Здравствуйте. Я опустошена. Совсем. У меня нет желания учавствовать в общественной жизни. Мне кажется, что я совершенно никому не нужна.

Я срываюсь, ору, истерю и тихонечко ненавижу людей.

Меня раздражают все и всё.

Угу.

А ещё я склонна к суицидам-такой вывод я сделала, изучив очередную бредовую статью П. Сорокина. Многострадальная методичка по социологии, неужели ты и правда настолько бесполезна, что можешь натолкнуть только на такие мысли? 

Завтра будет теоретический зачёт по физкультуре. Да, я считаю, что эта бредовая информация никому не нужна. Но моё мнение не интересует никого. И пусть. Приду, спишу что-нибудь. Может быть. И может быть, даже сдам этот зачёт. Да и вообще... Мне всё равно. Правда. Да. Плевать. До фонаря. До фени.

Похоже, у меня опять начинается эра истерических вечеров. Печально.

А я в весенней высоте по каплям

Сквозь пальцы ветром, так невнятно,

Немыслимо, невыносимо, тихо,

Срываясь на истерики и крики,

Над городом, в плаксивых стонах  чаек,

Все мысли постепенно выключая,

Тебя теряю.

12.04.2010. 

Сегодня мне письма не принесли:
Забыл он написать или уехал;
Весна, как трель серебряного смеха,
Качаются в заливе корабли.
Сегодня мне письма не принесли...

Он был со мной еще совсем недавно,
Такой влюбленный, ласковый и мой,
Но это было белою зимой,
Теперь весна, и грусть весны отравна,
Он был со мной еще совсем недавно...

Я слышу: легкий трепетный смычок,
Как от предсмертной боли, бьется, бьется
И страшно мне, что сердце разорвется,
Не допишу я этих нежных строк...
 

Анна Ахматова, 1912

*** 

Я знаю её стихи наизусть. Особенно ранние. Я читаю первую строчку, закрываю глаза и продолжаю. Вслух. Я знаю её стихи. Я представляю, как она писала на белой-белой бумаге длинным острым пером тонкие строки. Тонкие, звенящие, кричащие. Я читала эти стихи тогда, три года назад. И два года. И год. Я плакала, читая их вслух в пустой комнате одинокими вечерами. Я сходила с ума от тоски, от этой всепоглощающей тоски, когда хочется просто умереть, только бы не мучаться. Я читала их дома. Я читала их на море. Я читала их в школе. В метро. В автобусах. Мне никогда не стать такой же, как она. Зато я знаю наизусть её стихи. 

Именно после неё я полюбила книги. 

Я поразительно люблю те дни, когда мы с Петей едем домой вдвоём. Мы много разговаориваем, мне легко и спокойно. 

Капли дождя прерывисто бегут по грязному стеклу. У меня в голове крутится строчка: "Он её давно не любит". На разные мотивы, со смешением слов и смещением смысла.

А ещё сессия будет не до 25 июня. А до 5 июля. Да-да, море, море... Вырваться бы. И день рождения, очевидно, будет в Москве. А я не хочу. Потому что от меня будут чего-то ждать. Все чего-то ждут от чужих восемнадцатилетий. Наверное, я сбегу куда-нибудь. Не люблю свой день рождения. Потому что я не люблю развлекать людей и придумывать культпрограммы. 

Пойду уговаривать папу отпустить меня на море. Эти 10 дней многое меняют.

Надо срочно придумать красивый и интеллектуальный список литературы для курсовой по социологии. 

А завтра папа улетает. У него будут горы. А у меня будет мерзкая Москва, учёба в выходной и головная боль после насилия над организмом.

Ещё мне нужно срочно придумать подарок. И ещё один подарок. И вообще, я безалаберная, ленивая, самовлюблённая, эгоистичная и глупая.

Пойду съем что-нибудь калорийное.

И даже сказать нечего.

Иногда мне кажется, что я бездарна. Тогда я ем много шоколада и орехов. И думаю обо всяких нехороших вещах.

Сегодня мне кажется, что я могу, вполне могу, поэтому я включила музыку в стиле лэш, как выражается Саша, и начала писать. Я выуживаю детские воспоминания, стараюсь придерживаться единого стиля и, главное, времени. Я напишу рассказ. Я отправлю его на конкурс. Осенью, тогда он обычно проводится. 

А ещё я прыгну с парашютом, папой и Мелом. Я уже всё решила, более того, я уже успела оповестить о своём намерении целую кучу народа, поэтому не прыгнуть мне просто нельзя. Из принципа. Я же  упрямая, когда мне этого хочется.

Кро умничка. Кро достала билеты на ночной хиппи-показ. Люблю странных людей.

Я спала 4 часа. Мне снилась Тушите Свет, мизантропия, а ещё Маша, Мел и Шоня.

И я выспалась, что не может не радовать.

Плачет, плачет пустельга

Над уснувшим лесом.

Там, где вечные снега,

Умерла принцесса.

Не ищи теперь её

В смуглой глади чая.

Здесь почти растаял лёд

От рыданий чаек.

И теперь слегка темно,

Пахнет терпко илом...

Знаешь, а тогда, давно,

Я тебя любила.

26.04.10. 

Мизантро́пия (греч. μίσος — «ненависть» и άνθρωπος — «человек») — это неприязнь, недоверие или ненависть к человечеству или предрасположенность к неприязни и/или недоверию к другим людям. Также — выражение неприязни и презрения к «общепринятым» правилам и «моральным ценностям», недоверие и презрение к господствующей религии и её догматам, желание во что бы то ни стало отгородить себя от внешних контактов с обществом, чаще всего — не беспочвенна и проявляется у творческих личностей и личностей, непонятых или отвергнутых остальным «социумом», не нашедших себе места в обществе и лишённых единомышленников (не путать с маргиналами). Термин также подходит к тем людям, которые добровольно избегают общения с другими людьми или становятся отшельниками из-за вышеупомянутых чувств.

Хотя мизантропы выражают общую неприязнь к человечеству в целом, они, как правило, поддерживают нормальные отношения с определёнными людьми. Мизантропия может быть мотивирована чувством изоляции и социального отчуждения, или просто презрением к характерным чертам, присущим большей части человечества.

Мизантропия обычно неправильно истолковывается как индивидуализированная ненависть ко всем людям в целом. Из-за этого термин часто ошибочно ассоциируется с множеством негативных вещей, идущих «в нагрузку». В особых случаях мизантроп действительно может ненавидеть человеческий вид в целом, но при этом мизантропия не обязательно говорит о психопатии. Мизантропы могут поддерживать нормальные и близкие отношения с людьми, но количество таких людей обязательно будет ограниченным. Для мизантропов типичен тщательный выбор тех, с кем общаться и дружить. Здесь антипатия мизантропа проявляется особенно хорошо, поскольку для них характерно презрение к распространённым человеческим ошибкам и слабостям, в том числе и к своим собственным.
 

(Википедия)

Да, оказывается, у меня тоже мизантропия. Тушите Свет, именуемая Зан, и её подруга Оксюша-Миз не одиноки.  А разве это настолько уж плохо? Нет, правда, я не вижу в таких проявлениях ничего дурного. Зато у них есть Марс. И я не удивлюсь, если существует ещё и Троп, спрятанный от посторонних, землян, людишек, смертных. У нас есть ночные показы, у меня-театры, книги, музыка, бумага, на которой я могу писать свои мысли. И ещё у меня есть крыши, волшебные, восхитительные, каждая со своим характером, со своей неповторимой индивидуальностью. А люди... Нет, не все мерзкие, я согласна. Некоторых я даже люблю.

Кстати (не знаю, почему я написала "кстати", потому что заявление будет совсем не в тему), в промежутке времени между тем, как я скопировала текст и тем, как я его куда-то вставила, у меня появляется странное ощущение, будто бы мышка становится тяжелее и ей надо двигать осторожнее, чтобы не рассыпать текст. Но и это тоже нормально.

А ещё я хочу прыгнуть с парашютом. Я чрезмерно упрямая, а ещё люблю, когда мной восхищаются, поэтому я прыгну с парашютом. Мне придётся прыгнуть, потому что я наверняка расскажу всем о своих планах, все будут этого от меня ждать, и мне просто придётся выпрыгнуть из самолёта, даже если я буду умирать от страха. А вообще,я  начинаю морально готовиться. Ничего страшного, я всего лишь сделаю шаг и полечу. Мне же всегда было интересно, что чувствуешь, когда выпрыгиваешь из окна. А тут всё намного лучше-самолёт ведь летает выше окон. Главное не забыть открыть парашют. И удачно приземлиться. Не лицом об землю, а желательно всё-таки на ноги.

"Одиночество. Это так угнетает... Это когда никто не скажет тебе *молодец*, если ты чего-то добилась, не пожалеет, если не получилось... Это когда нельзя спать в метро,положив голову на чье-то плечо... Это когда тебе не о ком мечтать, некого представлять во сне, не с кем обняться, некого поцеловать в голову, некому потеребить волосы...Это когда нельзя любоваться ни на чье лицо, глядеть в улабающиеся глаза и гладить маленькую родинку на подбородке... Некого умывать, некому готовить, некого будить по утрам...".

***

Я просто решила прочитать. Она восхитительно пишет, я всегда боготворила подобные записи. У её дневника привкус лёгкости, показушной лёгкости, которой мне, пожалуй, никогда не достичь, хоть я её и люблю. Она рассказывает про своё детство, цитирует старый бумажный дневник. Да, строки именно оттуда. И они вполне понятны и близки.

Я опять сижу на стуле в той самой позе, за которую меня вечно ругает папа. Я полулежу на стуле. Боком к компьютеру. Согнув ноги в коленях и поставив их на уже холодную шершавую желтоватую батарею. А руки, как у тиранозавра Рекса, нелепо поджаты к груди и судорожно бегают по клавиатуре. Забавно бы выглядел этот самый тиранозавр на моём стуле, естественно, если бы он был чуточку поменьше, чем на самом деле. Чушь. Динозавров нет, поэтому вероятность встретить однажды утром на улице огромную хищную ящерицу равняется вовсе не 50%, а 0.  И уж тем более вероятность того, что тиранозавр в один прекрасный момент сможет посидеть на моём стуле, можно вообще не рассматривать.

Мой серый свитер отражается в зеркале, которое уже почти 8 месяцев стоит на столе. Мне лень его повесить, поэтому оно опирается на стену и уныло ждёт, когда же я наконец перестану лениться. Мой серый свитер. Не слишком крупной и не слишком мелкой вязки. Средней. Такой, как я люблю. Ключицы, слишком светлые губы, маленькая родинка чуть выше подбородка. А свитер вязала мама, поэтому он на мне идеально сидит. И ещё он подходит к моим серым туфелькам, за которыми мы с тобой тогда ездили в последний день зимы. 

Сейчас как раз та стадия весны, которая пахнет не крашеными лавочками и заборами, а небом. Да, я знаю, как пахнет небо, и, что самое волшебное, я знаю, какими песнями будет пахнуть эта весна. Да она уже пахнет Земфирой, совсем как прежде, но всё-таки по-другому. А лето и правда пахнет Кошками с их солнцем и волосами, а также Павлом Кашиным (пусть я его и раньше слушала, это ведь неважно). И другими песнями, которые мне лень упоминать, потому что для этого нужно перевести клавиатуру в латинскую раскладку. 

Мама посмеялась над тиранозавром. 

А ещё сегодня мне снился Женя, тот самый, что был немыслимо много лет назад, а именно 4 года и ещё 2. Я даже не берусь объяснять, почему я сказала именно так, просто примите, как должное. Во сне я почему-то каталась на роликах, и было что-то, связанное с крышей, нашей улицей, облаками и слишком светлым небом. Не помню, правда не помню. Помню только, что мне было радостно и тепло.

Облака похожи на крабов. Они ползут по чистому яркому небу. Целая шеренга крабов. Армия крабов. 

А у меня опять поток глупостей в голове, я никак не могу его остановить. Сегодняшний приступ ностальгии и доброты (а как ещё можно назвать желание увидеться с учителями из второй, худшей, школы?) закончился тем, что я поленилась ехать в ту школу, купила коробку трюфелей с орехами и теперь ем их в гордом одиночестве, запивая несладким чаем из бело-зелёной чашки с китайскими иероглифами.

А теперь надо выпонить план-минимум на сегодня: распечатать и хотя бы начать переписывать лекции по физкультуре, дочитать "Лолиту", найти тот огрызок бумаги, на котром я записала тему для доклада по истории экономических учений, почитать социологию, ну и, наконец, убраться в комнате. Или хотя бы на столе. И заачётку нужно найти. Теоретический зачёт по физкультуре-это, конечно, абсурд, но абсурдный четверг приближается, поэтому пора бы взяться за голову, то есть, за ум.

Ах да, это, само собой, надо было говорить в самом начале, но все эти глупости можно было не читать, потому что они не несут в себе ровным счётом никакой информативности или ценности.

Мне снилось, что я поехала в Питер с Милошем. Будто бы майские праздники, а мы приезжаем на вокзал (интересно, почему именно с Милошем), покупаем билеты и оказываемся в Питере. У меня с собой нет никаких вещей, вообще. Ничего. Только мобильный, плеер, сумка со всякими мелочами, которые я обычно ношу с собой. Мы идём по чистым улочкам. Зябко, мне не верится. Мы встречаем Алёну. Мой Питер похож на тот, который был во сне про актёров на чердаке, и ещё чуть-чуть на Щёлкино. Мы идём вдвоём и обсуждаем, что нужно посетить в первую очередь. Решаем поесть... И я теряю Милоша в толпе. Почему-то я думаю, что он уехал в Москву, и в ту же секунду оказываюсь у себя дома. Я звоню ему и понимаю, что он в Питере. Я судорожно собираю вещи, собираюсь ехать в Питер на первом же поезде, но понимаю, что билетов нет, ведь уже вечер 30 апреля. На мне почему-то моё тёмно-синее атласное платье. Я еду на вокзал, но по пути встречаю одноклассников, которые утверждают, что сегодня последний звонок. Я не могу вырваться из Москвы. Я бреду в школу вместе с ними и думаю о том, что в этом платье я была на выпускном в прошлом году, значит, сейчас надо было одеть что-то другое. И вообще, почему у нас второй раз в жизни последний звонок? В школе поразительно красивый коридор, на стенах висят тёмно-синие полотна, как в средневековых замках. Я почему-то подскальзываюсь и падаю, буквально на ровном месте, но на это никто не обращает внимания. Я захожу в наш кабинет. Все уже согбираются, а мне настолько не хочется видеть всех этих людей, что я внезапно оказыаюсь на море. С Ксюшей. Там я встречаю Милоша, чему я чрезмерно рада-ведь теперь мы сможем вместе добраться до Питера. Хотя, добраться до Питера из Сочи, наверное, сложновато. Да, мы именно в Сочи. Я скидываю одежду и иду в море. Море тёплое, правда очень тёплое. Шторм, светит солнце, волны страшного зелёного цвета, я боюсь, что под водой есть что-то страшное. А на берегу милиция. Почему-то они утверждают, что мы сделали что-то незаконное. И я просыпаюсь.

Наверное, я никогда не научусь вставать по первому звонку будильника. И вовремя выходить из дома тоже.

А может, мне и правда написать рассказ про крышу? 

Anna (21:25:11 25/04/2010)
Шла домой, за мной увязалась собака. Пока я покупала поводок и шампунь, она пропала. Сижу на лавочке и жду. Родители даже были не против, если я беру на себя ответственность.
 

Anna (21:26:18 25/04/2010)
Зачем он убежал. Я хотела его забрать. Искупала бы и высушила. Пошла бы утром с ним гулять, а на ночь покормила бы.

euphoria (21:27:05 25/04/2010)
Знаешь, иногда мы боимся, что нас не примут или не поймут. Ты побоялась сегодня отдать листочек тому мужчине. Вот и собака так же. Если судьба, вернётся

Anna (21:27:40 25/04/2010)
Я сижу и жду его. Он мне нужен, что бы не чувствовать себя одинокой
 

***

У меня всё внутри щемит. Ты говоришь порой такие вещи, что я готова умереть, только бы не чувствовать эту глухую тоску. 

Я помню, что я делала год назад. Год назад я писала пробник по русскому языку, почти свыклась со свободой, познакомилась с рыжим солнцем и встала на ролики впервые за долгое время. 

Мне вполне хватило четырёх часов на сон. Совсем как год назад. 

На небе пушисто лежат облака, как в мультфильмах Миядзаки. Огромные коробочки хлопка. Высокие, холодные и освещённые солнцем. Весь мир сияет. Только в конце апреля листва такого поразительного цвета. Тлько в конце апреля небо такое синее. У Миядзаки вечный апрель, я знаю.

Гена, Аня. Наши родные курсы. Там всё изменилось-магазины куда-то перебежали, перемешались и поменялись местами. Странный, похожий на Винзавод, магазинчик подарков. Ретро лавочка, наполненная вещами, преимущественно ничего не стоящими. А ведь они когда-то кому-то принадлежали. В эти игрушки играли дети, эти портсигары носили в карманах усатые мужчины, а с этими чемоданами отправлялись в командировки из Советского Союза, предварительно выучив всевозможные факты о стране, в которую предстояло держать путь. Ведь раньше для выезда надо было сдать мини-экзамен.

Кофе-Хауз. Мы смеялись над глупостями, разговаривали, перескакивая с темы на тему, задевали стол и роняли салфетки. Мужчина справа. Жаль, ты так и не отдала ему тот листочек. Думаю, он бы понял. Но мы часто боимся сделать шаг. Любой шаг. Мы боимся говорить, боимся что-либо менять в своей жизни. Просто мы боимся, в этом вся проблема.

Пешком. Каблуки по сырому асфальту. С неба снег, похожий на пенопласт. Маленькие белые горошины. Наши родные переулки. Любимый дом. Внутри горит свет. Нижние окна уже превратились в кирпичную стену. На дверях замки. И хочется обнять этот дом, прижаться щекой к деревянным тёплым дверям истоять так, долго-долго. Всякий раз, приходя туда, я боюсь, что его уже нет. Но он встречает меня, смотрит витыми арками и улыбается потемневшими от времени окнами.

***

-Это не наш дом?..

-Нет, наш вроде дальше.

-Саша, это наш дом...

***

Так умирают дома. Они смотрят в апрельское небо обугленными стенами. Держат на хрупких плечах обвалившуюся жестяную. крышу, до которой мы тогда поленились дойти. Сквозь пустые окна видны облака, а цветные рамы привычно улыбаются, и хочется плакать. Плакать, потому что мы любили этот дом. Потому что там всегда была открыта дверь. Потому что в арке висела цепь, а в почтовых ящиках жили пауки. Там были высокие-высокие потолки, старинные двери и беременная женщина, курящая на лестнице. А теперь арка перегорожена и опошлена массивным амбарным замком, дорога перечёркнута забором, а по стенам стекают весенние небесные капли. Мне тяжело, мне горько, мне плохо. Наш дом глядит в небо выбитыми глазами. Наш дом доживает последние дни. А мы ходили по его витым лестницам и влюблялись в пыльные стены. Прощай.

-Папа считает, и я с ним абсолютно согласен, что фильмы Тарковского смотрят те, кто хочет потом выпендриться и сказать, что он хоть что-то понял.  

***

Ну да, конечно же, мнение человека, обожающего Шрека, должно быть для меня авторитетным. Назвать творчество этого режиссёра глупым, депрессивным и "ни о чём"?.. Я считаю Тарковского гениальным. Из всего, что я смотрела в последнее время, его фильмы потрясли меня больше, чем любые другие. Ну а если кто-то не понимает... Что ж, смотрите американский примитив, я не против. Просто меня тошнит, вот и всё. Простите.

Вечер остался в памяти немного неприятным осадком. Я могу найти сотню недостатков в тебе, но все они меркнут, пропадают, растворяются, когда ты напиваешься. Это я ненавижу, пожалуй, больше всего. Я не знаю, что делть, не общаюсь с тобой, стараюсь отключить все мысли. 

Спб-наверное, это и правда неплохо. Во всяком случае, для меня такие заведения являются экзотикой. Да, я не хожу по барам. Меня больше привлекают театры, музеи и выставки. Но иногда, наверное, можно. Мне жаль Егора. Потому что у него нет друзей. Потому что он тихий и замкнутый. Потому что у него три сестры, мать и отчим. Потому что он нигде не учится и совершенно не приспособлен к жизни. Абсолютно. Мне всегда жаль таких людей, я хочу им помочь, но знаю, что это вряд ли в моих силах. Я и сама слишком слабая. Слишком.

Ночной Арбат. Каблуки по привычной плитке. Вспоминается лингвистика. Наши четверги навсегда в памяти. Наш Арбат, изученный вдоль и поперёк, вечера до метро, розовые фонари. А сейчас было ещё более пусто и тихо. Вот и всё. 

Арбатская. Коля. Ночной показ. Да, каждый раз после такого мероприятия я еле доползаю до дома, проклинаю свою голову, которая, очевидно, была в отпуске, пока  я покупала билеты, обещаю себе больше не издеваться так над организмом... И спустя неделю покупаю новые жёлто-серые билеты, пахнущие концептуальным искусством.

Фильмы фестиваля "Tomorrow". Да, мне понравилось. Фильмы про отношения, маленькие жизненные радости, да и большие, впрочем, тоже. "Я убил свою маму" поразил колкостью фраз и безумно красивой музыкой в напряжённые моменты. "Однажды"... Грустный, правда грустный фильм. Музыка, потрясающие песни, "любительская" съёмка, актёры с необыкновенной внешностью иглубокими глазами. И в конце то, что Коля назвал хэппи эндом. Правда, как мне кажется, хэппи энд-это когда все счастливы. А они явно были далеки от этого состояния. "О Хортен". Фильм о смысле жизни. О человеке, который жил только своей работой. Об очень одиноком человеке. И мне правда было жалко его. Потому что ему постоянно что-то препятствовало. 

Утренний город. Мелкий дождь, холодный ветер. Арбат не покорился нам. Нас заметили и заставили слезть. Но всё ещё впереди. Я уверена.

Я иду по сырому асфальту в 7:30 утра в воскресенье и разговариваю сама с собой. Вслух. Мне тоскливо. Я путаюсь в мыслях и стараюсь говорить так, чтобы голос не дрожал. Я иду по пустой улице и разговариваю вслух. Сама с собой.

-Мама Яна сказала, что ты похожа на Екатерину Тимошенко.

***

Екатерина Тимошенко-вторая жена Василия Сталина, на которой он женился в Сочи, даже не разведясь с первой женой.

***

-Понимаешь, в каждом документальном фильме есть такая "реконструкция". Как мне кажется, ты похожа на Екатерину Тимошенко в молодости. Мне нужна твоя фотография, сегодня же. В том же ракурсе. И, я заметила, ты обычно подводишь глаза так, что они зрительно немного удлинняются. Так вот, в этот раз вообще не используй косметику.

***

Если режиссёр одобрит. А если не одобрит, я не буду расстраиваться. Пфф, глупости. Несмотря на то, что Мел полагает, что я умею специально плакать, даже это мне неподвластно. Так что актёрских способностей у меня ноль. 

Мне прислали фотографию. Почему-то мне смешно.

***

-Правда, если тебя возьмут, будет один сложный момент... Надо будет изобразить истерику.

-Ну, это я умею.

А дни тянутся долго-долго. У меня почти всегда так. Они делятся на кучу дней. Дни внутри дня.

Ранний подъём. Я не удержалась и съела гречку. И помидор.

Под проливным дождём на культурологию. Холодно, вода повсюду. Ледяной стук капель слышен даже через наушники.

С Петей до Сокола. Мы общаемся, я очень рада этому.

-Никогда бы не подумал, что моя обычная жизнь и институт сойдётся, причём через тебя.

К тебе. Идеальные несколько часов. Мел, Маша, Егор. Что-то готовить, разговаривать, играть в покер. На улицу. Солнце ярко освещает чисто вымытый мир. Худенькие чёрные веточки кустов усыпаны зелёными бусинами. А 19 лет назад Москва была завалена снегом. Так Петя сказал.

Борьба с банкоматами. Бильярд. Я устаю, на меня давит это помещение. Да, я начинаю злиться. Просто так, потому что мне так хочется.

Серая улица. Дождь косой и колкий. Мне холодно, я не хочу открывать зонтик, потому что устала бороться с ветром. Слёзы. Не останавливающиеся, не скрываемые. Слова, больно бьющие по ушам. Я не могу удержать эти два ведра слёз. Они выплёскиваются из глаз, всё ещё не пришедших в себя после понедельника. Внутри словно песок. В голове непонятный шум. Я плохо соображаю, что происходит. Холодные, смешанные с дождём, дорожки на щеках.

В беспамятстве до дома. Отключая сознание в метро. Забывая считать остановки. Вообще обо всём забывая.

А солнце было рыжим. Наверное, оно красиво освещало вечерний синий лес. 

Иногда мне хочется бросить всё и исчезнуть на несколько дней. Просто исчезнуть. Выключить телефоны и компьютер. Никому не сказать. Уйти куда-нибудь в Коломенское или на Ленинский. Куда угодно. И просто сидеть там одной. Чтобы меня никто не трогал.

Ну же, соберись. Два ведра слёз давно вылиты. Тебе сказали, что у тебя потрясающая улыбка, так улыбайся, ну же! Всё хорошо, только нужно поверить в это.

- Знаешь, есть у Зощенко такой рассказ "Грустные глаза". Нет, он не связан с тобой. Просто у тебя тоже грустные глаза.

-У мужиков весна тра-та-та.

-Чувствуешь, что действительно пришла весна, когда с тобой начинают знакомиться в метро.

***

Легко произвести нужное первое впечатление. Достаточно всего лишь говорить достойные вещи, припоминая лекции по философии и культурологии. 691-волшебный автобус. Мы разговаривали, просто разговаривали. Иногда мне необходимы разговоры, необходимы, как воздух.

С Питером всё плохо. Я не могу найти билеты. Ну неужели не получится?..

Ненавижу, когда так. Катитесь вы к чертям со своими глупостями... Моралью и прочей дребеденью.

Я злюсь, ну конечно же, я злюсь, притом, сильно. 

Ещё мне хочется есть. Вечно хочется есть. Моя диета вряд ли будет эффективна, потому что я срываюсь и ем больше, чем нужно.

-Пап, с добрым утром. Ты не знаешь, где лежит морковка? Мне её нужно на завтрак съесть.

-Не знаю. Так ты в Питер-то едешь?

-Эм... Ну денег же нет?..

-Да дам я тебе деньги.

***

Я не верю! Я буквально ношусь по квартире, прыгая и тихонечко крича, чтобы не разбудить маму. Я еду в Питер!!! Конечно, существует ещё масса "если". Если мы купим билеты, если мы найдём жильё, если Аню отпустят. Но главное "если" сломлено-папа даст мне деньги. 

***

-Дим, с добрым утром. Это Саша из Москвы. Я тебя не разбудила?

-Привет, ну, если честно, разбудила.

-Дим!!! Я приеду!!!

***

А теперь голова занята далеко не учёбой. Как купить билеты подешевле, где жить, так, надо позвонить этой тётеньке, на вокзал съездить...

И мне уже плевать на то, что я опаздываю в институт и сижу со счастливой улыбкой перед монитором, не позавтракав и не высушив голову. 

-Ты ещё наивнее, чем Кро.

***

Я повесила трубку. Слов не было. Мысли путались. Было мерзко и скользко. Когда мне выговаривают такое, я путаюсь и спотыкаюсь. Мысли сухо шуршат по волосам, ещё пахнущим крышей.

Прости, я такая. Я всегда была, я не привыкла меняться, да и не видела в этом нужды. Что происходит? Я не вижу своей вины, правда.

Взад и вперёд по одним и тем же граблям, постоянно. Нет, я не усваиваю уроки, не запоминаю, не учусь. Из года в год. 

Я звоню, кричу и плачу. Твои слова успокаивают. Гипнотически. Я тону в голосе и почти не вникаю в смысл слов, повторяя одни и те же мысли разными фразами по несколько раз.  Спасибо за то, что выслушала.

У меня в голове жуткий бардак, всё падает, крутится, рушится, встаёт не на свои места и снова падает, падает, падает. 

Наверное, я и правда виновата в минимуме внимания, в желании успеть всё, увидеться со всеми. Просто я просыпаюсь весной и бегу изо всех сил. Бегу от зимы. Ловлю ветер, смеюсь, вижусь с теми, кого хочу получше узнать и прочитать.

И я больше не хочу ничего говорить. Зелёное покрывало, 17 этажей, Красногвардейская, чёрный зонтик-пусть этим запомнится сегодняшний день. Этим, а не нашими пустыми колющими разговорами.

Третий день диеты. С утра голодная. Зато стрелка весов неуверенно остановилась не доходя до граничной отметки 59.

-Блонд, ты похудела!

***

Второй день диеты. Не настолько сложно есть такую пищу... Гораздо сложнее удержаться от поглощения вкусняшек, щедро разложенных по шкафам и холодильнику. Фисташки? Нет, нельзя. Шоколад? Нет, ни в коем случае. Чай с сахаром? Забудь. 

Контрольная по философии. Нет, я совершенно не уверена в своих силах. 

Настя. Мы не были там три месяца. Кажется, будто вечность. Там уже нет той милой официантки, которая помнила нас в лицо. Теперь только какой-то Михаил. Весь мир наполнен Мишами-институт, кафе, личная жизнь, друзья. У нас повсюду Миши.

Сны. Мне снилось, что я прыгаю по крышам, с поразительной лёгкостью. Дождь, шашлыки, мы с Машей Степановой хотим вылезти на крышу, но сначала надо дойти до чистых прудов-до них же рукой подать. А потом я была в Щёлкино. Оля говорила, что нельзя купаться, потому что сперва надо привыкнуть к климату. А я с разбега в воду. Холодная, я почему-то не умею плавать, но мне так хорошо... Оля кричит мне с берега, что нельзя купаться, а я барахтаюсь в воде.

Вот начну я вести здоровый образ жизни. Буду спортом заниматься. И перестану есть всякую гадость.

И перестану ругаться со всеми.

Сегодняшний день вполне удался.

Субботник. Опаздывать, выйти не на той остановке, идти пешком. Ещё почти никого нет. Прошлое. Здравствуй, прошлое. Отойти в сторону, говорить, не глядя в глаза. О том, что я, оказывается, хорошо выгляжу. О том, что им поставили зачёт автоматом. 

-И откуда у тебя столько знакомых парней в институте?

-Это Вячеслав. Он не считается.

Холл первого этажа. Ад. Пыльный ад, из которого, казалось, никогда не выбраться. Но мы справились. Лестница вникуда, как мне сперва показалось. Потом выяснилось, что она ведёт на чердак, но ключи не подошли, и мы не проникли на крышу. Не очень-то и хотелось. Пыль, повсюду клубы пыли. Я вся в ней, мои замшевые балетки из чёрных превратились в серые, пыль, пыль, пыль... Вылететь оттуда. Отмыть, только бы отмыть. Прошлое. Снова ты? Да, надо же, как тесен мир. Не ожидала. Мммм. "Бедная"? Обнял меня? Прошлое, прошлое, ты же прошло. Думаю, и напоминать об этом не следует.

Билеты на показ. Да, я иду.

Диета-это не настолько уж и сложно. За компанию так и вовсе легко. 

Если бы не глаз, всё бы было вообще идеально. Песчинка? Царапина? Неважно. Но болит.

Нога смогла ходить.

Мне снился странный сон. Я работаю официанткой. В кафе немыслимо низкие потолки. Мне неудобно там ходить. Я прохожу на кухню, чтобы передать повару заказ. Заказ какой-то странный, его нет в меню, но мы обязаны обслуживать всех клиентов. Я иду по длинному серому коридору и никак не могу найти повара. А потом я вижу мужчину, который заходит в боковую комнату. Я иду за ним. В комнатке очень светло, свет какой-то жёлтый, даже янтарный. Там какая-то женщина и ещё один мужчина в чёрном. Первый мужчина протягивает им какой-то круглый камень и что-то говорит. Тут я понимаю, что это ловушка и кричу ему: "Брось его в них, скорее!". Он кидает. Раздаётся звук битого стекла. Вся комната состоит из зеркал-как же мы раньше этого не увидели? Зеркала, вода-всё смешивается, мужчина в чёрном убегает, женщина куда-то исчезает, а вокруг рушатся, рушатся зеркала. А потом я сижу в янтарной комнате с женщиной по имени Скарлетт и этим мужчиной. У меня волосы, покрашенные в блондинистый цвет и собранный в высокий хвост. Мы говорим о зеркалах и возвращении. Я просыпаюсь.

Встреча С1. Ну да, никак, но надо же было поехать.

Шоколадница.

День, когда я  ругалась и портила отношения, говорила о моральных принципах и испорченности. Всё познаётся в сравнении. Прошлогодние люди кажутся родными и любимыми, а новых я не могу принять.

День ветра. Я люблю такую погоду. И мне почему-то совсем не было холодно. Только под конец, да и то не очень.

Весь город в зелёной дымке, в светлых весенних кружевах. Как же я люблю это время...

Сегодня блеснула мечта, ярко и звеняще. И почти сразу же умерла. Потому что папа не разрешил. Я не поеду в Питер на майские праздники.

Я рисую карандашом для глаз лица на ноге. Растрёпанные волосы, огромные глаза. И не хочется думать о том, как же я буду всё это отмывать.

А у меня куча времени, знаете ли... Целая ночь впереди, а потом ещё день. И снова ночь. За это время можно навести порядок не только в комнате, но ещё и в голове. И непонятно, что важнее и значимее. 

На ногу страшно смотреть. Наверняка, утренняя температура была из-за неё. Жуткая, распухшая, неприятного красноватого цвета. И болит. У меня никогда так сильно не болели ноги... Я хожу по квартире, держась за стенки. Да,я  не смогла дойти до института. Я проснулась. В перерывах между звонками будильника я видела Катю Мещерякову, которая говорила мне про чердаки, Сурганову, ещё про что-то... Можно было и не вставать. Почему я тогда не подумала о том, что это-типичный температурный бред? Ведь когда ты видишь рядом со своей кроватью человека, это явно отклонение от нормы.

Днём я отключилась, пока ждала твоего звонка. Мне снились тревожные сны. 

Я выхожу на крышу на Ленинском. И вижу, что там подъезды не в один ряд, а в два. Я поняла, что это сон. На второй линии около выхода на крышу сидел Миша. Я вспомнила, что нужно попросить подарок, если встречаешь кого-то во сне и осознаёшь, что это сон. И я попросила. И он сказал, что я должна взять бумагу и клей, дав при этом мне какой-то свёрток. Я удивилась и несколько раз переспросила, но он неизменно отвечал одно и то же. Тогда мы решили спуститься в подъезд на второй линии-я знала, что в действительности его не существует, поэтому мне было интересно, как там, внутри. Внутри было, как на вчерашнем чердаке, только просторно. Я целовалась с ним, потому что отчётливо осознавала, что это сон, во сне всё можно. Мы сидели на бетонной ступеньке, и вдруг услышали голоса внизу. Женский голос приближался, я услышала, как открывают дверь, ведущую к нам. Я прижалась к Мише, закрылась сумкой, сказала: "Спрячь меня" и в ту же секунду вспомнила, что я сплю. Надо проснуться, но как?... Я широко раскрываю глаза и просыпаюсь.

Выключила музыку. Опять провалилась в сон.

Я еду на историю. Суббота, мне к третьей паре. Со мной в автобусе, в метро едет какой-то парень. Я его не знаю. Он следит за мной. Я выхожу из метро и иду к префектуре. Он за мной. Тогда я оборачиваюсь и спрашиваю, что он тут делает и почему идёт за мной по пятам. Он отвечает что-то про интернет, учёбу... Я говорю, что опаздываю, и бегу в подземный переход. Там торговый центр. Этот парень вдруг становится похож на Тошиного Кирилла. Я думаю, как бы сбежать от него. И тут к нам подходит толстый мужчина с золотыми кольцами и цепями. Я его побаиваюсь. И тут происходит что-то, я не понимаю, в чём дело, но этот мужчина хватает парня за руку и куда-то тащит. Я что-то кричу, он в недоумении отпускает его и мы бежим. Я бегу по отшлифованной желтоватой притке. В торговом центре ни души. Я бегу так быстро, как только могу, но понимаю, что мужчина бегает быстрее, хоть он и толстый. У меня жжёт в груди от быстрого бега. Парень сворачивает в какой-то магазин. Передо мной посреди коридора зеркало. Я прячусь за ним, но толстый мужчина мгновенно находит меня и вытаскивает оттуда. И я вижу, что все его кольца и цепи куда-то делись. Он находит парня, отбирает у него свои драгоценности, а потом спрашивает у меня, где его гранатовый перстень. Я предполагаю, что в кармане пиджака, потому что там что-то топорщится. Он говорит, чтобы я посмотрела. Я залезаю в карман и достаю маленькую гранату. Потом я каким-то чудом уворачиваюсь и убегаю, скользя по плитке. И даже успеваю на пару.

Зима. Я покупаю двух восхитительно красивых собак. За 7500 рублей. Они большие, похожие фигурами на доберманов, но приятного золотистого цвета и с добрыми глазами. Я привожу их домой. Мои собаки очень умные, они тихо себя ведут, не кусаются.  Но мама требует, чтобы я отвезла их обратно и уже даже продумывает какую-то аферу с магазинным чеком. А собаки смотрят на меня большими влажными глазами.

Беготня. Майя, Дима, Глеб, краски. Как-то сумбурно и скомканно. Я бегу по нашей улице изо всех сил. Я от кого-то убегаю, но не помню, от кого. А за домом оранжевый закат.

Я разговариваю по телефону. Чувствуя в ушах наушники. И вдруг слышу, как звонит домашний, понимаю, что это ты, и не могу сообразить, зачем звонить, если мы и так разговариваем.

Проснуться. Ты звонишь. Ты ведь обещал.

Жаль, что во сне я не додумалась прыгнуть с крыши. Интересно, что бы я почувствовала.