Плачь обо мне, я для себя уже решила,
Что только этим ты способен нам помочь.
Зови меня, пока на то есть твоя сила,
Потом гони, что хватит духу, прочь.
Я на войне, я каждый раз в слезах теряю
Своих друзей, и ты не среди них.
Ты среди тех, кто ищет прелесть рая,
Чтоб осквернить его на коже старых книг.
Я не философ, я людей не понимаю,
И не забочусь о всех завтрашних делах.
Я сам на сам с судьбой в сражения играю,
Две проиграл, а третью мировую на отмах.
Икона – мудрость слабых, твоя прерогатива
В слезах, ты ими смоешь недавнишний портрет.
Потом поставишь рядом с Иисусом или Дивой,
И скажешь всем, что это малышка Маргарет.
Твоя любовь земная, что прожигает память,
Как – будто веришь в небо, которое сожгли.
И некому за счастье живых свечу поставить.
И некому поплакать над горсткою земли.
Но, ведь и ты не хочешь, чтоб кто-то это делал.
Ты слишком горд, чтоб видеть впритык свою беду.
Заметил, я сегодня сырой песок надела?
Плачь о себе, я дальше с ума тебя сведу.
Теперь уже всё. И закончим на этом.
Пора привыкать. Всё бывает, сынок.
Сегодня улыбка с погашенным светом,
А завтра у горла железный клинок.
Никто нам не друг и никто не поможет.
Родители часто тебе это скажут.
Пора привыкать, а иначе твой ножик
Тебе же под рёбра нечаянно вмажут.
Живи, пока можешь, а дальше – узнаешь
Откуда берутся бомжи и ублюдки.
Пора, мой родной, и пока привыкаешь,
Знакомься, твои две сестры-проститутки.
Надежда и вера, любовь уже сдохла.
Одна лесбиянка, другая – нимфетка.
От воплей любви вера чуть не оглохла,
По этому пнула слегка табуретку...
И люба повесилась. Слышишь, сыночек,
От веры не жди ничего, кроме смерти.
А Надя... да с этой давно всё до точек.
Пора привыкать, никогда нам не верьте.
Я однажды шёл по верёвке, такой тонкой, режущей пальцы, но ровной. Так всегда бывает и со всеми. Я так думал, потому что шёл всегда один, никому не было интересно то, что я делаю; и по этому я считал, что был просто плохим канатоходцем. Я называл эту верёвку – «жизнью», потому что не знал, как её называют другие. Они всегда жаловались на жизнь, на то, как она бьёт их, калечит, приносит боль. А мне боль приносила только она – моя верёвка, канат, по которой я хожу, прорезая ступни. Это теперь я знаю, что её так зовут, а тогда я был молод. Тогда я ещё ничего не знал...
И вот я шёл. Все смотрели, как я иду. День, два, а потом все расходились, и я оставался один. Но однажды, продержавшись на ней 6 дней, я упал. Я упал и встал. И понял, что я стою на земле. Понял, что она твёрдая, а не такая маленькая и невесомая, по которой я обычно ходил. Про которую я только и знал. Она другая. И я понял, что теперь я Бог. Что всех, кто смотрел на меня – я сделаю такими же канатоходцами, как был я сам, потому что они не помогли мне. Они не сказали мне, что есть другая «жизнь», другая земля. Я дал каждому из них свою верёвку, свою «жизнь», кому-то длинную, кому-то короткую. И сказал, что чем дальше они пройдут, тем сложнее им будет падать. Они не вняли мне, а я простил их. Но однажды они устроили козни, они набрали яду, алкогольного и приторного, разбавили его землёй и стали пить. И им стало весело. Они начали пускать огонь изо рта, как горящего змея; они начали жечь облака, жечь свои канаты. Тогда я заточил их на огромную арену без крыши, чтобы видеть их каждую секунду, чтобы наблюдать за их хождением «по жизни». Я не давал им ни минуты отдыха, и они привыкли. Так я и остался Богом, дающим «жизнь», и никто уже не вспомнит, как меня когда-то звали, и никто уже не скажет мне, что я был плохим канатоходцем...
Давай напишу незаметно
На мелком листочке бумаги,
О том, как любил твои руки,
О том, как теперь их люблю.
А ты мне улыбкой приветной
Развеешь все муки и страхи,
Подаришь минуты без скуки.
Вернёшь смысл ночи и дню.
Дашь выпить зелёного чаю.
И словно ребёнка, погладишь
По грубой небритой щетине.
Смеясь, что я мягкий как кот.
Ты знаешь, о том, как скучаю
По тёплым улыбкам, оставишь
Теперь их холодной рутине,
А мне к чаю вынесешь лёд.
Но в этом не ты виновата.
Не годы, что мчатся как ветер,
Не слёзы, что льются по лужам,
И спать не дают каждый раз.
Здесь я ввёл под кожу «нон-грата»,
Теперь только я лишь в ответе
За то, что сегодня от мужа
Увёл тебя в столь поздний час.
И ты с незаметной улыбкой
Возьмёшь со стола мою чашку,
Посмотришь с тоскою на двери,
И выпьёшь несладкий чефир.
Ни разу ещё такой зыбкой
Ты мне не казалась, хоть тяжко
Припомнить всё то, что не смели
Мы вырвать из пасти сатир.
И я, перед тем, как прощаться
Тебе напишу на листочке
О том, как любил тебя раньше,
О том, как теперь не люблю.
А ты, не решаясь остаться-
Сама доведёшь всё до точки.
А я...словно маленький мальчик,
И после с тобой пересплю.
Уже не та смешная, какой была год раньше.
Не прихожу наивной, не ухожу счастливой.
Не нахожу в твоих записках новой фальши,
И не пытаюсь быть кому-то слишком милой.
Теперь живу одна, не помню о законах,
Что нужно пить таблетки от нервов по утрам.
Смеюсь с тех идиоток, что прячутся в салонах,
Пытаясь привести в порядок старый хлам.
Пока что я не свыклась с иронией свободы.
Довольно непривычно с тобой не говорить.
Я открываю окна, как - будто небосводы,
И попытаюсь раем себя не уморить.
Холодный свежий воздух в лицо, как кулаками.
А может, так и надо, и я сейчас парю.
Никто тогда не думал, чтоб разойтись врагами.
Но разве так как надо, что я тебя люблю?
Если ваше имя Света - это повод для минета.
Если ваше имя Люба - это повод вставить грубо.
Если ваше имя Надя - это повод вставить сзади.
Если ваше имя Ева - это повод вставить слева.
Если ваше имя Клава - это повод вставить справа.
Если ваше имя Настя - на меня скорей залазьте.
Если ваше имя Оля - тут никак без алкоголя.
Если ваше имя Лена - можно даже под колено.
Если ваше имя Алла - это повод для анала.
Если ваше имя Вика - значит, будет много крика.
Если ваше имя Тоня - вы из тех, кто тихо стонет.
Если ваше имя Вера - в позе мы миссионера.
Если ваше имя Леся - рифмы нету, хоть облейся.
Если ваше имя Лиза - как с Настасьей, буду снизу.
Если ваше имя Маша - не найдете сисек краше.
Если ваше имя Саша - бюст хорош, но лучше Маша.
Если ваше имя Яна - ждет нас летняя поляна.
Если ваше имя Нина - ждет нас мягкая перина.
Если ваше имя Юля - мы попробуем на стуле.
Если ваше имя Ира - содрогнется вся квартира.
Если ваше имя Анна - нет, сюда совсем не странно.
Если ваше имя Инна - с вами можно без резины.
Если ваше имя Ксюша - что же, в уши - значит в уши.
Если вас зовут Наташа - я по щам вам наебашу.
Если ваше имя Катя - то отмазка не прокатит.
Если ваше имя Ира - лучше только крокодилы.
Если вас зовут Кристина - очень мило, оч мило..
Если ваше имя Женя - то нельзя без сожаленья.
Если вас зовут Алёна - отымеют возле клёна.
Если ваше имя Вова - поищи себе другого!
- Ты видишь меня, Акурт? Ты знаешь, что я рядом. Так почему же ты молчишь?
- Здесь темно... О чём мне с тобой говорить в этом хаосе? Что бы ты хотел услышать, когда сам не знаешь, где я?
- Ты не говоришь моего имени и даже не пытаешься обернуться в мою сторону. Что не так? Я так сильно постарел?
- Нет, Дилал, ты не постарел. Состарилась я. Перестала верить твоей ежедневной игре. Ты не прав. Я не молчу, просто ты меня не слушаешь. А когда я молчу, хотя, скорее, не перебивая слушаю тебя – ты сам умолкаешь и начинаешь тихо сосчитывать секунды до рассвета. 1...2...3...и так, пока не попадаешь в такт с сердцем, будто сосчитывая и моё время пребывания здесь. И когда ты начинаешь улавливать его, на улице уже становится светло, и ты просто молча стоишь, с надеждой глядя вдаль. А я ещё не сплю. Я не засыпаю до того времени, пока ты не поцелуешь меня и я не отвечу : «Я буду ждать». Тогда ты спокойно уходишь, а я остаюсь одна.
- Скажи, Акурт, глядя сквозь дебри неразличимого сгустка воздуха, ты ощущаешь тепло моего дыхания, или находишь по голосу?
- Я не вижу тебя. Я не знаю, где ты. Я понятия не имею из какого закоулка комнаты доносится твой голос. Порой мне кажется, что тебя вовсе нет, а просто я, окончательно сбредив, говорю с пустотой; с зеркалом; с эхом своего сознания.
- Ты меня смешишь. Как не крути, но я противоположного пола, хотя, наверное, это единственное, что пока различает нас. И ты знаешь это.
- Именно. Но ты так же знаешь, что во мне преобладают два инстинкта. И порой, мне всё равно какой пол. Вот тогда я становлюсь тобой.
- А кто же тогда я?
- Ты вновь не слушаешь, Дилал. Ты – моё отражение; создание, воплотившееся в закоулках моего ума, как и этой комнаты, в которой я поместила тебя точно так же. И будет вполне правильно сказать, что без тебя не будет и меня, и наоборот.
- Нет, Акурт. « Мы...» Теперь так будет правильней спросить – мы когда –нибудь выйдем из этой комнаты вместе?
- Не думаю. Ты знаешь почему.
- Но я хочу...
- Дилал, мы не выйдем вместе. Я не хочу. И, как казалось, мне решать.
- Жаль. Ты же знаешь, как я этого хочу. Знаешь, что это значило бы для меня. Но... Ты права – решать тебе. Акурт, мы будем петь вместе?
- Непременно будем. Но не сегодня. Я очень устала.
- Тогда, скажи хоть, о чём мы будем петь?
- О вечном: о солнце, о ветре, о закате, о любви... Вечной любви...
- Хорошо. Спи, Акурт. Поздно совсем. Скоро рассвет.
- Я знаю, чую по воздуху и атмосфере. Я хочу его видеть.
- Увидишь. Я увижу и ты так же увидишь. Обещаю. Но сейчас – спи.
* * *
« 1...2...3...» - молча сосчитывал мужчина, всё так же с надеждой глядя вдаль, убегая взглядом за горизонт, в след за подымающимся солнцем.
Она мирно лежала на кровати, с которой, однако, редко подымалась. Он думал, что она уснула и мирно стоял у открытого окна. Но она не спала. Думала о том, как уже начинается новый день; о том, как долго он будет стоять у окна; о том, как ей никогда не придётся увидеть тот рассвет, который видит сейчас он.
* * *
Есть люди, не знающие добра по жизни. Есть люди, не имеющие веры в красоту завтрашнего дня. Есть люди, не знающие реалии и жестокости. Но есть ещё более обделённые люди – не видевшие никогда того мира, в котором живут от рожденья. Но эти люди не слепы, в отличии от остальных приведённых, они были любимцами того, кто создал нас. И он оградил их от и так немалой фальши, которую создаём мы сами. И всё же жаль лишь одного – они рано уходят из жизни, так и не став востребованными...
* * *
«...101...102...103...104»
Он перестал сосчитывать и подошёл к ней. Нежно провёл кончиком пальцев по волосам и тихо поцеловал в глаза, затем спокойно встал. Он не заметил, что она молчит и не говорит ему на прощание; не заметил и её неподвижности. Он, обрадовавшись, что она наконец спокойно уснула мирным сном, и что вечером он застанет её бодрой и весёлой, быстро вышел из комнаты. А она, и вправду наконец уснула...Но не до вечера.
От таких снов порой не хочется жить...27-04-2008 21:32
Начала я чётко не помню, всё равно, так что начну с травмировавшего меня момента.
И вот я, у себя дома. Она, в маске, которая скрывает всё её лицо, в костюме фехтовальщика , но без оружия. Без слов. Я ощущаю какую-то угрозу с её стороны, но непонятно почему. Через пару мгновений это существо хватает меня за горло, и мне приятно. Именно приятно. Я отталкиваю её и хватаю в руки нож, но мне кажеться мало. Я ищу что-то другое. Нахожу несколько вещей : утюг, топор и пилу. В мыслях сразу рождается коварный замысел и я резко хватаю пилу, лёгкостью не отличающуюся от ножа. Я подхожу к ней и первым разрезаю ей живот в полости от груди и до половых органов. Я слышу её крик и становлюсь над её телом сверху, переворачиваю её на живот и сажусь на неё. Начинаю резать своим "орудием" её руки по запястью и слышу дикий визг. После рук, я режу её ноги, но не ампутирую, а просто перерезаю,повреждаю, наношу ранения.В итоге, переворачиваю её залитое кровью и кишками тело назад на спину и снимаю её маску. Лицо мне незнакомое, но я понимаю, что это обычная девушка, не старше меня. Далее она пытается отползти от меня и застывает на боку. Я беру пилу, с намерением облегчить её страданья и перерезать глотку. Но в это время она говорит мне, чтоб я убила её не так мучительно; что ей ужасно больно;что она, вобщем, ничего и не сделала, и умоляет просто отрезать ей голову. Я, находясь в шоке, не могу ничего сделать и просто смотрю в её глаза. Внезапно, по каждой клетке меня пронзает страшная жалость, настолько противная и совестная, что я не могу смотреть на эту бедную девушку и отхожу сама, в ужасе. Она падает на спину и умирает, бросив на меня молящий взгляд.
Сон закончился именно на этом моменте. Но очень травмировал меня. Рассудите, что он значит.
Где сердце? Где чувства? Кто помнит о нас?
Где верят в героя, где истина ложна?
Где стрелки меняют свой ход каждый час?
Где всё так фальшиво, что даже возможно?
Где мысли не резал ни разу отказ?
Где всё так знакомо, что едко и тошно.
Подумай, всё это не так уж и сложно,
Но помни, что это не вылечит глаз.
Ты слеп, это верно, всё видишь сквозь линзу.
Но жизнь слишком сложна, как битый хрусталь.
И фея уже не даст снадобья принцу,
Давно вошёл в моду наркотик и сталь.
И ночью молю, чтоб устали мне сниться
Костюм маскарадный и белым вуаль.
И выцвела в взгляде немая печаль.
Но пляшет во мне саркастично девица...
Спасибо, отец, это гибель достойных.
С агонии в пепел, из пепла в огонь.
Ты чтишь высоко и детей, и покойных,
Меня же своим снисхожденьем не тронь.
Ты видишь нутро аксиом многослойных.
И чувствуешь телом душевную вонь.
Всегда короля низвергает твой конь.
Но в этой игре ты на лаве «Невольных».
Где память? Где нравы? Кто верит в судьбу?
Где спрятана жизни вселенская нить?
Кто знает по имени неба звезду?
Кто верит в возможность терять и любить?
Кто вечно глаголет: «Зови, я приду!»
Кто, глядя на смерть, заставляет нас жить.
Вонзаясь под кожу, склоняет забыть.
Скажи, это ты? И я сгину в бреду...
Это было так ощутимо в их лицах,что я,пожалуй,согласиласьбы жить на безлюдном острове25-04-2008 23:23
Холодный город, будний день, старые кирпичные дома. Уже обычное, никого не удивляющее явление в этой жизни. Я иду с кучей роящихся томных мыслей в голове, которые озвучиваю в уме под ритм ветра. Я шагаю от прошлого к будущему.
Легкий плащ и тонкая блузка мало укрывают меня от холода, и я болезненно дрожу. Ветер бьёт меня по лицу, а я, сжав зубы, иду ему навстречу ехидно улыбаясь, и постоянно глядя на асфальт. Я молчу, так как мне не с кем говорить. И мне просто хочется слушать звуки, которые навеивает моей памяти весна. Ровным шагом иду мимо улиц, детских садиков, машин. Иногда, отдаваясь старой привычке, я подхожу к стоящим у тротуаров пустым машинам и смотрю на себя в лобовые стёкла. Рассматриваю, насколько сильно сегодня меня искалечил ветер. Всего куча развеянных волос и обмёрзшее тело – вот плата за мою свободу.
Кто-то из прохожих нечаянно толкает меня, и я оглядываюсь. Резко прихожу в себя и иду далее. Вновь одно и тоже: улицы, люди, одиночество. Я иду, не глядя в лица прохожих. Но ловлю на себе взгляды разных людей. Я не люблю смотреть им в глаза. Это отражения их душ, а я с детства привыкла видеть жестоких людей. Я избегаю вновь этой жестокости. Как бы больно не было, никогда ни за что я не подала бы вид, но глаза... Лишь глаза выдают меня. Смысл идти, боясь оступиться и услышать ехидные ухмылки в спину? Но я должна идти, даже если такового смысла нет.
Я перехожу на другую сторону улицы, не обращая внимания на искажённые в гневе лица, которые доказывают что-то друг другу. Прохожу мимо кучки мальчишек и на секунду застываю, слыша фразу : « Вчера с отцом подрался, когда он пьяный пришёл. Мать весь день молчит, будто сама не своя. Хотя мне смешно с этих идиотов...»
Я поправила прядь волос и отошла от этой компании. Идиотов? Вот значит, как в наше время зовут родителей. Хотя и те ведут себя не лучше. Что ж, всё ясно. Эти дети никогда не были сиротами. А родители – никогда не теряли детей. Им никогда не изменить своих идей. Хотя...
Я поворачиваю за угол, и иду в сторону старой, так называемой, «хрущовки». Захожу в подъезд и на пару минут останавливаюсь у двери на первом этаже. Не спеша поворачиваю ключ и переступаю порог. Вот он – мой дом. Старое святилище моих ценностей. Я никогда и ни за что не променяю тебя ни на какую свободу!
Талантливая тварь, живущая по главному правилу оптимизма:в жизни нужно всего лишь принять невозможное, уметь обходиться без необходимого и выносить невыносимое...