дождевые капли.
- Тоби? – Позвала она мальчика. Однако ответом ей было молчание.
В зале послышались неспешные шаги, они приближались, становясь всё громче и как будто тяжелее. Миссис Ловетт нахмурилась и стала напряжённо всматриваться в открытую дверь, ведущую в помещение, откуда доносились звуки шагов.
«Что ещё за новости?» - подумала женщина и уже собралась подняться на ноги, как в дверном проёме появился Суини Тодд.
- О, Боже. Мистер Тодд, Вы меня напугали. – Облегчённо выдохнула миссис Ловетт.
Суини же молча прошёл в комнату, не обращая никакого внимания на женщину, и взял со стола бутылку джина. В глаза миссис Ловетт сразу бросились небывалая для мистера Тодда бледность и мрачность, словно он только что пережил очередное потрясение.
- Мистер Ти, с Вами всё в порядке? – Поинтересовалась она, приподняв бровь.
- Где стаканы? – Сухо спросил он, оглядываясь по сторонам в поисках необходимой посуды. Да, он определённо был не в себе.
- Что случилось, родной?
Он не ответил ей. Только, обнаружив то, что искал, Суини стянул с комода один стакан и вновь отправился в залу для посетителей. Миссис Ловетт удивлённо проводила его взглядом. В кои-то веки он спускается в пирожковую да ещё и уносит с собой бутылку с алкоголем? Из помещения за стеной до ушей миссис Ловетт донёсся звук наполняющего стакан спиртного напитка.
- Отлично. Теперь он начал пить. – Констатировала, вздохнув, миссис Ловетт и поднялась из кресла. Интуитивно она чувствовала, что с мистером Тоддом творится что-то неладное. А, следовательно, материнской сущности надлежало немедленно себя проявить. Забота, участие, нежность – это то, на что миссис Ловетт никогда не скупилась, особенно если
На городском кладбище было тихо. Утренний туман тяжелой пеленой опустился на сырую землю, цепляясь за верхушки старых покосившихся крестов. Уродливые ветви сухих деревьев разрывали белоснежное покрывало своими сучьями, как грязными когтями чудовища невиданных размеров. В воздухе витал запах гнилой листвы... Где-то вдалеке слышался звон колоколов захудалой серенькой церквушки. Тишина и покой… Здесь царила и царит только смерть.
Их похоронили сегодня утром на бугре под старым скрючившемся дубом, подальше от других могил, где-то на самой окраине лондонского кладбища. Похоронили тихо, без лишних церемоний, не обращаясь к покойным с последним словом. Сутулый костлявый старичок, чихая и кашляя, живо выкопал неглубокую яму, поминутно понося холодную осень. Двое полицейских в стороне непристойно шутили об уличных девицах, вспоминая свои ночные похождения. Молодой следователь кутался в плащ, обводя скучающим взглядом мрачные и пугающие странной тишиной окрестности. Дневная птица редко и отрывисто кричала. А туман всё клубился над пропитанной смертью и неощутимым зловонием землёй. Смрад чувствовался во всей атмосфере этого мертвого места. Это был не запах, не вонь, это было странное чувство, охватывающее всех без исключения здесь присутствующих. Молодая пара с непонятной окружающим печалью во взгляде стояла неподалёку. Парень с русыми волосами до плеч и поразительными своей глубиной синими глазами сжимал в руке изящные пальчики юной леди, переодетой в одежду уличного мальчишки. Её волосы пшеничного цвета редкими прядями спадали на хорошенькое бледное личико. Они молчали, общаясь друг с другом только на уровне каких-то еле ощутимых прикосновений. Он пришёл сюда, чтобы проститься со своим странным другом, который был вдвое старше его. Она здесь, потому что теперь ей уже некуда идти.
Два человека в поношенных одеждах, которым, очевидно, пообещали за эту работу хоть небольшие, но деньги, опустили в свежую могилу тело, завёрнутое в пожелтевшую простыню. Мужчину просто завернули в какую-то старую, вонючую, пропитанную его же кровью тряпку. А сверху на сие скрытое тканью от любопытного взора тело рассеяли прах женщины, погибшей от рук этого мужчины. Пепел от её сожжённого тела обнаружили в большой, чёрной от копоти печи. Их похоронили вместе, в одной могиле, в одной неглубокой яме, сырой, плодородной, а потому и кишащей червями земле. Может, хоть теперь, оставшись наедине в этой промозглой почве и ненавидя себя и свою половину за последние секунды их совместной жизни, они, наконец, простят друг друга и обретут покой.
Тринадцатилетнего мальчишку, который рассказал следователю обо всех тайнах ныне покойной пары, нашли голодного и бледного под мостом. Он дрожал от холода и страха. Его привели в участок, накормили, дали ночлег, а утром паренёк тихо сбежал из здания отделения полиции, пряча за пазухой серебряную бритву… Он так и не смог её бросить. И даже подходя к Темзе, глядя в мутную воду, он не решился вышвырнуть проклятую бритву в реку. О будущем этого парня больше так никто и не услышит.
Яму с телом мужчины и прахом женщины забросали чёрной землёй, а сверху водрузили деревянный сколоченный на скорую руку крест без каких-либо надписей, года рождения и смерти… Безымянная могила под низким ветвистым дубом на холме, покрытом жёлтой прелой листвой, над ней всегда будет клубиться вызывающий страх серый туман, дикие звери и птицы будут сторониться этого места, а люди судорожно креститься, проходя мимо. Место со странной ужасающей энергетикой, место, где покоятся ненависть, боль, тоска, цинизм и алчность наряду с любовью, заботой, раскаянием.
Дом на Флит-стрит, в котором они проживали, скоро сравняют с землёй, осветят эту свободную площадь и построят очередной приют для сирот. Так всё и будет… Только по ночам редкие прохожие будут слышать странный шёпот за спиной, видеть ледяной блеск тонкой стали в темноте переулков и тени, две тени, которые вечно будут искать друг друга, чтобы сказать последние слова и успокоиться на век. Две неприкаянные души будут слоняться по старинным улочкам Лондона, пока, наконец, не встретят друг друга, чтобы, услышав взаимное прощение, спуститься в ад…
Следователь и полицейские удалились, как только старик, прихватив ржавую лопату, спустился с холма, двое мужчин что-то пробурчали, вкопав в землю невзрачный кривой крест, и тоже покинули кладбище. Возле безымянной могилы осталась молчать только молодая пара. Через полчаса, когда они уже собирались уходить, девушка сняла с шеи серебряную цепочку с изображением Христа на распятии и повесила её на деревянный могильный крест. А потом молодые люди ушли, держась за руки и не оглядываясь. Парень так и не смог поверить в то, что его друг - мистер Тодд, оказался жестоким убийцей, но он уже больше никогда не придёт на эту могилу. Девушка никогда не забудет то, что произошло той ночью в злополучной цирюльне на Флит-стрит. Они никогда не забудут, но и никогда больше не заговорят об
«Leave me…» (с) Sweeney Todd
Он шёл по улицам старого унылого города. Маленький мальчик с разбитой душой, с замёрзшим сердцем, с отрешённым взглядом…
Утро едва вступало в свои владения, словно не решаясь разрушить царство тьмы, оно осторожно неяркими лучами восходящего солнца проникало сквозь пелену холодного густого тумана. Этой ночью было всё решено. Всё кончено.
Редкие прохожие в ужасе шарахались от грязного мальчишки, чьи руки были по локоть в крови. Он шёл, крепко сжимая в руках серебряную окровавленную бритву. Бритву, которая оборвала десятки жизней, которая погубила своего жестокого обладателя. Ей всё равно, кого убивать, она верна только своему сиюминутному владельцу. Она довольствуется только своим холодным отблеском да тонкими струйками крови, которые согревают её, неспешно стекая по лезвию. Она была верна своему измученному прошлым хозяину, она слушала его, она понимала его. Подчинялась его желаниям. Она становилась настоящим оружием только в его умелых руках. Они нежно обнимали её, его осторожное и трепетное обращение с ней нельзя было спутать ни с каким другим… Но бритва - заложница действий того человека, в чьих руках она находится. Она не способна чувствовать. Ей безразлично, чью кровь проливать. Она убила своего хозяина. Теперь всё кончено для него и для неё.
Тоби медленно передвигал ногами, измученный и подавленный переживаниями. В его глазах стояли слёзы, но более плакать он не мог. Пустота не даёт проливать ненужных слёз. Слёзы дают облегчение, но не сейчас, не для него. Он сжимал до боли в руке проклятую бритву, он ненавидел её, но выбросить не мог. Она казалась ему единственным другом сейчас. Она молчала, едва поблёскивая каплями крови на лезвии. Она – всё, что теперь есть у него. Бритва – символ прошлой жизни, символ ненависти, но последнее связующее звено с той, кого он называл мамой. Ничего не осталось.
Миссис Ловетт больше нет. Мистер Тодд убил её. Жестоко, как облезлую уличную собачонку, он просто запихнул бедную женщину в печь. Ничего… Внутри у этого несчастного мальчишки ничего. Пустота. Мистер Тодд, своей смертью Вы породили себе подобного. Но теперь Вам уже всё равно. Всё кончено.
Перед глазами всплывали картины последних нескольких часов. Та роковая четверть часа, решившая две судьбы, расставила всё на свои места. Мистер Тодд… в пропитанной насквозь кровью рубахе сжимал в руках труп сумасшедшей бродяжки. Он что-то шептал и, казалось, ему было безразлично всё, что происходит вокруг. Он не слышал или же просто не хотел замечать приближения Тоби. В последний момент он почувствовал чей-то пристальный взгляд, но не пожелал оглянуться. Слишком много боли, с которой он больше не мог бы жить. Суини Тодд погубил всё, что ещё могло бы его спасти. Он, не зная правды, своими руками прервал жизнь жены. Бенджамин Баркер, Вы уничтожили всё, Вы заплатили за свои преступления. Только бедный мальчик не знал, что, убив своего покровителя, он подарит ему облегчение. Отомстив за мать, он лишь избавил от мук страшного убийцу.
Этой ночью родилась на свет ещё одна неприкаянная душа…
Лучи восходящего солнца играли, поблёскивая в лужах, отражались от промокших крыш домов. Лондон так давно не видел этого света. Яркий оранжевый диск медленно поднимался из-за горизонта, освещая и согревая сырой и холодный город. Свет вернул городу краски. Зелёный цвет листвы, голубое небо, белые, лениво плывущие по нему, облака. Солнце дарит жизнь, оно способно возрождать надежду…
Только один маленький мальчик не желал видеть перерождения утонувшего в своей крови города. Он просто шёл, шёл навстречу новому дню. Кто знает, что подарит Лондону этот день. Избавлен ли город от жесткого убийцы или сегодняшней ночью он лишь породил на свет нового, не менее беспощадного? Месть. Воздух Лондона пропитан ненавистью, злобой, кровью. Слишком много боли, слишком много покалеченных жизней, слишком много смертей.
Суини Тодд, чего Вы добились? Вы уничтожили себя и погубили своих близких. Ваша смерть соединила Вас с женой, которую убили Вы, - так справедливо распорядился его Величество Случай. Мистер Тодд, Вы нашли в смерти утешение. Вы отомстили, Вы свободны. Свободны от ежедневно мучившей Вас боли. Всё кончено. Покойтесь же с миром, Бенджамин Баркер.
«Потому что жизни нечестивцев должны быть коротки»…
«День, свет. Темп убыстряется.
Жизнь, смерть перекликаются.
Жар. Бред. Пытка надеждой и злость.
Вот вам казнь и прощение.
Все, все, все в восхищении.
День, свет. Сердце вдруг оборвалось» (с) «Бал у князя тьмы», Ария.
- Умри же! Ради всего Святого, умри! – неистово кричала миссис Ловетт, перепуганная не на шутку. Однако святыми тут пахнуть по определению не могло. Здесь даже не пахло. Здесь… В спёртом воздухе старого сырого подвала витал смрадный запах разлагающейся плоти. Поминутно к этой адской вони прибавлялся аромат свежеиспечённых пирогов. Тёмный подвал, который освещался лишь благодаря огромной почерневшей от копоти и непрерывно ревущей печи, хранил в себе множество тайн этой странной парочки: парикмахера и кухарки. Одной из таких тайн являлся рецепт приготовления знаменитых мясных пирожков.
Судья Терпин в окровавленных одеждах, лёжа с порезанным горлом, из которого продолжала сочиться кровь, судорожно сжимал в ладони полы платья перепуганной женщины. Она была в отчаянии. Ей хватало сил только на то, чтобы кричать. Какого Дьявола она осталась в этом чёртовом подвале?
Поиски мальчишки, который стал подозревать мистера Тодда в «чём-то ужасном», не увенчались успехом. Тоби мог спрятаться, где угодно в этих вонючих коллекторах. Миссис Ловетт наивно полагала, что, заперев мальчишку в этом тёмном подвале, она предоставит своему возлюбленному самый простой способ избавиться от лишних свидетелей. Но не тут-то было. Тоби оказался смышленым парнишкой.
Наконец, судья ослабил хватку, его рука отпустила складки платья миссис Ловетт и тяжело упала на холодный, пропитанной кровью пол. Терпин был мёртв.
Миссис Ловетт в ужасе попятилась от тела мужчины, стараясь отдышаться. Она была испугана, но свойственное ей здоровое любопытство заставило сделать шаг к трупу судьи, чтобы удостовериться, что тот мёртв.
«Ну, слава Богу! Напугал до смерти. Вот так история ещё одной чиновничьей крысы подошла к концу. А это что?»
Помимо двух трупов, судьи и его подстилки-пристава Бемфорда, на сыром полу в тени лежало тело молодой белокурой женщины в грязных лохмотьях. Бродяжка. Нищенка и попрошайка.
«Бедняжка».
Миссис Ловетт узнала её, она не могла не узнать. Она все эти месяцы так старательно ограждала мистера Тодда от встреч с этой женщиной. Люси… Люси тоже пала жертвой мистера Тодда, душа которого была отравлена злобой и ненавистью. Он не узнал её. Слишком темно было в той каморке наверху, что хранила в себе болезненные воспоминания.
«Во имя всех демонов ада этого не может быть! Она здесь, чтобы мучить меня?... Господи, мистер Ти не узнал её. О, Боже… Мистер Ти.»
На лестнице, ведущей в подвал, послышались быстрые шаги. Они приближались, сопровождаемые гулким эхом в тишине. Миссис Ловетт, недолго думая, подхватила под руки труп несчастной нищенки и потащила к печи. Осталось совсем немного… Сейчас дверь отворится. Она не сомневалась, что мистер Тодд кинется на её крик, поэтому спешила расправиться с телом Люси. Женщина даже представить боялась, что случится, узнай мистер Ти в этой мёртвой оборванке свою жену. Миссис Ловетт в последний раз оглянулась на железную дверь и вымучено простонала, понимая, что не успела.
Дверь со скрипом распахнулась, и в неё влетел Суини Тодд. Миссис Ловетт в замешательстве уставилась на своего возлюбленного. Его некогда белая рубаха была насквозь пропитана кровью, на лице красовались размазанные алые подтёки. Даже седая прядь в волосах хранила на себе кровь ненавистного судьи. Тело было напряжено, взгляд на удивление сосредоточен, рука осторожно сжимала серебряную бритву… Исчадье ада, не иначе. Сам Дьявол мог бы позавидовать внешнему виду этого потерянного в жизни человека.
- Почему ты кричала? – С порога спросил он.
То, что являл собой Суини Тодд на данный момент, мало кого могло бы оставить равнодушным. Немного успокоившись, миссис Ловетт напустила на себя безмятежный вид и, продолжая тянуть труп бродяжки, прошипела:
- Он был жив ещё. – Она взглядом указала на тело судьи. – Вцепился в моё платье, чиновничья крыса, но сейчас всё кончено. Он мёртв.
- Да быть того не может. - Суини немного поколебался, стоя у двери. Ему казалось, что после такой расправы, которой он удостоил своего врага, вероятность выжить приравнивалась к нулю. «На редкость живучая паскуда!» Затем, осознав всю опасность таких вот незавершённых убийств, Суини рванулся к миссис Ловетт. – Открой дверь в печь.
Женщина с негодованием покосилась на мистера Тодда. «Боже, нет! Нет, только не это…» - успела только подумать она и с удвоенной силой вцепилась в тело ни в чём неповинной бродяжки.
- Открой дверь, я сказал! – Рявкнул Суини и отшвырнул миссис Ловетт в сторону.
Она в растерянности подошла к
«What's dead is dead» © Sweeney Todd
У человеческой боли есть множество оттенков. Тупая боль, непрерывно отдающаяся в висках, острая боль, заставляющая мгновенно сдаваться под её натиском, вынуждающая корчиться, съеживаться. Боль непрерывная, ноющая. Боль, сопровождаемая спазмами. Боль, боль физическая, такая разная, но она едина в одном: она меркнет по сравнению с той болью, что не отступает месяцами, годами, что мучает человека непрерывно, что приносит с собой пустоту, обречённость и озлобленность. Она не проходит без последствий никогда. Одних людей она заставляет задуматься над собой, своими поступками, задуматься о своём предназначении. Других она нещадно пожирает изнутри, оставляя после себя лишь безжизненную пустыню, не способную более превратиться в цветущий луг. Пустыня, на которую никогда не прольётся дождь, над которой вечно будет светить лишь огромный раскалённый диск солнца, и на многие мили вокруг будут расстилаться только бескрайние просторы серого песка. Песок, что когда-то был пеплом, пеплом сожженного цветущего сада. Однажды, пятнадцать лет назад, по нему пронёсся огненный смерч ярости, гнева, обречённости и уничтожил всё, всё до основания, до корней, до семени, не оставив человеку другого выбора, кроме… мести. Его душу уже не спасти, - она разбита, сожжена, уничтожена им самим. Он мог бы быть сильным, мог бы взять себя в руки и попытаться простить, забыть, начать жить заново. Но он не пожелал. Куда проще подчиниться своей ненависти, куда проще обвинить другого человека в собственных бедах, куда проще скатиться вниз, чем, раздирая руки и грудь в кровь, карабкаться вверх, к жизни, к свежему воздуху, к новой мечте. Это было слишком тяжело для него. Куда карабкаться? К чему стремиться? Всё вновь начинать с нуля? Да, он всё ещё полон сил, ему всего сорок пять. Он смог бы, будь он настоящим человеком. Он мог вгрызться в глотку этой проклятой жизни, что так несправедливо наказала его, мог… В его жилах течёт горячая кровь, его голова полна мыслей, его руки, сильные и умелые, всё ещё способны творить и созидать. Но… он оказался слаб. Все внутренние силы, что оставались в самых глубинах его души, что так отчаянно заставляли цепляться за жизнь, были направлены только на мысли о возмездии. И мужчина, некогда красивый, благовоспитанный, обаятельный, превратился в монстра, который по-своему демонически тоже мог очаровать. Мужская красота обернулась суровостью, от которой веяло жутким холодом, благовоспитанность уступила место напору безудержного гнева, обаяние преобразилось в разрушительную энергетику. Ледяной взгляд, хищная улыбка, азарт. Он изменился…
Бенджамин Баркер уступил место человеку нового сорта. Суини Тодд – дитя мести, ненависти, озлобленности и собственной слабости. Он избрал иной путь. Путь ошибок. Его дорога усеяна трупами, орошена кровью, у неё есть начало – то прошлое, что подтолкнуло его в пропасть. Суини словно всегда начинает путь заново, пытаясь убежать от прошлого, которое следует за ним по пятам, отрезая все пути назад, пожирая всё ещё тлеющие зачатки надежды на новую жизнь. Но иного пути не получается. Вновь эта кровь, вновь эти мысли, вновь эти призраки. Вновь и вновь, ежедневно, ежеминутно он движется по замкнутому кругу. Будущее? У него нет будущего, он знает его, но не видит, он знает все последующие дни. Эти однообразные серые будни, они не принесут ему ничего нового, не раскрасят его жизнь, не добавят света в это бессмысленное существование в темноте.
Что у него внутри? А что может быть в тюрьме? Проведя пятнадцать лет на каторге, сидя за решёткой, он сам загнал своё существо в клетку, в которой вечно царит лишь мрак, сырость, ожесточённость, где тяжёлый спёртый воздух, где проносятся, словно наглые тюремные крысы, мысли. Человек, который в один миг просто перестал бороться, он устал и разжал руки, позволив себе скатиться в эту пропасть, из которой уже не выбраться… одному. Ему нужна была помощь, внимание, забота и любовь. Она спасла бы его, ведь ради этого он когда-то начинал жить, создавал семью, ради этого он учился нести ответственность за свои поступки. Один шаг навстречу, одна рука помощи, за которую он мог бы ухватиться, всего одно точное и уверенное движение спасло бы изувеченную душу. Но теперь поздно. Его руки в крови, его совесть безмятежна, его мысли правят безумным хороводом чёрных и умерщвленных ещё в самом своём зачатке идей. Чудовище, сотканное из страха, ненависти, боли, он прячется в тени собственного прошлого, боясь его, но отлично понимая, что лишь оно ещё способно принять его таким. Изувеченная душа нуждается в пристанище. Новый мир, который открылся ему сейчас, был ещё страшнее, чем тот… загубленный пятнадцатилетними мучениями. Чудовище, которого не поняли, которого не хотели понять, обрекло этот мир на смерть.
Общество, сколько ещё монстров, подобных этому, ты породило? Сколько их бродит по улицам городов? Сколько человек становятся жертвами
«…И чёрной мглой заволокло рассвет. Моя душа - хозяйка пепелища. Того, что было, больше нет. А ветер ноет, воет, свищет, разносит пепел и уносит боль.
И время тихо совершает чудо забвения» (с)
«Она была прекрасна. Она была добродетельна. Она была…» Я повторяю себе это ежедневно, ежеминутно, цепляясь за воспоминания о ней как за спасательный круг, неистово, жадно, боясь потерять, боясь упустить, боясь забыть. Её образ, женственный, прекрасный, изящный, - символ ангельской чистоты, - уходит. Всякий последующий день она всё дальше от меня. Я пытаюсь вспомнить каждую чёрточку, каждое лёгкое, непринуждённое движение, каждый ласковый взгляд. Пытаюсь, бесконечно пытаюсь, проклиная самого себя, пытаюсь и пытаюсь. Но… её силуэт окутан лёгкой дымкой слепого и жесткого наваждения. Я одержим безумным желанием мести. Ненависть теперь мой верный спутник, она – мой друг и враг, мой проводник в этом грязном мире. Всё в тумане. Всё моё прошлое – одна тупая боль, застилающая глаза беспросветной пеленою на пути к будущему. Моё сознание помутнено.
Прости, если сможешь, и отпусти. Меня не спасти.
Сам Дьявол уже распахнул предо мной врата ада. Он терпеливо ждёт, когда я, наконец, сдохну, когда устану бороться с самим собой. Но я не боюсь мук преисподней, по сравнению с тем, что я уже пережил, это лишь детская забава сотен мелких и трусливых чертей. Вряд ли можно придумать наказание страшнее, чем моя проклятая жизнь. Разве что, мучить меня непрерывно, заставляя проживать этот кошмар раз за разом, бесконечно, не давая вздохнуть свободно, не останавливаясь… вынуждать проживать этот ужас вечно. Я не боюсь смерти, не боюсь боли, ничего не боюсь. Я всё это уже когда-то пережил: и счастье, и радость, и рождение чуда, и невыносимую боль, и смерть. Жди меня, Сатана, жди, я не тороплюсь. Я ещё поживу. Лондон должен заплатить сполна. Этот холодный и мрачный город никогда не забудет Суини Тодда! Ты, Властитель Тьмы, дай ещё один час, ещё один день, ещё неделю, ещё месяц… год. Я за всё заплачу. Только не мешай, уйди, забери своих преданных слуг: призраков и бесов! Оставь меня.
Я схожу с ума… И мысли подобно молитве исчезают в пустоте, рассыпаются в прах. А люди слепо продолжают верить, ставить свечи, просить у Всевышнего счастья, благословления, удачи. Но он глух, он не слышит их, он не слышал меня… Когда пятнадцать лет назад, кроша камни и стирая пальцы в кровь, я чертил на покрытой плесенью стене священный крест. Когда, стоя на разбитых коленях, я продолжал молиться, просил о помощи, умолял освободить меня от этих мук. Пятнадцать лет в сырой и загаженной камере, где, кроме смрада, ничего, за что? ЗА ЧТО?! За то, что я был глуп, за то, что не уберёг их? Но я сам себя уже наказал, довольно! Бог не слышал меня, он не хотел меня слышать, он отвернулся от меня. Почему же я должен продолжать верить? ЕГО больше нет во мне. Вера мертва.
Зачем я живу? Чтобы отомстить? Я сотню раз представлял, как разделаюсь с этой крысой, как моя бритва пройдёт по его горлу, как хлынет кровь, орошая рукава моей рубахи. Я буду смотреть в его глаза, пусть почувствует, что он – ничтожество, никчемное мелкое существо перед лицом смерти. Я назову ему своё имя, пусть знает от чьих рук он подохнет! Тварь. Вкус мести сладок, мгновенен, ничтожен, но ради этого стоит продолжать жить. А что потом? Ничего… Ублажать любящую, но не любимую женщину, дарить ей то, чего когда-то лишили меня? Она вцепилась в умерщвленного Баркера, как будто я и есть её последняя надежда на счастье. Неглупая женщина оказалась столь же слепа, как и я в юности. Значит не в уме дело. Есть что-то другое, заставляющее человека бездумно следовать своим чувствам. То, что я называл любовью.
Теперь я часто вижу сон. Пустой, безлюдный Лондон. Я иду, блуждая по тёмным узким улочкам. Куда иду, не знаю. Только ничего в этом городе не осталось: дома заброшены, разбиты окна, двери совраны с петель… Ветер свищет в переулках, жутко воя, словно раненное животное. Дождь противно моросит, прибивая пепел к мостовой, превращая дорогу в одно сплошное грязное месиво. Ноги тонут в этой вязкой жиже. И каждый шаг даётся всё труднее. Я поднимаю голову и чувствую, как по лицу неспешно стекают капли дождя. Медленно, оставляя неприятное, странное тепло на коже. Я касаюсь лица и, взглянув на ладонь, понимаю, что на ней кровь. Моя ладонь в крови, мои руки все испачканы этой яркой красной жидкостью. Кровавый дождь… Жижа на улицах превращается в одно сплошное багряное болото. И эта топь постепенно начинает засасывать меня, один неверный шаг - и я проваливаюсь в трясину. Я не кричу, но отчаянно пытаюсь встать на ноги, ощутить опору… Только уже поздно. Я тону в кровавой трясине, глотая эту дрянь и погружаясь куда-то в темноту. И просыпаюсь, жадно хватая ртом воздух, боясь вновь вернуться в тот кошмар, я гоню прочь остатки жутких сновидений. И так теперь