давно не появлялась и что то мысли депрессивные начали посещать....утром с подругой вернее в 4:30 проснулись со словами я жрать хочу....по фиг сходила в магазин, купив при этом еду и кружку новенькую...кассирша посмотрела на меня как на идиотку, которая в 6 утра покупает кружки, выражение лица говорило о том, что этакая гламурная девушка бухает на улице....по фиг дома как обычно скорость....выловил пьяный бывший парень, в итоге спал у меня...опять обломал с нормальными отношениями...заебал уже...в итоге выспался и уехал якобы восстанавливать симку...а мне так плохо без него...я его люблю, а он либо не понимает, либо не хочет серьезных отношений.......посидела с котом (подруга) поговорили за жизнь, вспоминали так сказать молодость....позвонил братик, пришлось ехать к нему в институт...причём на улице был ужасный ветер и дождь...в итоге мне пришлось тащить своё тело аж на сенную...сняли деньги и поехали в кофе-хауз, посидели потупили. правда я узнала что скоро стану КРЁСТНОЙ!!!! я рада, потому что Димку (брата, правда он мне вовсе не брат) просто обожаю...приехали домой, и тут заявляется мой бывший одноклассник Дениска...потупили до 12 и все поразъехались домой...а я с подругой смотрела фильмец "Ещё одна из рода Болейн" и грызла яблоки.....счас отходос....жестоко...спать хочу, но не можу...
— Анна Болейн умрёт утром.
Вечером Джейн Сеймур займёт её место. Какая удача!
— Интересно, для которой из них?!
«Частная жизнь Генриха VIII»
Да здравствует историческая пена — самая пенистая пена в мире! На экранах вновь появился Дон-Жуан XVI века, чья бурная частная жизнь долгие годы не даёт покоя кинематографистам: Генрих VIII по частоте появления на кино- и телеэкранах обретается где-то между Наполеоном, Тарзаном и Санта-Клаусом. Не отстают от любвеобильного монарха и все его жёны, и в особенности — Анна Болейн; до Натали Портман дворцовые интриги плелись изящными руками Ванессы Редгрейв, Шарлотты Рэмплинг, Хелены Бонем Картер и «имя им легион».
В общем, ко времени, когда Джастину Чадвику пришла в голову светлая мысль экранизировать очередной бестселлер про «девочек, которые хотели счастья» для себя, короля и английского престола, уже сложилась традиция снимать фильмы о Генрихе Тюдоре в духе исторической мелодрамы, порою трагической, но всегда сентиментальной, где адюльтер становится в один смысловой ряд с разрывом с католической церковью, и всё происходит под шорох пышных нарядов XVI века.
Если даже знаменитый фильм Александра Корды с харизматичным Чарльзом Лаутоном в роли Генриха во многом был именно таким, то не стоило и надеяться, что Чадвик вдруг примется скрупулёзно воссоздавать на экране эпоху и живописать её жестокие нравы. Нет, он честно снял картину «по мотивам» исторических событий, где, ловко перемешав царственных особ и их подданных, создал сомнительную иллюзию исторической правды.
Чадвика-режиссёра взрастило и воспитало телевидение. Немудрено, что историю двух сестёр и одного короля он рассказал зрителю единственным хорошо известным ему способом: сериально-телевизионным. Кстати, это относится и к оператору Кирану Макгигану, чья фильмография тоже состоит в основном из телеработ. Слишком уж зависит выразительность макгуганского кадра от мастерства его коллег по спецэффектам: облака подчёркнуто быстро бегут в небе над замком; люди, снятые с высоты птичьего полёта, выглядят так, словно изображение обработано фотошопом. На телевидении такие кадры становятся украшением и гордостью любого сериала, а в большом кино выглядят вычурно, нелепо и вторично.
По неписаным законам мыльной оперы Эрик Бана в роли Генриха больше похож на чемпиона Олимпийских игр по плаванью в отставке, отрастившего бороду и ведущего праздную жизнь где-нибудь на Ривьере, чем на Генриха VIII, который, даже в воспоминаниях своих самых преданных поклонников, никогда не был слишком привлекателен, а женщин завоёвывал, видимо, своим вольным обращением с синтаксисом во фразе «казнить нельзя помиловать». Когда следишь за тем, как действительно важная проблема рождения сына, наследника престола, сводится к семейным «войнам» двух сестёр, с завидным постоянством то случайно, то намеренно предающих друг друга, невольно спрашиваешь сидящего рядом зрителя: «А вы знали, что Натали Портман в итоге родила Кейт Бланшетт?». Не это ли — главный вопрос долгоиграющего мыла?
К Генриху, Анне и Марии Болейн персонажи Портман, Йоханссон и Эрика Бана имеют такое же отношение, как, скажем, картинка на фантике конфеты «Мишка косолапый» к картине Ивана Шишкина «Утро в сосновом бору». У Чадвика родители и прочие родственники в будущем номинированной на «Оскар» Елизаветы предстают намеченными пунктиром образами, не имеющими, впрочем, никаких кровных связей с прототипами.
Как и «мишки», они превратились в визуальные символы, чем-то отдалённо напоминающие оригинал, но существующие отдельно от него и словно появившиеся из исторического «ниоткуда». С таким подходом к делу Чадвик, безусловно, живёт и творит вполне в духе современного искусства,
Читать далее...