Красить ногти черным лаком, Запивать вином галеты И с каким-то детским смаком В стену запускать стилеты. Гладить лезвием по коже И из шелка вить веревки, Украшать цветами ложе И любить тебя неловко.
М.Чен "Ты давно уже куришь, но я не про это..."Манвик23-06-2008 00:17
Ты давно уже куришь, но я не про это Я была для тебя лишь всего сигарета Я серьезно вполне, без вранья и кавычек, Я была лишь предметом твоих пошлых привычек. Не жалея себя для тебя я горела, Чтоб согреть, хоть немного, твое бренное тело В поцелуях твоих, задыхаясь, стонала, Но мне было все мало, ты не знаешь как мало И объятьям твоим, доверяясь, я слепла, И сгорела дотла, Не осталось и пепла.
Памяти Наны Душкиной - шикарному дайку посвящается...Ползущая_ПУЛЯ20-06-2008 16:16
Alter Ego
Что здесь делают все люди?
Alter Ego моё погибло под кайфом 8 июня,-
Траур двух городов-
иссушены скорбью,
Дождь за окном
делает то, что должен-
моет машины…
Моё Alter Ego погибло счастливым…
Безобидное зло обняло
Всеми руками индийской богини,
Утащило на дно, утопило, увязло в трясине,
Из твоих красивых
женщин, достойных
лучших борделей,
Сделало плакальщиц на
долгое время…
Моё Alter Ego погибло любимым…
Как укуренный ум рождает
Гениальную фразу,
Так и я буду помнить первую встречу, "скорой" УАЗик,
Косяк, с улыбкой
пущенный Тобою по кругу,
Отношенье к Тебе
как к врагу, и как к другу…
Моё Alter Ego курит траву на небе…
Поздно искать победителей
И проигравших…
Мне не понять – не испытала этот вид жажды…
Много общего – можно
Перечислять бесконечно…
Тату на плече –
Смеётся змея над чашей…
Моё Alter Ego клеит теперь ангелов-женщин…
(10-06-08) [360x477]
Сколько лет на сердце тайна! Мы на Вы, а имя Таня я в бреду шепчу ночами. Звон в стакане ложки чайной – к телефону руку тянем. Мы на Вы и расстоянье, и границы, и кордоны… Так мы крепче любим, помним. Так нам легче откровенье Изливать. И только тени общих близких и ушедших нас еще сильней притянут. Память имени Татьяны. Нам в любви признаться проще через годы, через ночи, через горечь злой утраты. Где ты, как ты там, куда ты на сто лет запропастила? Как же я тебя любила, и сказать о том не смела. И ни жар чужого тела мне тебя не заменил. Кто с тобою ел там, пил? Затянула ночь петлю. Как же я тебя люблю! Нам судьба не стеллит ложе, но всех ближе и дороже с гор далеких снегом талым целомудрие не стало мне постылым. Не случайно вереницею Татьяны в жизни были не однажды. Но корабликом бумажным тихо к берегу причалит наша маленькая тайна из далека имя Таня.
В преддверьи поры птицепенья и садоцветенья Неистово сердце с утра выбивает канкан. Туман предрассветный развеет кошмарные тени, И вешней прохладой дыхнет бирюзово река.
Я в город рвану, чтобы жадно по улицам рыскать, и первую встречную юбку поймав за подол, шептать ошалело и пошло: Послушайте, киска, как вам вашей юбки оттенок к лицу подошел!
Идемте со мной! Что вы, плюньте! Какая работа?! Скажитесь больной. Ведь весной так легко заболеть. Сыграем в любовь. Я уже приготовила ноты. Пусть нам подпоет всей Москвы колокольная медь.
И Фавн козлоногий сорвет баритон на дисканто, пытаясь исполнить весеннюю песню с листа. Сбежит лейтенант на пикник голубого десанта, где юноши любят друг друга терзать по кустам.
Страшнее казни, хуже пытки Молчать, когда кричит душа И у распахнутой калитки Стоять. И ждать, едва дыша. Смотреть на зарево заката И, подставляя ветру грудь, Вложить в минувшее "когда-то" Далекое "когда-нибудь".
Она ревнует меня. Как смешно! Ведь повода нет к тому, вроде. Но ревность снедает её все равно: Ревнует она к свободе. К свободе моей - от нее, ото всех, К свободе души моей летней. К свободе... В глазах истерический смех, Но счастья и радости нет в ней. Свобода моя для неё так горька, Она не даёт ей покоя... Смешная, смотри же, моя вот рука: Ведь вечно свободны лишь двое.
сначала он даже не понял как вышло. сломалась скорость о пыльный каркас железа. внезапно он понял и взвыл. небо текло полосою до горизонта. что стоит совесть измучить кровью не смея глаза закрыть? сначала он ощупью пальцев хотел поползти по асфальту. но как-то внезапно сжался в ладони спрятал лицо. вода - это то что нас прячет от грунта земли. тело - мячик - гудрон полирует не хуже чем дворник метет крыльцо. и странно что боль пахнет хлебом. он умер в июне. в среду. отдать не успел за новый компьютер должок отцу. а зебра есть смерть пешехода. любовь под гипнозом исхода внезапно становится вечной и мертвым идет к лицу.
Д.Арбенина "прислонившись к маяку.../солью пропитанный..."Манвик10-06-2008 19:16
Спускаюсь к морю, бухта спит, затянутая льдом
В Магадане пурга. Я сижу на подоконнике, наблюдаю, как кудрявится снег, и улыбаюсь обрушившейся на меня ностальгии. n Я познакомилась с этим городом 11 лет назад. Знакомство произошло поневоле. Поводом послужил институт. Отношения у нас сложились странные. Сродни отношениям игрушечной машинки с дистанционным управлением. Город пытался рулить. Я пыталась доказать ему свою независимость: ломала углы, не вписывалась в повороты, внезапно застывала на перекрестках, изображала разряженную батарейку, была горазда на разного рода па. Противостояние длилось три года. В конце концов мы оба устали, и он простился со мной, благословив на прощание плевком соленого ветра и снисходительной улыбкой «вернешься». n Но я не вернулась. Приехав в никуда, я заболела состоянием вечного движения вперед. И Магадан автоматически был внесен в список городов, пропехотиненных мною вдоль и поперек. Впрочем, в этом списке он всегда имел место значительное, специально отведенное, куда никакой другой город доступа не имел (ибо существуют «города-туристы» и города, абрис которых можешь нарисовать по памяти досконально, до черточки, обозначив красным крестиком дом, где жила первая любовь, и все подступы к нему, и все кварталы, стекающиеся к искомому, изучены, и досадно, когда вдруг стены перекрашивают в такой же невразумительный цвет, что и был, только на пару недель свежий, хороня под слоем краски привычную наскальную живопись). Магадан подарил мне способность писать песни, заколдовал от болезней и нытья и стал последним северным городом. n В Магадане пурга. Взлетную замело снегом с сопок. Рейс отложен предположительно до завтра, а может, и дольше. Если не улетим, посыпятся концерты в следующих по маршруту городах нашего весеннего дальневосточного тура. n Я выпила уже килограмм «пу эра» и рвусь в улицы, которые, к своему изумлению, безумно люблю и по которым затаенно тоскую. n Кладу в «аляску» крохотный фотоаппарат и, чуя себя разведчиком, начинаю подъем в гору. Шнурки явно в ссоре: мирю их каждые 250 метров. Фотоаппарат тут же разряжается от мороза. Ветер подталкивает в спину. Балансирую на льду тротуара, держу равновесие и разглядываю все, что вокруг. На территорию взгляда ложатся родные крыши, переулки, кварталы и мгновенно оживают в памяти, и--что странно--ничего не изменилось! Даже цвет фасадов, даже мусорные баки остались на тех же местах, что и были 11 (!) лет назад. n Спускаюсь к морю. Бухта спит, наглухо затянута льдом. Как досадно! Море--единственное--мирило меня с городом. Стою, прислонившись к маяку. Подходит типичная северная дворняга, помесь лайки и волка. На абсолютно белой морде черным косметическим карандашом какой-то умелец нарисовал черные ниточки--брови. Получилось смешно. Оттого и собачий взгляд удивленный и глупый. Пес садится поодаль и застывает, глядя на море. n Спускается вечер. Пурга прячет за пазуху ветер и засыпает. Без сомнений, мы завтра улетим. n Я возвращаюсь в отель и начинаю собирать вещи. Внезапно меня охватывает упоительный покой, белое джеклондоновское безмолвие. Несомненно, это моя последняя магаданская ночь, но она лишена печали. Принадлежность этому городу стала настолько очевидна, что отныне любая траектория моих перемещений не более чем перемещение точки в пространстве относительно системы координат. n Неважно, когда случится наша следующая встреча. Теперь я знаю, что у каждого, кто считает себя космополитом, есть земля, шагнув на которую, начинаешь волноваться до дрожи в коленках. И хочется, как в детстве, лечь на наст и, прижав ладони ко льду, смотреть на сияние, разукрасившее небо в розовые, фиолетовые, багровые, синие цвета. И лежать так бесконечно долго до тех пор, пока не почувствуешь, что душу опять спеленал тугой и нежный кокон силы. n Я сижу на подоконнике и провожаю караваны снежной пыльцы.