[454x699]

Не проникнет взгляд сквозь туманы Альбиона в, право, славную демократией Америку, не гнобите нерв глазной- демократия придёт откуда не ждали.

Напрасно А. Блок высокомерно уничижался своми кровями азиатскими - спасители славян пришли с востока к концу "хмельной", братоубийственной "пирушки"- прообразу дружественного огня- княжеских дружин и попросили символическую десятину за дидактические услуги политработников ("Слово!" святотого равноопостольного Ал. Невского). Не далеко время, когда ослабнут путинские путы(за тавтологию ответит Сам) и рати Газпроома обнажат мечи против полков Сибнефти, а остальные замкнутся в автаркии индивидуального "навара" с набегами корысти алчущей на конкурента справного. Вот тут-то десятина кровная, русичам оставленная, пока всё будто хорошо - дремавшая, возопит о спасении к азиатским братьям и, в качестве мандата предъявит того же Блока, Мавзолей и красный партбилет. Но к огорчению, а может к латентной радости левых, не коммунизм принесут на шлемах пыльных азиатские толпы, а конфуцианскую демократию - не зря "чиносов" прозывают жидовствующими Азии - в местах рассеяния оказались вполне демокртоноски, и, лишь в метрополии сохраняя поднебесную лазурь от рисков варварских социо-экспериментов.

Хроники "ЭХА". Волонтёры в войне на Ближнем Востоке, Бычкова и Шевченко.

У Бычковой источники иронии иссякают, осада фидаистского монрепо Массад Шевченко терпит поражение, тут не правомочны ни каузалистика, ни ирония - когда этот православный муэдзин заявляет, что все жители Газы, от младенцев начиная- террористы то сам оправдывает тотальную войну.
А теперь, гуманитарная, сардоническая помощь для Бычковой.
Во-первых, аргумент, что сейчас XXI век - это экзотическое мнение для Востока - формальное уточнеие, а по существу:
"чтобы прекратить войну Хамазо-Израильскую, надо индоктрини- ровать мысль евреям, что гибель от "касамов" надо включить в статистические материалы дорожных (увеличиться не на много), либо лётных происшествий (больше страховка!), ну а гордым палестин- цам придётся примириться с тем, что их будут воспринимать, моторизованными механизмами, собранными кустарным способом".
П. С.
ООН прняла решение "Об установке ЖЕРТВО-ТАКСОМЕТРОВ в местах локальных конфликтов" апломбированных в Совете Безопасности для получения компенсаций, и, во избежании накруток.
П.П.С.
Россия(Сектор Газа) в нонфертильном возрасте-требуется гормональная терапия для преодоления воллюста.

Иск народа России в Конституционный суд на смешение рекламных образов премьерминистра с президентом до состояния неразличимости.

Стенания по поводу того, что под личиной Аександра Невского-"Троянского мерина", проникло кувшинное рыло ненавистного правительства в лидеры электронного референдума "Что в имени своём улавливает комплиментарного для себя "россия" были небезкорыстны,- кто, позвольте, понесёт с базара Ерофеева, Архангельского, селёдочку завернёт в газетку с Радзиховским. Благодушно настроенный триумфатор плебисцита Наркомат снизошёл до обещания рекламного месячника: обработать гербицидом "двадцать пятый кадр" имена Пушкина, Мандельштама, Лихачёва, Аверинцева, Сахарова и пр., но возможны побочные явления - охваченные томлением духа кухарки, свинарки, пастушки к ТВ приклеятся- простушки,а золотари и хлебопёки, бравируя работой,в уткнутся ноут-буки; одержимость культуртрегерством может привести в овощехранилище-память отшибло!
_

Перифраз шершавого Ильичёва определения " интеллигенции".

Интеллигенция- латентный, ревнивый диктатор. Интеллигенские деривативы: "Кто и что есть интеллигенция?" и "Народ ребёнок?" в такой последовательности полемичность дискурса в вопросе "а няньки кто(?)", снимается - одна группка ходит гоголем уже прожекты составляет:"Как нам "объездить" Россию" , другая ждёт депутации с челобитной, из под лобья, злорадно наблюдая, когда "провалится" первая; ну а средостенная, безликая, и ущербная, трясётся над выбором, куда "в(ложиться)".

Но вот незначительное сейсмическое возмущение, и, лелеемое рафинадом гуманитарной мысли

честолюбие интеллигента распухает до неоперабельного состояния - вегетарианскую, изотеричес- кую поэзию продолжают писать кровавыми чернилами; бомбисты и атаманы, главари банд-фор-

мирований и монстры диктаторы, кто развлекал деток в театре, кто был незаметным колумнистом,

кто искал в истории подтверждение наследуемой значимости, кто невинно заляпывал холсты упира-

лись в тупик депривации с высвобождением демонической воли к её преодолению-вот семантика
этого аллитеричного, невразумительного буквообразования.

Если бы Венедиктова не было, следовало бы его импортировать из Англии, там народ пестует своих "чудаков"- в доренковской коннотации т. е. в комплиментарном смысле - заполняя бессодержательность "конца истории".

Демократия, как конечная фаза идеализма особенно неубедительна после исторической передачи о Марке Аврелии: только цивилизационный этап развития, политическая целесообразность, минимум моральных оценок; куда девается историчность восприятия Ал`ексия Ал`ексиевича - одно объяснеие - в имени: дважды божий человек-страстный фукуямовец.

Не малый народец(никаких оскорбительных намёков!) в больших кабинетах определяет параметры жизни, а качество народа, сложившееся исторически, на занятой территории.

Вопреки индоктринации в умы интеллигенции второго порядка, что ими управляют "энергетические вампиры" аномичного времени, власть демонстрирует, в рамках реальности, оветственность за исторический континуум, уже просто по тому, что потеряет больше всех, если угодно, как самый большой собственник, и проявлять к ним доверие можно в той мере, в какой пассажиры рассчитывают на чувство самосохранения первого и второго пилотов.

Показатели качества правления, в исторической перспективе, довольно универсальны и занесены в скрижали статистических таблиц. Если отбросить полностью меритократический принцип, заменив стерильным демократическим, то можно, на примере, хотя бы телевидения, увидеть как действует регрессивный механизм.

Дилогия, Трилогия, Троеруция и Многоногия о Д. Быкове-"вторичная проза"- не его, его конечно не читал, но в восхищении, им, и, им уверен разделяем, иначе же зачем мелькаем, не умолкаем, а мы, поклонники, его алкаем, не разбирая по костям, и тут и там, и там и сям-и, может быть, когда-то прочитаем!

Пролегоменон.

Д. Быков сторонник цикличной детерминированности русской истории т. е. агрегатных ее состояний. В. Шендерович_деятельный собиратель, вроде Вавилова, или Плюшкина, исорическо-социального опыта народов айкумены и, зудящей потребностью, воплотить все это немедленно на Руси, при неуспехе, желчно печалующемся.
_
Сошлись два "ботаника" на "Радио Свободы", сошлись да и заспорили. Один птенец гнезда Лысенко (В.Шендерович), другой_истиный мичуринец(Д. Быков). Первый (В.Ш.), с упорством адеквтным масштабу задач, утверждал, что и на Марсе, и у Кремлевской стены зацветут фиговые дерева и дескать видел все это в трех часах лету отсюда. На что мичуринец (Д.Б.) ответствовал: "наш путь_районированная прививка; яблоки, огурчики и клюква_патриотическая органика". Научный диспут перешел в легкие тычки: только прививка, только тотальная генномодифицикация, нет только..., нет ... . Победа налицо, или по лицу_ у Быкова,_ но это модус вивенди; Шендеровичи_это непрерывающаяся династия (вспомнте дочку цыганистого типа), и за кем последнее слово(?)_ финал открытый...
***
Плоды неосторожного просвещения, разбрасываемые Д. Быковым, павшие на почву вздыбленную С. Беккетом, и трвмировавшие, откровениями неучёного, интернетного соседа.

"37 год"- эйдос параксизма русскости в советском организме или "поправка-37" -(не цитата, но за суть ручаюсь!)- некорректная корректировка (это уже моя моральная оценка)-атараксия, сатори, плодотворная дебютная идея, каков меандр безкстной некосной мысли-наверное идея высеклась от непосредственного лобного контакта славянофила с носителем интенций западного интеллектуализма. Но какая брешь открывается для политической фантазии (в пуристском научном смысле), дух захватывает от перспектив дискурса. А может гекатомба-37 детонировала от азиатского в русском(не сочтите за отмазку русского-как гибрид, не заинтересован), а может это чисто азиатское луддитство с индифферентным попустительством великоросса или его ментального злорадства, против марксистского проекта - сколько комбинаций и под... . Ну уж теперь и "перестройку" под освоенным углом аккомодированного Быковым- буде цытирует, верно согласен-зрения. Она, скорее, несёт в себе гены бунта сибаритского, южного славянства-а кто же ставропольцы?- контра, устроившегося в гнезде из сучков и веточек подгнившего марксизма, пошехонского своего собрата, подгоняемый "раскосыми глазами" сиамского своего же близнеца отделённого скальпелем модерна. Ну а теперь вооружённый верной всесильной теорией можно с вероятностью предположить что суверенную демократию сметёт тюркско-чукотский менталитет.
"Сокол" встал на "попа"-бревённое честолюбие - и начал начал "жизнь пропагандиста"(всюду этот постмодерн лезет), а его
функция долбить тесовые ворота; такого тесового мыслителя требующего, чтобы ему дали правительственный план, как составить персональное благополучие в условиях рыночной эконо-
мики, да и любой другой.
Желаемс получить со свидетельством о рождении, освидетельствование, с правом на кладбищенскую плиту с готовыми датами.
Отрок без порока с младых ногтей должен впитывать окружающую
жизнь, улавливать сигналы социальной среды, для этого он хорошо
оснащён эволюцией и сделать выбор жизненных приоритетов-
это смысл жизни основной массы населения.
Если экстрасенс интересуется кто за дверью-это жулик, а человек
претендующий на интеллектуальное внимание, приходит пуская
пузыри с нижайшей просьбой-" возьмите на поруки, нанижте на
вертикальную ось благосостояния и порпою Вам осанну "во веки
вечные".
Смотрит ли это мысливище "Планету животных" с потрясающей
природой Амазонки, или, ...нет сему, извиняюсь, биоценозу
слов в художественном тезарусе (все присвоил Чехов в "Чайке"),
или он готов часами смотреть на пеньки России, либо на аглицкий
газончик - что может написать такой антропос(?)-что за пофетичес-
кое послание содержат анигматические тексты, уж не в плену ли морока своего же воображения, либо под сугестией ложных крити- ков-пророков оказались читатели-поклонники.
Представляю, недоумение(с умом у него порядок) Д.Быкова,
когда его представил Пелевин(трудно не ошибиться, когда один ориентир - фонетика) в качестве лузера, объекта призрения, именем которого не грех наречь ледокол(как назовёшь ...)!

Журнал "Иностранная литература", 2008г., №№[3],[4].
Шон Макбрайт. "Зелень. Трава. Благодать". Роман.

"Поток сознания" в литературных образцах, далеко не каждому тинейджеру (всё же речь идёт об иностранцах) подходит устойчивое соединение этих двух циклопических понятий, подразумевающих неотфильтрованность и мощь; а на пути этого "потока" валуны
авторитетов: Достоевского, Толстого, Музиля, Селинджера ( достаточно! ),-но как бы не было велико влияние этих имён, "художественный маниторинг" для аналогичной "статистики" необходимо продолжать несмотря на "завалы" постмодернизма.
Автор "бережно" сохраняет аутентичность молодёжной лексики, - не то что комиссия по парламентской этике, не осознающая ценности спонтанного волеизъявления в словоизлиянии- с "нецензурными" выражениями-нет, этот термин табуирован,-может с рецессивнным тезарусом, но это довесок этапа поступательного(!) развития, отвечающий коммуникативным запросам и содержанию рефлексии, а ведь могли бы обходиться "вау" или "йоу"; ещё и гармональный фейерверк стимулирует "безлимитный" вброс вульгаризмов.
Уже смешна проблема Святой церкви, языка службы(!): важный персонаж романа, святой отец Т. Альминде поддерживает речевые веяния присущие пастве-сквозь "скверние в горние" -гарантированно же Царствие Божие нищим духом - стремясь к всеобщей любви католическая церковь основательно застряла на этапе политтерпимости.
Недалёко будущее, когда вокативная лексика будет привилегией
только куртуазных маньеристов, став нормой даже для интеллигенции -обилие словарей нормирующих "ругань"-верный индикатор.
Зато отсутствие этих норм устранит из справочника психиатра диагнозы: эхолалия, копролалия, хория,- заменив, патологическим следовнием, устаревшим морально-этическим языковым модусам.
Так что же бездействует камертон гармонии языка внутри нас, и,где тот Парнас вербальной медоточивости, что не даст нам утонуть в скверне срамословия.
Гармония языка - это конечно умозрительная гипертрофия, воображаемый пуризм,-но что является достоверным- это свойство юмора как пластификатора, стабилизатора и ароматизатора речи, и жители небольшого "ирландского "анклава" в США, очерченного автосрадами- чьи соплеменники эмигранты "прививали условные рефлексы" правосознания американцам- сохранили, вывезенное в трюмах, благо мест не занимало, чувство национального эндемич- ного юмора, которое, проявилось, в приводящих к оторопи коли- чествах у Джойса, Шоу, Уайльда; "Ирландцы, народ справедливый, говорят друг о друге только плохое"-Самюэль Джонсон; а традиция народного ирландского танца, состоящего из виртуозных "кренделей" и коленец ногами, предписывающая со статичным корпусом, сохранять эмоционально-замороженную мимику-так хороший юморист даже не улыбнётся рассказанному самим анекдоту.
Похоже ирландские детишки рождаются с гримаской лукавой усмешки, которая разглаживается только к времени, когда начинается неумеренное употребление пива "Будвайзер",когда начинает противоречить уставам полицейской и караульной служб, ну и конечно, не остаётся без последствий бэкграунд гендерных отношений, приводящих к кислому выражению лиц.
В романе юмор так ненадсаден и свеж, как дыхание ребёнка с ароматом "Стиморол", молодит зрелых и добавляет так желаемой взрослости юным-"не лишая детства"- a part: а читательскую аудиторию перевести из "ДетГиза", условно, в "Молодую Гвардию";

" Молодёжная соната, или эмбриональный рок".

"Страх и разочарование плывут повсюду и захлёстывают почти всё, что есть хорошего, но не до конца." Этой зацепкой позитивизма укрыт небольшой "участок", где "Зелень. Трава. Благодать", где
онтологические вопросы проносятся, как кресты старого погоста на периферии зрения юного велосипедиста, сосредоточившегося на попке едущей впереди подружки, а к неудобствам жизни отно- сится неуместная эрекция.
Молодая экзистенция контрастна - Господь прореживает паству техническими средствами передвижения, оружием, спортивным инвентарём - но не мозолит глаза навязчивым "присутствием", перебиваясь часто "рекламой" "майя"(индуизм).
***
"...а вместе с этим поэт, и не на шутку,- поэт на деле всегда и часто на словах, хотя в жизнь свою не написал двух стихов." ( М. Лермонтов.); если человечество-средство осмысления мироздания, поэт-податель "ревизских сказок" Богу о достижениях в этой сфере;
его внутренний голос, "ОНО"ним(психоанализ), как хороший суфлёр артикулирует семантически выверенный текст в категорически императивном наклонении, противостоять которому выше сил:
"Любовь и радость, и никаких драк" - совершенная формула счастья зеркально отражает окружающее юного Генри Тухи с плодотворной частицей "НЕ".
Непроявленная манихейская природа ставит его рядом с Гришей, который "глубоко чувствовал добро и зло", ещё не ставшим Григорием Александровичем Печориным, с "признаками дурных свойств" (не без Читать далее...

http://shoorix.livejournal.com/
http://www.livejournal.com/register.bml?26193175.cqcnn4yyy3vz67k

По фрагменту романа Жозе Сарамаго "Слепота".

Со скепсисом отношусь к умозрительным романам - Сарамаго преодолевает его мощью суггестивного воздейсвия своего художесвенного воображения, воплощая принцип С. Дали, показы-
вать бред с отчетливостью фотографии.
Роман-антиутопия - предупреждающий знак для читающего человечества - запретительным, как бы не пугало чудовищной
очевидностью последствий предупреждение о "слепоте"; "безуслов-
ные рефлексы" воплотившиеся и в механизмах функционирования
общества будут навязывать реликтовые формы и в межличностных
отношениях.
Выбор "слепоты", как метафоры душевной глухоты и неспособности к предвидению является упрощением; не профети-
ческая дистрофия или сенсибилизация приводят к катастрофам, а антогонизм животной природы человека с его же ноосферой, порой
изношенной до "ветхости" озонного слоя; причины последствий деятельности человека всегда будет оставлять впечатление как от записей в"черном ящике" с криптографическими письменами, а
выводы комиссии ученых о его содержании- к заказному заполнению пустот в "книге судеб".

[448x699]

[449x699]

[506x699]

[457x698]

Фотография с неизвестным человеком, из семейного альбома;
по-видимому однокашник прадеда по юридической альма-матер или
двоюродный брат-есть нечто общее; а ещё напоминает Достоевского!
Фото в разработке.
[458x699]

Экспрессивный компаратививизм.



Пессимисты в истории ищут отблески «золотого века», оптимисты – подтверждение прогресса, в сравнении с каменным.



Ренессанс внёс недостающее к роли личности в истории – влияние истории на личность, - а как из неё выпутаться(?).



История письменная-анамнез в скорбном листе человечесва, болезни

Передоваемой половым путем.

F.+

Визионёрство греков явило миру великолепный образец язычества; христианство усмирило его аскезой, рационализировав разгулявшееся воображение, сведя зрачки к переносице приближением креста, и колыбель европейской цивилизации погрузилась в провинциальное болото с надменным выражением классического профиля.

Греки инволюционировали как инки, но получают гораздо большие «дивиденды» по пословице: «Сначала ты работаешь на цивилизацию, потом реноме цивилизации работает на тебя».

Политеизм успешно ведёт арьергардные бои в бытовой лексике и, aparte - поддерживает туриндустрию (!)

А мысль, что «институт» святых в христианстве – уступка политеизму особенно убедительна на легендарной земле Эллады.

***

Если история – это современность опрокинутая в прошлое, то «Третий брак» добавил к ретроспекции значительную долю зететики (по-гречески – скепсиса) на великий эпос, и так появившийся-то в результате преодоления ксенофобии и агорофобии, впрочем извинительной для слепого, Гомера.

Теперь доподлинно известно из какого сора (греки заменили бы пеной) грая, склок, сплетен и скандалов растёт литература, не ведая стыда, - точнее, его преодолевая (семантику – фонетикой), добавь сюда неустроенность, и, - прорастёт чертополох – коммунизма, даже сквозь культурный панцирь.

Хроника жизни персонажей романа свидетельствует, что автор «Коварства и любви», Мих. Зощенко был бы более адекватным летописцем греческой истории, конечно нанеся при этом урок метафорическому ряду, - сколько веков потребовалось развитию критической мысли Европы, чтобы изжить гомерическое измерение.

***

Греция так и осталась лимитрофной территорией для сознания жителей направления «Восточного фронта», ранее и теперь, несмотря на «братское православие», как будто даже периферийное зрение умоляет трагическую сосредоточенность на большой сцене Второй Мировой войны.

Войны балканские даже победоносные не добавляют роману патриотического глянца: ворчливое сравнение тягот мирной жизни с особенностями военной, и, не всегда в пользу мирной.

***

В романе «феминизм» - по-гречески звучащий несколько двусмысленно -_ «нимфомания», дошёл до своих «архотепических» корней – Аристофана (все протогонисты женщины), и гендерных, драматургических перевоплощений: «одиссеи» Пенелоп (здесь, как имя собственное, так и нарицательное), «троянской» «войны» за свою женскую самость Елены (имя собственное – красота всегда персональна) в современных «декорациях».

Аберрацию восприятия вызывает и ассоциативный, довлеющий пиетет матрицы европейской культуры; все эти «ревенанты»: Поликсены, Ахиллесы, Фемистоклюсы, Адонисы, Афродиты, Аргирисы, Эразмии, Миносы придают контексту гротескное звучание.

Этногенез ли тому причиной, либо православие, но «балканская биржа актёрского труда переполнена характерными героями»: «чтобы толпы американцев (а в последнее время и некоторые немцы) могли поглядеть на него (имеется ввиду грека), как на зверей из зоопарка».

Протопротогонист, или, привычное: «primusinterpares» (первый среди равных), кира, (госпожа по-гречески) Экави – ропщущий Иов; «Киру Экави хлебом не корми, дай превратить свою жизнь в драму, тем смешнее это выходило».

«Ум киры Экави уступал темпераменту»: «Эдип» (комплекс) в Греции не скромный пришелец интровертный шизоид, а неограниченный приличиями «домашний» тиран, наводящий ужас.

Резюме гипотетическое.

Из авторской гордыни К. Тахцис не воспроизвел в какой либо образной форме публицистическую доктрину «о вечно бабьем и рабьем в …-подставив

Грецию, вместо России-в душе» Бердяева, а возможно, за необнаружением

«рабьего», а мистического, что так же содержалось в инвективе Розанову- в

современной Греции не больше, чем где либо.

Асука Фудзимори. «Микрокосмос, или теорема Сога». (СПб., Амфора, 2007)
«Опять преступление…!, опять наказание…!» – ворчал Сизиф, вкатывая «глыбу» на Фудзияму.
Интродукция.
«Добрая вера истиралась, исчерпав духовные ресурсы … последователи охладели к ней. Нелегко поддерживать интерес к системе, проповедующей полную отрешённость, … приходилось выбирать между медленным разжижением совести и непрерывностью жизни». Зрительный механизм историка напоминает бинокль с нарушенной фокусировкой: современность видит контрастно (видеть современность инструментарием историка, особенность профессиональная), а удалённое всё более смутно. У писателя – историка возникает ещё и радужная периферия – рефракция воображения – источник художественного творчества.
***
Это не крекинг (извинительная персервация для нефтепоставщиков), выбранный автором метод отображения, сама история как феномен ламинарна: для каждой страты своя, лишь в момент социальных катаклизмов, становящейся общей – это существенная часть онтологического взгляда писателя (рискну предположить), отсюда и композиционный строй романа – строчкой зигзаг, соединивший фикшн с нонфикшн – постмодернистский крой; в чужеродный текст,также, вживлены переводчиком аллюзии русского культурного кода.

***

Придать впечатление достоверности, или, скромнее, поубавить скепсиса к историческому роману, преодолеть позу отстраненности – надо провести читателя через родовые муки (верхний порог ощущений по классификации психологов); для этого необходимо лишь нанизать цитат из «Гинекологии и акушерства». Если крупный японский писатель признаётся о влиянии на него Достоевского – это трюизм, но неужели Ас. Фудзимори держал равнение на Пикуля, с его занимательной историей? Эту трэшевую полосу препятствий преодолеет не всякий, взыскующий интеллектуальных глубин, – даже за краповый берет. Зато докторскую мантию, освоивший «…Слово …, в котором чуть не одновременно упоминались бодисатва и фотоны, набожность и пространственно-временные соотношения, алгоритмы и просвещение, вызывало у многих … мигрень». Доставит удовольствие компетентное сравнение мировоззренческих основ, западного и восточного, в стройных философских формулировках. А какой публицистически мыслящий автор обойдёт тему демократии, её болевых точек: с позиции Канта – сомнение в правоте большинства; с позиции Руссо –недоверие к делегированной кому-либо власти; изыскания Фрейда не оставляют надежды на рацио, – если человеком управляют подсознательные импульсы – что можно ему доверить, – здесь автор ставит точку, прерывая рассуждения, – придётся апеллировать читающему: «Коммунисты попытались подчинить подсознание» (по рекомендациям Троцкого), западная же демократия предложила демократию для подсознательных импульсов- и никаких посредников и диктата большинсва. Разработка. Выстраивая генезис преступления, автор заглядывает в историю, с самурайскими нравами, показывает психологические предпосылки, прибегает к символике: меч, пусть декоративный, появившийся в начале романа – предупреждение: одной жертвой не обойдётся (спасибо за наблюдательность Чехову). Добрая Вера истёрлась и не стала препятствием, как и высокая эндемичная культура; – не надо забывать, что природа самой культуры репрессивна и, японская, демонстрирует это особенно наглядно, наклоняя подданных под прямым углом и мучая тотальной регламентацией (никаких криминально-политических намёков), те в свою очередь, компенсируя, изощряются над беззащитными растениями (экибана, бансай). А эзотерические искусства, как главная составляющая часть культуры, созерцательно холодны, вымученный юмор; человек, в произведениях искусства лишь медиатор, чуть ли не досадное препятствие, сосуд скорбей – фактическое совпадение с духом и этикой самурая – чтоб никаких «почёсываний»). У всех закрытых сообществ наблюдается дефицит иммунитета, в данном случае, к бацилле зла. Если в обществе совершаются убийства, то значит, и будет тот, кто в этом будет первым (это не Ильф и Петров). Сога (протогонист), представитель элиты, заменил собой лагерь «Саласпилс» (жертвы дети). Список жертв – статистический отчёт (одна жертва трагедия, а сотни – статистика). В уничтожении Хиросимы и Нагасаки библейские реминисценции, но Сога, погибший в Хиросиме, не превратился в соляной столп, став символом укора для японского общества. Риск Ас. Фудзимори не сравнить с риском для Ружди или даже Памука, но свой Чаадаев должен быть у каждого народа. «… теорема Сога» – это моральный вызов обществу в мононациональной стране, набравшей мощь, с преобладающей идеологией этатизма, основанной на глубоко укорененном холизме, японца с европеизированным сознанием, представителя японской «Новой волны» – в переводе ха-ха – (Цунами): экспрессионизм с антимилитаристским духом, с элементами символизма. Так, вызов брошен! Кто и как ответит на него? – не поразила ли аномия технократическое общество?

" Лондонские сочинители." Питер Акройд. (Иностранная литература – 2007 [7].)
Тривиальное предисловие.

«Какой англичанин останется равнодушным на представлении <…> пьесы Шекспира? Они будут рукоплескать <…>. Быть может, даже вызывать автора».

Что добавит к качеству литературного произведения имя автора? Неужели практика оценки литературы та же, что и в живописи: ценится не полотно, а достоверная подпись(?), то есть, необходима идентификация автора с произведением, для поднятия рейтинга. Рейтинг – субординация – дериват фетишизма. Мнимость автора снижает качество произведения, делает его сомнительным, как происхождение бастарда, а ДНК у сонета не возьмёшь. Если Шекспир – это условный девиз литературной ярмарки тщеславия, то, не установив подлинное лицо автора можно облегчить школьную программу? Отсюда следует: создание образа автора – важнейшая часть бытования литературного произведения, а для этого нужен не столько стол писателя, а съёмочная площадка.

Из тривиального предисловия может вырасти только трюизм основной части.
«Шекспира имя требует почтенья».
Выбор модальности в пользу ассерторической, первой части, переродившейся в слоган фразы: «быть или не быть», кстати, явного плеоназма (вполне достаточное – «быть?»), в отношении самого Шекспира – для Акройда не вопрос.
Роман Акройда, даже не апология – русское «оБОЖествление», тоже не вполне передаёт степень преклонения, – для него Шекспир – это не просто краеугольный камень англоцентризма, а полноценный религиозный культ; подтверждением тому выбор времени действия (начало XVIII в.). Это не промежуточная посадка для дозаправки или отстрел первой ступени двигателя – религиозный страх тому причиной: невозможность предстояния пред очами своего Бога (последствия в Ветхом Завете). А то, что к этому времени сложился нам близкий (что можем сказать и о себе, мы советские) Homoeconomicus, т.е. закрепились институционально рыночные отношения, пропорции между хлебом и зрелищами конгруэнтны современным представлениям, всё, что помогает нам понять мотивы поведения персонажей – вторично.
Ещё важное наблюдение: не называть имя Бога (Ветхозаветный запрет) – в романе упоминается в основном нейтральное Бард (только прописная буква – индикативный намёк); цитаты из Шекспира чередуются со строками Библии; апокрифы Шекспировских текстов (лейтмотивов романа), так и наличие сект – свидетельство развитого учения.
Назвать инквизицией расследование литературными «иерархами» на предмет подлинности принадлежности руке Шекспира, «найденных» произведений – нельзя, но заседанием консистории – вполне корректно.

Послесловие трюизма – это абсурд!
Для англосаксов «променад с Шекспиром», даже в воображении – асебия, а для солипсизма Толстого… – вольно ему было анафематствовать в России – не пощадил британской славы…, хотя этим апофатически, признал божественность Шекспира!

Диатриба.
Акройд принял невозможное допущение для большого писателя, конечно, сблагой целью, – облегчения восприятия читателю текста, не нанеся на полотно романа, кракелюр, – слово «помовать», явно недостаточная языковая примета XVIII века.

Мордехай Рихлер. Версия Барни: роман // Ин. лит. – 2007. – № 8-10.

После Освенцима, жизнь воспринимается фарсом.

(контаминация двух известных фраз)



О вступлении.



Поставить пролегоменон в начале текста – это его десокрализировать, если выражаться поэтично – дефлорировать: лишить новизны, экзотического благоухания, к тому же, если язык текста, действительно перенасыщен лингвистическими феромонами – почти пиджин.

***

Остап Бендер и Энди Такер расступились – между ними втиснулся нетрезвый господин: «Шалом, – Барни, Барни Панофски». (Воля хозяина расставлять книги по своему усмотрению). Оценив костюм «Европа-Класса «А» вновь прибывшего: «Мазлтов» – ответствовал, неожиданно, турецкоподданный на идиш (кто удивлён – посмотрите состав творческого коллектива на обложке; косвенной уликой является – идентификация – у населения, Бендера с С. Юрским).

***

Долина Гизы – свидетельство существования Советского Союза – это тома: Платонова, Булгакова, Ерофеева, Бабеля, Хармса, Высоцкого и, действительно усыпальницы (буквально) Солженицына и Шаламова, но аналог пирамиды Хеопса – это дилогия Ильфа и Петрова, после которой, надо было вешать замок на амбаре Советской власти – она свою культурную миссию выполнила.

Так, почему «Версия Барни» оказалась рядом с великим произведением? Может, потому, что потрясла Стену Плача, а юмор – энергия возобновляемая, но Барни прошёл другими агрессивными средами, чем Э. Такер и О. Бендер_ «Господа в поисках десятки» – чисто литературные герои – вольно им насмешничать над окружающими, – он человек «со всеми своими почёсываниями», его остроумие проверено испытаниями бытия – поиском себя, бизнесом, тремя браками, и в конечном итоге: веригами семьи; снобистским буржуазным окружением, фрустрацией брошенного мужа, «прелестями» финала жизни, использованного для написания мемуаров.

И ещё об общем у виртуозов остроумия, существующих на разных полушариях:

- Оба подвизались на ниве кинематографа.

-Оба писали подмётные письма: правда Бендер был лаконичен (условия реконструктивного периода), а Барни писал цветисто и многословно, потеряв в афористичности.

- У обоих кодекс не вмещал весь декалог:

«морально и законовыверенные способы добычи денег: «никогда не имел дела с оружием, наркотиками и пищевыми добавками» – утверждал Барни П.

- Не убий.

-Оба создавали коммерческие организации с цветистыми названиями: «Артель напрасный труд» – Барни, «Рога и копыта» – Бендер.

- И подозрительно паранимически звучащие имена.

Бендер в ерничестве поднимался до библейского пафоса: "Кто скажет, что это де- вочка_пусть бросит в меня камень."

Барни ответил малым АКТОМ ТВОРЕНИЯ: парншку преобразил в утонченное искусство.

***

«Наивный: снискав расположение людей искусства, чистых сердцем «непризнанных законоустроителей мира», я собирался обогатиться духовно» – это мечты о Парижской жизни.

Волны разноязыкой и разноплеменной Богемы прокатывались по Монмартру, оставляя следы непотребств. Тщеславный Париж был готов всё терпеть, за надежду быть запечатлёну в будущих произведениях своих гостей.

БОГема – питательная среда не только для творцов, но и будущих БОГачей – меценатов.

Барни оказался между этих полюсов: состоятельным талантом – не худший вариант.

Но в чём он истинный был гений: «я от природы насмешлив, питаю слабость к иронии», – характеристика, данная Барни в суде,на слушании по делу об убийстве, ему вменяемом (интрига, связанная со смертью его лучшего друга Московича сохранится на всём протяжении романа).

Бесследное исчезновение Московича – невероятно одарённого литературно – казалось символическим слиянием ЭГО (Барни) с АЛЬТЕР-ЭГО (Московичем), давшим возможность – по начальной (моей) версии – написать эту книгу в форме дневников.

Его двойственность не исчерпывается этим: то проявляет благородство, покровительствуя слабым, в других обстоятельствах мелкопакостлив: «благородство тебе не к лицу» – мнение о нём невесты!

Он пьёт как Венечка Ерофеев, но успешен в бизнесе; смеясь над академическим образованием, демонстрирует знания полиглота и культуролога; и это не конец перечня, что в конце поднимает его до «универсума» своего полярно-противоречивого народа, и, даже совершает чудо творения: из порнографии создает произведение искусства.

Его раздвоенность отразилась и на детях: один преуспевающий бюргер, другой – писатель-бунтарь.

Роман описывает жизнь еврейской диаспоры, но не из-за гордыни, а чтобы «мусор из дома не попал на чужую территорию» – откровения её жизни лишены комплиментарности.

«Внутривидовой» автоантисемитизм, внутриутробный (не путать с утробным и зоологическим) антисемитизм, бунт в «кагале» – не редкие составляющие еврейской прозы. «… сам себя ненавидящий еврей вроде Филиппа Рота?...», из анонимно посланного письма Барни. «Чудо, какой Баум», «Жидоправедный ты наш» – из перебранки с первой женой Барни.

Лишенное брезгливости, даже заинтересованно-поглощающее, внимание к работе кишечника Читать далее...