"Вот оно: "Большинство людей не хочет плавать до того, как научится плавать". Разве это не остроумно? Конечно, они не хотят плавать! Ведь они созданы для суши, а не для воды. И, конечно, они не хотят думать; ведь они рождены для того, чтобы жить, а не для того, чтобы думать! Ну, а кто думает, кто видит в этом главное своё дело, тот может очень в нём преуспеть, но он всё - таки путает сушу с водой, и когда - нибудь он утонет."
"На сомом деле это никакие не жестокости. У человека Средневековья весь уклад нашей нынешней жизни вызвал бы омерзение, он показался бы ему не то что жестоким, а ужасным и варварским! У каждой эпохи, у каждой культуры, у каждой совокупности обычаев и традиций есть свой уклад, своя, подобающая ей суровость и мягкость, своя красота и своя жестокость, какие - то страдания кажутся ей естественными, какое - то зло она сносит терпеливо. Настоящим страданием, адом человеческая жизнь становится только там, где пересекаются две эпохи, две культуры и две религии. Если бы человеку античности пришлось бы жить в Средневековье, он бы, бедняга, в нём бы задохнулся, как задохнулся дикарь в нашей цивилизации. Но есть эпохи, когда целое поколение оказывается между двумя эпохами, между двумя укладами жизни в такой степени, что утрачивает всякую естественность, всякую преемственность в обычаях, всякую защищённость и непорочность! Конечно, не все это чувствуют с одинаковой силой. Такой человек, как Ницше, выстрадал нынешнюю беду заранее, больше, чем на одно поколение, раньше других, - то, что он вынес в одиночестве, никем не понятый, испытывают сегодня тысячи."
"Хотя наш Степной волк чувствовал себя то волком, то человеком, как все, в ком смешаны два начала, особенность его заключалась в том, что, когда он был волком, человек в нём всегда занимал выжидательную позицию наблюдателя и судьи, - а во времена, когда он был человеком, точно так же поступал волк."
"В среде людей этого типа возникала опасная и страшная мысль, что, может быть, вся жизнь человеческая - просто злая ошибка, выкидыш праматери, дикий, ужасающе неудачный эксперимент природы. Но в их же среде возникла и другая мысль - что человек, может быть, не просто животное, наделённое известным разумом, а дитя богов, которому суждено бессмертие."
"Жить в мире, словно это не мир, уважать закон и всё же стоять выше его, обладать, "как бы обладая", отказываться, словно это никакой не отказ, - выполнить все эти излюбленные и часто формулированные требования высшей житейской мудрости способен один лишь юмор."
"Интимное знакомство с мыслью, что этот запасной выход всегда открыт, давало ему силы, наделяло его любопытством к болям и невзгодам, и, когда ему приходилось совсем туго, он порой думал: "Любопытно поглядеть, что способен человек вынести! Ведь когда терпение дойдёт до предела, мне стоит только отворить дверь, и меня поминай как звали". Есть очень много самоубийц, которым эта мысль придаёт необычайную силу.
С другой стороны, всем самоубийцам знакома борьба с соблазном покончить самоубийством. Каким -то уголком души каждый знает, что самоубийство хоть и выход, но всё - таки немного жалкий и незаконный запасной выход, что, в сущности, красивей и благородней быть сражённым самой жизнью, чем своей же рукой."
"Всякие "объяснения", всякая психология, всякие попытки понимания нуждаются ведь во вспомогательных средствах, теориях, мифологиях, лжи; и порядочный автор не преминет развеять по возможности эту ложь в конце изложения. Если я говорю "сверху" или "внизу", то это ведь уже утверждение, которое надо пояснить, ибо верх и них существуют только в мышлении, только в абстракции. Мир сам по себе не знает ни верха, ни низа."
"Ведь человек не есть нечто застывшее и неизменное (таков был, вопреки противоположным догадкам её мудрецов, идеал античности), а есть скорее некая попытка, некий переход, есть не что иное, как узкий, опасный мостик между природой и духом. К духу, к Богу влечёт его сокровеннейшее призвание, назад к матушке - природе - глубинейшая тоска, между этими двумя силами колеблется его жизнь в страхе и трепете."
"О, и они правы, люди, бесконечно правы, что так живут, что играют в свои игры и носятся сос воими ценностями, вместо того чтобы сопротивляться этой унылой механике и с отчанием глядеть в пустоту, как я, свихнувшийся человек."
"О мать и отец, о далёкий священный огонь моей молодости, о тысячи радостей, трудов и целей моей жизни! Ничего у меня от всего этого не осталось, даже раскаяния, остались лишь отвращение и боль. Никогда ещё, казалось мне, сама необходимость жить не причиняла ине такой боли, как в этот час."
"Что я дожил до 82 дет, может быть, и непростительно. Но удовольствия это доставило мне меньше, чем вы думаете. Вы правы: долговечности я всегда сильно делал, смерти всегда боялся и с ней боролся. Я думаю, что борьба против смерти, безусловная и упрямая воля к жизни есть та первопричина, которая побуждала действовать и жить всех выдающихся людей. Но что в конце концов приходится умирать, это, мой юный
Читать далее...