В чём прикол смотреть, как тот, кто тебе нравится, превращается в родственника? Лучше любить, а потом исчезать и уносить с собой воспоминания. Любовь и ненависть - часть одной схемы... как мне казалось. (с)
[333x378]

Холодное утро, пропитанное сыростью и глицериновым мылом, ладаном и цитрусовым ароматом моющего средства.
Утро, пропитанное болью и разочарованием.
Пропитанное влагой… для неё - серым пятном на белой наволочке. Солёным пятном с нежными розовыми разводами на подушке из чистого пуха.
Солнце вгоняло в жилы лето, которое должно было стать «долгожданным для совместного отпуска в какую-нибудь экзотическую страну». Таким Тина уже давно его себе представляла – рисовала свои картины, собственный идеальный отпуск, на две недели – счастливые четырнадцать дней.
А теперь она прослушивает чат своего детства через высокие толстые стены, обклеенные плакатами The Devil Wears Prada, Placebo и Yellowcard, - новые обои поверх старых зелёных полотен, заляпанных бурыми подтёками с верхних этажей здания. Скрывающих всю прошлую жизнь комнаты, все её дырочки в стенах, где раньше висели картины и фотографии из семейного фотоальбома.
Тёмный угол с паутиной заставлен антресолью из сосны и пластика с виниловыми пластинками. Пыльные бумажные обложки, призрачные голоса на старых пластинка, таких старых, что голос уже скрипит, раздаётся треск и шипение, искажаются голоса и становится понятно, что Джон Ленон давно не с нами, а это его тень так сладко засасывает нижнюю губу, чтобы спеть припев Girl.
Этот угол, где раньше были серые комки паутины – это часть её воспоминаний.
Когда она часами стояла, наблюдая за пауками, подавливая в себе горячие слёзы и рвотные позывы. Когда она не хотела быть одним целым с местом, которое они все называют «милый дом».
Когда проблема с ингалянтами стала критической. Она ловила в семнадцать лет «мультики», в тёмном грязном углу, пока отец отсчитывал время её наказания. Её проблема выросла, как растёт головная опухоль в результате облучения, быстро, мгновенно. Пока Тина однажды не свалилась на колени перед стыком двух стен с острой интоксикацией психоактивными веществами.

Солнце вгоняло в жилы бритву с чёрной хромированной рукояткой. С прохладным лезвием, тонким, два дюйма – не больше.
Сидя на кровати, этим утром, в этой комнате. Когда оно только началось с горьких шоколадных конфет, приторного чая и солёного лимона, а закончится резким потемнением в глазах, в липкой луже тёплой крови.

Тина не потенциальная самоубийца. И никогда ею не была. Её страсть, её искусство жить. Она всегда говорила, что жизнь – она самая натуральная и реальная, только набита самообманом, на который все так охотно ведутся, глотая сладкую ложь. Пусть мы сами это придумали. Безалкогольное пиво, соевое мясо, молоко без лактозы, резиновые женщины, сахарозаменитель, деньги, не подкрепленные золотом… - ложь! Способы обмануть себя, убирая сущность, считая что ничего по сути не изменилось. Какая разница кто лежит на твоём диване, тёплое тело любимой женщины или бездушная китайская кукла, какая разница – если тебе сегодня вечером ЗАХОТЕЛОСЬ, какая разница кому вогнать.
Обман.
Имплонтант в твоём сознании…

Убить себя не такой уж большой грех. Не в том суть, когда ты лишаешь себя жизни. Ты убиваешь своих близких.
Нас опять обманули, прикрываясь словом божьим.

Когда-то она проходила реабилитационный курс, чтобы восстановить психику. Чтобы больше никогда, никогда не возвращаться к ингалянтам. Продолжить нормальную жизнь, вырастить детей и уйти из жизни без боли. Чтобы даже вероятности такой не было – мать одиночка искалечит родных детей под действием клея, заляпав пол квартиры своей кровью из носа и их соплями.
Чтобы никогда не всасывать страх обратно внутрь. Будто бы одним свежим жарким утром ты можешь «соскочить с петель» и убить своё прекрасное будущее, будущее любимых людей.
Никогда не воскрешать в себе того подростка, семнадцатилетнюю девочку, уткнувшуюся в угол с паутиной и чёрными пауками.

Тина на белых простынях, со своей розово-жёлтой кожей и русыми жидкими волосами. Колени плотно сжаты между собой, колени сжаты и обхвачены руками. Она не двигается, замерла как статуя, плотно сжимая в кулаке чёрную хромированную рукоятку бритвы, сильно, так что костяшки пальцев побелели и вздулись голубые вены.
Голая обвисшая грудь – её дань времени и детям. Её жертва – собственная красивая грудь, ставшая чем-то вроде бутылочки для молока.
Тина, со своей сухой кожей вокруг глаз, со своими влажными глазами, подносила сигарету к губам, в розовой помаде. Делала тягу. Выпускала синий дым из лёгких, снова затягивалась и стряхивала пепел. Белый пепел по пожелтевшей немолодой коже, скатывается по всё ещё гладкому животу, и застревает в жёстких лобковых волосах. Она видит своё сгорбленное отражение в залакированной дверце шкафа. Эту голую жалкую фигуру матери, забитой смертью сына и пропажей дочери. Она смотрит и смотрит на себя, не отводя тяжёлого взгляда. Смотрит как немое кино, где она – главная и единственная актриса. Эмоционально истощённая, постаревшая. И жидкие русые волосы лежат на костлявых плечах, подымаются в ритме дыхания.

А потом – хлыщ – и жилистое запястье, сплетенье вен чувствуют холод металла и поцелуй Читать далее...

Стёртыми ногтями, раздирая гладкую кожу, плача и задыхаясь от боли. Глубокие содранные раны кровоточат. Немного соли в свежие порезы…задыхается.
Вывернуть нутро… Лис протыкает что-то, то что было ею, выдирает кусками, настоящими шматами мясо. Багровая кровь сливается вниз как густой кисель. Её бьёт судорогами. Добравшись до рёбер, сильные руки ломают их и всё содержимое Лис вываливается…
Она – это кусок живого мяса, только что выпотрошенный, как туша свинины на ферме.
Белые, перепачканные в красном кости вокруг.
Чёрный цвет солнца.
Пожар. И она сгорает на бензине из собственных внутренностей и сладкой крови.

«…Ядовитая кровь, кожа лопнувших губ.
В вену чёрной иглой посинеющих рук.
Ни о чём не жалей. Оставляю следы
Обезвоженных слёз на осколках мечты…» С огрызка разорванной фотографии в твоём рае.

Блевать собственной желчью – выплюнуть желудок..
Дерьмо.
Жёлтая слизь.
Мерзко.
Рвотные позывы изводили его, выдавливали слёзы - незапланированные слёзы.
Егор грустно смотрел на бьющееся сердце, истекающее гноем, бесхозно валяющееся не в его груди.
От Лис осталось только тёмное пятно на прожженной траве.
Одно слово. Больно.
Слёзы градом падали с щёк. Такие горячие, вытекают из стеклянных дырок.
Хриплый голос раскалывал тишину, отражаясь от деревьев, возвращаясь обратно в душу.
Страшно. Если бы это был сон – он бы оборвался здесь.
Ничего. Только Боль. Пустота.
Можно было ждать Миссии или Армагеддона… это не столь важно.
Бесконечные поиски себя в самом себе. Не пускать чужих в свои мысли. Забыть про личное – здесь всё общее, здесь рай.

Серым пеплом рассеивались слёзы с мокрых ресниц.
«На хуй эти кошмары!! Поверю в них и они ещё кого-нибудь разорвут на твоих глазах».

- ...а что, если реальность - всего лишь тактическая RPG бога?

Егор поднял тяжёлую голову с земли. По коже пробежал холодок. Он слышал голос…запеченный в старый динамик.

Пробиваясь сквозь облака, свет таял в сумраке мягкими разводами по чёрному лесу.

- А потом тебя сливают на канал, где мультяшные Белоснежки и гномы выдирают плоть маленькому Бемби… потом тебе. Собственно, тут другая реальность.
Голос с помехами и перебоями, как из старого радиоприёмника. Шипение. Белый шум.
- Это искажение.

Он нашел силы встать с колен и пойти налево, где росли деревья выше остальных, и куда вела тропа из битого зелёного стекла. Бутылочного стекла импортных пивных бутылок.
- Неприятно наверное с такой дырой, мм?
Холодный плотный воздух, воняющий гарью..
Дрожь, пробивающая до спинного мозга.
Там стоял…да да… так ведь и должно было быть, в этом ебанутом месте... там под деревом стоял старенький ржавый приёмник, покрытый пылью и жиром человеческих пальчиков, которые тыкали по нему десятилетиями.
Из него рычал этот голос. Он был трофеем и вашем помошником по тактической RPG’ешке.
Эффект микрофона.
#канал для тех, кто слишком увлекался амфетоминами#

Битое стекло резало голые ступни ног. Ветер хлестал по белому телу, залетая в кровоточащую дыру в груди. И свистел внутри…если вам знаком этот звук в земном мире – сквозняк пробивается в узкие щели вашего холодного и пустого дома.
Наблюдать за тем, как кто-то убивает Христа внутри тебя!
В отличии от Лис, Егор всегда ходил на Пасху в церковь и съедал разукрашенные яйца с куличом в сахарной глазури. Он верил в Бога так же наивно, как дети верят в Санту и Бугимэна. Теперь бог умер в его глазах. Здесь бога нет. Есть старая машина, забытая прежним владельцем. Больше некому выбирать частоты.
Радиофобия прошла и забыла вынести мусор.
-

«… Вы знаете КТО придумал любовь?...
Это маленькие шлюхи…»

Приёмник иногда глох, на полуслове угасал и снова продолжал жить… каждое его сообщение могло бы быть последним. Так казалось.

«…Это было в июне. Они стояли на обочине и ждали машину.
Пока их трахали очередные женатые мужчины с уродливыми душами. Мужчины, затраханые собственными жёнами.
Маленькие шлюхи на грязных кроватях в дешёвых мотелях.
Они были цвеПшГРрр….»

Запёкшаяся кровь под ногтями. И всё что слышал Егор – как ныряние в холодную воду.
4 секунды и…

«..были цветочны, юны, не очень красивы и разбиты.
А потом говорили друг другу: Линн, не плачь.
Ты ведь знаешь. Она есть, Любовь. Ну что же ты, Линн.
Тушь потекла…»

Шипение.
Он бросил Лис.
Не потому что не любил, не потому что надоела, даже не потому что был инцест… Однажды он вышел из дома за дозой. Серый день, такой же как обычно – он решил изменить будущее. Самое страшное – когда некого любить.
Самое больное - это когда ты воруешь кусочки чужой жизни, чтобы наполнить свою. Если уже нет того, кем она была заполнена…
Наркотик будет плыть по её нежным венам, а она будет подыхать… за любовь и преданность его.
Маленькие шлюхи придумали любовь. Дешёвую, суровую и реальную.
Нет приторности и иллюзий.
Так всё изменилось.
Девушки верят в любовь как в романтических фильмах, парни – в секс как в порнухе.
На самом деле грязные кровати, дешёвые мотели и разбитые мечты.


#канал для тех, кто сидит на Читать далее...

Это цитата сообщения ITDalee Оригинальное сообщение

)))

Это цитата сообщения Never_Felt_This_Way Оригинальное сообщение

[-427-]



"ты в сети" и волна чего-то с ног до головы через сердце..
так и не научилась спокойно дышать при тебе.(с)

Это всего лишь остров потерянных игрушек... (Паланик)



[432x576]

Всё что мы можем – это жить в разлагающуюся эпоху, плавно сгорая на плитах современного мира.
Умирать в попытке сбежать на высокой скорости, сжигая себя, как можно быстрее.
Мы – больное поколение… больное. Но это не причина, чтобы сломаться перед временем.

Летний зной плавил косметику на лицах неформально одетых девушек и парней у входа во дворец культуры.
Когда в пальцах рук въевшийся запах сигарет и яблочного мыла…когда наркотик приятно бьёт в голову – мир игрушечный. Живые куклы, сжимающие свои кастеты…кастеты и плюшевых медведей… смешно.
Безлемитное тепло этого вечера, для меня спрессованное в грамм гашиша.

Серый голубь прыгал по мокрому асфальту, купаясь в чистой луже, доедая концерогеновую пищу от голодных панков и слюнявых парней с чёрными чёлками.

Я всё ждала твоего появления, потому что ты бы ни за что не пропустил Alexisonfire.
Я всё ждала, когда же куклы начнут разрезать запястья и почти сжигать красоту.
Я всё ждала, что белая стенка, в которую я пялилась, рассыпится в пыль и раствориться на глазах…Я чуда ждала, почти умирая от грамма.
…но чуда не было.

Эти рваные дни, зачем они?! Растраченные на всё что угодно, кроме поисков своей мечты… на всё что угодно, кроме действительно необходимого.
Озлобленная атеистка, презирающая чудеса божественные… вообще какие бы ни было чудеса.
Нет Бога, нет Христа, нет веры. А что ещё вы ждёте? …у меня жизнь поношенная. С припрятанной биркой Second Hand . И Иисус не позаботился дать мне что-то хорошее… он решил, что я смогу сделать его работу – расплатиться за чужие грехи.

Я провалилась.

потоки вибраций начали разрывать моё нутро за счёт мощных усилителей, установленных возле колонок.
Разогрев. Длился сравнительно столько, сколько мне потребовалось, чтобы спрятаться в тёмном переполненном зале.
Холодно, как в холодильнике. Сыро, как в болоте. Накурено, как в уборной.
Удушье и полная растерянность!
Героин отпускал и голова тяжелела. Нахлынуло мерзкое чувство фрустрации и отчаяния. Красные прожекторы просвечивали людей. Счёт времени потерян. Alexisonfire жил на сцене, играя гитарные партии, сильно и громко, разрушительно и быстро, разрывая перепонки.
Я искала тебя взглядом в каждом бледном лице, наслаждающимся музыкой.
Поколение пепси с бешеной силой вливалось во всё происходящее, теряя себя. Вы и звук – часть одного целого. Звукомания захватила ослабленные алкоголем мозги. И вам от этого становилось ещё лучше…

22.07.07. Лис
«…Что это такое – любить того, кому наплевать, жива ты или умерла??
Чем тогда ещё жить?!....мать вашу…
От дозы до дозы. Дорого. Убивать себя. Позволять просирать жизнь.
Я не наркоманка …вонзая в сердце иглы.. С каждым приёмом всё тяжелее отказаться от этого, так тяжело верит что всё наладится!! Блять….
Зачем ты меня втянул в это?! …а потом исчез.
Мне кажется череп скоро почернеет от мыслей, а в мозгах заведутся черви одиночества….
Я бы купила на последние деньги билет до туда, где сейчас ты.
И посмотрела в твои глаза, обдолбаные, родные.
А самое ужасное – быть безнадёжно забытым… Мать совсем не хочет искать тебя. Считает последней мразью и ёбаным наркоманом. Но я нет.
Просто…когда-то воздух и солнце значили для меня больше, чем значат сейчас…».

Вокруг душно, накурено и сладко пахнет. Пахнет алкоголем и дешёвыми сигаретами Kiss с яблочным ароматизатором. Вокруг меня столько людей.
Я отворачиваюсь, чтобы не увидеть знаком.
Я сижу в уголке, чтобы они не увидели меня.
На мягком советском стуле с зелёной грязной обивкой. В полной темноте, в свете красных прожекторов..
Я ищу среди мешанины слэма твою кудрявую голову. Я сжимаю дневник рукой. Я хочу выпить. Немного. Чего-нибудь кислого, но не крепкого.
Я хочу уйти. Потому что несмотря на всю эту толпу, на милые улыбки и многозначительные взгляды, на We are the end , распеваемую всеми, несмотря на всё это, я ещё никогда не чувствовала себя так одиноко и паршиво.

Смотреть, как мир превращается во вспышку цвета.
Ты в курсе, мир превратился во вспышку цвета?
Дурь в моей голове ещё действовала, правда уже не в той силе, как пол часа назад. Беспочвенная паника. Дозировка, немного превышенная. Вялость ног. Такая, что при выходе из тёмного зала во внутренний двор, я столкнулась с твёрдыми предметами, косяками и людьми.

«…Ничего особенного не происходило с того момента как я начала употреблять дурь, амфетомины и спид. Жизнь текла своей тёплой струёй, примерно с тем же напором как вытекает моча из причинных органов. Маленькая искра загорелась и не потухала до определённого момента. Мне нравились приступы эйфории, экстаз, лёгкость в голове и ощущение жизни в венах. Пугало одно – знание того, что это закончится. Знание порождает страх. Страх убивает меня.
Я бы назвала это так – исповедь… Я больше не верю врачам. Я не смогу отказаться. Я не наркоманка, если вонзаю иглы в сердце…».

Ночной воздух просверливал перегруженные лёгкие. Хорошо. Приятно. Одновременно жутко. Недалеко, облокотившись на белую стену, стояли люди, весёлые и жизнерадостные, в Читать далее...

Сны Егора бились в стеклянных шкафах сознания. Растекаясь по холодной земле, по настилу в небе, всё что родилось в его голове – жило и кипело вокруг сонного тела.
Злое солнце падало вниз камнем.
Утекай, последнее тепло. За горизонт утекай.
Роняя искры света, горит небо. И этот закат зажигает кровь, чтобы кто-то сгорел от переизбытка солнечных искр.
Музыка – смех Бога, в голове Егора играет мелодия, чья-то потерянная мелодия. Где-то падали листья, шёл дождь, дети смеялись – он открыл глаза.
Находясь уже совсем в другом месте, его оттащили под молодое дерево, потеряв астральное тело по пути. Вообще всё потеряв, голый и мёртвый, Егор прислонился спиной к стволу.
Глянцевые фотографии, беспорядочно разбросанные вокруг.
Из них смотрели на него близкие люди - Алиса, мама, Он… если бы можно в сердце поглубже вклеить портреты…Егор впечатал бы их навсегда.

На самом деле он ещё мало что понимал. В мозгах стояла картина из прошлого кошмара – стеклянный пол, небо, его двойник и ржавая табличка, написанная от руки, «Если ищешь Бога – его здесь нет».
Да, скорее всего это реально слишком мощный кошмар за всю его жизнь, либо самый триповый приход. И ему это не нравится…
Сон..сон…хреновый сон!!
Вот одна фотография уже была порвана им на бумажные огрызки.
А теперь захотелось сделать что-то гадкое…настолько вонючее… от ненависти выпуская на свободу страх…это всё на самом деле. Это всё с ним..

Он желал увидеть табличку «Героиновый рай», тупо сжимая холодные колени, смотря в пустоту, а может на десяток деревьев цвета фуксии.
Они были как небо, совсем недавно аквамариновые и розовые. Скоро произойдёт лёгкое затухание. И всё станет сплошной бездной.
Егор ждал. Сам не зная чего. Холод сковал тело, а мышцы затвердели в корм для чертей, словно от токсичного яда.
Сколько ещё времени это могло продолжаться…. Бесконечность.
Пока одно его душевное состояние не материализовалось.
По чёрной сырой земле передвигалось тень…она скользила сквозь деревья, приобретая светлую кожу, голову и мозг. Тёмные глаза растерянно метались из стороны в сторону. Свет играл с ней в игру, зажигая огнём рыжие кудрявые волосы. Свежий прокол в губе кровоточил. Видимо почувствовав вкус крови, она сорвалась и побежала к Егору.
Так близко. Вместе с ним. Мечта одного дня…любимая девушка….любимая Лис..

То, что случилось дальше, причинило Егору столько боли, что сердце не выдержало и вырвалось из груди куском радиоактивного мяса.

Спасибо за симпу! =)))

Заброшенная тетрадь-дневник лежала открытой на пыльном подоконнике, заставленным жёлтыми геранями. Облупившаяся белая краска легко сдиралась ногтями. Иногда слишком больно. Засохшая, она впивалась под ногти, прорезая нежную кожу до крови.
Я прилипла к запотевшему стеклу лбом, вдыхая аромат тошнотворных жёлтых цветов.
С тех пор как они завелись на моём подоконнике, их запах оставлял на языке лишь горький привкус. А может это самовнушение…. Просто я никогда не любила живые цветы.

Опусти голову вниз, пусть глаза кровью нальются. А потом попробуй прослезиться ими…

Егор.
«…примерно восемь часов вечера. Ладони обжигало от горячей крыши, покрашенной чёрной смолой. Через динамик айфона играла музыка. Лис и я, мы любим один и тот же стиль. Много скрима, шума и слов, переходящих в срывающиеся крики и тяжёлое дыхание.
Это был тринадцатый этаж. Высокое старое здание, брошенное, большое. Теперь мало кто обращал внимание на эту здоровую махину. Казалось, что оно погибло ещё тогда, когда его покинули… с тех пор один уродливый скелет из красного потёртого кирпича и железа. Протеже могильному надгробию.
Лис смотрела в небо, запачканное серой копотью, а я на неё. Я слышал, как билось её сердце. Воздух сотрясался от каждого биения в груди.
Мне нравился этот звук. Звук жизни и её дыхание – такое ровное и тихое. Тогда я закрыл глаза, положил маленькую таблетку под язык и попросил Лис сесть рядом. Мы молчали, сжимая друг другу руки, чувствуя пульс, чувствую душу. Видели, как небо изменялось в малиновый цвет и как падали оранжевые звёзды. Её губы шевелились сами по себе, напевая строчки, делая глотки воздуха:

…Там где сбываются мечты твои и мои – наш потерянный рай…

Нежный поцелуй пропустил ток через всё тело. Во рту привкус вишнёвого джема. Жизнь на грани другой жизни.
Заходящее солнце ласкало руки сестры на перегонки с моими.
Тихий стон и прикрытые глаза.
Мы приготовились, чтобы зайти в сон вдвоём.
Мы провалились в собственное сознание.»


«Последний раз…» - слова, выдавленные спустя месяц моей рукой после записи Егора.

Тетрадь была заброшена в чёрную сумку. Я вышла из комнаты, подмигнув матери, что ушла. На запястье крутилась тонкая красная ленточка с розовым рубиновым сердцем. Подарок. Костлявой моей руке ничего больше не оставалась, как носить чужое сердце всегда с собой. Покорно делать вид, что дорожу драгоценными камнями.
Нахуя? – спросите Вы.
Да будь моя воля – перевела бы на лишний джеф.
Только осталось во мне ещё что-то…. Что заставляет улыбаться, когда плохо; смеяться когда грустно; жить когда закончиться желание; носить чужое сердце, когда не можешь в замен отдать своё.

Сейчас самое время научиться плакать кровью…

...
[375x486]

Я сидела у розовой стены в ванной комнате, в тот же день. Сквозь рок в наушниках пробивался звук вытекающей жидкости. От ванны, наполняющейся кислотой с разными вкусовыми ароматизаторами, шёл горячий пар. Зеркало и маленькое окно с чёрной решёткой запотело. На коже появились капельки испарений.
Я видела, как тонкие пальчики рук ползли по розовому кафелю. Словно десять нежных червячков – они подбирались к белой горячей ванне. А я закрыла глаза, чувствуя, что расслабляюсь. Как в апельсиновые и малиновые оттенки погружается холодное тело. …Они глотают. Меня уносит их запах, сахарный, кисленький….похожий на желатиновые конфеты детства.
Да, рок из плеера наполняет клетки. Потом уже тело живёт собственной жизнью, отдельно от сознания.
Сон. Ещё один экстаз во сне, в который мы умеем погружаться.
Глюк. Чей-то затянувшийся глюк. И когда это понимаешь – тогда ты возвращаешься к реальности.

Свет неоновой лампы пробивался через пушистые ресницы, причиняя боль глазам. Синий свет сделал мои руки мёртвыми, руками давно умершего человека. Губы возбуждённо ловили воздух, пропитанный едой и сигаретами. А по коже стекали капли тёплого дождя.
Я приподнялась, но недавний приход не дал такой возможности. Слабость опустила меня обратно. Вниз. На бетонку.
Страх облизывал спину. Противно. Чувствовала десятки взглядов на себе и понимала, что полная долбаёбка раз принимала кислоту в этом месте. На виду у людей. Без прикрытия. Вот так просто – совсем одна, мокрая от дождя. Когда я ещё не закинулась, его не было. А когда очнулась, дождь уже вовсю хлестал меня по лицу.
Рядом была закусочная. Оттуда несло всякой fast food’овской жратвой. Люди безразлично проходили мимо. Хотя нет, тогда я заметила косые взгляды на себе, которые говори лишь об отвращении и призрении. Куда же им до жалости! Киборки бля….
Руки потянулись к карману джинсов, пытаясь нащупать телефон. Ткань прилипала к ногам и бёдрам, вода стекала ручьём с мокрых волос-сосулек. Был живой интерес к тому, не обчистили ли меня за это время. Но пальцы сжали жёсткий прямоугольный предмет и извлекли его из кармана. Разблокированный аппарат показал один входящий. На горящем дисплее маленький зелёный конвертик.
Меня должны были искать. Я знала это.
Но черт-с два! Одинокое сообщение от шлюхи-однокурсницы.
«…Лис, надеюсь, ты не забыла мою просьбу??»
Я выключила телефон, совершенно не помнив свой PIN.
Ещё одна бездушная тварь прошла мимо, прошипев:
- Тусовщица дешёвая…
Я одарила его безразличием, так свойственным их стаду.
Новая попытка подняться дала результат.
Озноб бил сильнее, чем ток заключённого на электрическом стуле.
Шлёпать по чёрным лужам к дому в одиночестве…
Это был первый приход, который при выходе из трипа, унёс меня в другое место.

Depeche Mode весело выбивал ритмы из динамика включённого айпода. Его мозг так хорошо знал эту композицию, что пальчики ног, сдавленные в сильно стянутых кедах, неконтролируемо дёргались в такт.
Егор лежал на самом краю стеклянного пола, что кончался банальным обрывов вниз. Тонкое прозрачное стекло отражало часть солнечного света в чёрный космос, другая порция солнечных лучей прорезала поверхность и направлялась на землю.
Небо цвета ванили и облака в виде сладкой ваты находились под перепуганным Егором, безмятежно проплывая мимо его тела и астральной сущности.
Когда Егор увидел второго Егора – самого себя собственной персоны, лежавшего рядом, но такого неподвижного, волна ужаса парализовала все движения астрального тела. Безумный взгляд поймал солнечный луч, и Егор зажмурился, глаза заслезились…живые солёные слёзы упали и прошли сквозь стекло, наверное, дойдя до земли в виде дождевой капли.
Он досчитал до десяти, обхватив руками колени, и с жутким волнение попробовал ещё раз.
Пустой взгляд на себя. Руки нашли играющий айпод, и он полетел в блондинистую голову второго Егора. Парень даже не шелохнулся. От столкновения плеер отскочил в противоположную сторону и замолчал.

- Какого хрена?! Я что, с эфедроном переборщил?

Крик рассеялся в пустоте. Наступила мёртвая тишина. Тяжёлый ритм механизма в груди Егора заводился с новой мощью.
Парень дотронулся до собственной руки и почувствовал неприятное покалывание. Сердце рвалось на части, бешено выпадая из рёбер, грозясь взорваться и уничтожить тонкую субстанцию Егора №1.
В кармане синих штанов в стиле гранж была обнаружена ампула джефа – именно то, что винил Егор в таких последствиях. И хоть была надежда, что это его ультра новый усовершенствованный трип – страх уродски пульсировал в висках.
Стеклянная колбочка с нежно-розовым эфедроном лопнула от сильного сжатия мужского кулачка. Жидкость сочилась между пальцев, разнося характерный запах фиалки. Осколки причиняли почти реальную боль, выделяя капли крови из руки Егора.

…Солнце обжигало, а ему казалось, что оно убивает.

Кровь кипела на его ладони. Парень упал, когда вокруг всё потемнело…

Что это такое – любить того, кому наплевать, жива ты или умерла??
Тупо. Только боль. По всему телу боль. Даже до такой степени, что тошнота подкатывает к самой глотке.
Полная маршрутка, едим как брёвна, закиданные в грузовик. Не уверена, что смогу справиться с тошнотой. Как учила мама – нужно сконцентрировать всё внимание на одном определённом предмете. Поэтому пялюсь в обложку тетради, что на коленях. Стараюсь словить картинку – еле удерживаю взгляд. Мы едим по брусчатке, и внутри всё трясётся. Как студень. Все мы. Кишки ноют… такое противное ощущение. Но ни в этом дело. Всё дело в смеси адреналина с отчаяньем. Когда одно бьёт в голову, а другое разрывает её. Более того – разрывает сердце. И тут уже невозможно сдерживать тошноту. Всё само из тебя вылезает. Пока не запихиваешь насильно внутрь. Думаю, некоторые поймут. Похожие ощущения возникают, если летишь в самолёте, на охуенной высоте от земли и твоя жизнь в чужих руках. Тошнота. Рёв турбин. Стук колёс об брусчатку в моём случае. Практически отключаюсь. Со мной сидит потный дядя и у него в руках клубника. Не очень хочется падать на плечо незнакомца.

Я буду держаться. Просто ради себя.

Мне нравится то солнце, которое мелькало между листвы. Я ловила лучи зрачком, а когда отпускала, надеялась, что оно оставит свет внутри меня. Так было прошлым летом. Сейчас тому, кого я люблю, наплевать жива я или мертва…но если бы мы оба знали какое из состояний мне подходит больше.
Чёртовы пробки!
Так больно…сука.
Всё это так похоже на драное кино. Бля… так похоже! Воспоминания живут собственной жизнью в воспаленной голове. Мне легче от того, что есть возможность выбирать в каком из миров жить. Вы так не умеете. Это немного согревает душу. Не более. Не разорваться на части. Приспособиться стоять на грани.

Тетрадь на коленях – это дневник моего брата. Обложка - два котёнка в корзине с цветами. Уже позже брат поверх нарисовал знак анархии и свастику . Дневник затёрт и в пятнах. Кофе, вино, кровь. Страницы крепко держат в себе запах сигарет от эго рук. Такие тонкие. Плохое качество бумаги. Чёрная паста просвечивается на другой стороне, строчки заполняют буквы, то его, то моей руки. Это обычная тетрадь… немного покарябанная жизнью.
Последняя запись в его дневнике: «Чаще всего кроме злости и ярости на весь мир ничего внутри нет. Изредка просыпается еще что-то, но я в себе это старательно давлю». Знаю эти слова наизусть, а теперь и сама пишу после них особо впечатлительные моменты. Ничего общего. У нас разная история. Но в одной обложке.
Я решила зачать собственную исповедь. Только для своих раздражительных глаз.

Когда я вырываюсь из душной машины, адского микроавтобуса, я иду по горячему асфальту и ощущение, что его пары входят в меня. Да так там и остаются, продолжают душить изнутри.
Мама говорит, что Егора достал беспричинный контроль с её стороны, и он сбежал…наверняка к подруге. Но это точка зрения мамы. Мамы, которая не видела на протяжении года, что происходило на её глазах. Ей тяжело. Не легче чем мне. Но только вот я знаю, что дело не в этом.
Инцест. Штуки, которыми мы занимаемся. Трава. Психоделические вещества. Исчезновение Егора. Вот что живёт, гниёт в моей памяти.
Вот о чём я думаю, когда иду по горячему асфальту к дому.
Боже… больше всего мне хочется закинуться порошком до самого передоза. Глупо. Приглушить боль. Умереть и воскреснуть с новой, чистой памятью. Вот моё желание. Жить…