Сегодня, наконец, дочитала мангу "Сильная любовь: История Аю". Ревела. каждый раз, когда я прочитывала новую переведенную главу, я плакала, потому что реально задевает. Вот, хочу с вами поделиться.
Вчера я, наконец, дочитала эту книжку. Знаете, я когда ее покупала, думала, что раз они однофамильцы, то, наверно, должны быт похожи. Как я ошиблась... Нет, я не говорю, что мне не понравилось, просто я не ожидала ТАКОГО. Когда я ее читала, все пыталась понять, каким же должен быть Мураками-сан, чтобы так писать,чтобы такое писать. Меня терзает странное сомнение, что у него не совсем все в порядке с головой, гомэн-насай, Мураками-сан...
«В грудах разлагающихся останков, не только на поверхности; но и внутри, кишат насекомые и черви. Там встречаются пауки величиной с ладонь, их тела, за исключением лап, покрыты бородавками, как у жаб. Они копошатся в гниющих внутренностях павших животных – всех этих собак, кошек, свиней, коров, гусей, сваленных в этом месте от щедрот службы санитарного контроля. Пауки предпочитают полуразложившиеся трупы. Их не прельщает ни свежатина, ни жидкая масса, в которой уже не распознать первоначального облика. Когда глазное яблоко начинает покрываться плесенью и желтеет, тогда паук раздирает податливую роговицу и внедряется внутрь трупа, где откладывает яйца-мешочки. Он запускает когтеобразную первую пару конечностей в плоть, разжижает ее ядовитой слюной и высасывает образовавшуюся жидкость. Одна за другой уродливые твари вгрызаются в гниющие массы и проделывают там бесчисленные ходы-лабиринты». (Стр. 18-19)
«…Поэтому тут и сомнений быть не может: все это было в моей прошлой жизни, когда я был собакой. Есть еще одно воспоминание: над моей головой вьются мухи, а я лижу льющуюся на пол кровь. Но однажды мой хозяин умер, и я сразу стал некому не нужен. Хозяин… я никогда не забуду его доброты. Он давал мне листья салата-латука – это немного странно, ведь я был собакой, - может, поэтому я теперь тоже люблю латук. Он гладил меня и даже чесал там… между задними лапами. Это было чудесно… Ну и член же у меня был – больше, чем у любой из собак. И когда хозяин ласкал меня, он становился просто огромным, толщиной с человеческую руку. Хозяин обрызгивал его крепким ликером и поджигал… Потом, чтобы утешить меня, мне давали живую курицу. Я приканчивал ее и каждый раз вставлял ей сзади так, что у нее рвалось гузно. Да, смерть этого замечательно человека очень меня опечалила…» (Стр. 48-49)
«Тип высовывает язык и касается им ее затылка. Пальцы его левой руки разрывают колготки между ног… Слышится негромкий треск.
Женщина чувствует, как по спине стекает его слюна. Прожектор выхватывает из полумрака его взъерошенные волосы и лоб негодяя. Откуда-то снизу доносится звон тарелок. Шевелюра мерзавца застилает свет, но женщина все равно видит, как скачет и кривляется клоун на арене. Вдруг ее внутренности сворачиваются в клубок. Еще мгновение – и ее вырвет. Это ощущение ей хорошо знакомо по той давешней рыбалке. Пальцы мужчины попадают ей в рот, и она что есть мочи стискивает зубы.
- А-а-а, покусайся, покусайся! Если хочешь, можешь даже отхватить мне палец!
Палец до крови расцарапал ей язык. Она хочет закричать, и в тот же момент что-то холодное и кислое стремительно извергается из ее желудка…» (Стр. 113)
«Мужчины потрясают ножами, измазанными кровью и жиром. В ярко-красных лужах плавают перья от праздничных костюмов. Разбушевавшаяся толпа ногами давит вывалившиеся наружу рыбьи потроха и размазывает кровяные сгустки по асфальту набережной. Кровь хлещет фонтанами из растерзанной туши и сбивает с ног полуголых рабочих. В свалке многие ранят себе ноги остро отточенными ножами, но, даже раненые, не оставляют попыток подобраться поближе к распоротому брюху исполинской рыбы. Женщины ведрами вычерпывают кровь, смешанную с жиром и требухой, и выливают ее прямо на головы обезумевших людей. Больше похожие на дикарей, они выхватывают друг у друга из рук куски рыбьего жира и мяса и тут же втаптывают их в грязь».