«История разделения и соединения Души»,
Мелани
"Вначале, когда я впервые увидел эту женщину, мне вспомнилась фраза из старого романа, прочитанного в юности: «Возраст не мог скрыть её врождённой исключительности и избранности. Усталое лицо несло на себе следы былой красоты»
Сейчас я видел перед собой лишь погасшее и тусклое «зеркало души», которое напоминало только что задутые свечи: есть ещё слабый дымок, а огня уже нет и, видимо, не будет. Более того, всё, в чём она была одета в этот пасмурный осенний день, тоже казалось невыразительно-землистым, полинявшим. Всё было безлично и безразлично. Я уловил напряжение, всё ещё идущее от её ауры, но и оно тоже было вялым. Потоки энергии Жизни, которые, я знаю, ничто не может задержать, пока человек жив, тоже были будто бы приостановлены.
Отрешенно, без эмоций она рассказывала мне о своей болезни. Опухоль в груди определили полтора года назад. Была уже одна операция. После неё три раза проходила курс химиотерапии. Регулярно ходила на все проверки. Год всё было хорошо. Недавно обнаружили метастазы в позвоночнике и в тазобедренных костях. Иллюзий не питает. Пришла после рассказа подруги, которая сказала, что я могу делать чудеса. В чудеса не верит, но здесь она только по той причине, что ведь надо же что-то делать. Работает. Боли чувствует здесь и здесь. Глотает таблетки. На какое-то время боли утихают, а потом возобновляются снова.
Работать было неожиданно интересно. Личность когда-то была очень глубокая и сильная. Собственная энергия была мягкой, неправдоподобно молодой и гибкой для её возраста. Чувствительность к излучению моих вибраций показалась мне даже удивительной. Странно только было видеть сильнейший контраст между жадно желающим жить телом человека и его безвольной, сдавшейся человеческой сущностью. Она казалась уже неживой. Об этом мне рассказали её чакры. Нижние энергетические центры поспешно и жадно, буквально «захлёбываясь», насыщались энергией, когда я работал с ними, а верхние, «человеческие» чакры воспринимали приход новой «донорской» энергии с полным равнодушием. Они как будто говорили: «Мы возьмём то, что вы нам даёте, раз уж вы так настаиваете, но, поверьте, нам это совершенно не нужно».
Попробовал «поднять» её на собственном энтузиазме. Похвалил её спортивность и такую хорошую и талантливую энергию (что было правдой). Пробовал и так и эдак... И не смог... Ну, не хотела она вибрировать в унисон со мной. А я знаю, как тяжело в одиночку вытаскивать человека из такой болезни. Устал, как будто толкал заглохшую машину в гору. Работа закончилась. Она, ничего не спрашивая, условилась о следующей встрече. И ушла так же безжизненно и вяло.
...Весь вечер у меня было плохое настроение. Всё падало из рук, и я, забывшись, натыкался на острые углы и спотыкался на ровном месте, напряжённо думая о том, как ей можно помочь и что надо было бы объяснить лучше. Сожалел, что не смог найти более точные слова. Думал, как это плохо, что мне не хватило ни смелости, ни азарта... «Она просто не знает, что достаточно только сильно захотеть жить, и её ситуация может быть изменена, – думал я. – Но как можно заставить жить? Где взять такое средство?»
На следующую встречу она пришла на полтора часа раньше. Сидела, как на иголках. Ждала, пока я закончу и всё время нервно, с видимым усилием снимала и надевала на пальцы левой руки красивые большие кольца без камней, слишком тяжёлые для её маленькой руки. Я понял, что с ней что-то случилось.
Её биополе горело! Голову празднично и торжественно освещало золотое пламя энергии Жизни. Ничто не стояло на одном месте. Всё двигалось и перемещалось. Волны ярко-жёлтого солнечного света стремительно смешивались с лиловым сиянием верхней головной чакры. Цвета наплывали друг на друга, рождая ликующее множество оттенков теплого свечения Жизни. Неоново-синий свет горловой чакры был необычным даже для меня.
«Здесь должно быть голубое», – успел сообразить я. И больше думать было некогда. Меня захлестнул горячий, не очень связный поток слов. Глаза её расширились и стали не просто зеркалом, а широко открытыми воротами в просторы огромных внутренних покоев души.
- Помогите мне. Я должна вылечиться. Я должна жить. Мне нужно выздороветь. Мне надо! Надо! Я хочу! Я буду делать всё, что Вы скажете. Я на всё согласна. Я... я... я..., – и она неожиданно громко, в голос, заплакала, не стесняясь своих крупных слез.
И тут, совершенно неожиданно, она замолчала. Молчание было значительным. Она ушла так далеко во внутренние, потаённые глубины своей памяти, что я боялся пошевелиться. Такие святые минуты дорогого стоят! Нельзя было спугнуть это властное молчание, наполненное неподдельным драматизмом. Человек вспоминал нечто личное и важное. От этого «нечто» он слишком долго пытался закрыться и спрятаться.
Пламя её ауры освещало так много, так глубоко и высоко, что я смог увидеть «это». «Это» было оранжево-коричневым, похожим на ржавый, зазубренный обрубок восточного кинжала. «Это» имело нечто, похожее на рукоятку, отделанную кроваво-красными
Читать далее...