И так на работе каждый год: на 23-е февраля тётки долго спорят, кто идёт поздравлять этих уродов. Я иду, я! Мне только дай кого поздравить! Это же совершенно безнаказанно можно обнять, поцеловать и даже почухать спинку…
Только, пожалуйста – я одна иду, ага? От лица всех. Потому что когда за спиной стоит кто-то с мордой торжественно-скучной и явно испытывает отвращение к тем, кого поздравлять надо – это выше моих способностей.
И я готова поздравлять их всех вместе и каждого в отдельности, и своих и чужих – и гораздо чаще, чем один раз в году. Потому что поздравлять, дарить – это приятно.
А потом этот ужас – 8-е марта. Мне же слышно со второго этажа этот скрип мозгов, когда наши мужчины решают, чем нас осчастливить – чашками, платочками или ещё какой хренью. И надо ли дарить при этом цветы. И по сколько скидываться: это дорого, это вроде мало…
Ладно, решили. Купили. И вот оно – праздничное утро… В двери неуклюже протискивается мастер.
- Дорогие женщины! (кхе-кхе) От лица мужского коллектива…
Мне, блять, хочется за это табуреткой ударить!
Ну кто так покалечил этих мальчиков и девочек?! И какую смысловую нагрузку несёт такое поздравление?
Я явственно слышу: «Вот вам, курицы, конфеты, вот вам чашки – идите нахуй! Фух, справился!».
В жопу себе засуньте свои подарки! Если в тебе нет ощущения праздника, если тебе не хочется использовать такую славную возможность – хотя бы раз в году сказать человеку, что он тебе приятен, что ты желаешь ему счастья – зачем? Так принято?
Главное – отменили культурное мероприятие по данному поводу в ДК. Вот там мужчины, приняв для храбрости немало, могли позволить себе выразить чувства. Хотя, с непривычки это у них получалось так, что желание огреть табуреткой не сильно-то и проходило. Но - это хоть что-то.
Вот почему в школе так много учат физики и математики, почему не сделать такой урок, где дети будут учиться самовыражаться, говорить друг другу приятные вещи? Ну, нахуй же все послать могут?! Почему тогда так мучительно, так невыносимо человеку даются добрые слова? Что мы все за уроды за такие?
Я же отлично знаю – если человек тебя в упор не понимает и на данный момент находится в раздёрганном состоянии – не нужно вступать в дискуссию.
Знаю. Но хочется же, хочется же чтобы поняли!
И ты стараешься донести до человека, что он не то, что не прав – он просто ну вот не так тебя понял. Ну не так! И что ты к этому человеку со всей душой! И что если где-то был чуточку резче, чем обычно в своей речи – так это только в качестве защитной реакции. И что по жизни ты такой мега-крокодил, что если взаправду обидишься – то хер ложил на все приличия и условности, а пока ты вежливый – ты человека любишь чисто по-человечески. И что…
Короче, да…
А тебе на всё это говорят, что ты низкий лживый говнюк. Почему? Потому что слышать тебя не хотят, а хотят на тебя обижаться.
А я сижу вот перед монитором и думаю. Сосредоточенно. Ну не низкий, ну не лживый, но - ДУРА. Ну оно мне надо? Вот зачем мне нужно это понимание, если я абсолютно точно знаю, что я – права? И что я не делала ничего по факту тех обвинений, которые мне кидают?
Мне так хочется выглядеть хорошей? Нет. Но когда посягают на мою порядочность… И вот я всё мучительно пытаюсь понять – как нужно было вести себя в данной ситуации? Ясное дело, что проще всего вообще игнорировать подобные события. Но тогда вроде как ты соглашаешься совсем сказанным…
Ну ёкарный бабай! Ну услышь ты меня, чукча!!! Ну не люби меня, ну не соглашайся со мной, ну считай меня говном по всем вопросам этики и конченым эгоистом – я же не спорю – в координатах твоих ценностей это вполне допустимо! Но можешь ты поверить, что я не делала того, в чём ты меня обвиняешь?!
Знаете – я очень терпимый человек. Не от большой доброты душевной (хотя – как знать?), а только от нежелания нарушать собственное благодушие. И варежку я открываю только тогда, когда не открыть её нельзя – практически никогда тобишь.
И сработаться я могу практически со всеми. За всю трудовую биографию был только один прецедент: безумно давно я работала на АЗС. И вручили мне в смену существо неопределённого (но по паспорту - мужского) пола, психически не вполне здоровое и физически отвратительное (чисто субъективное мнение – может, кому и нравится). Испытанием был уже сам факт его молчаливого присутствия рядом. Но он не молчал! Он красочно живописал мне свои эротические фантазии с участием моей писечки и его язычка. Ближе к обеду я с ноги открыла дверь в операторскую и оповестила мир о том, что сейчас на станции будет работать только один человек – либо я, либо он. Либо на станции будет труп. Меня поняли, и больше никогда и ни с кем…
Позавчера по производственной необходимости меня перекинули в новую смену. Ничего не предвещало… Что нам радио шансон и обсуждение сериалов? Что нам, когда мы катим стокилограммовый баллон, а у нас перед носом бегают туда-сюда? Хотя, как мне видится, работать нужно прочувствованно, невозмутимо и не делая лишних движений, я уж как-нибудь…
Но потом чуть было не было.
Тётки наши – они в сущности добрые. Только голова им исключительно для красоты. А ещё в этой голове просто патологическая жажда убийств. Вот летит что-то, или ползёт, или вообще – сидит в уголке и не отсвечивает, так тут же его – тапком!
Я весь свой запас красноречия извела: «Девоньки, не надо убивать сороконожек. Они безвредные. Они даже полезные!». Я приносила распечатки статей о сороконожках, паучках и прочей живности с красивыми картинками. Я взывала к тому светлому, что в них есть. Я объясняла, что никого нельзя убивать просто потому, что хочется убить. И что Боженька всё видит. И что когда их так же прихлопнет – не стоит вопрошать «За что?». Глухо. Прихожу – на стенке очередной трупик размазан. Ну хренли – не делайте этого хотя бы при мне!
И вот, собственно, вчера… Откуда-то из-за шкафа вылетает моль. Хорошенькая! Крылышками бяк-бяк. Ну, думаю, всё… И очень миролюбиво: девоньки, не нужно её убивать, а? Ага… В общем, пока я вещала, приходилось параллельно закрывать своей мужественной спиной эту неосознанную моль от двух пар нежных женских ручек. Борьба-то неравная – у меня в арсенале только и того, что слова и острое желание дать моли прожить свою коротенькую жизнь. А у них – дремучие инстинкты, жажда крови и вес вдвое превышающий мой. Кранты, короче, моли при таких раскладах… И я очень честно пообещала, что как только моль убьют, я заряжаю кулаком в ухо тому, кто это сделал…. Не гуманно нифига. Зато – действенно.
Ну, моль меня спасла от смены места работы – спряталась быстренько…
А я уныло размышляю: столько времени и сил потратить на попытки достучаться до мозгов – впустую. А угроза применения грубой физической силы открывает все двери… И результат – налицо. К вечеру моль опять вылетела поразмяться – напарница тоскливо проводила её взглядом, но даже не пошевелилась. И мы стали разговаривать снова – о многообразии жизни, о том, что все имеют равное право на существование, о том, что человек – просто часть природы, и уж никак не её венец. И со мной местами даже соглашались. Нет, когда она у себя дома увидит уховёртку или паучка, она обязательно их убьёт… Я не верю в перевоспитание в таком возрасте. Но, по крайней мере, человек услышал, человек задумался. А главное – гармония и благоденствие в моём мире восстановлены.
Но – почему так? Почему пока ты не станешь большим и страшным – тебя нифига не слышат? Почему в некоторые головы можно достучаться только кулаком?
Люди добрые! Вы когда антипатии ставите – вы подписывайтесь, ладно? Я не прошу утруждать себя объяснениями, мне просто важно знать – кому я сделала настолько неприятно. Согласитесь – антипатия без подписи – это как минимум некрасиво. Как плевок с крыши. Вы таки что – боитесь ответной реакции с моей стороны? Так у меня ещё ни одна не израсходована и впредь упаковку открывать не собираюсь.
Антипатия – это способ задуматься о том, что ты где-то возможно был не прав. А антипатия без подписи смысловой нагрузки не несёт. Просто портит настроение. Ну и кто вы после этого?
«Ищу мужчину с кавказкой овчаркой (желательно, но не обязательно) для совместных ночных загородных прогулок. Обещаю не жужжать без надобности. При необходимости способна поддерживать беседу практически на любые темы. При возникновении взаимной симпатии готова служить свободными ушами. При обнаружении родства душ - сильно обрадуюсь».
- найдётся хоть кто-нибудь, кто поймёт меня правильно, т.е. буквально?
Спасу нет, как хочется гулять ножками – далеко и подолгу. Ведь сидит где-то такой же человек, которому не лишней будет моя компания? Или это – из области фантастики?
Всё острее, всё ярче. Хотя, думала – ярче уже некуда. Не покидает ощущение, что на самом деле я мёртвая – совсем мертвая, просто мне дали такую отсрочку – получить то, на что вечно не хватало времени. Органы чувств работают в полную силу – каждый нерв. И то, что я вижу, слышу, ощущаю всей поверхностью кожи, даже нет – всем телом, настолько здорово, что невозможно подобрать слов.
Прикосновение – это как наркотик. Вот на мне одеты замшевые штаны - чувствую, шерстяная кофточка слегка покалывает кожу, под пальцами клавиши – гладкие и тёплые. А вот простыня – хлопок. Какая дрянь – белая и невыразительная. Здесь должно лежать что-то махровое кофейного цвета.
Комната наводняется странными вещами – кусочки древесной коры, гладкие камешки, блестящие металлические стружки, мех, кожа – ко всему тянутся ставшие основным органом восприятия пальцы.
А струны! Господитыбожемой! Никогда бы её не выпускала из рук – мою радость. То что долго и мучительно не получалось сейчас играется сходу – внутренний ритм перетекает в звуки. И голос – в каждую ноту.
И уж совсем на пределе возможностей головы – это люди. Люди, от которых я шарахалась, люди, вызывавшие во мне раздражение – я их как-то резко всех полюбила. Не за личные качества, конечно. Просто они видятся ходячими тёплыми шариками – и каждый, каждый! – не похож на другого. А я принюхиваюсь, всматриваюсь. И что самое странное – мне приятно их прикосновение. В переполненном транспорте – будто в огромной куче зефира – мягко и празднично. И они мне снова стали улыбаться. И рассказывать – совсем как раньше – о своей жизни – совершенно посторонние незнакомые люди.
И только когда кто-то напоминает о нём – становится больно. Потому что его не нужно даже видеть – я чувствую его и так – на расстоянии. Сегодня мне таки объяснили – почему. Сердцу стало легче. Голова возмутилась. Или наоборот?
Я надеюсь, я очень надеюсь, что это – не ошибка. Что у каждого и правда свой путь и некоторых на этот путь нужно загонять уверенными пинками под зад. (Тот, кто пинал – он таки мастер своего дела). Если я мешаю идти в светлое будущее, если меня назначили на роль главной Бубуки – я принимаю. Лишь бы будущее и правда было светлым. Я даже на всякий случай перестала в этом сомневаться. Но как-то странно, что единственное, что ты можешь сделать для человека, который тебе дороже всех на свете – это не мешать.
Ночь - горячая ниточка янтаря на запястье – мягкое кресло – крепкий сладкий кофе – буковки на мониторе – меня нет.
Кто же тогда такой счастливый и несчастный одновременно? Спишь? Спи…
По законам жанра я должна сейчас страдать, уткнувшись носом в подушку. Или биться головой ап стену. Ну или чего я в таких случаях положено?
Разрешите отрапортовать: крейсер «Непотопляемый» залатал полученные повреждения по центру левого борта, прицепом проведя инвентаризацию корабельного имущества, генеральную уборку и весь сияет начищенными медными пуговицами. Однако же дисциплина команды оставляет желать лучшего.
Капитан придурковато улыбается, помощники кто где, но по большей части – в астрале, штурманская служба — в хлам пьяная, ракетная — тратит боезапас на салюты, минно-торпедная — глазеет на ракетную, связи — ковыряется в носу, электромеханическая — забыв о приборах втыкает, радиационной, химической и биологической защиты — пока держится, но не твёрдо и всё порывается использовать запас противошоковых не по назначению, медицинская — беспокоится за штурманскую, но сама туда же, снабжения — единственная бдит.
Но не беспокойтесь, да, пусть расслабятся – иногда ведь нужно. А как до боевого задания – так все как огурчики будут. Я Вам это как офицер обещаю *продолжая придурковато улыбаться стирает слюну с подбородка и затягивается дорогой сигарой*
Всё – гордыня.
И вопль, рвущийся из груди от осознания невосполнимой потери, и порыв уйти в послушники, и сама скорбь, что залегла на дне глаз – всё гордыня.
Мне светло – за него.
Мне горько – за себя. За собственную слабость, за собственное неверие.
Всё – гордыня. Детство.
Самое забавное, что смирение – та же гордыня со знаком минус. А правда – правда даже не посередине. Она вообще не здесь.
Просто есть ответственность за свои поступки. И нельзя, нельзя убежать в придуманный мир, закрыть глаза, заткнуть уши, запечатать сердце.
Есть ответственность – и это просто нужно принять. Как данность.
Есть ответственность за каждый звук творимой тобой мелодии. Да – это импровизация, но в ней нет случайных нот. И хватает слуха почувствовать фальшь. Нужно просто слушать. Слышать. Принимать к сведению – и играть дальше. Внимательней. Искренней. Чище.
Может быть… Может быть однажды твоя мелодия попадёт в унисон чьей-то. А может и нет – разве это важно?
Можно слиться в одно целое с громадным церковным хором – твои огрехи утонут в многоголосье. И будет величественная музыка, ликование и много света.
Можно стать частью военного оркестра – и сердце будет биться чётче под оглушительные звуки марша.
Можно даже стать частью монотонного жужжания комариного роя, и прожить свой единственный день в полёте, незамысловатой мелодией привлекая пару – пусть другим от твоего гула никакой радости…
Но я не люблю многоголосье.
А звук одинокого варгана отзывается в сердце острее, чем всё большое и громкое, от которого приходится спасаться в своём одиночестве.
И для меня только так – соло. Хорошо ли? Плохо? Как умею.
И это тоже – гордыня? Пусть будет…
Игралось настолько ярко, увлечённо, радостно, сильно – струны не выдержали. Приходишь в себя, оглядываешься виновато по сторонам – в наступившей тишине.
Простите? Поймёте? Что это было?
И слышишь всё тот же тёплый голос: ничего, ничего, маленькая… Перетягивай струны, настраивайся – так просто бывает. И хорошо, что у тебя так бывает – даже если с надрывом, даже если через боль. Просто ты – чувствуешь. Хочешь запасные - серебрянные?
Спасибо, - смущённо бурчу в ответ. – Я уж как-нибудь на своих – привычней. Ты правда не сердишься? Тогда – у меня есть новая песня для тебя. Послушай…
Спасибо тебе, Господи. Образумил. Не отпускаешь ты тех, кого себе выбрал. Мне ли тягаться с силой твоей церкви, мне ли забрать у тебя…
Только нет смирения, нет…
И покаяния в сердце нет – одна пустота.