Художник Денис Октябрь родился 19 февраля в 1977 году в городе Новоалтайске.
В 1992 году окончил художественную школу №1 города Новоалтайска. В 1997 году окончил Новоалтайское Государственное Художественное Училище. Работает в жанре портрета, натюрморта, пейзажа, тематической композиции, ню. Художник отличается смелой манерой письма, экспериментирует с формой, цветом, материалом. На 2-ом международном биеннале графики «БИН-2004» (Белые интерночи 2004) в Санкт-Петербурге получил премию им. В. Ветрогонского в номинации «станковая графика».
Работы художника находятся в Государственном художественном музее Алтайского края, Бийском Государственном Музее изобразительного искусства, Томском Областном художественном музее, в частных коллекциях России, ближнего и дальнего зарубежья. Участник более 50-ти выставок с 1995 года. Член Союза художников России с 2001 года.
[показать]
Старый город
далее...
[508x699]Ty jesteś jak paryska Nike z Samotraki,
o miłości nieuciszona!
Choć zabita, lecz biegniesz z zapałem jadnakim
wyciągając odcięte ramiona...
W hotelu w którym nie spał nikt od lat
Na łóżku wziętym na godziny dwie
Przecięły się orbity planet nam
Nikt katastrofy nie przewidział tej
Podobno tylko raz na milion lat
Tak dzieje się że ciała dwa
Spadają nagle w siebie chcą czy nie
I płoną tak kochając się
Podobno tylko raz na milion lat
Tak dzieje się że pierwszy raz
Wnikając w siebie nagle wiemy że
Świat zmienił się i nie ma odwrotu
Czy zdajesz sobie sprawę z tego że
Deszcz meteorów moich w tobie gna
Podobno tylko raz na milion lat
Tak dzieje się że ciała dwa
Spadają nagle w siebie chcą czy nie
I płoną tak kochając się
Podobno tylko raz na milion lat
Tak dzieje się że pierwszy raz
Wnikając w siebie nagle wiemy że
Świat zmienił się
Podobno
Raz na milion
Raz na milion świetlnych lat
Zdarza się to co spotkało
I co trzyma tutaj nas
Tylko raz na milion
Raz na milion świetlnych lat
Najpiękniejsza katastrofa - eksploduje supernova...
Павел Кучински (Pawel Kuczynski) родился в 1976 году в Польше. Окончил Академию Изящных Искусств Познани. Работает в жанре социальной карикатуры.
Janusz Grabianski. Януш Грабянски
Януш Грабянски (Janusz Grabianski, 1929-1976) – замечательный художник, иллюстратор детских книг. Особую известность получила серия книг с неофициальным названием «коты Грабянского», в которую входят и «Стихи для Каи» (Wiersze dla Kaji). В ЖЖ есть другие коты Грабянского и его иллюстрации к детским книгам.
Есть у нас хорошая детская книжка, о которой в Сети не обнаруживалось никакой информации. Неудивительно: имена записаны неверно. Выяснилось следующее:
Иоанна Кульмова (Joanna Kulmowa, 1928) - окончила актерский факультет Высшего Театрального Училища в Лодзи и режиссерский факультет Высшего Театрального Училища в Варшаве. Как поэтесса выпустила множество сборников сатирических стихотворений для взрослых, а также свыше 15 книг стихотворений для детей. Драматург, автор радио- и телепередач, скетчей, юмористических рассказов, сказочных повестей, лауреат литературных премий.
[показать]
Решил(
antimantikora) ее отсканировать: может, кому-то будет интересно посмотреть, или перепостить в соответствующее сообщество (я не состою).
№1-конечно же, "Червоны гитары"
А дома были "Скальды". "Расступитесь, люди, почтальоны едут…". Была елка, пахнущая теплой, одомашненной хвоей, тихо подрагивающие игрушки из тончайшего стекла, и было удивительное чувство единения со всем миром, в котором "люди письма пишут", и все так же, как и у нас, в СССР, хотя бы в области почтмейстерства и оперативности телеграфа. Слушаю сейчас эти песни - "Прелестна вьолончэлистка" или "Сказала - любишь жаворонков" - самую грустную для меня и одновременно светлую песню на свете - и мучительно ищу истоки этого света, этого обаяния, трепета душевного, который до сих пор порождают во мне эти звуки, эти соло гитар и вокализы, эти слова. Это ли ностальгия? Нет, это - то, что всегда было со мной и потому не требует усилия, называемого "воспоминанием". Вновь и вновь понимаю: мне не нужно погружаться в эту Глубину - иногда мне кажется, что в своей жизни я всегда скольжу по сияющей поверхности именно этой, именно такой Музыки.
""
А сейчас любуемся молоденькой Эвой Шикульской!
И на русском "Веселые ребята"
Ретро-фотографии Анри-Картье Брессона
[показать]
Почему и меня так мучит невысказанная вина — не та ли самая, что измаяла меня с юности, и тогда не имея ни явной причины, ни точного объяснения? Почему, наконец, так страшно, так больно сегодня читать русскую классику — все те книги, которые в прошлом осеняли нас с каждой страницы светом неясных надежд? Да не потому ли, что всякий раз теперь, как открываю, ища утешения, какую-то любимую книгу, вспоминается мне начало другой книги — дневника чеченского писателя Юнуса Сэшила о самой первой, еще непредставимой кавказской войне:
“...Самолет сбросил бомбу или ракету где-то рядом... и всадил в дом пятнадцать осколков. Может, и больше — сразу не найдешь и не сосчитаешь. Выбило все четыре окна со стороны улицы. Один осколок, надо полагать, самый большой (пока ненайденный), пробил стену ближе к потолку и вышиб изнутри книжную полку. На ней стояли книги из серии “Жизнь в искусстве”. Мировые знаменитости, подбитыми птицами распластав переплеты, разлетелись по комнате вперемешку с битыми рамами и стеклом. В комнате темно, не стал особо осматривать место происшествия. Пропади оно пропадом...
Взрыв прогремел, когда шел на улицу. Самолеты летали с утра, мы уже привыкаем к ним и к их делам, если к этому можно привыкнуть. Вслед за громом послышались свистящие, режущие воздух шумы над головой, но не сразу сообразил, что это осколки. Когда от наружной стены дома стайками вспорхнули воробушки из штукатурки, канарейки из стекла, кое-что понял, но бросаться в панику было уже поздно, да и мать не хотелось тревожить. Она находилась внутри и ничего не видела, а только слышала. Солгал ей, что стекло разбилось от воздушной волны. Она старая, ей 81 год, и, оказывается, очень боится. Думал, что в таком возрасте не испытывают страха...
…Сегодня в комнату, в которую влетел осколок, не заходил. Вчера был в ней долго. При свете свечи разглядывал книги, думая: зачем собирал их, радовался очередному приобретению, хвастал перед друзьями? Сегодня выяснилось, что приобретать имело смысл лишь то, что сразу можешь запихнуть в дорожную сумку...
…Мы с матерью, как-то и не обсуждая, решили: в бега не подаваться. Конечно, остались не богатства беречь, которых — увы! А книги? Кому в наше время нужен этот “флот” из “кораблей мыслей”, как напрасно назвал их Бэкон? Вряд ли и сам вновь пустишься с ними в “плавание”. Все это стало ничем, в одночасье. Оказалось человеческой ложью и тщеславием, овеществленными на бумаге. Убрать “корабли”, груженные всем этим, — осталось бы, наверное, столько, сколько простой смертный смог бы прочесть в течение жизни. Не изобрети китаец бумагу — европеец не написал бы множества ненужных книг. Под низко летящим бомбардировщиком, разрывами снарядов, когда через крышу дома, который ты строил, доводя себя до изнурения, бьет установка залпового огня, ни эти книги, ни то, что в них написано, не имеют ни смысла, ни духовной, ни физической стоимости”…
Непоправима и трагична эта поселившаяся в памяти картина гибели Советской мечты — любимые книги, сметенные с полок взрывной волной сатанинских перемен... Кто еще упомнит время, когда книги были самым желанным дефицитом, и это несмотря на то, что они, всеми искомые, издавались стотысячными, миллионными тиражами? Как вспомню, что моя первая поэтическая книга вышла в Казани в 1976 году тиражом пять с половиной тысяч… По совковости, что ли, собирались по книжке огромные, интереснейшие домашние библиотеки, подобных которым — об этом тоже свидетельствую — не было, нет и больше, наверное, не будет никогда и нигде в мире? А подписка на собрания сочинений? Какие очереди выстаивались, к какому блату прибегали, чтобы подписаться на Карамзина, на Соловьева, на Всемирку!
Где еще была такая страна, где бы даже взятки давали и, главное, брали книгами?!
(с) Равиль Бухараев, "Призрак совести, или Фантомные боли настоящего"
Уже почти семьдесят лет Европа живет в режиме процесса. Сколько осужденных среди великих творцов этого века… Я буду говорить лишь о тех, кто для меня что-то значил. Начиная с двадцатых годов среди преследовавшихся судом революционной морали: Бунин, Андреев, Мейерхольд, Пильняк, Веприк (русский музыкант еврейского происхождения, забытый мученик модернистского искусства; он осмелился выступить против Сталина в защиту приговоренной оперы Шостаковича; его засадили в лагерь; я помню его сочинения для фортепиано, которые любил играть мой отец), Мандельштам, Халас (любимый поэт Людвика из Шутки; его преследовали уже post mortem за грустную тональность его поззии, которую расценили как контрреволюционную). Затем были те, кого преследовал нацистский суд: Брох (его фотография стоит на моем письменном столе, откуда он с трубкой во рту смотрит на меня), Шёнберг, Верфель, Брехт, Томас и Генрих Манны, Музиль, Ванчура (прозаик, которого я люблю больше всех чешских прозаиков), Бруно Шульц. Тоталитарные империи канули в вечность вместе со своими кровавыми процессами, но в наследство остался дух процесса, именно он правит бал. Так, пострадали от процесса обвиненные в пронацистских симпатиях Гамсун, Хайдеггер (вся диссидентская чешская мысль, во главе с Патокой, обязана ему), Рихард Штраус, Готфрид Бенн, фон Додерер, Дрие ля Рошель, Селин (в 1992 году, спустя полвека после окончания войны, разгневанный префект отказался внести его дом в список исторических памятников); сторонники Муссолини: Пиранделло, Малапарте, Маринетти, Эзра Паунд (в течение месяцев американская армия держала его, как зверя в клетке, под палящим итальянским солнцем; Кристиан Дэвидсон показывает мне в своей мастерской в Рейкьявике его большую фотографию: «Вот уже пятьдесят лет он сопровождает меня, куда бы я ни отправился»); мюнхенские пацифисты: Жионо, Ален, Моран, Монтерлан, Сен-Жон Перс (член французской делегации в Мюнхене, он принимал непосредственное участие в унижении моей родной страны); затем коммунисты и те, кто им симпатизировал: Маяковский (кто помнит сегодня его любовную лирику, его невероятные метафоры?), Горький, Дж. Б. Шоу, Брехт (который, таким образом, подвергся второму процессу), Элюар (этот ангел-истребитель, украшавший свою подпись изображением двух шпаг), Пикассо, Леже, Арагон (как мог бы я забыть, что в трудную минуту моей жизни он протянул мне руку помощи?), Незвал (его автопортрет маслом висит у меня рядом с книжным шкафом), Сартр. Некоторые подверглись двойному процессу, сначала их обвиняли в предательстве дела революции, а позже обвиняли за оказанные ей ранее услуги: Жид (для бывших коммунистических стран — символ всеобщего зла), Бретон, Мальро (вчера его осудили за то, что он предал революционные идеалы, а завтра могут осудить за то, что он имел их), Тибор Дэри (некоторые прозаические произведения этого писателя-коммуниста, которого посадили в тюрьму после будапештской резни, были для меня первым настоящим литературным непропагандистским ответом сталинизму). Самый изысканный цветок века — модернистское искусство двадцатых—тридцатых годов было осуждено даже трижды: сначала судом нацистов как Entartete Kunst, «искусство вырождения»; затем судом коммунистов как «элитарный, чуждый народу формализм» и, наконец, судом победившего капитализма как искусство, погрязшее в революционных иллюзиях.
Конформизм общественного мнения — это сила, облекшая себя в форму суда, а суд существует не для того, чтобы терять свое время, разбираясь с мыслями, он существует, чтобы вести процессы. И по мере того как между судьями и обвиняемыми углубляется пропасть во времени, всегда случается так, что меньший опыт вершит суд над большим. Незрелость судит заблуждения Селина, не отдавая себе отчета в том, что благодаря этим заблуждениям романы Селина несут в себе экзистенциальное знание, и если бы они поняли его, то стали бы взрослее. Именно в этом заключается власть культуры: она искупает ужасы, превращая их в экзистенциальную мудрость. Если духу процесса удастся уничтожить культуру этого века, у нас за плечами останется лишь воспоминание о жестокостях, воспетых хором детских голосов.
Vida Gabor (Hungarian
Jules Zermati (Italian, act. 1880-1920) «The Clockmaker
Norman Rockwell «Clockmaker» *(click.1024×768 pix.187 Кб)
[показать]
'Book Of Art' Исаака Салазара
|
art ma-zaika |
Книжные полотнА |
|
|
Шедевры изобразительного искусства научился создавать Исаак Салазар, который именует свои работы как "Book Of Art". Он загибает загибает страницы книг определенным образом и использует книгу уже в качестве холста. Именно таким образом пытается выразить основной смысл тома. При этом рисунок с лёгкостью превращается обратно в книгу, правда уже в немного помятую.
|
Работает же у кого-то фантазия! Стаканы-лыжники, стаканы-рыбаки, стаканы-штангисты...:))
Серия сообщений "Отдых":
Часть 1 - Ладинка
Часть 2 - Стихии
...
Часть 98 - Рисование музыки
Часть 99 - Характер и судьба по дате рождения.
Часть 100 - Самые счастливые фото 2010 года
[620x699]
Константин Кузема
Родился в 1962г. в Петербурге.
Закончил Ленинградский политехнический институт. Преподавал математику и электротехнику в техническом колледже.
В 1989 году увлекся акварельной живописью и оставил преподавание.
С 1998г член Санкт-Петербургского Союза художников России. Вице-председатель Санкт-Петербургского Общества акварелистов.
Произведения находятся в частных и корпоративных коллекциях России и зарубежных стран.
Музейные собрания: "Музей Воды Санкт-Петербурга", "Государственный музей-заповедник "Петергоф",
"Государственный историко-архитектурный и этнографический музей-заповедник "Кижи".
[699x511]