Эрн объявился через пару ночей и сразу же дал мне первое поручение. На первый взгляд ничего необычного. Я должна была всего лишь привести определенного человека в определенное место к определенному времени. Вот только когда увидела объект задания, в душе всколыхнулись нехорошие подозрения.

Но я всеми силами старалась забить их поглубже. Я не могла поверить, что тот, кому я доверяю, способен совершить по отношению ко мне какую-то подлость… Наивность! Вот только расплачиваться за нее пришлось не мне, а замечательному парню по имени Эндрю. Энди… Мы были знакомы всего две ночи, но и этого времени вполне хватило, чтобы я смогла возненавидеть своего нового «хозяина и повелителя» всеми фибрами души… Вернее того, что от нее осталось…

Энди был самым светлым человеком, какого я и вообще встретила за свою жизнь. И я никогда не смогу простить себя за то, что эти сволочи с ним сделали.

Этот ритуал… Эта неописуемая мерзость… Я не вспомню ничего из того, что произошло на том чертовом пустыре, хотя Эрн и не позволил мне ни на мгновение прикрыть глаза за все три часа мучении Энди. Я не помню ничего, только всепрощающий взгляд этого святого человека. Даже умирая, он меня не осуждал, я это видела. Впрочем, я сама прекрасно справилась с этим за него.

Тогда я в очередной раз пожалела, что Элеонора не позволила мне сдохнуть тем майским утром. Передо мной предстала вся бездна моего положения. Связанная контрактом, не имеющая никакого права голоса и возражений, игрушка в руках Эрна и его союзников, с приставленным ко мне надсмотрщиком. И уже сильно сомневающаяся в том, что вторая сторона честно выполнила свою часть договора. Эйфория первого времени прошла, и я взглянула на того, кто спал в моей постели, пристальнее. Уж слишком много накопилось странных совпадений и подозрительных несовпадений одновременно…

Окончательно погрязнуть в пучине отчаяния мне в те дни не давал мой дядюшка Александр, вернее, дядюшка Элеоноры, Дитя Сира ее Сира. У него с легкостью получалось втравливать меня в переделки, словно мне не хватало собственных «приключений» на задницу…

19 июля 2005г. Квартира Элеоноры

 - К вам господин Александр, - Мэтт почтительно склонился в поклоне перед своей хозяйкой. Элеонора слегка поморщилась, что было для нее характерно при упоминании данного собрата, но тут же утвердительно кивнула:

 - Проводите его сюда.

 - А я уже здесь, - жизнерадостно возвестил тот с порога и непринужденно прошел внутрь, бесцеремонно отодвинув гуля со своего пути. Элеонора закатила глаза, а Кэс негромко хихикнула, читая на лице Сира живейшее отвращение. Особенно к тому, как Александр сегодня выглядел. Девушка даже восхищенно присвистнула, оценив дизайнерскую мотоциклетную куртку и роскошную тату в пол-лица. Судя по всему, дядюшка решил весело провести ночку.

 - Куда ты собираешься в этом ужасном виде? – поинтересовалась Элеонора, практически озвучивая мысли своего Дитя. – В Элизиуме так даже не появляйся!

 - Фи, - Александр плюхнулся в кресло, возложив ноги на столик в лучшем духе Анджея, и блондинка тихо зашипела сквозь зубы. – Что мне делать в твоем Элизиуме? Скука смертная! Я нашел недалеко одно потрясающее местечко.

 - Наркопритон? – язвительно улыбнулась женщина.

 - Байк-бар, -

Элеонора вихрем пролетела по квартире, спеша привести себя в порядок, но при этом нашла время дать своим гулям несколько распоряжений. Она искренне опасалась за душевное здоровье своего Дитя. Да, у Кэс была гибкая психика, но девочка, на ее взгляд, чересчур сильно привязалась к Эдвину. Элеонора очень ценила этого талантливого собрата, можно сказать, даже уважала его где-то и сама скорбела по поводу его столь несвоевременной гибели, однако это ничуть не мешало ей думать о дальнейшем. А Кэс…

Сир украдкой взглянула на девушку, молча опустившуюся на диван и теперь пустыми глазами глядящую куда-то в пространство, и вздохнула.

 - Присмотрите за ней, - вполголоса бросила блондинка своему помощнику и скрылась в коридоре.

Однако ее опасения были напрасны. Когда она, посвежевшая после душа, вернулась в гостиную, картина ничуть не изменилась. Кассандра все так же сидела на диване и осторожно скользила пальцами по корпусу сломанной скрипки.

 - Что ты собираешься с ней делать? – поинтересовалась Элеонора, присаживаясь напротив и с сожалением глядя на то, что некогда было прекрасным старинным инструментом.

 - Не знаю, - в голосе девушки звучала смертельная тоска.

 - У меня есть телефон одной мастерской, - осторожно начала Сир. – Возможно, там ее смогут склеить… - она тщательно подбирала слова, боясь дать девушке лишнюю надежду – на ее взгляд, восстановить инструмент было практически невозможно. С другой стороны, Кэс ведь не играть на ней собирается. Для нее это память.

Кассандра подняла на нее вспыхнувшие искрой надежды и интереса глаза:

 - Да? Я была бы очень рада.

Элеонора легко улыбнулась, с радостью глядя на это небольшое оживление, и выкопала в своей книжке нужный телефон.

Кэс тут же схватилась за трубку. Суховатый голос говорившего с ней мастера попросил девушку приехать по указанному адресу и привезти скрипку с собой, потому что он не ясновидящий и в данный момент оценить возможность работы не может.

Надо ли говорить, что девушка тут же сорвалась из дома?

Мастерская располагалась в полуподвальном, но неожиданно симпатичном помещении. Кассандра с любопытством разглядывала, стоящие и висящие вдоль стен инструменты, пока за прилавком не появился пожилой мастер. Немного ссутуленный, совершенно седой, но с живыми и любопытными черными глазами под кустистыми бровями. Он терпеливо ждал, пока девушка выложит на прилавок то, что осталось от скрипки. При виде изувеченного инструмента, его лицо исказилось в короткой гримасе отвращения:

 - И какой же варвар сотворил подобное с таким прекрасным инструментом? Она ведь очень старая, да?

 - Да, - Кэс кивнула и печально посмотрела на обломки. – Вы правы, это сделал настоящий варвар. Вы сможете ее починить?

Мастер молчал довольно долго, разглядывая, оценивая, прикидывая. После чего он осторожно произнес:

 - Я постараюсь, правда, это будет недешево…

 - Плевать на деньги! Вы действительно сможете ее починить? – мужчина даже слегка попятился от фанатичного огонька, вспыхнувшего во взгляде девушки.

Да уж, о законах подлости, по которым так любила строиться моя жизнь, я как-то в тот момент за радостью позабыла. А зря. Впрочем, проявили они себя не сразу, подбираясь осторожно и незаметно. В наш город прибыла эмиссар от Бдящих – Тея или Тесс. Кто такие Бдящие и зачем им какие-то эмиссары, я в то время совершенно не представляла, и когда Тесс захотела со мной пообщаться, согласилась безо всяких колебаний. Правда, Элеонора меня предупредила, чтобы держала ушки на макушке, и я постаралась не слишком сильно болтать. Тея расспрашивала меня о моем Становлении, о нежизни, об отношении к Гийому. Вроде бы простые вопросы, но… Смутное ощущение подводных камней меня все равно не покидало. Не знаю, повлиял ли на дальнейшие события этот разговор, но меня до сих пор терзают муки совести. Впрочем, Тея расспрашивала всех, и рассказать ей могли многое. В конце концов, назвать хотя бы нашего Примогена сильно лояльным Гийому я бы не взялась.

«Семейная поездка» получилась довольно странной. Помимо нас четверых там еще присутствовали Льюис Тореадор и Элен Малкавиан – потрясающе красивая девушка, Дитя нашего Принца. Или не Дитя… Во всяком случае, нам ее представили в этом качестве, и рыться в поисках правды я не собиралась. Незатейливую истину «меньше знаешь – крепче спишь» я начинала осознавать во всей полноте.

Впрочем, новое лицо нашей компании меня интересовало недолго. Понурое состояние Эдвина было для меня гораздо важнее. Это было в сто раз хуже, чем тогда, дома у Принца после столкновения с Беатой. Он, конечно, старался не показывать виду при остальных, но я просто ощущала, что его мучила какая-то боль. Рассказывать о причинах он отказался.

Впрочем, они относительно прояснились на следующую ночь… Тоже довольно странную…

Началась она с того, что я разругалась с Элеонорой и Анджеем…

20 июня 2005 года.

Кассандра лениво черкала ручкой в дневнике. Настроение было апатичное.

Недавно пришел Анджей, и они уже успели несколько погрызться. Сначала из-за ее неоцененной шутки, потом из-за его подколов, когда Элеонора воспылала желанием научить свое Дитя и своего любовника танцевать.

Кэс передернула плечами, вспомнив плачевные результаты этой попытки. И Анджея с самодовольным видом дающего ей советы.

Элеонора, видя накаляющуюся атмосферу, быстро утащила Бруджу на другой конец квартиры, мимоходом бросив девушке, что она может пойти погулять, раз уж ситуация в городе налаживается.

Кассандра прошлась по комнате и выглянула в окно. С высоты город казался сплошным морем огней. В последнее время центральные районы начали сильно угнетать. Хотелось тишины и одиночества. Вернее, одиночества от Элеоноры.

 - Погулять… - пробормотала девушка и коротко фыркнула. – Где? И с кем?  

Она задернула штору и прижалась спиной к стене, вспоминая вчерашнюю ночь. Вернее, то, в каком подавленном состоянии ушел Эдвин. У нее так и не получилось поднять ему настроение. И это мучило даже сейчас.

Кэс долгим взглядом посмотрела на мобильник, лежащий на крышке рояля.

«Звонить? Или не звонить?»

Она осторожно подняла телефон и задумчиво покрутила его в пальцах. С одной стороны девушке было крайне важно узнать, как Эдвин чувствует себя сегодня, с другой – навязываться она терпеть не могла.

 - Не смеши меня, - она улыбнулась и кошкой вытянулась вдоль его тела. – Меня не волнует твое прошлое. Я знаю тебя сейчас, и этого достаточно.

«А еще я тебя люблю, - мысленно добавила девушка. – И поэтому мне не важно, какие страшные тайны могут у тебя водиться. Скелеты в шкафу есть у всех. А ты, несмотря ни на что, самый лучший мужчина в мире, так что… Даже не надейся, что я буду жалеть о содеянном. Пусть это и действительно была глупость».

 - Ты невозможна, - тяжело вздохнул он, но в его голосе прозвучала тень улыбки.

 - Я знаю, - Кэс хмыкнула и легонько коснулась поцелуем его щеки.

Эдвин развернулся и одним движением нашел ее губы. Безразличия и отстраненности в его взгляде больше не было ни капли.

В тот раз мы дневали вместе. Он заснул раньше меня, и я все оставшееся до сна время любовалась им. Он нисколько не походил во сне на Элеонору, оставаясь почти таким же как всегда. Разве что более бледным.

Это было мое маленькое личное счастье – смотреть на него, касаться его, перебирать его волосы, перемешавшиеся с моими… Никогда раньше я не испытывала подобной потребности.

Вторые узы я совсем не ощущала. Мое отношение к нему не поменялось совершенно. Наверное, никакие узы не могут быть сильнее любви. Хотя в те дни это еще была не совсем любовь, это была влюбленность – горячая, безумная, бескрайняя. Она сжимала мое сердце сладкой болью, текла в моей крови, дарила крылья и разбивала меня об землю. Но именно в те дни она начала переплавляться в нечто более глубокое, в ту любовь, которая всегда будет жить в моей душе.

Я до сих пор уверена, отпусти я его в то утро, не сделай я эту маленькую глупость, все было бы иначе. Возможно, для него ничего не изменилось бы, вот только я уже не осмелилась бы приблизиться к нему ближе просто дружеского общения. Никогда.

Впрочем, этого уже никто и никогда не узнает, ведь все случилось так, как случилось. Чему я искренне рада до сих пор.

Эдвин резко открыл глаза, и Кассандра, до этого ласково перебиравшая его волосы, слегка отпрянула. Его взгляд был несколько неадекватным, переполошено-яростным. На секунду девушке показалось, что ее сейчас ударят, но уже через мгновение Эдвин моргнул, и на его лице появилась так любимая ею озорная улыбка:

 - Доброй ночи.

 - Доброй ночи, - Кэс улыбнулась в ответ и осторожно поцеловала его. Она опасалась, что Эдвин проснется в том же мрачно-депрессивном состоянии, в котором пребывал вчера, но судя по всему, настроение у него было хорошим.

 - Давно проснулась? – поинтересовался он.

 - Не очень, - девушка пожала плечами. – Минут двадцать назад, ну, полчаса максимум.

 - Да? И чем же ты занималась это время? Отходила от шока пробуждения в одной кровати с трупом? – ухмыльнулся Эдвин.

 - Прекрати! – Кэс осторожно ткнула его кулачком под ребра. – Ты не труп! К тому же, после того как я проснулась в одной кровати с Анджеем и Элеонорой, меня уже ничем не проймешь! А ты очень красивый, когда спишь, - чуть тише добавила

Честно говоря, новая квартира пришлась мне не слишком по душе. То ли из-за ее вычурности, то ли из-за соседства моего Сира – я все же люблю одиночество и не слишком покладиста в отношении надзора за своей персоной. То ли вся эта история с Охотниками и военным положением, послужившая причиной переезда, выбила меня из колеи. А может, все дело было в неопределенности, которая ворвалась в мою жизнь… Не знаю… Но я очень надеялась, что весь этот дурдом скоро закончится, и я смогу спокойно вернуться в свою прежнюю квартиру, гораздо более скромную и уютную. И где никто не грозил мне запретить встречаться с тем, кого я люблю…

В тот момент я даже не представляла, что будет дальше. Не столько в моей жизни-нежизни, сколько в наших отношениях с Эдвином. С одной стороны, мы вроде бы вместе… Но вот именно, что «вроде бы». Я уже настолько привыкла ждать от судьбы какой-то подлости вслед за счастьем, что не могла просто расслабиться и наслаждаться.

Да, я была счастлива, я все еще пребывала в эйфории при воспоминании о нашей близости, я была влюблена в него как никогда, но в глубине сознания свербила мрачная мысль – будет пакость, потому что все слишком уж хорошо…

И, черт возьми, почему я не могла ошибиться?..

2 июня 2005г. Квартира Элеоноры.

Кассандра открыла глаза, несколько мгновений созерцала незнакомый потолок, потом, вспомнив, где она, привычно потянулась рукой к краю постели, где спала кошка. Пальцы ощутили мягкое прикосновение хлопка. Найт рядом не было.

Девушка резко села и обнаружила кошку спящей в кресле неподалеку. Почему-то это неприятно отозвалось в душе. Обычно питомица старалась не отходить от хозяйки, особенно сейчас, став гулем.

Кэс постаралась отогнать мрачные настроения и, потянувшись, прошествовала в ванную. Принимая душ, девушка обдумывала свои планы на эту ночь, вернее, размышляла на тему, не слишком ли нагло будет напроситься в общество Эдвина. Ей не терпелось заглянуть ему в глаза и определиться, наконец, что с их отношениями. Легкий румянец тронул лицо Кэс, когда она мысленно укорила себя за ложь самой себе. Ведь на самом деле она хотела снова оказаться в его объятиях, и чтобы весь окружающий мир провалился в тартарары.

Однако ее планы были скорректированы, не успела она и из душа выйти. Мобильник требовательно заворчал, оповещая о поступившей sms-ке. Кэс открыла его и увидела очередное приглашение от Анджалли. За последними событиями девушка совсем забыла о сеттитке. Та уже не раз приглашала Кассандру к себе после их знакомства, но у начинающей тори все никак не находилось времени, а после и вовсе стало не до новой знакомой. Однако нынешнее приглашение почему-то проигнорировать было нельзя. И дело даже не в почти приказном тоне сообщения. Просто Кэс вдруг ощутила, что это самое важное – придти по указанному адресу, иначе просто нельзя. Все остальные мысли просто испарились.

Девушка собиралась, что-то одевала, не глядя в зеркало, а зов настойчиво подгонял – быстрее, быстрее! Здравый смысл, каким-то чудом пробившийся сквозь это лихорадочное состояние спешки, напомнил о том, что стоит поесть и прихватить с собой кошку. Впрочем, вертящуюся под ногами Найт в любом случае было сложно проигнорировать, а после вчерашнего Кэс вообще пришла к выводу, что в ее нынешней жизни без оружия и гуля лучше из дому не выходить.

Эта мысль ее повеселила, и девушка негромко рассмеялась, вызвав ответную улыбку у молодого портье, заинтересованным взглядом провожающего новую квартирантку.

Кэс почти подбежала к своей машине, но ее опять отвлекли. Телефонный звонок настойчиво требовал ответа. Кассандра посмотрела на экран и нежно улыбнулась, тут же принимая вызов:

 -

 - Кстати, о подарках, - Элеонора, уже собравшаяся уходить, вдруг спохватилась. – Я ведь давно тебе машину обещала. Только совсем из головы вылетело, а ты не напоминаешь. На стоянке стоит мой «форд». Теперь он твой. Я его недавно приобрела, он совсем новый. Но сегодня Анджей подарил мне «Ламборджини»…

 - О! – Кэс вспомнила великолепную машину на стоянке. – Ничего себе подарочек!

 - Да, мне тоже понравился, - Элеонора мимолётно улыбнулась и протянула ей ключи. – Так что бери. Можешь делать с ним всё, что захочешь.

 - Спасибо! – Кэс радостно обняла Сира. – Я так давно мечтаю о машине. Она, правда, теперь моя?

 - Правда, - Элеонора оглянулась. – Ладно. Мне пора. И смотрите, - она смерила их строгим взглядом, - чтобы через два часа Кэс была тут!

 - Буду, - пообещала девушка, и они направились на выход.

Осмотрев подарок Сира, девушка скорчила рожицу:

 - М-да…

 - В чём дело? – Эдвин вопросительно взглянул на неё. – По-моему, замечательная машина. Как раз для тебя.

 - Она голубая, - трагическим голосом ответила Кэс.

 - Не вижу проблемы, - Эдвин усмехнулся. – Даёшь ключи гулю, говоришь, что тебе нужен другой цвет… Какой ты хочешь? Впрочем, что это я… - он не дал ей и рта раскрыть. – Конечно, чёрный. Можно с серебром. После чего гуль отправляется выполнять твои пожелания, а мы едем в «Ночную Скрипку», - Эдвин бросил ключи одному из гулей и повёл девушку к своей машине.

 - Как всё, оказывается, просто, - ехидно улыбнулась Кэс.

 - Жизнь и без того – слишком непростая штука. Зачем усложнять её ещё больше? – Эдвин пожал плечами и бросил через плечо. – Мы приедем через два часа. Успейте закончить.

 - Да, сэр, - гуль склонился в почтительном поклоне.

Эдвин помог девушке сесть и завёл машину. Непоседа Найт сразу же полезла осматриваться. Эдвин некоторое время наблюдал за ней, а потом заметил:

 - Красивый колокольчик.

 - Да, это мне вчера Горос подарил, - отозвалась Кэс, сажая кошку на колени.

 - Горос?! – Эдвин ошеломлённо взглянул на неё. – Ты шутишь?!

 - Горос, - подтвердила девушка. – Сказал, что моей кошке пойдёт. И ведь действительно пошло. А почему ты так удивился? Кто он вообще такой, этот Горос? Элеонора мне говорить не захотела…

 - И, в общем, в чём-то была права, - Эдвин вновь взглянул на девушку со странным выражением. – Не знаю, зачем тебе это знать… Горос – это камарильский Палач.

 - Оу, - Кэс осторожно закрыла рот.

 - Где вы вообще увиделись? – поинтересовался Эдвин.

 - Вчера, когда я… ушла, - негромко бросила Кэс. – Он меня на улице встретил, утешал, донёс до своей машины. На руках, - она нервно хмыкнула. – Прочитал целую лекцию о правилах выживания в нашем обществе и отвёз к Элеоноре. И колокольчик тогда же подарил.

Эдвин некоторое время молчал,

В старом заброшенном саду, на берегу небольшого пруда жила лягушка. Самая обычная – маленькая, неприметная, непонятного буро-зеленого цвета, как тина на краях водоема. Лягушка очень любила свой сад – зеркальную гладь воды в обрамлении разросшихся кустов, по которым лениво скользили белоснежные красавицы-лилии, огромные деревья, тень которых не давала жаркому летнему солнцу нарушать тенистую прохладу и слишком сильно осушать водоем. Лягушка с интересом слушала птичьи концерты и была знакома со всеми обитателями этого уголка.

Но больше всего лягушка любила неприступную дикую розу, которая росла на маленьком обрыве над прудом, и чьи белые пышные цветки каждый день тянулись к яркому солнцу, пронизывая все окружающее пространство дивным ароматом.

Розу любили все, она была неизменно приветлива с окружающими, но сквозь ее шипы никто пробраться не мог, отчего создавалось впечатление, что она всех держит на расстоянии. Только беззаботные бабочки порхали над ее нежными лепестками, наслаждаясь сладким нектаром. Они прилетали к розе на день, а потом исчезали навсегда.

А лягушка каждый день взбиралась на обрыв, замирала в тени кустов и любовалась розой на почтительном расстоянии. Иногда ей нестерпимо хотелось стать бабочкой, чтобы иметь возможность касаться белоснежных цветков, наслаждаться их ароматом.

Наблюдая за сменяющими друг друга яркими крылатыми плясуньями, лягушка думала, что никогда бы не улетела от своей розы, навсегда осталась бы рядом. Но она была всего лишь лягушкой и не находила в себе смелости даже приблизиться на короткое расстояние к цветку.

Однажды лето выдалось крайне засушливым. Вода словно покинула эти места, и сад негромко стонал от жажды. Прудик пересох, оставив лишь несколько мелких лужиц между камней. Погибли лилии, и их белые лепестки смешались с бурой тиной на дне. Трава желтела, деревья скрипели пересохшими голосами и умоляюще тянули к высокому небу оголявшиеся день за днем ветви, сейчас напоминающие скрюченные руки. Звери и птицы разбежались в разные стороны в поисках спасения от жары и жажды, а растения не могли двинуться с места, и сад медленно погибал.

И только маленькая лягушка осталась у своего родного пруда. Она не могла бросить розу, которую сейчас трудно было назвать красавицей. Куст день за днем иссыхал, листья теряли свою сочную окраску, скручивались и опадали, лепестки болезненно желтели. Роза умирала вместе со своим садом.

Лягушка изо всех сил пыталась ей помочь, неустанно бегая к пруду и нося во рту воду из оставшихся лужиц. Но этого было слишком мало. Розе требовался хороший дождь.

Лягушка понимала, что и сама она тоже скоро умрет от жары. Ей не меньше растений требовалась живительная влага. Однако она продолжала бегать за водой, которую лила розе под корни, неустанно болтала о всяких глупостях, отвлекая куст от мрачных мыслей. И роза была очень благодарна ей. Они полюбили беседовать по вечерам, когда дневной зной сменялся удушливыми сумерками, дающими хоть какую-то передышку от испепеляющих солнечных лучей.

И в один из таких вечеров лягушка вспомнила старую легенду, рассказанную когда-то ее бабушкой. Что лягушки могут вызвать дождь. Но для этого требовалось принести жертву – свою жизнь.

Всю ночь лягушка просидела рядом с розой, размышляя. А утром, с первым лучом солнца, прыгнула прямо на длинные шипы, смертоносно топорщившиеся на оголенных стеблях.

И в тот же миг в небе раздался глухой раскат грома. Медленно начали сгущаться лохматые тучи, свирепый ветер метнулся по саду, срывая ломкую листву, поднимая в воздух облака растительного праха.

Растения с надеждой смотрели вверх, и небо не обмануло их ожиданий. Мощный ливень обрушился на сад, прибивая пыль, утоляя жажду, обмывая иссохшие остовы деревьев, наполняя прудик.

Всё вокруг переполнилось ликованием. Дождь нес жизнь. И только роза склонилась к самой земле, укрывая в своих ветвях маленькое тельце лягушки. И белоснежные лепестки медленно наливались алым цветом, словно вместо воды корни растения пили кровь.

А когда дождь закончился, и солнце осветило ликующий сад, роза не потянулась привычно к теплым лучам, а склонилась еще ниже. Крупные капли влаги, словно слезы, скатывались с ее лепестков и листьев. Цветок

Что-то меня прямо пробило на песни в последние дни!

Там, где ты, нет меня.

Там, где я, никто не знает о тебе.

Там, где ты, ночи без сна.

Там, где я, рассвет и золото дней.

Там, где ты, я – лишь сон.

Там, где я, ты – только мечта.

Я к тебе – как птица в стекло.

Ты ко мне – нас разделяет черта. 

Rf: Я снова, снова, снова смотрю в зеркала

И в темной их глубине ищу твою тень.

Нас разделяет граница слепого стекла

И нет пока что ключей, чтобы открыть эту дверь.

Без тебя нет меня,

Без меня в себе не видишь смысла ты.

На границе ночи и дня

Мы встречаемся опять у черты.

Есть у нас только миг,

Чтоб взглянуть друг другу в глаза.

И опять в стекле лишь огненный блик,

День без света и ночь без сна…

Я больше не могу мечтать.

Я даже не могу дышать.

И все мои истории

Рассыпались песком сквозь пальцы.

Больше не могу летать.

Сама себе устала лгать,

Что надо просто подождать,

Что счастье рядом, рядом счастье...

Rf: Я так больна,

Больна тобою,

Больна моей к тебе любовью,

Больна тоской

И безнадежно одиночеством больна.

Я так больна,

Неизлечимо,

Я до безумья одержима

Тобой, любимый.

Нет тебя, и я больна...

Я пела только о тебе.

Ты светом был в моей судьбе.

Я столько бесконечных лет

Ждала одной твоей улыбки,

Верила, что ты придешь,

Сама сплетала эту ложь.

Ну что ж, пришла пора платить

За заблужденья и ошибки.

Rf.

И дни без смысла,

Ночь без сна,

И тишина как пелена.

В пустой душе лишь боль одна.

Я умираю... Я больна...

Rf.

Я тобой одним больна...

Знаешь, сегодня я поняла, что ты пахнешь осенью. Не дождливой, нет, - солнечной, ясной, одним из дней конца сентября. Вернее, ранним осенним утром, когда рассвет только-только прошел, и день неторопливо вступает в свои права. Запах этой свежей прохлады, оставшейся от недавно прошедших дождей, нотки чуть горчащего аромата палой листвы, легкая пряность поздних цветов. И посреди этого теплые крапинки – касание солнечных лучей…
И – не знаю, почему – запах горячего шоколада…
Сегодня был именно такой день,твой день рождения. И, знаешь, сегодня я была почти счастлива. Казалось, стоит только обернуться – и я увижу тебя за своей спиной.
Весь сегодняшний день ты был рядом, пусть я и не могла взять тебя за руку, обнять, взъерошить твои волосы. Пусть. Но я знаю, что и ты сегодня думал обо мне и, надеюсь, я тоже была рядом с тобой. Впрочем, мы ведь оба знаем, что я всегда рядом…
А еще я сегодня окончательно поняла, что никогда не смогу тобой надышаться…

Я так люблю раннюю осень…Наверное, потому, что она напоминает мне тебя…

С днем рождения, Тьен…

(24.09.2010г)
 

Спасибо Питеру за вдохновение...

Мы вместе
Через года, через века - 
Мы вместе.
И пусть дорога нелегка - 
Мы вместе.
Забыты небом и землей,
Друг другу отданы судьбой
Вдвоем с тобой
Мы вместе.

Мы вместе.
Сказав однажды "навсегда"
Мы вместе.
Меняя страны, города
Мы вместе...
Пусть без семьи и без друзей
В круговороте лет и дней,
Любовь сильней - 
Мы вместе.

Мы вместе.
Нам расставанья - это боль.
Мы вместе.
Одной обвенчаны судьбой
Мы вместе.
Меняя лица, имена.
Но навсегда любовь одна
Судьбой дана.
Мы вместе...

Это нечто подняло меня в пять ночи и больше не давало заснуть до того самого момента, как я смогла взять в руки гитару и привести его в подобие приличного вида. Вроде песня. Вроде опять по моим любимым каинитско-маскарадным мотивам... Вот только точно не моя...

Между нами и боль, между нами и страх,

И печаль случайных обид.

Ты молчишь, но в поднятых к небу глазах

Больше веры, чем в сотне молитв.

Ты стоишь на коленях над телом моим,

Защищая от смерти шагов.

Я - безумец, ты - фея кровавой семьи...

Так зачем говорить про любовь?

Я не для тебя, мой ангел,

Ты не для меня, но снова

Шепот твой ловлю.

От забвения за гранью

Отделяют лишь три слова

"Я тебя люблю"...

Пусть летят в спину слова:

"Посмотри, посмотри-ка на них!"

Они правы, но и ты права -

Нас любовь превращает в живых.

И взглянув им прямо в глаза,

Я твоим поверю словам.

Знай - ни аду, ни небесам

Я тебя не отдам...

Пожалуй, оно еще немного не закончено, и под музыку это слушается гораздо лучше, чем читается. Но как-то так...

Она любила…

Кто-то скажет: «Ну и что? Все любят…» Но дело в том, что она не просто любила. Она любила Его, одного-единственного, неповторимого, самого-самого для нее. Того, кого только и можно было ей любить. Любила, ни разу не видев и даже не зная, существует ли Он где-нибудь.

Она могла рассказывать о Нем часами: какой он, что любит, что ему нравится, как будет вести себя в той или иной ситуации, какая у него улыбка, какой запах у его дезодоранта… Куча мелочей, которые для нее составляли Его.

Она любила Его, не считая времени, не обращая внимания на окружающее. Друзья смеются? Плевать! Не стоит обращать внимание, ведь однажды Он придет, и они сами увидят, что про Него нельзя говорить иначе, что Его нельзя не любить. Родители упрекают, напоминают про возраст? Вот именно, она взрослая женщина, имеет право жить так, как хочет и с кем хочет. Она представляла лицо мамы, когда однажды придет домой с Ним. В том, что родители моментально полюбят и оценят Его, она даже не сомневалась.

Время шло – она ждала. Вот только все чаще ей становилось тоскливо и одиноко, и сознание тут же начинало нашептывать речи друзей и родных, что нельзя всю жизнь жить иллюзией, это не жизнь. Она сцепляла зубы, ревела в подушку, зарывалась с головой в дела, бросалась из крайности в крайность – из глухой депрессии в гиперактивность и обратно.

И однажды сдалась. Опустила руки. Нужно выйти замуж? Хорошо. Благо, есть за кого – лучший друг уже не первый год ходит вокруг, преданно смотрит в глаза и ненавязчиво намекает. Ребенка родить, ведь ей уже под тридцать? Ладно, раз так этого хотите… Ей уже не хотелось ничего, искра веры погасла, и внутри была лишь пустота.

Замужество, работа, ребенок… Жизнь замкнулась в круг.

Она изменилась. Погасли задорные огоньки в глазах, пропали интересы, не хотелось ничего. Жизнь превратилась в существование.

Окружающие умилялись на их дружную семью, в которой практически никогда не было ссор, восхищались талантливой девочкой – ее дочерью, мама с гордостью рассказывала знакомым о внучке – что та и поет, и рисует, и играет, и танцует, и вообще умница-красавица. А она только бледно улыбалась, слушая все эти дифирамбы, машинально кивала и думала о том, что дочь – это единственное, что еще держит ее в этой жизни.

И вот тут в ее жизни появился Он. Тот, кого она так долго ждала.

Он был совсем такой, как она его себе представляла в далекой юности. До мелочей, включая привычки и любимые жесты.

Она навсегда запомнила момент, когда они столкнулись в первый раз в театре. Казалось, ей в лицо плеснули свежим весенним ветром, моментально прочистившим сознание, разогнавшим облака и протершим жизнь до сверкания красок. Несколько дней после той встречи она ходила сама не своя, вспоминая каждое мгновение из тех нескольких минут, что они смотрели друг на друга через холл, а в мыслях неотвязно крутилось логичное, что они больше не встретятся. Но пути Господни неисповедимы. Она слишком долго и слишком сильно хотела, чтобы Он появился…

Новая их встреча произошла в кафе недалеко от ее работы. Он просто подсел к ней за столик и заказал ее любимый глинтвейн, как будто точно знал, что именно она предпочитает.

Тогда она впервые прогуляла работу. Они весь день бродили по любимым уголкам города и рассказывали друг другу о себе. Или молчали, и это было не то вязкое, засасывающее молчание, в котором она обычно находилась наедине с мужем. Сейчас ей было тепло и уютно, и это казалось правильным – помолчать.

Через неделю они стали близки.

Ее жизнь из монотонной размеренной рутины превратилась в крутящееся чертово колесо. Она не могла жить без Него, но и быть вместе они тоже не могли. У нее были семья и ребенок. Бросить дочь она была не в состоянии, а при единственном заикании о разводе, от мужа прозвучало резкое:

 - Уйдешь, и дочь ты больше не увидишь.

Он давно подозревал, что у нее появился другой, слишком уж она

В темном углу маленькой каморки под самой крышей стояло старое зеркало. Прошло не одно столетие с тех пор, как оно было создано. Стекло потемнело, и в его глубине порой отражалось совсем не то, что ожидали видеть люди. Как все старые зеркала, оно перестало лгать, сочтя это неправильным, и за это однажды в стекло была брошена ваза, расколовшая правый нижний угол. Зеркало отправили в изгнание.

Долгие годы оно стояло на чердаке, обрастая пылью. Темное дерево рамы грызли мыши, лак неряшливо облупился. Зеркало скучало здесь, вспоминая старые времена, когда оно блистало в роскошных холлах особняков или в пышных будуарах знатных дам в окружении самых изысканных вещей, а слуги почтительно обметали малейшие пылинки с его поверхности.

Сейчас же его окружали такие же старики, как оно само, давно забывшие, какими они были прежде. Одним из немногих развлечений зеркала было показывать вещам самые приятные моменты из их прошлой жизни, насколько позволяло запыленное стекло. Старый рассохшийся сундук в своем отражении сверкал новенькими медными заклепками в окружении изящных коробок для дамских шляпок и гордо выпячивал свою округлую крышку. Грязная тряпка неопределенного цвета превращалась в изысканное бальное платье, синеве которого могло позавидовать самое ясное небо. Сломанная кукла с полустертыми чертами лица вновь обретала золотые локоны, большие зеленые глаза, нарядную одежду и пухлощекого карапуза, с восторгом держащего ее в руках. Стоптанный башмак видел давно утерянного брата, и они оба, начищенные до блеска, украшенные изысканными пряжками, гордо вышагивали по натертому паркету пышных залов.

Зеркало наизусть знало все нехитрые истории старожилов своего чердака.

Иногда, сквозь треснувшую чердачную дверь, в каморку забиралась кошка. Пушистый черный хвост сметал пыль с нижнего края зеркала, где змеились по стеклу трещины, и кошка растягивалась на полу в небольшом пятне солнечного света, лениво глядя в потемневшие от времени и печали глубины.

Кошка была самой любимой собеседницей зеркала, ведь она приносила ему новости извне и охотилась на мышей, которые ему крайне докучали.

Однажды на чердак в поисках кошки забралась юная девушка. Она медленно и осторожно шагала по скрипучим половицам каморки, оглядываясь по сторонам. Обитатели чердака замерли, насторожено наблюдая за гостьей, а девушка с интересом рассматривала старые вещи, трогала их, смахивая многолетнюю пыль, пыталась угадать, чем они были раньше.

Когда она приблизилась к зеркалу, из ее груди вырвался восхищенный вздох. Девушка бережно стерла пыль с середины стекла и внимательно оглядела свою находку. Зеркало возвышалось над ней на две головы и выглядело внушительно, даже невзирая на весь свой потрепанный вид.

Девушка еще некоторое время любовалась им, скользила пальцами по резной раме, а потом подхватила кошку и так же осторожно покинула чердак.

А потом зеркало оказалось в ее комнате.

Вернее, сначала оно побывало в мастерской, где его тщательно отчистили, обновили лак на раме, замазали царапины, обработали пятна растрескавшейся амальгамы на задней стенке стекла и урезали добрых тридцать сантиметров высоты, выкинув треснувший кусок и погрызенную часть оправы.

На новом месте зеркало чувствовало себя несколько неуютно. Все вокруг было непривычно, непохоже на прежний мир, в котором оно жило до чердака. Оно оглядывало своих соседей, которые с таким же осторожным любопытством присматривались к нему. Старый платяной шкаф, кровать, слишком узкая по сравнению с теми, которые зеркало видело прежде, шаткий тонконогий столик, новенькое фортепиано. Среди сдержанных темно-коричневых тонов мебели яркими пятнами пестрели книжные полки, а еще стояло много штук, каких зеркало никогда раньше не видело.

И только прежняя знакомая – кошка – скрашивала его неожиданное одиночество.

Зеркало не знало – радоваться или огорчаться переменам в своей жизни. Стоя на чердаке, оно сильно желало оказаться в мире людей; попав же в этот мир, отчаянно скучало по своим друзьям из чердачной каморки.

Заходившие в комнату люди с интересом оглядывали его, но наткнувшись на мрачную глубину, в которой им отражалось их

Настроение сейчас - нежное

В старом парке часто играл скрипач.

На небольшой – всего пятнадцать шагов в поперечнике – площади с потрескавшимся от времени асфальтом, сквозь который местами пробивалась трава. Музыкант стоял на самом краю, не мешая прогуливающимся здесь людям. Над ним шелестел листвой старый клен, наклонившийся вперед так, что казалось, будто он прислушивался к голосу скрипки.

Скрипач играл здесь уже не первый год, и люди давно привыкли к его сухощавой фигуре в тени дерева и звукам инструмента, пронизывающим все окружающее пространство. С первой зелени и до осенних заморозков пела в парке скрипка, а иногда ее голос можно было слышать и в зимние дни. Если музыкант вдруг не появлялся, парк словно лишался своей неотъемлемой части.

За несколько лет интерес к его персоне утих, все меньше пригоршней монет и разноцветных банкнот ложилось в потертый скрипичный футляр у его ног, но музыкант, словно не обращая на это внимания, продолжал приходить на свое место и играть снова и снова. Зачем он это делает, не знал никто.

Только однажды, придя в парк, скрипач с удивлением обнаружил на своем месте молодую девушку. Она стояла, прислонившись спиной к искривленному стволу старого клена, и перебирала пальцами струны старенькой гитары, что-то негромко напевая.

Привлеченные чем-то новым, люди притормаживали рядом с ней и слушали немного дрожащий от волнения голос.

Скрипач с некоторым недоумением наблюдал за неожиданной конкуренткой, которая – складывалось такое ощущение – в первый раз пела перед людьми на улице.

Самый обычный голос, не выделяющийся ни особой силой, ни каким-то выдающимся диапазоном; простейшие аккорды, озвучиваемые обычным боем и незамысловатыми переборами; внешность, которую в толпе не сразу выделишь… Но на ее лице сияли необыкновенным светом глаза, сразу приковывая к себе внимание, а в музыке, робко и стеснительно, звучала душа.

Скрипач послушал исполнительницу какое-то время, не выходя на площадь, а потом отправился бродить по парку в поисках нового места. Однако ничего лучше своего привычного уголка под кленом он найти не сумел. Это вызвало в его душе неудовольствие и неприязнь к посягнувшей на его место гитаристке.

В конце концов, он размашистым шагом вернулся на площадь и встал на другой стороне прямо напротив девушки.

Прозвучали последние аккорды, и в воздухе разлилась мелодия скрипки, немного насмешливая и откровенно противопоставленная только что исполненной лирической песне.

Девушка, уже готовая начать новую композицию, с удивлением смотрела на скрипача, чей пронзительный взгляд буравил ее, а затем ее губ коснулась улыбка. Дождавшись завершения музыки, гитаристка вновь начала играть, принимая и продолжая эту своеобразную дуэль. Больше не существовало ни смотрящих на нее людей, ни смущения и робости от этого. Вызов был брошен – и принят.

Так и повелось. Каждый день они приходили на площадь, вставали друг напротив друга и продолжали свое противостояние.

Каждый день они соревновались за право занять любимое место под кленом. Каждый день она пела до хрипоты, а он играл до дрожания пальцев. Каждый вечер они обменивались насмешливыми кивками и расходились в разные стороны, а каждое утро вновь спешили в парк в ожидании новой встречи. И если по какой-то причине один из них задерживался, то второй начинал волноваться – не случилось ли чего.

Однако они по-прежнему стояли в пятнадцати шагах друг напротив друга, то ли не стремясь, то ли боясь переступить однажды установленную границу. Их языком была их музыка.

Скрипач наизусть знал любимые песни гитаристки, а она, сама того не замечая, часто вполголоса подпевала его мелодиям. И никоторый не удивился, когда однажды негромкий голос девушки поддержала скрипка, а в льющуюся из-под смычка мелодию вплелись осторожные гитарные аккорды.

Он импровизировал – она ловила его, с каждым разом все точнее. Она пела новые песни – он на ходу подбирал аккомпанемент. Впервые за последние годы ему действительно хотелось творить, а не исполнять одни и те же произведения.

Настроение сейчас - влюбленное

На столе горит свеча…

Трепещущий лепесток пламени заставляет метаться по стенам причудливые тени, силится разогнать темноту, заполнившую комнату с приходом ночи. И темнота отступает, жмется по углам, прячется под шкаф и кровать. Маленького язычка огня хватило на то, чтобы вместо мрака наполнить комнату уютными сумерками…

Она зажигает этот живой огонек каждый вечер, а потом забирается с ногами на кровать и наблюдает за его танцем, недолго, после чего закрывает глаза, хотя теплый свет чувствуется даже сквозь опущенные веки.

Это уже своеобразный маленький ритуал: запереть дверь, отгородившись от всего остального мира, выключить яркий свет люстры и зажечь одну-единственную свечу возле окна…

Зажечь свечу, чтобы услышать музыку…

Мягкий голос скрипки проникает в комнату, лаская слух и согревая душу, отодвигая все прочие голоса мира на задний план. Музыка окутывает сознание, разгоняя печаль и тревоги, утихомиривая боль в истерзанном сердце, даря надежду и подкрепляя веру.

Незримый скрипач всегда знает, в чем она сегодня нуждается больше всего – в поддержке, утешении, ободрении или строгости, и его музыка дарит ей это.

Бессчетное количество дней – она уже не помнила, сколько это длится – возле окна зажигалась свеча, а потом приходила скрипка.

Порой ей казалось, что плеч легко касаются чьи-то руки, что лицо щекочет чье-то дыхание. Она чувствовала присутствие кого-то рядом, и в то же время незнакомец был бесконечно далеко. Она почему-то знала, что это незнакомец, а не незнакомка, хотя случая проверить не было… Стоило открыть глаза, как волшебство музыки рассеивалось, скрипка смолкала, и лишь одинокий огонек свечи все так же трепетал возле окна, танцуя в такт исчезнувшей музыке.

И она снова закрывала глаза, перед которыми появлялся один и тот же образ – молодой скрипач, сидящий на краю крыши и молча глядящий в ночь. Ветер безжалостно треплет темные волосы, играет с концами длинного шарфа, однако музыкант словно не замечает его пронизывающих порывов. Его глаза неотрывно смотрят на маленький трепещущий огонек свечи внизу, в темноте.

И снова, вечер за вечером, она зажигает свечу, давая ему понять, что любовь по-прежнему горит в ее сердце и ждет его…

И его музыка, вечер за вечером, рассказывает ей о его любви, о том, что он видит огонь ее сердца, и этот огонь ведет его к ней…

Свеча в моих руках –
Одинокий лепесток огня.
Свеча в моих руках
Под холодным ветром января.
Заметь её, молю,
На перепутье том,
Где ты сейчас один.
Заметь её огонь и на него иди сюда,
Где жду тебя
Через бессчётные года
Под песни ветра и дождя,
Под танцем снега
Со свечой в моих руках.

Свеча в моих руках – осколок сердца ждущего.
Свеча в моих руках – знак для идущего
Домой. Заметь её, молю,
На перепутье том,
Где нет с тобой меня.
Где лишь бродяга-ветер над тобой поёт
И небо сыплет снег,
Но ты идёшь вперёд
На свет,
Что через дождь и через мрак
Тебя манит
Свечой в моих руках.

Свеча в моих руках –
Звезда, упавшая в мою ладонь.
Свеча в моих руках.
Моя любовь зажгла её огонь
В ночи. Заметь его, молю,
На бездорожье том,
Где потерялся ты.
Где пеленой туман накрыл пути,
И снег засыпал след,
Но продолжаешь ты идти

Жемчужный свет луны. Открытое окно.
Трепещущий огонь свечей вдоль стен.
И голос скрипки легкий, терпкий, как вино,
Так нежно душу захвативший в плен.
Твой четкий силуэт. Порхающий смычок.
У нас лишь ночь и ни секунды дня.
Ты там, я - здесь... Рассвет, и пара строк:
"Мой сумасшедший... Я люблю... Твоя..."

"Знаешь, ты такая смешная! Все время придумываешь себе страхи на пустом месте.

Неужели ты считаешь, что я люблю тебя за красивое личико и только?

Ничего подобного! Это приятное дополнение, красивая обертка к основному содержимому, которое, кстати, намного интереснее! Да, ты красива, но разве суть в этом?

Нет, мне действительно неважно, как ты выглядишь. Но я понимаю, почему ты так из-за этого дергаешься. Несколько лет назад, пожалуй, не понял бы, а сейчас понимаю.

Ты – Тори, и тебе важно, как выгляжу я. Эстетическая оценка – внешнее должно равняться внутреннему…

Малыш, ты развиваешь себе лишний комплекс. Я уже давно понял и принял, что ты любишь меня целиком, как есть. И что не будь во мне хоть чего-то… Я сейчас не только о стрижке говорю, хотя прекрасно помню выражение твоего лица в тот вечер. И, кстати, поэтому могу утверждать, что внутреннее содержание тебе все же важнее внешней оболочки. Другое дело, что и эту оболочку ты тоже до безрассудства любишь.

А мне с самого начала было все равно на твой внешний вид. За свою жизнь я видел столько прекрасных женщин, рядом с которыми любая модель зачахла бы от зависти. Поэтому симпатичные мордашки меня мало интересовали. А вот твой голос…

Неужели ты считаешь, что это было у меня в постоянной практике – приглашать на работу неизвестно кого? Отнюдь! Такого придиру, как я, еще поискать… Но услышав, как ты поешь… Я даже Гийома уже не воспринимал, пока ты стояла на сцене.

Нет, я не влюбился в тебя тогда, просто это была неожиданная потребность, горячее желание, чтобы твой голос звучал в «Ночной Скрипке» и дальше.

А уже позднее, через несколько недель – или месяцев – появился интерес. Ты разбудила во мне самого страшного зверя – любопытство.

Чем? А ты хотя бы раз задумывалась, как себя вела? У меня перед глазами словно находились два двойника. Тихая, вечно смущающаяся скромница рядом со мной и уверенная в себе, острая на язык ведьмочка в окружении других. Я знал, что я тебе нравлюсь, но при этом ты вела себя со мной ровно-отстраненно, держась на расстоянии. И при этом других, тоже нравящихся тебе парней меняла как перчатки. Я понимал, что ты воспринимаешь меня, как начальника над собой, но все же… В отличие от других девушек – ни одного намека, ничего, кроме коротких взглядов украдкой, когда ты думала, что я тебя не вижу.

Знаешь, с каждой встречей мне все больше хотелось пообщаться с ТОЙ Кэс, которая не отводит взгляд, не вздрагивает от моих вопросов, не смущается… Иногда у меня возникало безумное желание плюнуть на все, использовать Очарование и соблазнить тебя, в конце концов. Но что-то меня останавливало. Наверное, предчувствие, что тогда ты просто исчезнешь из моей жизни. Признайся, ты бы так и сделала, да?.. Ну, вот. Как я и думал…

К тому же, скажем прямо, просто секс меня тогда мало интересовал, а пить из тебя… Я принципиально не трогал тех, кто у меня работал. В основном из-за Мари. Ей это было бы неприятно. Одно дело – девочки на раз, и совсем другое – что-то, имеющее намек на постоянство. Хотя соблазн был велик. Чистая, не загаженная табаком и дрянным алкоголем кровь в наше время – редкость. Поэтому ты, Кэс, со своим непонятным поведением была словно запретный плод.

Гийом забавлялся, глядя на меня, даже предлагал тебя Поставить, но сама мысль о подобном мне претила… Обрекать тебя на наше существование… Ты была такая живая! Такая непонятная! Сплошной парадокс, а не женщина. Взрослая и в то же время наивная, как ребенок. Такая настороженная и в то же время такая доверчивая… И ты еще спрашиваешь, почему я тебя не трогал…

Нет, я не любил тебя тогда, но ты меня крайне интриговала. И мне очень хотелось эту интригу разгадать…

Я решил совместить приятное с полезным. Устранить между нами эту социальную разницу и помочь тебе. Ты хотела быть на сцене, а я мог это устроить. Если бы я знал, что все так получится…

Кажется, я тогда обидел

Настроение сейчас - приподнятое


Наощупь. В темноте. Закрыв глаза.
Сливаясь в поцелуях. Задыхаясь
От нежности. В молчании. Слова -
Излишнее. Лишь шорох разрушает
Застывшее беззвучье в эту ночь.
Ресницы кожу бабочкой щекочут.
И мир тихонько ускользает прочь...
Вдвоем...
В молчаньи...
В темноте...
Наощупь...

2.12.2009г.

Ночь. В окна льется призрачный свет фонарей. Квартира наполнена едва слышными шорохами...

Все как всегда...

Даже не нужно открывать глаза, чтобы увидеть всё: полосы света на полу, неярко бликующее лаком фортепиано напротив, ровные ряды книг, чьи обложки в колеблющемся освещении из окна кажутся серыми...

Плотно сомкнутые веки и невольно обострившийся слух...

Сердце отсчитывает секунды вместе со стрелками настенных часов, висящих в коридоре. Тик-так, тик-так...

 - Привет...

Легкое дыхание скользит по щеке, предвосхищая нежное касание губ.

Сердце замирает, а потом начинает бешено колотиться в груди. Его пульсирующий стук перекрывает грохотом все звуки погруженной в сон квартиры...

Все, кроме легкого дыхания, потому что оно чувствуется кожей.

 - Почему ты молчишь?

Лица касаются тонкие пальцы, слегка прохладные. Очерчивают контур губ, невесомыми крыльями бабочки порхают по векам. Уже вся ладонь ложится на щеку и медленно скользит по ней, постепенно зарываясь в растрепанные волосы, как всегда разметавшиеся по подушке от долгого ворочанья в попытках уснуть.

 - Привет...

Почти беззвучно.

Легкий бархатный смешок в темноте. Жар тела, оказавшегося слишком близко. У поцелуя - вкус горького шоколада и вина. Его вкус...

 - Почему ты не открываешь глаза?

Родной голос, незабываемый, нежный, чуть охрипший.

Перед внутренним взором - лицо. Тоже родное. Тоже незабываемое. Тонкие черты, немного резкие. Светлая кожа в обрамлении темных волн волос. Четкий разлет бровей, глаза, осененные пушистыми ресницами... Глаза... Шоколадные, бездонные, любимые. И проказливо-мальчишеская улыбка на губах, от которой замирает сердце. Лукавая, теплая, нежная...

"Люблю..."

Наощупь - пальцы зарываются в темные пряди, рука скользит по плечу, сминая тонкую ткань рубашки, тело прижимается к телу, губы находят губы... Наощупь... Не поднимая век... Страшно...

 - Открой глаза...

Отчаянное мотание головой. Порывистое движение - приникнуть, обнять, ощутить рядом еще сильнее.

Надежное кольцо рук на теле, знакомый запах мужского дезодоранта вперемешку с его собственным - терпким, пряным.

Беззвучное:

 - Я боюсь...

Прерывистый вздох. Еще крепче сжавшиеся объятия.

 - Чего?

Почти неосознаваемое движение - пряди скользят между пальцами, оставляя ощущение шелка. Мысли исчезают где-то далеко, разгоняемые игривым касанием губ возле уха. Сладко... Горячо...

Нежный укус, прерывистый вздох, который невозможно сдержать. Ясно ощущаемая довольная, дразнящая усмешка на таких любимых губах.

 - Боюсь, что это сон... Что проснусь, а тебя не будет рядом... Это слишком больно, я уже знаю.

Судорожно втянутое дыхание, лихорадочные поцелуи, покрывающие лицо, шею, руки...

Шепот, обволакивающий, убаюкивающий...

 - Не бойся... Я здесь... Я рядом. Я теперь всегда буду с тобой. Я люблю тебя...

Тепло... Нежно... Спокойно...

Сон подступает осторожно, незаметно.

Под щекой мерно вздымающаяся грудь, в которой ритмично бьется самое дорогое в мире сердце, словно напевая колыбельную... Тук-тук, тук-тук...

Нещадный писк будильника. Утро. Тусклый свет, пробивающийся даже сквозь плотно сомкнутые веки.

Мурчание кошки над самым ухом...

И тишина. В квартире больше никого нет.

Больно... Пусто... Холодно...

Колени к подбородку, сжаться в комочек, спрятать лицо в подушку... Скомканную... Теплую... Пахнущую дезодорантом и еще чем-то пряным...

Вторая половина кровати смята, словно на ней спали... И в воздухе явственно витает тот самый запах.

Горячо... Безумно... Легко...

 - Я тоже тебя люблю... И жду... Всегда...