[161x547]
Начала учить текст. Сижу и реву. Хочу убить бригадира. Если без Человека можно обойтись, то поему без бригадира не обойтись. Я монтерша - убийца бригадирш. Я монтерша - все монтеры в одном лице. И все не так, я хочу поправить интонации актеров. Но злой рок - режисер распределил роли. И надо играть по правилам. Так жизнь раздает роли и мы беьемся о стекло, как бабочка в банке, не можем выйти за пределы. И сосед говорит: Если бы я был на твоем месте!
Мам! Сколько человек в комнате, где ты находишься?
- Я одна.
Мам, ты меня пугаешь.
И репетицию пришлось прервать. Бригадирша замолчала.
Чтобы поддержать разговор, спрашиваю: Зачем ты пьешь?
- Я же РУССКИЙ!
?!
После репетиции пьяный докапывался до меня. Еле отвязалась.
[525x700]
Весна. Земля скалит свои гнилые зубы. Почерневший от копоти снег подтаивает, обнажая разбитый аккумулятор. Видно заботливый мужичишка нёс эту гипербатарейку для своей ласточки, да на неверном весеннем льду поскользнулся. Уронил свой ценный груз. Проматерился и пошел домой. И ржаветь теперь этой ласточке в гараже, и ждать этой самой весны.
Ножки инфантильной девицы стыдливо спрятались в черные чулочки, смущаясь своей первозданной синевы, нетронутой весенним солнцем. Веет холодом. И глядя на эти ножки, прохожие покрываются гусиной кожей.
Серое низкое небо прохудилось и из него сыплется крупка. Снежинки затейливым узором ложатся на пожелтевшее от времени, давно вышедшее из моды, клетчатое пальто пенсионерки, спешащей спозаранку на оптовый рынок за битыми яйцами; соскальзывают с болоньевых плеч бритоголового мальчика, так жадно курящего первую сегодня сигарету; путаются в клочковатом меховом воротничке моднящейся вечной тридцатилетки с морщинистыми мешками под глазами и потухшим взглядом. У края мостовой стайки снежинок тщетно пытаются закрыть прошлогоднюю листву. В воздухе витает необъяснимый, незабываемый запах жухлой листвы, земли, еще не до конца оттаявшей и не готовой к материнству.
Слякоть. Мокрый снег, прихвачен льдом. Капель действует не нервы, обостряя и так обостренные чувства шизофреников. Безумные люди с горящими глазами выворачивают из темных подворотен, пугая прохожих.
Машины, силясь выбраться из ледяных капканов, шипами зимних шин, рисуют линии на асфальте. Водители-подснежники, что всю зиму держали свои запорожцы на стоянках, заводнили улицы. Аварии на каждом третьем перекрестке. Владельцы, столкнувшихся машин нервно курят, тоскливо смотрят на раскуроченные ласточки.
Весну ассоциируют с юностью, расцветом. Мне она видится беззубой старухой в обветшалой одежде из прошлогодних листьев, клочьями свисающей с ее немощного тела и обнажающей обвислую грудь. Только глаза алчущие голодные горят из впалых глазниц и говорят о безудержной жажде жизни. Назвать весну бесполым природным катаклизмом – не просто ошибка, не бездумное заблуждение – это романтический бред. Бред в Ульяновском тупике.
Еще один день оказался напрасной тратой макияжа.
Я люблю свою работу, люблю часами на нее смотреть.
Теперь у меня появилась навязчивая идея: я хочу поехать на поезде. Все равно куда и зачем,важен сам факт! Что бы только без попутчиков - снять все купе и ехать,в окошко пялиться. Поскольку без соседей,то курить внаглую в купе,и ласково слать проводника,если он решит замечания делать.Чай в стакане с железным подстаканником, стук колес, соседи в тренировочных штанах и тапочках по проходу от купе к тамбуру, занавесочки на окнах в том же проходе, и проводник - неприменно пожилой дядька в кителе и сединой в волосах, с флегматичной миной (никаких жирных теток-проводниц,ну их).
Друзья остановились за городом в палаточном лагере на три дня. Меня уговорили присоединиться. Я согласилась на один день без ночевки приехать к ним. Доехала. Природа. Красотища.
И понеслось: прогулялась по лесу, съела тарелку супа, попила чая, поплавала на лодке, а малые проверяли садки для ловли раков, шашлычок пожарили, съела порцию шашлыка, поплавала на матрасе, а малые ныряли в поисках раков, выпила чая, а малые наловили рыбок руками, съела маленького карасика зажаренного на костре, поболтала и день кончился.