Я не могу дождаться завтрашнего дня. Если будет хорошая погода, я поеду в Коломенское. Я там ещё не была в этом году. И буду читать Цвейга в зелёном великолепии. А бело-розовые бабочки на каштанах уже умерли и исчезли

Я всегда любила конец мая. Тогда можно ничего не делать и наслаждаться небом. В конце мая оно по-особенному пахнет. А на паре было безразлично, неодиноко одной за партой. Я читала. Я погружалась в судьбы этих людей. И совершенно не вслушивалась в культурологию. Зачем уже?

А потом мы встретились с тобой. И я правда рада тому твоему лжедневнику, потому что иначе мы бы, возможно, и не начали общаться. 

***

Stepk@ (22:01:00 28/05/2010)
этот прут как-то нужно..

Stepk@ (22:01:02 28/05/2010)
того
 

***

Угу, нужно. Но как? Как можно бесшумно ликвидировать металлический прут толщиной в палец?

В Москве снова пахнет Щёлкино. Я уже не удивляюсь. Я просто тихонечко тоскую. 

Кажется, я знаю, какой купальник куплю.

Я вымоталась. И уснула в автобусе на целых три песни.

Надо столько всего сделать...

Голубой цвет мне не идёт, небо меня бросило, оно теперь серое, а крыши закрыты.

Я не могу долго оставаться в одиночестве. Меня это тяготит и убивает. Зато я чётко знаю, чего я хочу. 

А в голове всё ещё плещется море, ночью ярко светило солнце, поезд гудел и шумел. Я ехала туда.

Уже третий день вот так. Серое, беспросветное, холодное, неприветливое. А мне мерещатся синие бляшки на облаках.

И мне даже сказать больше нечего.

У меня яркая и позитивно-положительная полоса. В такие дни мне кажется, что я люблю людей.

Итак, я еду на море. И иду на ночь Миядзаки с Кро и Колей, что вдвойне замечательно. Пожалуй, даже втройне.  А ещё дёсны не опасны, и ожидание наконец-то закончилось. Больше не надо волноваться, переживать, и даже не придётся идти в аптеку и трясущимися руками, как тогда в декабре, на Арбате, в нашем Кофе-Хаузе. И не будет нервов. Всё хорошо.

А ещё 5 июня мы прыгнем с парашютом, если погода будет хорошая.

И в Питер надо собраться. Питер, Питер, Питер!

А сейчас я не могу думать об учёбе. Совсем.

Весь день дождик. Холодно. Два года назад было так же, совсем так же. Я мёрзла под розовым зонтом, бессильно плакала, приходя домой, писала тонны депрессивных стихов, считала дни до моря. А сегодня я летела по холодным лужам под мелким моросящим дождём и радовалась жизни. Радовалась, именно!

У меня масса свободного времени. Я наконец-то взялась за учёбу и могу видеться со всеми, с кем давно хотела встретиться. И читать книги. И смотреть фильмы.

ДА!!!

У меня есть билет. Я еду на море! Сегодня полтора часа в очереди. Ольга. У неё маленький ребёнок, она едет в Щёлкино во второй раз, 8 июля, рано утром на поезде, который бывает только по чётным дням.

Если всё получится, утром 9 июля я вернусь из Питера, заеду домой, соберу остатки вещей и уеду в Щёлкино на любимом 97 поезде.

Я держала в руках билет. Оранжево-красный. Тёплый, тоненький. Пропуск в счастье. Путёвка в волшебный мир. А в груди всё рвалось и скакало. М не хотелось кричать, плакать, смеяться. Я еду! Я шла по метро, абсолютно не думая о том, что я опоздала на очередную пару.  в наушниках звенели песни, поднимающие настроение (хотя, куда уж выше?),а  некоторые даже были вполне Щёлкинскими.

Щёлкино... И на социологии Мертон с его функциональным анализом не был допущен в мою голову. Там всё было занято морем. Оно плескалось, шумело, крутилось, и странно, что не выливаось через уши и глаза. Моё море. Мой город. И день рождения будет там. Я так и хотела, правда, когда брала билеты, совершенно не думала  об этом.

Я еду туда! Я еду! Эта идея одержимо и остервенело металась вокруг меня, начиная с февраля, когда сессия отгремела и канула в Лету. И не все понимают, а кто-то удивляется, видя фотографии. Бетонные коробки, ничем не примечательный город, обычное море... А мне там волшебно. Там лучше всего. И я не собираюсь менять своё мнение в ближайшее время. 

Кажется, я хотела сказать ещё что-то. Что-то очень важное. Но все мысли выкинуты из головы. Прочь. Все, кроме одной. 

Оказывается, нам как призёрам полагается сфотографироваться. Я капризная. Я не хочу.

Я не собираюсь ставить на себе крест. Я чётко знаю, что мне нужно.  Знаю, вот и всё. У меня всё будет хорошо. У меня есть цели, мотивы, руководство к действию. Не ты ли говорила, что именно так и надо относиться к жизни?

А вообще, долой маски. Я уже давно честна. Хотя бы с самой собой и большинством окружающих. 

Я посмотрела фотографии у Даши, той, с которой мы когда-то были в одной школе и не общались. И мне тоскливо. Потому что её фотографии резко пахнут осенью. А кухня напоминает мою январскую неделю.

Морской свин потерпит до лучших времён. Но при первой же возможности я куплю его, несмотря на все папины увещевания о разных нехороших болезнях.

И будет у меня свой минибегемотик.

Итак, решено.

Уже неважно, с кем. И речь не пригодилась. Это волшебное слово бьётся в голове, отскакивая от стенок черепной коробки. Щёлкино. Я мысленно твержу его нараспев. Я обожаю это слово. Я схожу с ума и мечтаю. Щ-ё-л-к-и-н-о. Там свобода. Там нет астмы. Там можно бежать, пока не упадёшь от усталости. Там вдоль дороги зелёными глазами блестят светлячки. Это место невозможно не любить. Мне плевать, совершенно плевать на то, что вокруг степи. Степь? Какая глупость. Степь-это здорово. Это волшебно. Степь-это простор, запах счастья и свободы.

А с моря будет прилетать тёплый ветер. Он будет засыпать в моей комнате на подоконнике.

Я ужасная эгоистка. Я поеду туда. Поеду.

Завтра я куплю билет на море.  И пусть я буду там недолго, пусть я буду там с мамой... Главное, я там буду. 

А сегодня я ответила все даты по истории и даже рассказала что-то про Брежнева. У меня третье место в институтском конкурсе рефератов по истории, чему я тоже, разумеется, рада. 

Жизнь возвращается в нормальное русло. У меня три билета на ночь Миядзаки. 

И в книжечке снова планы, встречи, расписания. Завтра вроде бы уже надо брать билет. А может быть, даже билеты. Мне хочется, чтобы всё поскорее решилось. Я не могу находиться в этом подвешенном состоянии. 

Пожалуй, у меня есть несколько серьёзных минусов. Я не умею ждать, я боюсь перемен, я боюсь причинять людям боль, я редко думаю о последствиях, я часто наступаю на одни и те же грабли.

А Петя будил меня сегодня. И днём я научилась отличать седан от чего-то там ещё. И меня очень радует тот факт, что и ты думала, будто это-марка машины.

С добрым утром. Где был мой мозг вчера вечером? Да, вопрос уже вполне можно считать риторическим.

Потому что вчера вечером мне не хотелось спать. В 1:20 я лежала в кровати, смотрела в потолок и честно пыталась отключить мысли. Но не могла. Спасибо Пете за то, что он пытался меня разбудить. Я по своему обыкновению выключила все будильники и со спокойной совестью спала. 

А ещё мне нужно за билетами. И встретиться. Последнее тоже вполне можно отнести к вопросу о мозге.

И мне снился Андрей. Снилось, что я считаю, склько ещё мне осталось спать. И потом я дралась с кем-то, а Андрей опаздывал на построение, и не мог прийти туда с рассаднённой рукой.

История не готова. Ну и пусть, сдам потом, в чём проблемы?

Я идеально выгляжу, я идеально выгляжу, я идеально выгляжу!!! Да.

Она любит
Последние дни каждого года,
Арбат, желательно старый,
Весну, чёрно-белые фото
И ярко-белые каллы.
Поклонница минимализма,
Живущая в воспоминаниях.
Пожалуй, крупица харизмы
И сотни цитат и желаний
На каждые случаи жизни.
Не любит
Вещи из плюша, пустых обещаний,
Стихи с глагольными рифмами,
Когда в самолёте заложены уши
И грустные взгляды мастифов.
Боится слезливых прощаний,
Разочарования в людях,
Оправдывать все ожидания,
Слишком долгих прелюдий...
Почти что всех насекомых,
Иголкой проткнутую вену,
Боится быть "просто знакомой"
И ещё иногда перемен-
Слишком быстрых.
 

Сентябрь 2009.

***

Это было давно. Притянуто, срифмовано и переписано. 

Я не вполне адекватная. За этот год я потратила на книги больше денег, чем на косметику. И ещё я нашла в своей сумочке крестовую отвёртку, а в столе-ножовку по металлу. Иногда полезно убираться.

Я собралась с духом и сложила фотографии в мемори-коробку. Туда же все билетики, записки и прочее. Мемори-коробка кому-то наверняка покажется просто свалкой, кучей мусора, но мне она необходима. Я открываю её и вспоминаю. Всё-всё. Теперь там на три фотографии больше. Даже та, помятая, сложенная гармошкой и немного порванная. Я думала, что потеряла её, но оказалось, что нет. Надо было просто хорошенько поискать.

Кажется, завтра надо сдавать историю. А у меня ничегошеньки не сделано. Можно и попаниковать, как выражается Тяка. 

А у меня мысли не об учёбе. Я хочу на ночной показ. Фильмы Миядзаки. Я готова хоть сейчас лететь туда за билетами, честное слово. И неважно, что я их уже смотрела. Я всё равно до безумия хочу. И пойду, можно даже не сомневаться.

Когда ты написала про билеты на 6 число, я первым делом подумала про июнь. Про сессию, Настин день рождения, прыжок с парашютом... И решила забить на всё. Наверное, это и правда не вполне нормально. 

А вообще, если папа разрешит, я успею и в Питер, и в Щёлкино. И это будет идеально, потому что, по моим расчётам, я даже смогу встретить день рождения на море. 

У меня уже лихорадочные расчёты, я изо всех сил стараюсь всё уложить и всё успеть. Хоть бы получилось, хоть бы получилось, хоть бы получилось!

Итак, проезд, проживание, питание, культурная программа... Похоже, о лысой морской свинке можно забыть.

А ещё сегодня мне снилось, будто бы я познакомилась с Этери в каком-то кафе. И оказалась она рыжей и коротковолосой.

-О, купе.

-Почему купе? В поездах в купе 4 места, а тут всего лишь два!

-Я тебя обожаю)) Значит, машины-плацкарт тоже бывают?))

***

Вчера я не опоздала. В последнее время такое случается всё реже и реже. Я прочитала "Кодекс принца". Если честно, сперва я думала, что книга про раздвоение личности ну или просто про проблемы с психикой. Но нет, это оказалась рядовая сказочка. То есть, не совсем рядовая, но события в конце не перевернулись с ног на голову и всё закончилось хэппи эндом. 

Похоже, крышное невезение преследует меня. Алексеевская закрыта. Зато я выяснила, что не все дома, внешне выглядящие как мой, внутри тоже выглядят именно так. А ещё я узнала, что код от Шониного подъезда подходит ещё как минимум к одному дому. Ольга забавная и деловая.

И я наконец-то увидела рабочего и колхозницу. И покаталась на колесе обозрения. Теперь я точно близка к прыжку с парашютом. 

Мы долго-долго шли вглубь ВДНХ. И белый пух одванчиков кружился безумными хороводами, птицы на ёлках странно трещали, а утка на крыше притворялась голубем. 

Мы разговаривали про лица на икрах (и как только мне могла прийти в голову такая глупость?), о роликах, лагерях, питании, страхах, галлюцинациях, купании и о целой куче не слишком связанных между собой явлений.

А потом я мёрзла и опаздывала, у меня стучали зубы, совсем как на КСЕ, и я проклинала себя за то, что не взяла кофту потеплее и пошла в балетках, а не в кроссовках.

И небо на Молодёжной было тёмно-голубое, из окна автобуса я видела только одну звёздочку. Мы разговаривали 10 минут, поэтому я почти незаметно добралась до дома. 

Кажется, я быстро уснула. Мне снилась солянка. Кто-то обещал мне, что я всё узнаю во вторник. Точнее, это обещали не мне, я просто подслушала разговор. Но узнать-то всё равно должна была я. Мне не терпелось, я хотела поскорее вторник. Были ролики, Ксюша, её сестра со светлыми волосами и круглым лицом. И папа кинул мне Фёдора Ивановича, я очень боялась, что он разобьётся, но он выжил, даже крышечка была на месте (вот какое сильное впечатление от рассказов о Лене осталось). Заговор, платья, какой-то вид закрытости номер 2, степень времени. Кто-то против нас, но я не помню, ничего не помню. А ещё были велосипедисты на странных велосипедах с большими колёсами. И вообще, я ехала к Грину, а меня почему-то везли на какое-то маёвское мероприятие, куда мне совершенно не хотелось.

Я придумала. Когда мама уедет, я куплю себе лысую морскую свинку. Да. И если у меня не будет денег, я попрошу, чтобы это было моим подарком на день рождения. Лысая морская свинья. Боже, это же так здорово! Я хочу. Он тёплый, наверняка тёплый. Я буду приходить по вечерам домой, а на полке будет он. Да. Он. Он шикарный. Надо почитать, как за ним ухаживать. То, что он стоит минимум 3000, мне и так известно. Кажется, я знаю, как его будут звать.

И за неделю я успела соскучиться по ночным показам. Я люблю эту атмосферу. И скоро придумаю, как сделать так, чтобы наутро не болели лёгкие.

Один давным-давно. Старше. С религиозной семьёй.

Другой не так давно. Рецидивно, впрочем, как и первый. Без религиозных мыслей, но при этом и вовсе с отсутствием моральных принципов. Зато с ним легче и без обязательств.

Третий ещё более недавно. Близко, с соприкасающимися интересами и милой улыбкой.

Четвёртый где-то на севере. С огромным грузом фильмов за плечами и албсолютно без каких-либо гарантий и обещаний. У меня его книга. И его выгонят из института.

Пятый игонорирует мои сообщения, а его крыша отныне закрыта.

Шестой приглашает меня на концерт симфонической музыки, ночные гонки, к себе на дачу и обещает одолжить мне ножницы по металлу, чтобы я смогла вновь попадать на Ленинский.

Седьмой утверждает, что моя внешность напрямую связана с моими информатическими (не)успехами, присылает мне файлы с красноречивыми названиями "туц-туц" и титульники с Ахмедом Мухаммедом. 

Номер восемь рассказывает мне всё-всё, и иногда мне кажется, что я знаю о нём куда больше, чем любой из его окружения.

И сдался мне этот номер девять!

А ещё Анечка предложила мне с ней встречаться, и у нас будут дети, обязательно. Снежа предложила мне замужество, так как у нас интересы похожию Вот что самое главное-интересы. Но нет, я останусь верна своему блудному Машамужу.

Ох, ну и бред же сейчас творится в моей глупой голове. Самой смешно.

И мы не пошли в лес. И я не дышала ландышами.

А сны были больными. Мне снился Грин, я упивалась легкомыслием моей мамы. Снились комментарии к стихам "оплакивать тебя", снилась Катя Чуева, улица около моей второй школы, хоть и ничуть не похоже. Снились Светы, они были собаками, милыми и маленькими. Снилась какая-то бабушка, спрашивающая дорогу, дома на улице были с перепутанными номерами-около 6 был 9 и сразу же 4. И очаровательная колли. И страшная овчарка. Они разговаривали.

Бред.

У меня их нет, это пугает.

Я устала, чертовски устала. Хочу на крышу, но воспоминания о Ленинском всё ещё больно отдаются где-то очень глубоко. И я совершенно запуталась, совершенно вымоталась.

И не сделала историю. 

И всё-таки я не могу. У меня внутри всё разрывает. Я слушала твои объяснения и мысленно умоляла кого-то, чтобы всё это оказалось неправдой.  Ошибкой. Не тем подъездом, не тем домом... 

Я летела туда. А в наушниках похоронно трепетал вальс из "Амели".

Знакомая дорога, отсчитывать ступеньки, надеяться.

Четвёртый подъезд. Рыжая преграда. Не сдаваться. Шестой подъезд. Сетка. Ждать тебя. Ждать людей, выходящих из пятого. Я знала, что там всегда было закрыто, но внушала себе, что я ошибаюсь. Вот сейчас мы поднимемся на последний этаж, и Москва вновь раскинется перед нами... Ну же, ну! 

Крики в квартирах, провода около решётки. И чучело синицы на цветке на подоконнике. Страшное, с вывернутой головой и пустыми глазами. Наверное, это считается милым декором. 

Улица. Асфальт, ещё влажный после дождя. А я почти умерла. Нет, это не "всего лишь какая-то крыша" и не моя причуда. Просто это место столько значило для меня, что, наверное, этого почти никто не поймёт. Ты обнимал меня и успокаивал, а я мысленно была там. В небе. 

Я плохо помню, как мы дошли до метро. Я вообще плохо помню, как я добралась до дома. 

Я немного плакала и очень много думала.

Ты так прощалась, да? Сине-сиреневым небом и абсолютной безмятежностью? Тогда, во вторник, с сильным холодным ветром. А я как обычно мысленно сказала "до свидания, родная" и пообещала вернуться. 

Я уже тоскую. Тоскую так, что не могу говорить об этом. Я хочу дышать тобой. Твоим небом. Твоей свободой. Твоим спокойствием. Я помню все наши встречи, все числа, все мысли и действия. Помню каждый проводок, каждую ступенечку, каждый кирпичик. 

Мы обязательно встретимся, я постараюсь в это поверить. Моя родная...  Моя любимая...

И такое чувство, будто у меня забрали что-то слишком дорогое. Лишили радости и волшебства.

Мы обязательно встретимся, правда ведь?..

Я защитила все лабораторные. Осталось оформить защиту.

Во вторник история. Надо сделать её, надо всё сделать...

Сегодня я полюбила лилии. Они шикарные.

"Люди как люди". Да и люди очень хорошие. Я ожидала худшего, я боялась и накручивала себя. Лена с разбитыми коленками и Саша с очаровательной улыбкой, сперва напоминавшая мне Энджика, ту самую, которая младше меня неизвестно на сколько.

Мы играли в шляпу. Всё равно я буду называть эту игру так, хоть мы и доставали бумажки не из шляпы, а из подарочного пакетика с волшебными кошками.

А потом был не слишком долгий путь пешком. От бывших курсов до Новокузнецкой. И до Болотной площади. 

И я постараюсь не ныть, постараюсь...

Я сделала это.

Я оформила все лабораторные по информатике. Все задания, которые у меня были.

Из этого я сделала нескоько очень важных выводов. Во-первых, нельзя всё оставлять на последнюю неделю, потому что в итоге всё останется на последний день, а следовательно, на последнюю ночь. Во-вторых, информатика с её адским программированием оказалась вполне доступной для понимания. Жаль, что я это слишком поздно поняла. И в третьих, надо бы начать делать контурные карты по истории.

Курсовая по теории вероятностей немного продвинулась. Билеты по философии будут распечатаны и выучены в ближайшее время. Надо переписать лекции по истории.

А сейчас спать, спать, спать... 

Из хороших новостей, пожалуй, только то, что у меня будет пять за экзамен по культурологии.

Из плохого- я пошла в институт в тех самых выпускных босоножках, которые я решилась одеть только три раза в жизни. Это был четвёртый. И, наверное, последний. Я не чувствую ног.

А ещё мы весь день оформляли лабораторные и... Не оформили. Немыслимый объём работы. Надо отныне всё делать вовремя. Как абсурдно звучит...

Надо взять себя в руки и добить эти адские задания. Я сильная, я смогу победить. Да. 

Я Вас люблю всю жизнь и каждый день.
Вы надо мною как большая тень,
Как древний дым полярных деревень.

Я Вас люблю всю жизнь и каждый час.
Но мне не надо Ваших губ и глаз.
Все началось и кончилось - без Вас.

Я что-то помню: звонкая дуга,
Огромный ворот, чистые снега,
Унизанные звездами рога....

И от рогов - в полнебосвода - тень....
И древний дым полярных деревень....
- Я поняла: Вы северный олень.

7 декабря 1918 года.

***

Из прошлого, не слишком далёкого, но ещё тёплого. Два года назад я читала, пыталась читать её стихи. Но она никогда не была мне близка. И только эти строки остались, отпечатались, не забылись. С тех пор я постоянно ищу это стихотворение в книге, забывая, что оно на 140 странице. А тогда, два года назад, мы декламировали его, шагая по мокрому Арбату в последний майский четверг. Четверг после лингвистики. И было волшебно, и пахло сиренью и ещё немножечко тоской, весенними розовыми духами, светло-серым небом и скорым летом. Близким морем. Почти моим городом.

С добрым утром, Москва! Солнце такое яркое, что мне почти удаётся ни о чём не думать.

Мне снова одиноко. Мне чертовски одиноко. Домашний телефон молчит по вечерам уже неделю, да и мобильный тоже слишком редко звонит. Я захожу в аську и проваливаюсь, с головой уходя в чьи-то сообщения, жизни, мысли. И теперь почему-то не читаются статусы, поэтому дурацкая весёлая рожица рядом с его ником раздражает ещё больше, чем прежде.

А из колонок повтором льётся музыка из "Амели". Мне кажется, что я чувствую Париж, летние дожди... И что-то тонкое и волшебное, от чего ещё больше хочется плакать.

И мне тоскливо, я тону в собственном одиночестве. Я ловлю в зеркале свой взгляд. И не узнаю его. 

Я обдираю лак на ногтях, совсем машинально, и тихонько плачу. Мне тоскливо. Я вспоминаю. Я опять душу себя воспоминаниями. Но это же должно пройти, это обязано пройти, такое проходит, проходит же... 

Я не могу забыться в других отношениях. У меня не получается, я не могу даже представить, как это возможно-доверять человеку всё, доверять всецело, так же, как ему.

Небо такое чистое. В небе ветер. Как много-много лет назад, у бабушки на даче. Когда я читала по вечерам Брэдбери, сидя на табуретке в саду, наполненом ящерицами и кузнечиками. 

В небе птицы. Скоро, очень скоро, я открою себе крышу. И буду жить там. Мама уедет на море, мне будет  плохо, как год назад. И тогда будут крыши. А пока я вспоминаю Ленинский и хочу туда попасть в воскрресенье.

А пока у меня всё щемит внутри, я срываюсь на истерики и не могу успокоиться. А мне надо многое сделать. Я уже нашла ответы почти на все вопросы по философии. Полторы недели на то, чтобы выучить. И оформила одно задание из четвёртой лабораторной. Итого, три оформлены целиком, осталось только содержание и титульники. Надеюсь, сегодня я добью четвёртую и начну пятую...

Надо сделать культурологию. И ещё кучу всего.

Утром чудовищная боль не позволила мне дойти до института. Я легла обратно в кровать и тихонечко умирала.

А потом мне снились сны.

Почему-то мы сидели в Метрополисе, в кофе-хаузе, и нам надо было успеть на третью пару. Я, Оля, ещё кто-то и Шоня. Нас очень долго обслуживали, у нас оставалось 25 минут до начала пары. Кажется, пара была важной. Мы нервничали и слишком быстро пили обжигающе-горячий кофе. А потом откуда-то появилась какая-то старушка с двумя девушками, и я чувствовала, что Шоня знаком с ними. Они сели с нами, и я совсем перестала надеяться на то, что мы успеем на пару. Одну из девушек я не помню, а у второй были светлые волосы, собранные в неаккуратный хвостик, и крысиные черты лица. Она была некрасива, совершенно некрасива. Но почему-то всем нравилась.

Я внезапно оказалась во дворе около Шониного дома. Я сидела с ноутбуком напротив его подъезда и ждала. Не до конца понимая, зачем я там сижу, почему я жду, когда могу позвонить, да и вообще, зачем же я жду. Он вышел из дома и, не заметив меня, куда-то ушёл. И в ту самую секунду я осознала, что нахожусь в Щёлкино. Мой городок, мой родной, мой любимый... Там всё изменилось, даже появился общественный транспорт-трамваи до моря. А я удивлялась, зачем же это нужно-неужели люди настолько глупы и ленивы, что не хотят идти по потрескавшемуся асфальту и дышать этим городом? Наконец я обогнула последний дом и добралась до моря. Я поняла, что нахожусь в этом городе уже два дня, но ещё не здоровалась с морем, и никак не могла уложить этот факт в своей голове. Я бежала босиком по крупному песку, представляла, как, должно быть, обрадуются все те, кого я давно не видела. Я добежала до моря, увидела это бескрайнее сверкающее великолепие, но не смогла подойти к нему. Навстречу шла мама. Я обрадовалась и побежала к ней, но она оттолкнула меня, сказав что-то грубое. Я ощутила себя чрезмерно несчастной и пошла босиком по холму, по выжженной траве, забивая мысли тем, что считала раздавленных лягушек и старалась не думать о сколопендрах.  

Когда я подняла голову, я была в каком-то сером городе. Я с кем-то шла в какую-то квартиру. В квартире пахло нафталином и стариной. Кажется, я опять в Советском Союзе. А это квартира спекулянтки. Все шкафы забиты цветастыми платьями, юбками, пиджаками. Я даже подбираю себе платье, не вполне осознавая, зачем я это делаю. А потом приходит милиция. Женщина прячет нас в другой комнате и говорит притвориться спящими. Я слышу голос милиционера. Он найдёт нас, у нас будут проблемы, я знаю. Я закрываю глаза.

Я открываю глаза. Вокруг ночной город, похоже, европейский. Огни, так красиво и по-французски. Я лежу у Шони на коленках. Я ощущаю его тепло, это так знакомо. Он гладит мои волосы и говорит: "Я люблю, когда ты так лежишь. И этот взгляд люблю. Я рад, что мы с тобой встречались". Я пытаюсь спросить, почему "встречались", почему прошедшее время, ведь он говорил при встрече, что всё ещё может наладиться, но не могу произнести ни слова. У меня всё сжимается внутри, я хочу запалакать, но не могу. Я начинаю задыхаться и просыпаюсь. 

Я лежу на одеяле, собравшемся в изголовье кровати. Нет, не на коленках у Шони. Всего лишь на одеяле. А комок в горле всё ещё стоит, но заплакать я не могу, не могу, не могу. И я опять проваливаюсь в тяжёлый сон.

И я отлично знаю, почему мне всё это снится. Тут даже не надо быть Фрейдом, чтобы понять это. Это же так просто...