И птицы голосили, и листья шебуршали, облетая, и падая, и лёжа. Ветром шебуршали, ветер их шуршал. Листья полнились цветами и пахли осенью. Осень не знала ближе созданий, чем облетевшие с деревьев листья.
Я случился и в этой осени. Хороши ли это, плохо ли - время рассудит. Время покажет. А может статься - и не заметит вовсе. Не больно и хотелось. Не больно и я буду горевать. Но всё же - очень приятно.
Ведь оно как!?. Я хожу сейчас тут, дышу полной грудью, воздух чувствую, ветры благодарю, что грудь мне открывают и запускают туда дыхания и надежды. Хожу, смотрю по сторонам, в небо смотрю, звёзды считаю, подгоняю праздники внутренние под календарные, и наоборот.
И отчего-то мне неплохо. Не побоюсь сказать, складно получается. Кусочек свежеиспечённого душистого хлебушка без масла, но с любимым бабушкиным чёрносмородиновым вареньем...
Как-то так и я вкушаю эти дни, и вдыхаю ароматы этой осени... А потом... Ну что потом!?. Потом будут ещё какие-то потом - там и сыграем опять на баяне про Варяг. Там по ходу и разберёмся.

Кленовые листья сегодня собирал. Руками в воздухе рисовал. В небо смотрел. В лужи гляделся. Дышал глубоко и громко, и меня никто не слышал. Я дышал там, где людей нету и эхо молчит.
Давно я знаю это место. Тридцать лет его искал. Такое, где воздух, ни души и эхо закрывает себе уши и рот. Тридцать лет искал - и вот нашёл.
Не то чтобы я туда хожу что-нибудь секретное сказать или замыслить супротив рода человеческого - совсем нет!..
Просто иногда очень хочется быть уверенным, что ты дышишь, и не внедряешься ни в чьё пространство. Дышишь - а полхутора не слушают твои помыслы и мечты. Дышишь - не чем-нибудь углекислым или испаряющимся, а чистым прозрачным воздухом...
Просто иногда хочется...

Хожу нечасто туда - только если хочется помолчать и не слышать. Даже не подумать - нет. Думать - вообще дело неблагодарное, никогда не знаешь толком, где вильнёт и куда выведет. Не подумать - нет. Помолчать и подышать...
И каждый раз возвращаюсь домой притихший и спокойный. Спокойный и притихший. И с удовольствием опять говорю, двигаюсь и смеюсь. И дышится легко и непринуждённо...

Нехороший день минул, и звёзды зажглись как ни в чём ни бывало. Яркие, чёткие, глазастые. Каждая из них безупречна - так и хочется извиниться за свою косолапость и неряшливость и сказать им спасибо. И вот ты стоишь и смотришь... Просто смотришь в небо на звёзды. Не считаешь - нет. Что их считать - бесчисленные. И ты просто стоишь и смотришь и улыбаешься… поворачиваешь голову из одной стороны в другую и удивляешься, какие они всё-таки красивые и безупречные...

Марфушка напекла тоненьких блинков, которые мы тут же, на ночь глядя, и скушали со сметаной и клубничным вареньем. Марфушка обычно кладёт сметанку, а я - клубничное варенье. И чаёк ещё чёрный. Вкусный чаёк, ароматный. По вечерам мы часто с мятой его делаем. И сегодня тоже. Хорошо с блинками пошло.
И воспоминаний о мокрых ногах, натёртых плечах, ветках по лицу и сложных перевалах - как ни бывало. Есть только тихий спокойный вечер, мутноватый, но такой привычный свет, ходики на стене и иволга где-то на том берегу.

Собственно, и на старуху случается проруха. Вот идёт по лесу буйвол, невесть откуда взявшийся. А навстречу ему ты - тоже совершенно случайный. Оба недоумеваете. Оба что-то себе думаете и на ус мотаете. Оба тужитесь и озадаченно вспоминаете, об чём речь.
Так проходит час, два, день, год. И потом, однажды, уже много позже, вас всех, обоих, накрывает озарение, что можно просто взять и разойтись. В разные стороны. Потому как всё это очень непонятно, случайно и натянуто.

И вы разворачиваетесь, и оба, осторожно, практически не трогая воздух, расходитесь. Каждый - в ту сторону, откуда пришёл.
И всё в миг встаёт на свои места. Но становится немного грустно. Потому что за этот час, два, день, год вы практически сроднились. Совсем чужие. Хоть и оба не там, не туда и не с тем...

К чему бишь это я!?. Ах да!.. Стрижи прилетели!

Не летом единым жив человек - чтобы кто ни говорил и ни думал.
Ведь как оно бывает: голосил испуганный ночью, слезы гремучие лил, клял почем зря белый свет и кошмарил по всему огромному лесу, который начинается сразу за оградой... А потом - раз! - и все вдруг становится спокойным и тихим. И сам себе уже не столь противен, как был еще пять минут, пять вершков назад...
Выйдешь на улицу - а там сентябрь. Наливной, спелый, душистый и такой уютный и очень свой. Выйдешь - и вдруг захочется. Всего и сразу. Но не так, когда желаешь денег или чьего-нибудь тела, - а просто жить. Просто захочешь вдруг жить и расхочется кошмарить... Хотя бы на недельку-другую, хоть бы на день... Но это ведь уже и так очень много... Вот этими мгновениями и живешь не зря.

Лили ливни сегодня. Тёплые и хорошие. Я выходил гулять под дождь, потому что там было как-то по-светлому и беззаботно. Гулял час, и два гулял. Пил воду дождевую. Делал лёгкую зарядку и плавал на тот берег. Смотрел на аиста под дождём. В наших краях третий год живёт аист. Никуда не улетает, всё живёт и живёт. На другом берегу, на самом высоком дереве.
Сквозь дождь и аист показался каким-то необыкновенно близким. Я поприветствовал его и поспешил обратно. Ведь в три часа мы кушаем, а опаздывать у нас к столу не принято.
После обеда спал так, как, кажется, не спал уже много лет. Всего пару часов - но как будто все десять. Поднялся окрепшим, помолодевшим и самым что ни на есть живым.
Дождями...

Случается, я бываю в городах. Больших и не очень. Известных и малолюдных. С людьми или с шахтами.
И не то чтобы там есть что-то интересное - просто заезжаю посмотреть и покушать или что-нибудь необычного прикупить. Иногда слова какие-то новые узнаю, да тут же забываю. Нечего всякие городские слова помнить, я так считаю... А вот еду непременно привожу домой. Марфушку и соседей угощаю. То фруктину какую-нибудь заморскую, то овощ потешный мутировавший, а то и просто сладкого. Целый пакет.
Иногда я слушаю людей в городах. Но очень быстро их речь смешивается и превращается в одну сплошную жвачку. Наша бурёнка такую же производит, только чище. И говорят люди вроде бы степенно, разумно и даже подчас афористично - да частот на всех не хватает. Их остроты и мудрости тут же уходят в песок или примешиваются в стонам миллионов голов ежедневно забиваемого скота.
Да, а вот городские сладости мы всегда с удовольствием кушаем.

Вот, в общем-то, и весь наш контакт с большим миром.
Иногда ещё привожу Марфушке какой-нибудь сарафанчик или соседям гостинчик какой-нибудь хлопковый. У нас таких вот, хлопковых, нет...

Иногда Марфушка выносит сор из избы. Но не тот сор, который выносить не надо, а тот сор, от которого дышать нечем и развернуться в доме негде. Выносит его воооон на ту полянку.
Та полянка у нас волшебная. Там живут соровые духи. Если Марфушка с вечера оставит там всякие кулёчки, ненужные одёжи, отжившие книги и газеты, несвежие кренделёчки и прочее - то по утру ничего этого уже не будет. Ни соринки ни пылинке на полянке той. Зато следующей ночью нежный женский или мальчишичий голос непременно напоёт в глубине леса какую-нибудь вырезку из периодики пятилетней давности или сыграет на порванном баяне что-нибудь медленное и красивое... Но лишь однажды, следующей ночью. Дальше, до следующего выноса, ничего подобное не повторится...

Помнится, ещё по неопытности мы решили как-то сжечь что-то ненужное возле дома, чтобы не ходить далеко - так той же ночью разразился ураган, сорвало крышу с дома, и долго укоризненно вопили коростели... С тех пор мы выносим сор только на волшебную поляну.

Там, за речкой, когда-то бродили фрицы. Думали себе что-то. Что, точно не знаю, но наверняка что-то нехорошее и про насильничанье. В общем-то, и знать не хочу - ну их, поганых!..
Зато теперь там живёт Стёпка с женой Прасковьей, двумя пацанятами, семи и тринадцати лет, и целым гаремом несушек. О жене и пацанятах как-нибудь в другой раз, а вот несушки у него знатные. Всем нашим несушкам на загляденье.
И вроде внешне невзрачные, рябые, кривенькие, тощенькие все - а яиц таких ничьи куры больше не дают. Яйца все как на подбор: большие, крепкие, с яркими сочными желтками... Как ни пытали мы Стёпку, в чём секрет, не сознаётся. А может, и вправду не знает.

"Я,- говорит,- и пальцем о палец не ударил, чтобы они такое чудо день за днём на свет являли. Может, это земля настолько намоленная и выстраданная настолько, что теперь здесь всё на славу урождается..."

И действительно - посмотришь на его благоверную - вроде баба как баба, а руки золотые, одновременно и тут и там, и ещё соседям помогает... Глянешь на пацанят, вроде так себе - не большие, не маленькие, один порыжее, другой почернее - а с измальства знают, как хозяйство вести, и с какого боку к нему подступиться... Огород их редиса и репы даёт на всю деревню... Ну а несушки, несушки-то - это вообще отдельная песня!..

А ещё, бывалочи, зайдёт Семён по утру и, загадошно улыбаясь себе в кулак, откашляется, встрепенётся и речь заведёт про зайцев и про выхухолей. У него, у Семёна, две любимые темы - зайцы и выхухоли.
Кааак заведёт свою шарманку, мамочки мои!.. И не выпроводишь ведь его, потому как какой-то он нам с Марфушкой родственник - то ли ей, а то ли и мне, мы так и не узнали толком; и не перебьёшь, поскольку мы вежливые до безобразия; и беседы не поддержишь, поскольку зайцев я люблю исключительно в жареном виде, а про выхухолей вообще лишь смутно подозреваю...
Так минует час, два, полдня пройдёт... Пока Марфушка не притомится вконец, и не побежит звать конюха Сидора. Конюх Сидор - брат Семёна, и влияние на него имеет.

И лишь когда придёт Сидор, и отвлечёт Семёна на выполнение каких-нибудь работ или попросту разговора братского сурьёзного - только тогда мы вздохнём с облегчением, и почувствуем, что день начался.

День по своему обыкновению клонился к закату. Суслики расползались по норам. А голова у меня, между тем, всё болела. Не о чём-то или к чему-то, а просто так.
Самым хамским и прямым образом. И Марфушкины наговоры и поглаживания не помогали...
Мелькнула мысль, что это расплата за предыдущий день с обильным дегустированием яблочного спаса Сергеевны, но она была тут же отринута.

А ещё, у нас корова сегодня какая-то вся из себя загадочная и умилённая бродит. Влюбилась, видать, или просто погода хорошая...

Надумали мы отыскать что-нибудь новое, и притом хорошее, в нашей глухомани. Ходили-ходили, искали-искали. Туда и обратно, вверх и вниз. Все норки облазили, деревья измерили. Лесных духов разбудили и даже гневных невидимых мартышек взбудоражили вопросами про новое и хорошее. Да так, что те соловьями запели, лишь бы мы отвязались.
И всего-то нужно было - хорошего и нового.

Без ног уставшие и злые возвратились в дом родной, а там - бааа!.. В огороде хрен дошёл, а в доме в коем-то веке стало уютно и тепло... И стало нам так хорошо, что уже ничего и не надо стало. Только картошки отварить, хлебушка нарезать, помидоров налитых пяток на стол положить - и первачка откушать перед сном..

Покумекали мы с Марфушкой и с Витькой-соседом - отчего такое счастье нежданно-негаданно на наши головы снизошло, и пришли ко мнению, что дому надо иногда давать от себя отдохнуть. Хоть немножко, хоть денёк. А хрен просто приятное хотел нам сделать, потому как Марфушка его любит и много с ним возилась...

А ещё у нас третий месяц цветёт жасмин, а я только сейчас это приметил...

А сегодня светало не так, как обычно. Ну то есть всё в принципе сходилось, но в воздухе было что-то, помимо обычного рассвета.
Я подошёл к речке, зачерпнул движения дня, подслушал сонных соловьёв и даже наткнулся на загулявшую корову. Она посмотрела на меня с укоризной, и мне стало стыдно.
А в воздухе было что-то... Тянуло осенью, тянуло свежестью, дышалось грудью и душой.

Поспав в обед после картохи с луковицей, половины буханки хлеба и двух чарок, я усомнился, что было такое утро. Но сейчас всё-таки думаю, что было. Пойду на днях опять в рассветы. Поищу чего-нибудь подобного...

А вчера было ещё одно вчера. Я вообще каждое вчера отслеживаю и складываю их в сундук. У нас в избе, в уголочке, стоит двухвековой сундук. Такой большой, чорный, дубовый, с большим амбарным замком. Так вот по вечерам, когда моя старуха ложится спать, я кладу туда очередное вчера. Протираю его перед этим, проверяю на сколы и царапины, хорошенько изучаю - и кладу в сундук.
Может быть, когда-нибудь кто-нибудь из наших внуков, рассеянных по свету появится в этих краях. Может быть, тогда нас с бабкой уже не будет тут. Ни тут, ни там. Но останется сундук, куда я все эти долгие годы складывал наше с бабкой вчера. И они - ну кто-нибудь из них - откроет и поинтересуется... Не извлечёт какую-то выгоду из этого, не использует, не пустит в дело... Просто поинтересуется.

На завалинке посидели с мужиками, потрещали, кто о чём, поскорбели для проформы, хряпнули для приличия.
Да, у нас ещё и мужики остались! Немного, конечно, но есть. А те, что есть, все наши. Всем рады, всех любим и даже уважаем, хоть и говнистенькие они в большинстве своём.
Но вот что меня насторожило, о други мои невидимые... Вчера у Фёдора был протез, а сегодня у Володьки; вчера у Семёна скотина издохла - а сегодня она у него жива, оказывается; вчера Федот ушёл в запой - а сегодня он чистый здоровый причёсанный, и не трясётся, а в пляс рвётся...
Что тут скажешь!? - чудны дела твои, Господи!..

Ну что сказать!?. Приходил сегодня Иван. Иван - хороший человек. Увесистый и весомый. Он у нас - староста. Не врёт, не ворует и пишет без помарок.
Рассказал мне чудную новость. Будто скоро, вот уже совсем скоро, все снега растают и переползут туда, где теперь пески жаркие, в которых, говаривают, можно яйца варить. А яйца, в свою очередь, можно будет приготовлять на месте нынешних льдов и айсбергов...
Да, вот так-то!..
А то сидишь тут себе, сидишь, валенки починяешь, орехи собираешь, трубку махрой отборной забиваешь - а там, на тебе!.. Яйца теперь на другом конце света варить придётся!..

Сегодня приволок мешок орехов. Полдня собирал по нашим буреломам - аж ноги ломит от упражнений таких... Набрал гору, и потом ещё дважды проверил и отсортировал. Те, что похуже, нам в масло и сладкие присыпки, а те, что получше - пушистикам. Белочкам.

Ежели к примеру, охота какую-нибудь белку покормить, то я свищу особым манером трижды, и беличий вестник мигом прибегает к крыльцу. Я нашёптываю имя того, кому передать гостинчик,- и вестник уносится прочь по кронам почти на самое небо. И я уверен, что обязательно доносит до адресата. Непременно. Ведь это нужно - верить... Верить, что орешек попадёт к тому, кому предназначался...

Ну а остальные орешки мы с ребятами перемалываем и готовим масла и сладости... да... масла и сладости. И даже деревянный наш Стёпка радуется и помогает. Вот только когда гроза или орехи - радуется... И лишь когда воды принести или орехи - помогает.

Шёл по лесу я где-то с час назад. Просто гулял и ветер слушал. И птиц ещё.
Иду себе молчу потихоньку, слушаю в оба, гляжу так же, а из кустов выходит на меня лось. Одичалый такой, тощенький, грустный. И говорит он человеческим голосом:

- А что же ты, мил человек, про годовщину вашей свадьбы с Марфушкой забыл?.. - и укоризненно так качает головой.

- Так ведь не женаты мы,- отвечаю.

- Как так?!. А все в лесу уверены, что сегодня аккурат тридцать лет со дня вашей свадьбы...

Удивился я, посчитал на пальцах, и что-то вроде припомнилось, но как-то смутно и не до конца.
Нарвал цветов диких, принёс домой и поставил в вазе посреди стола. А самому же интересно, было ли, нет ли...

Спрашиваю Марфушку: "Не помнишь ли, случаем, тридцать лет назад?"

- Нет, - говорит,- однако, мне тут бобры на речке сказали, что, мол, женаты мы с тобой столько...

- Вот и меня лось озадачил...

Но не стали мы головы ломать почём-зря, а пошли ужин кушать.
Лес - он такой. Иногда мне кажется, что сама память живёт в лесу, и лишь иногда к нам в гости захаживает...

А сегодня Марфушка наготовила мармеладу. Яблочного и вишнёвого. Я к мармеладу - не то, чтобы очень распростёрто, но Марфушкину стряпню уважаю. Оттого и она меня за человека считает. А вот если бы говорил "Что же ты, развалюха эдакая наготовила!?" - уважения к моей скромной персоне значительно меньше было бы.
Покушали мы мармеладу и горячим крепким чаем запили. Очень хорошо мне стало. Аж до слёз. Редко так хорошо бывает... И не то чтобы мармелад такой хороший, а просто.

А ещё мы с Марфушкой вчера воздухом дышали. Вкусный такой, разреженный. Зачерпнёшь левой рукой - и Марфушку угостишь. Зачерпнёшь правой - и сам отведаешь. Вкуснотища!..
Птицы пели и играли с нами в салочки. Мы хоть сами и не первой свежести, но бегали и резвились, как малые дети, со стрижами и коростелями наперегонки. Чудо какой хороший день вчера был. Вот и Марфушка говорит, что всё очень по-правильному вчера сложилось...
Бывает ведь что всё очень по-правильному складывается.