«Трудно говорить про генеалогию, не упомянув об этногенезе. Трудно говорить и об этногенезе, не определив период гомеостаза. И уж совсем трудно говорить о гомеостазе, не имея о нём ни малейшего представления».
Т. Животовский. Серая шкурка // Как бы проза. СПб., 1997. С. 79.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Я родился 29 апреля 1964 года в Ленинграде в стенах Клиники акушерства и гинекологии Первого Медицинского института имени академика И. П. Павлова, где училась уже на последнем курсе моя мама. Мои родители – Юрий Николаевич Зуев и Людмила Яковлевна Акимова – поженились девятью месяцами ранее: 1 августа 1963 года, накануне двадцать шестого дня рождения моей мамы. Наверное, это был самый прекрасный подарок в жизни моих родителей, которые прожили вместе сорок один год в исполненном счастьем чувстве любви друг к другу, которое неизменно побеждало любые жизненные испытания и невзгоды, выпадавшие на их долю. Во всяком случае, первые два дня августа мы всегда отмечали как один большой семейный праздник. И так будет до тех пор, пока из этой жизни не уйдём мы с братом, как непосредственное воплощение любви наших родителей.
Заговорив о семье, я, как археолог, профессионально занимающийся изучением древности, прекрасно отдаю себе отчёт в том, насколько сложное это явление, потому что именно через семейный круг любой из нас соприкасается с вечностью и тайной бесконечности жизни, заключённой в удивительном явлении, называемом коротким понятием род. Это соприкосновение с загадкой бытия настолько органично, что наше сознание, оберегая нас от ощущения бесконечности, отсекает слишком многое из того, с чем мы являемся в мир, охранительно замыкая нас в незримую капсулу нашего эгоизма. Ограниченные пределом нашего личного опыта восприятия жизни, мы, так или иначе, плохо понимаем один из главных законов существования любого человека, закон, который определяет пространство и время вне этой черты. Суть его сводится к тому, что чем дальше от нас персонально отстоят любые исторические события, тем более кровнородственно мы связаны с ними.
Этот шокирующий многих тезис, который я обязательно провозглашаю на своих лекциях по истории культуры, лучше всего доказывается как раз на примере истории рода любого человека и его ближнего круга, именуемого семьёй. Чем, собственно говоря, для нас является семья? Из кого она состоит? Практика жизни (учитывающая любые коллизии отношений между людьми) неминуемо приводит нас к схеме, в основе которой легко просматривается геометрическая формула треугольника: Я – папа – мама. Добавляя к этой схеме наших близких (братьев и сестёр), мы лишь усложняем эту схему, не меняя её принципиально (каждый из наших братьев и сестёр может вполне сказать именно о себе: Я). Двигаясь в прошлое рода, выходя за рамки семейного треугольника, мы получаем удивительную геометрическую прогрессию, построенную опять-таки на основе сочетания трёх точек (Я + двое родителей). У каждого из нас было два дедушки и две бабушки, четыре прадеда и четыре прабабки, восемь прапрадедов и восемь прапрабабок, шестнадцать прапрапрадедов и шестнадцать прапрапрабабок и т.д. до бесконечности. И это только скользя по прямым граням нашего семейного треугольника, отсекая все боковые плоскости (братьев и сестёр, дядей и тёток, двоюродного, троюродного родства и далее вплоть до «седьмой воды на киселе»).
Но, позвольте, скажете вы – это какой-то абсурд, так не принято считать и описывать родство, тем более, родословную. Где же тут racio, где принцип генеалогического древа? Этот полемический вопль недоумения исходит как раз изнутри скорлупы нашего эгоистического сознания, границы которого очерчены нашим личным опытом переживания и мышления. И в самом деле, из этого привычного для каждого из нас пространства мы привыкли помнить своих близких сугубо избирательно, особенно при взгляде в прошлое. Кто из нас может перечислить поимённо всех дедушек и бабушек? Это элементарно, скажут на это многие, но не все. Хорошо, а как обстоит дело с восемью парами пращуров, с шестнадцатью парами прапращуров, с тридцатью двумя парами прапрапращуров? Учитывает ли их наша генеалогия, основанная на базе личной памяти и знания? Нет! Это потому, – возразят мне, – что это уже не наша семья, исходя из традиционного её понимания. В этом-то и заключается граница, мешающая нам чувствовать реальность. Традиция линейного восприятия семейной истории, выводящая всё в ней «от одного корня», от одного пращура, одного Рюрика. Традиция, основанная на обычае и закреплённая в юридическом праве наследования имущества, находится в прямом противоречии с пусть даже и былой, но реальной жизнью людей, в жилах которых текла, течёт и будет течь кровь, и жизнь которых определяется законами более важного наследования, нежели чем простое материальное имущественное право. Это сложное право при этом ничуть не менее материально, поскольку оно является законом генетической наследственности. Отсюда и то влияние, та кровнородственная связь между историческими событиями прошлого, которая в масштабах всего
Читать далее...