Кусочки разговоров. Услышанные фразы. Некоторые - нагло скрысенные из рассказов/ориджиналов/аниме. Слишком острые, веселые или просто любопытные, чтобы не записать.
РАЗГОВОР ПЕРВЫЙ
- Как ты думаешь, что случиться с бульдозером, если он тебя переедет?
- эээ...ничего?
- Вот именно! Ни-че-го.
*молчание*
- Я, надеюсь, аналогия достатоно ясна?
*еще молчание*
*тяжелый вздох*
- Вася - это бульдозер. Он тебя размажет и поедет себе дальше по своим бульдозерским делам. А ты - ТЫ! - останешься на асфальте кучей кишок, костей и серого вещества.
- А обязательно было...
- ..тыкать тебя, как слепого, зассатого, лишайного кота, носом - в очевидное?
- ..вдаватья в такие отвратительные подробности?
*саркастичный смешок*
- Рада, что ты уловил основную мысль.
ЦИТАТКА
Грек, застигнутый врасплох, стартовал слишком поздно, и Вася успел отскочить за стол, что дало ему фору в несколько секунд. Он поднажал, словно это было соревнование на скорость, азартно сгребал шоколадки из ячеек и жадно проталкивал в рот с таким озверевшим видом, будто от этого зависела вся его дальнейшая жизнь. Забрасывал быстро и резко, выпучив на Грека бешенные глаза. Жрал, как оголодавший вурдалак в пункте сдачи донорской крови, мычал от удовольствия, давился сладостью, глотал, почти не жуя, и размазывая тающий шоколад по физиономии.
ЦИТАТКА
Вася раздражался, когда ему пытались вправить мозги на место. Во-первых, он считал, что градус перекоса обоих полушарий относительно оси позвоночника это сугубо его личное дело. А, во-вторых, слишком любил свою единственную извилину, чтобы позволять кому-то закручивать ее больше, чем на пол-оборота. И всегда очень легко и непринужденно заводился с этого самого полуоборота.
ОТКРОВЕНИЕ
огоспадибожемой...меня слушают! Действительно, по настоящему, слушают - каждое слово, каждую паузу, улавливают каждое изменение в голосе, в выражении лица.
Это было для меня шоком. Сотрясением всего моего бытия, до коры, до ядра. По маске, которой стало мое лицо, бежали трещины - одна за другой, маска раскалывалась, осыпалась, и моим вторым потрясением стало осознание того, что она не бетонная, как я думалаа раньше, а - стеклянная, болезненно - хрупкая.
Меня слушали.
Я так давно этого хотела, что уже сама об том забыла.
Шок.
И мне хотелось говорить. Говорить-говорить-говорить, захлебываясь словами, слезами и смехом, сарказмом, шутками и мрачными признаниями. Размахивать руками, брызгать слюной, слезами и кровью, чтобы выразить, донести все то, что происходило в тот момент в моей голове.
Но все, что я могла - это говорить безэмоциональным, безжизненным, болезненным каким-то голосом о вещах, которые я никогда не думала, что произнесу вслух. Как будто на мой мозг напал внезапный приступ онемения, и я снова училась, как слагать буквы в слова и в предложения, а потом - наполнять их смыслом - медленно, аккуратно, осторожно. Не в силах стряхнуть ощущение того, что говорю о ком-то другом и с удивлением ощущая слезы на щеках, не понимая толком, откуда они взялись.
Как яд, который наконец-то впервые, медленно и нехотя выходит из тела.
А потом онемение прошло и меня отпустило.
И пришло осознание того, то меня С-Л-У-Ш-А-Л-И. И еще - с некоторым удивлением, что у меня, оказывается, есть друзья. Настоящие. Которые меня ревнуют, беспокоятся, ждут и перед которыми можно расползтись на части, а потом снова собрать себя по кусочкам и не ждать удара ножом в спину или мешком по голове.
И наблюдать за ошеломительным облегчением, наполнившим их лица, когда яд кончился, и все вернулось на круги своя.
В тот вечер меня поджидало еще не одно открытие. Оксана, моя подруга еще со школы, оказывается, меня всегда ревновала к институтскому, но не менее верному другу Леше. Который, к слову говоря, стоял в тот момент передо мной с редким, серьезным выражением лица и страшными глазами. Я узнала, что в школе были мы вдвоем, я - и Оксана, и все было прекрасно. Она меня отговаривала от импульсивных глупостей, а я распинывала ее сонную натуру. А потом наступил институт. И Леша тоже наступил - и все разрушил, с удовольствием потакая моим так называемым импульсивным глупостям. "Ты себя сама в могилу сведешь" - кричала она, полу-шутя, полу-всерьез. "И тебя, Гуров, я уже три года за то, что ты сделал, убить хочу! Отобрал у меня лучшую подругу, скотина!" А я стояла, хлопала глазами в полнейшем ахуе и не знала, что лучше - заплакать, засмеяться или начать уже материться в полный голос.
Да, у меня жизнь цветастая. И в полной мере я это поняла именно услышав о своих похождениях со стороны. "Уехали, блять, автостопом в другой город, а Оксана - сиди и загинайся от тревоги, кто их там на трассе мочканул! А потом ролевики эти дурацкие! Ни днем ни ночью ее дома нет! А потом яой!"
Вот тут мой мозг взорвался. С торжественным бумом, фейерверками и прощальной запиской с просьбой в смерти никого не винить. Моя лушая подруга ревнует меня к нарисованым целующимся мальчикам.... Дожилась. И, что самое главное, не заметила. Или просто внимания
Читать далее...