пока что мир еще куда-то катится - младенцы кричат, школьники радуются летней лени, выпускники горят любопытством нового, студенты ждут дальнейшей жизни, 30-летние уже успокоились, про людей старшего возраста, наверное, можно судить то же, - лайф стал спокойным и ровным. Живи дальше, старайся удивляться, а то совсем зачерствеешь от скуки.
Только заметь, куда-то делись те самые нашивки Пилота и Киша, бесформенные рюкзаки имени русского рока - вот в каком ящике комода оно теперь спрятано как милый кусок юности? Улыбнусь порою, порой отплюнусь? Что уж там - разговоры про сколько выпил и где блевал, хвастовство с кем целовался? Только самые стойкие эпикурийцы продолжают помнить заповеди бестревожной жизни, но и те за квартиру платят. Спокойствие и природа пришли к вчерашним энтузиастам и ленивцам, что они, землю что ли почувствовали?

В любые политические споры

О судьбах и о правильном пути

Я честно больше верю светофору

Он лучше знает как куда идти

Я видел одноразовых людей
множество раз,
и свет их глаз
ярче и громче. Налей
им, согрей их и счастье рядом.

Смотрите - наполнен мир!
Синтепоновые человечки.
Тепло и мягко на порочной печке.
Ее "рот" весь обуглен праздником жизни.
(Если в тебе есть сок
ты рано или поздно им тоже брызнешь.)

Сломаный мир. Не сложный.
Правда!
Я сложен девятый раз пополам
(попробуте лист бумаги...
а впрочем куда вам там...).
А может цена вопроса - вопрос?
Я вопросами когда-то порос,
и теперь я знаю
если в расчет не брать
сложение людей от края к краю,
то их многим проще комкать.

Вот и случилось!
Люди уже не из сплавов и смесей,
люди - помятый мусор.
Сегодня помял высокий и русый,
завтра помнут все вместе.

Нет, про меня здесь лишь пара строк.
Островок на котором топчусь - все мельче.
Мельчают и души,
какие вопросы, братец?
Чужие уши не слушают больше
даже собственных криков.
Родственных бликов в альбомных фото
не нужно им.
Когда чужой мир мной укорим,
такие как я угорим
в дыму "дай-возьми"
одноразовые тоже зовутся людьми,
одноразовые всегда дают.

Как это так сжатые и закрытые "Позы"
могут весь воздух
залпом выпить всего лишь парой "свободных" фраз?

Чтобы я весь наполнившись желчью,
как временем вечно
наполнены годы, стрелял промеж глаз
своими упреками и подозреньями.

Плен ли мил
эмоциям грубым, так тело взрывающим,
в пух и прах?

Что я смогу удержать в руках,
если себя и в своих же культяпах никак не смог?

И теперь я весь зол и взбешен -
слова все реже -
все чаще ор.

Помоги сам себе, если сегодня ты вор,
помоги себе сам, когда ты тот у кого воруют.

Я выбирал простую
карту с одним лишь пятном -
оказался тузом, хоть верти к верх дном,
хоть на бок его клади - все побьет -
и меня побил.

Я ничего не отбирал,
я попросил,
мне разрешили
я взял.

Не люблю, когда люди пишут красивые слова некрасиво:

Что если смысл поиска и есть сам поиск?
Значит путь к Аду и есть мой Ад.

-Ты рад?
-Я Ад.

И для начала, просто не нужно давать мне повод
давать себе повод.. все остальное останется тут,
между сейчас и чуть-чуть попозже.
Я, как любой замызганный русский город,
грязный город, не различаю когда во мне тонут/когда плывут.
Не добр, не зол.. растерян и осторожен
сразу. С разумным взглядом,
пустым неразумным взглядом, но рядом,
как подлежащее для подлежащего,
лежащего на полу полу с ума сошедшего.

Вот во мне черви и дыры, и дыры, и дыры,
почти как от выстрелов только глубже.
Был себе парень простой, наивный.. был да сам
в себе умер,
как умирают в птицах, погибших пилотов, души.
Разрушенный город, глупый разрушеный город..
черви мои в рыжих жилетах дороги чинят.
Чтобы таким не стать я искал причины
чтобы таким вот стать,
и глаза моего лица обратились в глаза лица моего отца,
и они такие усталые, и им так хочется спать.

Но для начала, просто не нужно давать тебе поводов,
дать себе поводы. Все остальное во мне - бери.
Все провода расплавленны, все клемы сорваны,
когда рядом ты..
Когда рядом я,
когда я рядом? Как подлежащее для подлежащего,
лежащего так близко, что между нами одни глаголы,
полностью голы.

думаешь я бы утонул в твоих глазах?
кажется что-то было заперто на замок,
и доверять нельзя было даже рукам.
когда я вышел в город,
через выход в город
город, вместо снега, накрыла зола.
и рот выкидывал в улицу слова,
а вылетало твое имя.

мое помятое лицо целую неделю открывало по утрам глаза
не мне.
нежное-неж но-нежно ей в центре зала
всех радиостанций города.

сегодня у меня слишком черная радужка на глазах,
мне не нужен твой запах, чтобы почувствовать твой запах.

я чист и светел, как полюса этой планеты,
и я таю.
не утони
те

Заверну в одеяло тело дрожащие свое - пусть думает,
что для него дорожащие,
а что чужое и грубое.

Хам!
Прокричит голос старушачий.
Выплюну пережеванную слюну
Вы это зря ворчите и умничаете,
я ведь и так
вижу свою вину.

Пусть перешел мой шаг
дорогу человеку, как свет белому -
так ведь это же я
тяжело дыша
разрешаю думать в кровати своему телу.

А человек без дум на ночь,
счастлив - сложил на меня работу..
Но не чертыхаться мне в спину не в силах мочь,
суется в меня совершенно не зная броду.

Человек, эй!
Я ведь сделаю твою светлую морду
красной как день революции.
Ты ведь не знаешь как в такую погоду,
сердца выдохи во мне бьются.

Если бы космос родился с руками Моне
были бы небеса столицы
столь безучастны к моей опущенной голове,
или же космос заставил бы их искриться?

Помню
вышел из квартиры утром -,
спускаясь, проспал два лестничных пролета.
А утро смотрит на меня хмурым
шершавым взглядом, как на книгу без переплета.

Разве же после вот этих глаз,хочется вверх смотреться?
Разве не этот тяжелый взгляд
никак не дает согреться?

Нет никакого Я -
может быть где-то разбросанно по кусочкам,
между словами, как выдох, зря
сделанный. Словно, бежавший по тоненьким улочкам,
вор оголтелый -
гол телом
как пятая строчка
четверостишья, и лишь Я
не осталось даже в его руках.

Я здесь, где тонкие губы до белого сжаты,
до мокрого вскинуты взгляды.
Нам каждому дали лопаты -
копайте ямы, ложитесь рядом.
Мы к Богу подняли рты
и моя голова перешла на ты
с телом,
уснула,
а то все дышит,
то ниже, то выше
роняя грудную клетку,
вытаскивая трехногую табуретку
из под двуногих нас.

Земля
наполнила уши,
послушай-
тут нету Я,
и меня тут нету,
накроет оранжевая заря
кожу любого цвета
пылью и ветром.

Никто не дрался,
Никто остался
живым невредимым - целым,
в то время пока молоко нашей крови
сбежало из тела пеной.
Слюна все липнет,
сохнут в глазах цвета.
За нас обязательно кто-нибудь выпьет,
иначе к чему война?

Нам дали лопаты,
когда изржавели латы..

Хромой ли на обе руки
выплакал страсть безответных любовей в строчках?
А лучше в конце каждой строки
выделяя рифму в жирных корявых точках.

В бездонных бочках
тонули криками ртов оставивших след на мужских
сорочках
вина' и ви'на
следов ярко-красных губных.
Глупая Мессалина.

Вшивает под кожу чужие тяжелые взгляды,
а я лицом своим недовольным скалюсь,
мол на моем воротнике нету губной помады -
это что-то в чужих поцелуях сломалось.

Я - человек оркестровая яма -
пропасть в которой пропасть не стыдно!
Во мне пожалуй ни одного изъяна,
если б вообще во мне что-нибудь просто
(хотя бы нечаянно)
было.

Шагай! Если вдруг нужно - иди по рожам,
пусть трещат швы кривозубых пастей,
таких как ты сотни обтянуты кожей
и каждому только и дай поныть о своем несчастье.
Ты в слог шагай, нелюдь, нечеловечий выносок!
Носок тяни туфлей блестящих,
чтобы не стыдно было из шляпы голову высунуть,
чтобы словам так долго не искать слова-говорящих.

Не терпи,
я ведь тоже терпел, и что же?
Остался один взаперти
и чтобы я счастлив был - на то совсем не похоже.

Тянем-потянем - вытянем дым табачный из сигаретных тел.
У меня с моим другом нет незаконченных дел
среди этих стен
и стёкол.
Мой зрачок блёкл,
его зрачок чист и светел.

Моё тело кривит душой,
как планета Земля кривит складки лица людьми.
Вы не одни, мы не одни -
хочешь тяни,
хочешь глотай
не хочешь - не надо. Девочка была рада, мальчик - Илья
или я, а потом Илья.

У меня с моим другом нет законченных дел,
а он ведь всегда хотел
чтобы мысль свежа -
руки чисты,
а я всегда холостым, а потом бежал.
И теперь мой зрачок сжат,
а его расширен.
Мы как всегда одинаково быстро остыли
к тому, к чему были
полны желания нагреваться.
 

Когда выламываешь спину и шаг, и может быть третий,
это как вальс на перронах с самим собой. 
Играешь на флейте -
стеклянный герой
с иглой
с рукой в кармане железных урн -
чтобы лишь воздух, и чтобы ни разу струн.
Рвется и бьется  стекло и бумага тел,
все чего захотел - на терпи с полна.
Что ты кричи, будь рассержен и оголтел -
дел своих дно двойное не вс'учишь другому крест, не смахнешь с окна.
И если ты обо мне, то это не та волна,
где эфир забит -
у белого шума никогда ничего не болит.
У вашего Бога СПИД,
пусть и себе простит.

Я это все наизусть знаю: дверьми хлопать,
орать на всю ширину рта,
копить на потолках копоть,
оставаться на разных страницах листа.