СТИХОТВОРЕНИЯ 1916–1920 гг
«Так, от века здесь, на земле, до века…»

Так, от века здесь, на земле, до века,

И опять, и вновь

Суждено невинному человеку —

Воровать любовь.

По камням гадать, оступаться в лужи

……………………………………..

Сторожа часами — чужого мужа,

Не свою жену.

Счастье впроголодь? у закона в пасти!

Без свечей, печей…

О несчастное городское счастье

Воровских ночей!

У чужих ворот — не идут ли следом? —

Поцелуи красть…

— Так растет себе под дождем и снегом

Воровская страсть…

<more/

29 сентября 1916
«И не плача зря…»

И не плача зря

Об отце и матери — встать, и с Богом

По большим дорогам

В ночь — без собаки и фонаря.

Воровская у ночи пасть:

Стыд поглотит и с Богом тебя разлучит.

А зато научит

Петь и, в глаза улыбаясь, красть.

И кого-то звать

Длинным свистом, на перекрестках черных,

И чужих покорных

Жен под деревьями целовать.

Наливается поле льдом,

Или колосом — все по дорогам — чудно!

Только в сказке — блудный

Сын возвращается в отчий дом.

10 октября 1916
ЕВРЕЯМ

Кто не топтал тебя — и кто не плавил,

О купина неопалимых роз!

Единое, что на земле оставил

Незыблемого по себе Христос:

Израиль! Приближается второе

Владычество твое. За все гроши

Вы кровью заплатили нам: Герои!

Предатели! — Пророки! — Торгаши!

В любом из вас, — хоть в том, что при огарке

Считает золотые в узелке —

Христос слышнее говорит, чем в Марке,

Матфее, Иоанне и Луке.

По всей земле — от края и до края —

Распятие и снятие с креста

С последним из сынов твоих, Израиль,

Воистину мы погребем Христа!

13 октября 1916
«Целую червонные листья и сонные рты…»

Целую червонные листья и сонные рты,

Летящие листья и спящие рты.

— Я в мире иной не искала корысти. —

Спите, спящие рты,

Летите, летящие листья!

17 октября 1916
«Погоди, дружок…»

Погоди, дружок!

Не довольно ли нам камень городской толочь?

Зайдем в погребок,

Скоротаем ночь.

Там таким — приют,

Там целуются и пьют, вино и слезы льют,

Там песни поют,

Пить и есть дают.

Там в печи — дрова,

Там тихонечко гуляет в смуглых пальцах нож.

Там и я права,

Там и ты хорош.

Там одна — темней

Темной ночи, и никто-то не подсядет к ней.

Ох, взгляд у ней!

Ох, голос у ней!

22 октября 1916
«Кабы нас с тобой да судьба свела…»

Кабы нас с тобой да судьба свела —

Ох, веселые пошли бы по земле дела!

Не один бы нам поклонился град,

Ох мой родный, мой природный, мой безродный брат!

Как последний сгас на мосту фонарь —

Я кабацкая царица, ты кабацкий царь.

Присягай, народ, моему царю!

Присягай его царице, — всех собой дарю!

Кабы нас с тобой да судьба свела,

Поработали бы царские на нас колокола!

Поднялся бы звон по Москве-реке

О прекрасной самозванке и ее дружке.

Нагулявшись, наплясавшись на шальном пиру,

Покачались бы мы, братец, на ночном ветру…

И пылила бы дороженька — бела, бела, —

Кабы нас с тобой — да судьба свела!

25 октября 1916
«Каждый день все кажется мне: суббота…»

Каждый день все кажется мне: суббота!

Зазвонят колокола, ты войдешь.

Богородица из золотого киота

Читать далее...

* * *
Ей было пятнадцать лет. Но по стуку
Сердца — невестой быть мне могла.
Когда я, смеясь, предложил ей руку,
Она засмеялась и ушла.

Это было давно. С тех пор проходили
Никому не известные годы и сроки.
Мы редко встречались и мало говорили,
Но молчанья были глубоки.

И зимней ночью, верен сновиденью,
Я вышел из людных и ярких зал,
Где душные маски улыбались пенью,
Где я ее глазами жадно провожал.

И она вышла за мной, покорная,
Сама не ведая, что будет через миг.
И видела лишь ночь городская, черная,
Как прошли и скрылись: невеста и жених,

И в день морозный, солнечный, красный -
Мы встретились в храме — в глубокой тишине:
Мы поняли, что годы молчанья были ясны,
И то, что свершилось, — свершилось в вышине.

Этой повестью долгих, блаженных исканий
Полна моя душная, песенная грудь.
Из этих песен создал я зданье,
А другие песни — спою когда-нибудь.

* * *
В ночи, когда уснет тревога,
И город скроется во мгле —
О, сколько музыки у бога,
Какие звуки на земле!

Что буря жизни, если розы
Твои цветут мне и горят!
Что человеческие слезы,
Когда румянится закат!

Прими, Владычица вселенной,
Сквозь кровь, сквозь муки, сквозь гроба —
Последней страсти кубок пенный
От недостойного раба!


Незнакомка

По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.

Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами.
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"In vino veritas!"* кричат.

И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.

В моей душа лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

* * *
О, весна! без конца и без краю —
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!

Принимаю тебя, неудача,
И удача, тебе мой привет!
В заколдованной области плача,
В тайне смеха — позорного нет!

Принимаю бессонные споры,
Утро в завесах темных окна,
Чтоб мои воспаленные взоры
Раздражала, пьянила весна!

Принимаю пустынные веси!
И колодцы земных городов!
Осветленный простор поднебесий
И томления рабьих трудов!

И встречаю тебя у порога —
С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем бога
На холодных и сжатых губах...

Перед этой враждующей встречей
Никогда я не брошу щита...
Никогда не откроешь ты плечи...
Но над нами — хмельная мечта!

И смотрю, и вражду измеряю,
Ненавидя, кляня и любя:
За мученья, за гибель — я знаю —
Всё равно: принимаю тебя!

* * *
Петроградское небо мутилось дождем,
На войну уходил эшелон.
Без конца — взвод за взводом и штык за штыком
Наполнял за вагоном вагон.

В этом поезде тысячью жизней цвели
Боль разлуки, тревоги любви,
Сила, юность, надежда... В закатной дали
Были дымные тучи в крови.

И, садясь, запевали Варяга одни,
А другие — не в лад — Ермака,
И кричали ура, и шутили они,
И тихонько крестилась рука.

Вдруг под ветром взлетел опадающий лист,
Раскачнувшись, фонарь замигал,
И под черною тучей веселый горнист
Заиграл к отправленью сигнал.

И военною славой заплакал рожок,
Наполняя тревогой сердца.
Громыханье колес и охрипший свисток
Заглушило ура без конца.

Уж последние скрылись во мгле буфера,
И сошла тишина до утра,
А с дождливых полей все неслось к нам ура,
В грозном клике звучало: пора!

Нет, нам не было грустно, нам не было жаль,
Несмотря на дождливую даль.
Это — ясная, твердая, верная сталь,
И нужна ли ей наша печаль?

Эта жалость — ее заглушает пожар,
Гром орудий и топот коней.
Грусть — ее застилает отравленный пар
С галицийских кровавых полей...

Свирель запела на мосту...


Свирель запела на мосту,
И яблони в цвету.
И ангел поднял в высоту
Звезду зеленую одну,
И стало дивно на мосту
Смотреть в такую глубину,
В такую высоту.

Свирель поет: взошла звезда,
Пастух, гони стада...
И под мостом поет вода:
Смотри, какие Читать далее...

Наверное с натяжкой можно сказать "я излагаюсь котом-бегемотом". Но это ужасная фраза. Надо "меня излагает кот-бемот", так правильнее (с) Dolphin75

Липкин Семен Израилевич (1911-2003), поэт, переводчик.

Родился 6 сентября (19 н.с.) в Одессе в семье рабочего. Детские и юношеские годы прошли в родном городе, где окончил школу.

В 1929, переехав в Москву, публикует свои стихи в газетах и журналах. С 1931 его произведения перестают печатать. Изучив персидский язык, с 1934 занимается литературными переводами с восточных языков. В 1937 окончил московский инженерно-экономический институт, но продолжал профессионально заниматься переводческой деятельностью.

Липкин известен как переводчик лучших образцов национальной литературы: он перевел калмыцкий эпос "Джангар" (1940), киргизский эпос "Манас" (1941), кабардинский эпос "Нарты" (1951), поэмы А.Навои "Лейла и Меджнун" (1943) и "Семь планет" (1948), поэму Фирдоуси "Шахнаме" (1955), произведения М.Турсун-заде, Айбека и др.

Липкину принадлежат книга военных очерков "Сталинградский корабль" (1943), повести для детей по мотивам народных сказаний - "Приключение богатыря Шовшура" (1947), "Царевна из города Тьмы" (1961). Опубликовав несколько стихотворений в "Метрополе", подвергся резкой критике официальных властей - вышел из Союза писателей. В 1981 в журнале "Время и мы" (США) были опубликованы стихи Липкина, вошедшие потом в сборник "Воля", изданный в США.

В 1983 был написан первый роман - "Декада". В 1984 вышел сборник статей - "Кочевой огонь", в 1986 - "Картины и голоса".

В 1986 С.Липкин был восстановлен в Союзе писателей. В 1989 опубликовал сборник стихов разных лет "Лира"; в 1990 - сборник "Письмена", включивший стихи и поэмы, а также книгу "Жизнь и судьба Василия Гроссмана"; в 1991 - "Угль, пылающий огнем" (зарисовки и соображения о Мандельштаме и Шенгели); в 1995 - "Вторая дорога" (зарисовки и соображения о советской литературе и литературной жизни в СССР); в том же году в Париже вышла книга стихов и переводов 1990 - 93 - "Перед заходом солнца".

Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.

и несколько стихотворений:



РОСА

С.Гроссману

Не тревожьтесь: вы только березы.

Что же льете вы терпкие слезы?

Ты, сосна, так и будешь сосною.

Что ж ты плачешь слезой смоляною?

Травы милые, лес подмосковный,

Неужели вы тоже виновны?

Только дачники, сладко балдея,

К счастью слабой душой тяготея,

Не хотят огорчиться слезою

И зовут эти слезы — росою.

И проходят, веселые, мимо,

Забывая, что эти росинки —

Горлом хлынувший плач Освенцима,

Бесприютные слезы Треблинки.

1945

СЧАСТЛИВЕЦ

Я мог бы валяться в ложбине степной,

Завеянный прахом, засыпанный солью,

Мертвец, озаренный последнею болью,

Последней улыбкой, последней мечтой.

Но вот — я живу. Я снова с тобой,

Я один из немногих счастливцев.

Я мог бы сгореть за кирпичной стеной

В какой-нибудь миром забытой Треблинке

И сделаться туком в бесплодном суглинке,

Иль смазочным маслом, иль просто золой.

Но вот — я живу. Я снова с тобой,

Я один из немногих счастливцев.

Я мог бы вернуться в свой город родной,

Где пахнут акации туго и пряно,

Где все незнакомо, и горько, и странно.

Я мог бы... Но я не вернулся домой.

Я только живу. Я снова с тобой,

Я один из немногих счастливцев.

1945

ДОГОВОР

Если в воздухе пахло землею

Или рвался снаряд в вышине,

Договор между Богом и мною

Открывался мне в дымном огне.

И я шел нескончаемым адом,

Телом раб, но душой господин,

И хотя были тысячи рядом,

Я всегда оставался один.

1946

У ГРОБА

В окруженье траурных венков

Он лежал, уже не постигая

Ни цветов, ни медленных шагов,

И не плакала жена седая.

Только к тесу крышки гробовой

Ангелы угрюмо прикорнули,

Да оркестр трудился духовой,

И друзья томились в карауле.

Точно с первой горсточкой тепла

Робкого еще рукопожатья,

К мертвецу с букетом подошла

Женщина в потертом сером платье.

Скрылась, поглощенная толпой,

Что молчание хранила свято...

А была когда-то молодой

И любила мертвеца когда-то.

А какие он писал слова

Существу, поблекшему уныло,

Пусть узнает лишь его могила

Да припомнит изредка вдова...

Если верить мудрецам индийским,

Стану после смерти муравьем,

Глиняным кувшином, лунным диском,

Чей-то мыслью, чьим-то забытьем,

Но к чему мне новое понятье,

Если не увижу никогда

Вот такую, в старом, сером платье,

Что пришла к покойнику сюда.

1960

СОЛОВЕЙ ПОЕТ

Соловей поет за рекой лесной,

Он поет, — расстаются вдруг

То ли брат с сестрой, то ли муж с женой,

То ль с любовницей старый друг.

Поезда гудят на прямом бегу,

И кукушки дрожит ку-ку,

Дятлу хочется зашибить деньгу,

Постолярничать на суку,

Ранний пар встает над гнилой водой,

Над зеленой тайной болот.

Умирает наш соловей седой,

Умирая, поет, поет...

1960

У РУЧЬЯ

От платформы, от шума, от грубых гудков паровоза

В получасе ходьбы,

В тайнике у ручья уцелела случайно береза

От всеобщей судьбы.

Оттого ли, Читать далее...

Ты думаешь, что силою созвучий
Как прежде жизнь моя напряжена.
Не думай так, не мучай так, не мучай,-
Их нет во мне, я как в гробу одна.

Ты думаешь - в безвестности дремучей
Я заблужусь, отчаянья полна.
Не думай так, не мучай так, не мучай,-
Звезда твоя, она и мне видна.

Ты думаешь - пустой, ничтожный случай
Соединяет наши имена.
Не думай так, не мучай так, не мучай,-
Я кровь твоя, и я тебе нужна.

Ты думаешь о горькой, неминучей,
Глухой судьбе, что мне предрешена.
Не думай так: мятется прах летучий,
Но глубь небес таинственно ясна.


* * *

Ветер воет, ветер свищет -
Это ничего.
Поброди на пепелище
Сердца моего.

Ты любил под лунным светом
Побродить порой.
Ты недаром был поэтом
Бедный мой герой.

Я глазам не верю - ты ли,
Погруженный в сон,
Преклонившийся к Далиле
Гибнущий Самсон.

То ль к Далиле, то ль к могиле,
Только не ко мне,
Не к моей невольной силе,
Выросшей в огне,

Взявшейся на пепелище
Сердца моего,
Там, где только ветер свищет,
Больше ничего.


* * *

О чем же, о чем, если мир необъятен?..
Я поздно очнулась, кругом ни души.
О чем же? О снеге? О солнце без пятен?
А если и пятна на нем хороши?..
О людях? Но либо молчание, либо
Лишь правда, а мне до нее не дойти.
О жизни?.. Любовь моя, свет мой,— спасибо.
О смерти?.. Любовь моя, свет мой,— прости.

8 октября 1960



ПЛАЧ КИТЕЖАНКИ

Боже правый, ты видишь
Эту злую невзгоду.
Ненаглядный мой Китеж
Погружается в воду.
Затонул, златоглавый,
От судьбы подневольной.
Давней силой и славой —
Дальний звон колокольный.
Затонул, белостенный,
Лишь волна задрожала,
И жемчужная пена
К берегам отбежала,
Затонул, мой великий.
Стало оглядь безмолвно,
Только жаркие блики
Набегают на волны...
[Начало 60-х годов]

* * *
Сквозь сон рванешься ты померяться с судьбою...

Сквозь сон рванешься ты померяться с судьбою
И подчинить ее движению строки —
И отступаешь вдруг сама перед собою,
В бессильной ярости сжимая кулаки.

Строка зовет на бой, и ты готова к бою,
Всем унижениям и страхам вопреки,
И отступаешь вдруг сама перед собою,
В бессильной ярости сжимая кулаки.

Твоя душа мертва. Смятенье бесполезно.
Зачем проснулась ты? Твоя душа мертва.
Смирись перед немой, перед последней бездной,—

Для сердца легче смерть, чем мертвые слова.
Утешься,— над твоей могилою безвестной
И ветер будет петь, и шелестеть трава.

1964



* * *

Анне Ахматовой

День изо дня и год из года
Твоя жестокая судьба
Была судьбой всего народа.
Твой дивный дар, твоя волшба
Бессильны были бы иначе.
Но ты и слышащей и зрячей
Прошла сквозь чащу мертвых лир,
И Тютчев говорит впервые:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.

1962, Комарово

* * *

Ахматовой и Пастернака,
Цветаевой и Мандельштама
Неразлучимы имена.
Четыре путеводных знака —
Их горний свет горит упрямо,
Их связь таинственно ясна.
Неугасимое созвездье!
Навеки врозь, навеки вместе.
Звезда в ответе за звезду.
Для нас четырехзначность эта —
Как бы четыре края света,
Четыре времени в году.
Их правотой наш век отмечен.
Здесь крыть, как говорится, нечем
Вам, нагоняющие страх.
Здесь просто замкнутость квадрата,
Семья, где две сестры, два брата,
Изба о четырех углах...

19 августа 1962, Комарово



* * *

Нет, мне уже не страшно быть одной.
Пусть ночь темна, дорога незнакома.
Ты далеко и все-таки со мной.
И мне спокойно, мне легко, я дома.

Какие чары в голосе родном!
Я сокрушаюсь только об одном —
О том, что жизнь прошла с тобою розно,
О том, что ты позвал меня так поздно.

Но даже эта скорбь не тяжела.
От унижений, ужасов, увечий
Я не погибла, нет, я дожила,
Дожаждалась, дошла до нашей встречи.

Твоя немыслимая чистота —
Мое могущество, моя свобода,
Мое дыханье: я с тобою та,
Какой меня задумала природа.

Я не погибла, нет, я спасена.
Гляди, гляди — жива и невредима.
И даже больше — я тебе нужна.
Нет, больше, больше — я необходима.

27 августа 1962



* * *

Анне Ахматовой

Ты сама себе держава,
Ты сама себе закон,
Ты на все имеешь право,
Ни за кем нейдешь вдогон.
Прозорлива и горда
И чужда любых иллюзий...
Лишь твоей могучей музе
По плечу твоя беда,
И — наследственный гербовник —
Царскосельский твой шиповник
Не увянет никогда.

1963


* * *

Куда, коварная строка?
Ты льстишься на приманку рифмы?
Ты хочешь, чтобы вкось и вкривь мы
Плутали? Бей наверняка,
Бей в душу, иль тебя осилят
Созвучья, рвущиеся врозь.
Коль ты стрела — лети навылет,
Коль ты огонь — свети насквозь.

1 августа 1963


* * *

Не отчаивайся никогда,
Даже в лапах роковой болезни,
Даже пред лицом сочтенных дней.
Ничего на свете нет скучней,
И бессмысленней, и бесполезней,
Чем стенать, что зря прошли года.
Ты еще жива. Начни сначала.
Нет, не поздно: ты еще жива.
Я не раз тебя изобличала,
И опять ключами ты бренчала
У дверей в тайницу волшебства.

Январь 1964


* * *

После долгих лет разлуки
В летний лес вхожу с тревогой.
Тот же гул Читать далее...

Это цитата сообщения malamud Оригинальное сообщение

Бривет, братва! Расправьте спины
Подайте батьке контрабас
Сказать всю правду о "Тигине"
Пришел для нас суровый час

В крутое время перестройки
Когда я, радостен и груб,
Ловил на задней парте двойки
В Молдове был основан клуб

Играл в том клубе Игорь Райчев
Владимир Малый в цель лупил
Саша Черных скакал, как зайчик
Долидзе полз, как крокодил

Вот вам бы, нонешним парнишкам
У них чегой-то перенять!
В престижнейшей молдавской "вышке"
Их было лучше не сыскать

Утоптанная грязь поляны
Мальчишки на ручном табло
На секторах росли каштаны
Все это было - и прошло

Ушел навеки футбик детства
Кругом лишь пафос да полынь
Шарфы, менты, Федун, кокетство
Идите на хрен все. Аминь.

Смотреть это видео

Добро — болван, добро — икона,

Кровавый жертвенник земли,

Добро — тоска Лаокоона,

И смерть змеи, и жизнь змеи.

Добро — ведро на коромысле

И капля из того ведра,

Добро — в тревожно-жгучей мысли,

Что мало сделал ты добра.

С.И. Липкин, 19б0

дневник как дневник ничего особенного.