...захожу в вагон на Минской (это вторая станция от конца по синей ветке), сажусь, еще пусто и все хорошо просматривается.
Пара 1.
Им около 20, они стоят наискось от меня, возле черного стекла запасной двери, они сочатся теплом. Она - "теплая осень", волосы - длинное каре ниже плеч, обаяние простой бесхитростной молодости. Он - "лето", немного проще на вид. Им хорошо вдвоем. Он хочет секса с ней, она еще не решила. Они разговаривают, смеются, шутят, и, как бы случайно, его пальцы постоянно тянутся к ней. Вот он касается ее живота, но ее рука, словно сама собой, скользит по телу и отбрасывают его руку. Она скрещивает ноги и становится вполоборота, но наклоняется к нему и шутит. Он проводит рукой по ее спине, убирает, снова тянется к ней. Когда он отдаляется, она тянет его за локоть или трогает свитер на его груди. Он тоже скрещивает ноги, а она поворачивается к нему прямо. Потом они обнимаются и я думаю, что это прощание перед выходом, но они остаются вместе и едут дальше, и затем обнимаются еще два раза, и снова отдаляются и трогают друг друга. Они похожи, между ними есть притяжение (движения и мимика) и ценностно-ориентационное единство (видно по одежде) и они могут быть хорошей парой.
Стиль - "качественный демократизм"
Пара 2.
Они заходят чуть позже и садятся напротив меня. Им тоже около 20, она киношно-красива и похожа на молодую Шарлиз Терон, "весна", холодная и безучастная. Он красив ровно настолько же, "лето", и так же холоден. Их стиль - "напыщенный псевдодемократизм". Между ними тоже есть ЦО единство. В ушах наушники, лица безучастны, от них веет арктическим холодом. Ее руки и ноги скрещены, на коленях сумка, у него скрещены руки, а ноги расставлены, как бывает у молодых мужчин, на коленях тоже сумка. Поругались, думаю я.
Мне выходить, я подхожу к двери и вижу их в отражении черного стекла - он снимает наушник и что-то говорит ей, она радостно вспыхивает, поворачивается к нему и что-то отвечает, несколько секунд они разговаривают, затем вставляют обратно наушники и затихают.
Интроверты.
... их было слышно издалека, и, хотя многие матери используют повышенные тона в общении с детьми с утра по дороге в школу/садик, этот тон отличался большей командностью, властностью, напряжением. Я слышала это еще задолго до слов. Они шли сзади через дворик, который приходится проходить на полпути между домом и трамваем. Их было трое - женщина среднего роста, средней полноты, рыжая, в ярком цветастом платье, с заурядным лицом. Две девочки - одна еще в коляске, второй не могло быть больше 4-5 - маленькая, рыженькая, кудрявая, в голубой курточке, очень милая. Женщина настаивала и требовала ответа. Речь шла о том, занимается ли с девочкой кто-то там после уроков, или нет. И, когда девочка сказала "нет", мать строго выговорила, что ведь она же платит деньги, и, если девочка солгала, она будет наказана. "Ты поняла меня?" - повторяла она много раз, добиваясь однозначного ответа, и в тоне голоса была непреклонность американского сержанта из фильмов про армию. Обычно родители лучше всего знают, какие задатки у их детей и как исправлять те или иные недостатки, присущие их наследственности и воспитанию, но я представила себя на месте ребенка и мне стало ... нехорошо. В голосе не было жалости, не было любви, было требование повиновения.
И вот они догнали меня и обогнали, и девочка начала тихо и запинаясь, спрашивать: "а что если я соврала?" - "Тогда ты будешь наказана! Ты поняла меня?" - еще несколько раз повторила мать. Потом они перешли трамвайную линию и растворились в парке...
...я хорошо отношусь к поджопникам и подзатыльникам как воспитательному методу, но не люблю психологические пытки.