Я не знаю зачем я живу.
У меня нет целей.
У меня нет дел.
Я практически поселилась в мире снов.
Там намного интереснее, знаете.
Я не вижу смысла.
Нигде. Ни в ком. Ни в чем. Никогда.
Я не хочу быть нигде. Я не хочу быть никем.
Я живу под одеялом и беспрерывно, 24 часа в сутки, смотрю фильм за фильмом.
Было бы прекрасно жить в мире кино,если бы очередной фильм,
в котором ты уже успел поселиться, не кончался. И это такой удар.
Каждый раз терять псевдожизнь. Где приставка псевдо- уже давно исчезла.
Жизнь, которая становится для тебя даже более, чем реальной.
Я больна. Быть может меня уже давно пора спасать.
Но я не подам виду. Никогда. Но с собой справиться уже не в силах...
Для чего я каждый раз пишу это?
Просто думается, что в будущем мне понадобятся эти записки.
Возможно.
Slowdive - stars that shine (1993 - Souvlaki - era demos & live recordings)
...а жизнь продолжается...
Обычным человеком быть слишком просто.
Нормальным человеком быть слишком просто.
А мы. Мы чувствуем все более тонко. Более красочно.
Более пространственно. И это не зря.
Быть может нам и дано прожить жизнь не слишком простую.
Но незаметную. Тихую и грустную. Воздушную.
Почти прозрачную.
Как часто я пыталась начать жизнь заново.
И в этот раз. Я сменю имя. Место жительства.
Исчезну с ваших глаз. И меня будто бы и не было вовсе.
Ни в одной из ваших жизней.
Я - Мальчик А.
Сошедший на станции Б.
Детские разрушенные психоустройства
ремонту подлежат вряд ли.
Просто жить. Никогда не получается.
А просто существовать это даже более полноценно.
Постарайтесь не ломать чужих жизней, друзья.
Каждый имеет право не только на существование.
Все мы из прошлого. И от себя не убежишь.
Тонкие нити. Слегка золотистые, но почти прозрачные.
Сливаются с новым утренним рассветом.
Слегка покалывает глаза мерцание.
Но ты просто стоишь. Не шелохнувшись.
Без мыслей, без целей на сегодняшний день.
Для чего ты просыпаешься? Для чего ты здесь?
И кто ты? Кто ты сам есть?
И куда двигаться дальше. Что делать дальше.
Если ты не видишь впереди ничего.
И ты стоишь, стоишь, стоишь.
Словно в вакуумной упаковке.
И не можешь пошевелиться.
Твое право. Если в течение жизни какая-то деталь
была утеряна/поломана, то рано или поздно
наступает тот момент, когда ты нуждаешься в ней.
А ее нет. Или работает неадекватно.
Неисправная запчасть нашего механизма.
Ступор.
И этого "дальше" может вовсе и не наступить.
Внутри каждого из нас живет легенда.
И пусть она незаметная и прозрачная.
Как прозрачен и легок был утренний рассвет.
оставить воспоминания в покое
ничего сложного, правда.
"A nescire ad non esse"
Нет ничего сильнее музыки.
Музыки, как психотропного вещества. Как дурмана.
Как воздух, вдыхая который, становишься пьян.
Не всем дано раскрыть полноты её звуков, красок.
Начиная с мотивов 50-х годов и по наши дни...
Музыка, что несет в себе времена. Отголоски каждого времени.
Каждой атмосферы. Каждого нового дня.
Градиенты, переливы, монотонность, или же наоборот.
Нот, оттенков...
Но я, я всю жизнь прожила, опьяненная ею.
Словно, растворившись в ней, я больше никогда не возвращалась в жизнь.
Я живу в том мире, где места повседневности.
Каждый новый оттенок, пришедший с новой секундой жизни
ощущается так остро, словно ты видишь все своей душой.
Это океан. Глубочайший во всей солнечной системе,
и даже за ее пределами.
И ты будто плывешь. Медленно, плавно...
Покадровая съемка. Замедленная.
Это так прекрасно, и одновременно невыносимо.
Потому что невозможно выдержать этих творческих порывов.
Смятения ощущений. Переливающихся цветов, отблесков, бликов.
Словно каждую минуту умираешь и рождаешься одновременно.
Это явно что-то странное...
"Tempora mutantur et nos mutamur in illis"
И вот вновь я здесь.
Я пропадаю. Теряюсь, скорее.
И я, как и раньше, не буду рассказывать, что происходило в моей жизни.
Но я все ещё чувствую. И буду писать о чувствах. О том, что творится внутри. О том, чего не знает никто, О том, что неуловимо.
Я никогда не рассказываю никому, что происходит в моей жизни. Не из-за того, что скрываю. нет... Скорее из-за того, что боюсь не успеть высказаться, растерять слова, остаться непонятой. Да и какой в этом смысл. Рассказывать людям о том, что их вряд ли интересует. Это словно рассказывать стенам, вроде бы высказался, но непонятно, зачем. Я люблю слушать людей, сочувствовать, сопереживать. Но со временем, я поняла, что не раз оказывалась просто информационной помойкой.
А ситуация усугубилась.
Все, кем я живу. Таких людей всего двое, правда. Самые близкие люди на земле. Но одновременно, самые далекие.Чем дальше, тем хуже. И все надежды растворяются. Одна за одной. Я научилась их видеть. Они почти прозрачные, жемчужно-голубого цвета, но их осталось так мало, что едва ли можно сосчитать по пальцам. Раз, два, три...Примерно так.
Я словно взяла всю ответственность на себя. Эта тяжесть на моих плечах. И мне так тяжело нести этот груз, что вот-вот я скину его. Или пропаду, или поднимусь. Я держу их за руки, но меня не замечают.
Каждый день - новый удар. knock down.
Это жутко. когда живешь на минном поле. в жерле вулкана. на грозовом облаке. Не знаешь, чего же ожидать последующую новую минуту.
Уже долгое-долгое время. Мы тонем. Все тонем в его болоте. Но я держу их за руки. Но они уже поддались этому пожирающему безумию.
Я стараюсь, Я борюсь, Я каждый раз пытаюсь жить по новому, Но снова и снова, сердце прожигает болью.
Моих сил недостаточно. Моих сил недостаточно.
Помощь. Однажды я решилась попросить ее. Но меня не услышали.
Единственный человек, на которого была надежда.
Но я чувствую, что сдаюсь. Я сдаюсь.
Я превратилась чуть ли не в бездыханное существо,
выжатое, как лимон, пустое, как вакуум, прозрачное, как стекло,
беззвучное, как молчание, невидимое, как слово.
Засыпая, я проваливаюсь куда-то. И чувствую боль в каждой косточке. Я больше не могу спасать.
Если мы не сможем выкарабкаться из этой черной дыры, кто-то из нас не выдержит.
Я теряю вас, теряю... И пытаясь что-то изменить, не заметила, что потеряла себя.
Я не могу подобрать слов, на сколько мне пусто.
Остаться в полном одиночестве, я поняла, каково это.
Я заперлась в четырех стенах. И свет мне не мил.
Вокруг никого. абсолютно. ни души. И дело не в том, что я не нуждаюсь в людях.
Это уже последствие того, что с лица моей жизни исчезают даже те, кто клялся быть рядом вечно.
У меня нет справочника в телефоне, нет номера, который я могу набрать и просто сказать "привет".
Жизнь превратилась в глухие дебри. Но моя жизнь в коробке моей комнаты, настолько полна, что я не успеваю переосмыслить происходящее.
Это другое, это не так жизнь, к которой привыкли многие. Это другое... Жизнь мыслей скорее, души. Куда более красочнее.
Даже серые тона, настолько глубочайшие, что печаль тоже бывает сладкой и тихой.
Но моему мирку перекрывают дыхание, всякий раз, когда я пытаюсь внести в него новый оттенок.
Просто я слишком завишу. От тех людей, что самые дорогие в мире. Больше у меня никого нет. Больше у меня ничего нет.
Но нуждаются ли во мне они. Скорее да. Но они настолько увлечены собой, что я, чадо, я ухожу порой ещё глубже, прячусь,
где то в районе легких, там есть маленькая комнатка, и я впитываюсь в ее стены.
У меня жуткая депрессия. На первый взгляд незаметно. Но посмотрев на себя со стороны, я это поняла.
При чем она продолжительная. Я такая зануда.
Зануда, именно. Даже 75-летние старушки жизнерадостнее чем я. Слишком жестко отношусь ко всему.
Строго. Дисциплинированно.
Чуть шаг за рамки, у меня паника. Шок.
При чем меня совершенно ничего не интересует, даже музыка перестала приносить удовольствие. такое состояние как у губки. будто в порах воздух, а дышать не можешь. Иссякла. Потому что устала всех контролировать. как я привыкла. Я как надзиратель со старческим маразмом, плюс к тому же и клоуна из себя строю. Чтобы никто не видел,
Просто не передать этого ощущения спокойствия, уединения, уюта,
когда рисуешь чей-то выдуманный портрет в своей загадочной комнате,
с теплым освещением настольной лампы.
Успокаивает шуршание патефона и любимые песни со старинных пластинок.
Это ощущение невесомости. Путешествие во времени.
Прогулки среди вечного, но такого зыбкого.
Что уловить легкость и прозрачность этого пространства,
словно самого нежного шелкового платочка,
ниспадающего с плеч,
почти невозможно.
Но я сумела.
Я сумела.
Пройти тест "Цвет автомобиля и характер" via Mages_Queen & nataly_lenskaya
Сергей Михайлович Прокудин-Горский (1863 - 1944) — известный русский фотограф, ученый, изобретатель и общественный деятель. Один из пионеров цветной фотографии.
Прокудин-Горский. Автопортрет у реки Каролицхали, 1912
С 90-х годов 19 века Прокудин-Горский совместно с другими учеными и изобретателями занимался разработкой перспективных методов цветной фотографии. В декабре 1902 года он объявил о создании цветных диапозитивов по методу трёхцветной фотографии А.Мите, а в 1905 году запатентовал свой сенсибилизатор, значительно превосходящий по качеству аналогичные разработки иностранных химиков, в том числе сенсибилизатор Мите.
Цветная фотография Л. Н. Толстого, сделанная Прокудиным-Горским в Ясной Поляне, 1908
Начиная с 1904 года Прокудин-Горский снимает цветные фотографии в различных регионах Российской империи и за границей. В те годы он задумывает грандиозный проект: запечатлеть в цветных фотографиях современную ему Россию, её культуру, историю и модернизацию. В 1909 г. Сергей Михайлович получает аудиенцию у царя Николая II, который поручает ему заснять всевозможные стороны жизни всех областей, составлявших тогда Российскую империю. Чиновникам было предписано помогать Прокудину-Горскому в его путешествиях.
Подборка фотографий, сделанных американским бизнесменом Гербом Гулдоном в мае 1961 года.
В сентябре 1956 года французский историк и фотограф Жак Дюпакье (Jacques Dupaquier) посетил Москву. "Такой свободы как в 1956 году, в СССР не было, наверное, даже во времена Горбачева", - вспоминал он в своем интервью, - "За нашей делегацией не было никакого полицейского контроля, я отрывался от группы и часами бродил по улицам в полном одиночестве. Я немного знал русский и мог спросить дорогу. Мы оказались в Советском Союзе в интересные времена, советское общество переживало моральную катастрофу после доклада Хрущева на двадцатом съезде. Никто уже не знал, что можно, а что нет, я делал всё, что хотел, это было особенно захватывающим. Я снимал пьяных, валяющихся на улицах Москвы, и милиция, вопреки моим ожиданиям, даже не пыталась помешать или отнять камеру". На вопрос о том, что больше всего удивило его в советской столице, Дюпакье ответил: "Меня поразило, что в 1956 году Москва более чем на половину была деревянным городом, а за пределами центральных улиц царила бедность".