Где-то в Москве, в каком-то доме
Кирпично-красном с козырьком подъезда,
Я грезила тобой, лежала в коме,
Вспоминала яркие обрывки твоего детства.
На непонятной кровати с капельницей
Я плакала по срезанным до мозга косам,
И я была одна в квартире имениннецей,
Без дня рожденья, Умершей без спросу.
И где-то пожар - завыли сирены,
А я гладила нежно твою рубашку,
Я - нежно бросалась на стены,
В вечном поиске жуя апельсиновую кашку.
Кто-то стучит, открывать я не стану,
Пущай за окном повисит он - непрошеный визитер,
Я знаю, это он, - не прощенный рано,
Поздно хочет прощенья просить. Пяльцы в кровь стер.
В зеркальной глади волн
Я вижу образ. И я смеюсь.
....От боли.
Ярко и сладко гуденье колон,
Жарко и гулко рождается грусть.
....Невольно.
Застывая в мыслях, как в янтаре,
Умирая в смыслах, покоряясь вине.
....Мне больно.
Паденье в обрыв, смерть в январе,
Тогда как на улице третье число.
....Раздадены роли!
Это боль, это мука, это роль, это скука,
Это кровь, это дырка в виске, это эта...
Это сон, это мрак, это с миром разлука,
Это голод, это шаг на карниз, это та...
Мой гиперион обрушен вниз.
Застилает взор сиянье риз,
Пришедших поднимать из тлена,
Святую душу вынимать из тела.
А я не здесь, и я смеюсь,
А я нигде, я там где бездна
Давно нацелила свой глаз.
....На меня.
Мы мерзли с тобою в горах,
Прижавшись боками, тепло сохраняли.
Тонули с тобою в озерах,
Но выплыли все же, всегда выплывали.
Мы столько прошли поединков,
И с пеной у рта, победив супостата,
Мы весело ржали в обнимку,
И снова с тобою мы мчались куда-то.
А помнишь тот дождь? Под которым
Застряли в трясине в дубраве ночной?
А после лесник бородато-багровый
Нас потчевал спелой хурмой...
Ну что же ты плачешь, ведь все у нас получилось,
Нам ни почем, ни медные трубы, ни вода, ни огонь,
(И сердце сильнее в груди неподъемной забилось)
Зачем же ты умер, мой верный, испытанный конь...
Крик
растворился
в тишине.
Это я
кричу от боли.
Это я
Захлебываюсь воплем
неземным.
Это я
с потерянным лицом
зажатым в дрожащих
каменных руках.
Это я
в толпе стою одна,
как в цирке обезьяна,
но я не она.
Это я
стараюсь дрожь унять,
дрожь от влаги,
пропитавшей все...
А люди мусор, вечная толпа
Их взгляды жалят мостовые улиц,
А я одна - посредь синайского столпа
Застыла КРИКатурой безголовых куриц.
Мой век прошел, я архаизм, живая фреска
Застывшая под небом в междумирье.
Исполнена цинизма, ярости, гротеска -
Я не жива уже в давно разрушенном ампире.
И в снег и в дождь я вечно на посту,
Терзает плоть мою гранитный пламень.
Для всех я статуя вселенскому костру,
Для них, столпившихся внизу, я только камень...
Лестницы пролет шум дождя наполнит.
Рассыпается пеплом глухое эхо следов,
Мы прятались здесь от горькой погони,
Мы когда-то делили сей каменный кров
На две половины, проводя горизонта черту.
То вверху, то внизу лучиной месяц наколот,
То вчера, то сегодня мы посланы к черту
Возвращались ни с чем, опрокинув за ворот.
Потерялась я в круговерти времен и имен,
Заблудилась средь вечного кладбища лиц.
Мною можно давно ткать большой гобелен,
Мною можно уже мостовые прокладывать улиц.
Взвились в небо столбом почерневшие трубы,
И я устремляюсь на небо сизым дымком.
В непонятной тоске кусаю бледные губы,
Приторный вечности вкус мне с детства знаком.
Я нигде… Вишу в пустоте, где направленье одно –
Только куда-то. А дальше рывок и открыто окно.
А дальше полет и серый асфальт под щекой
Станет мягче всякой подушки. Дальше – покой…
Время - эллипсис. Ночь только надвигается на прыгающие в ее сторону крыши домов. Надвигается, что бы раствориться в и без того темных провалах покинутых птицами окон. Что бы ворваться в сознание, что бы изменить восприятие реальности, притупить извечный рационализм, прочно поселившийся в душе. Ночь разрешает - "это можно", - говорит она. Ночь вдохновляет - "Получится!" - восклицает она. Ночь будоражит - "Чудеса существуют", - она шепчет, - "чудеса существуют".
Днем все не так. Днем ночные мысли кажутся бредом, если не слабостью. Днем ничего нельзя, днем мозг занят работой. Днем все не то. Днем мы больше не верим в эльфов. "Какие же гремлины!?" - восклицаем мы. - "Это же хорьки шуршали в кустах".
Но я знаю, что хорьки по ночам гремлины. И поэтому я стараюсь бодрствовать по ночам и верить в эльфов.
"И будет сон устал, и будет верен Фрейд,
И глупый твой телефон забудет все номера,
Забьёт тупой металл дыханье слабых флейт,
И ты забудешь сон, что приходил вчера.
И будет счастье – блеф, и будет сказка – муть,
И ты пройдёшь босиком, откроешь в ванной кран.
К тебе придёт твой эльф и разорвёт тебе грудь,
И это будет конец твоих придуманных стран."(с)Олег Медведев
В каждом городе вверх взметнулись башни кранов.
Они - строители. Стройка века продолжается.
Они безостановочно работают. Всё строят...
И если где-то кран остановился, то, значит, где-то кран опять ожил.
Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему.(с)
А сегодня отключат электричество. Профилактика мать ее. Мать ее женщина. Она не может не быть женщиной. Но мне это как-то по барабану, ибо я буду спать и видеть сны. Красивые сны и страшные сны, философские и бредовые, во-общем, полное ассорти. И эти сны мои, все мои, и никто их у меня не отнимет. Единственное, что у человека есть, действительно целиком и полностью его - это сны. Но обычно никому они не нужны. А нужны совсем другие вещи, электричество, например. Но тут уже у каждого свое.
Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится под солнцем?(с)
Я больше не пью вино. Мы с Вакхом любим друг друга немного по другому. Сегодня это было пиво, от которого я так сильно отвыкла. На два литра пива один косяк на двоих и мозг повело. Несильно, но вполне достаточно, что бы уйти в себя и начать длительный процесс самокопания. Пашня вскопана и посажены разные нямы, сорняки искоренены и выброшены за ненадобностью. Так должно быть в идеале. На деле же мы со мной сели перед не паханной целиной, на которой даже конь не валялся, и начали разговор. Работа была забыта, мы наслаждались единением душ. Или даже души, так как она у нас одна на двоих. Наверное.
Доброе имя лучше дорогой масти, и день смерти - дня рождения.(с)
...невольно сжимается сердце и дрожь пробегает до кончиков пальцев ног, когда думаешь об этом. Сверхновая, в которую превратилось место, где мы родились, родная планета Земля. И перед глазами встают все те, кто остался там в момент конца. Их оскаленные в крике зубы, когда небесный огонь поразил города, навеки останутся в моей памяти...
Давно устали бегать от судьбы,
Смирились с неизбежностью расплаты.
Мы толпы человеков за собою повели,
Которые считали, что мы святы...
Потом, под новым солнцем красным
Мы бились за свободу день и ночь.
Но всё напрасно - рок остался безучастным.
Мы не смогли... Да кто же мог бы смочь?
В той битве мы сражались наравне
Со смертными, которые остались нам верны,
Против легионов, что пришли извне,
Оттуда, где не видят даже наши сны...
Держались до последнего мгновения,
Мы смерть посеяли и кровью жатву собирали,
Но и на нас нашли заклятие забвения,
Про нас забыли, с каждым веком забывали…
Теперь мы прокляты их новым богом,
У нас забрали всё, оставив только сны,
Не устояли перед нашим Роком,
Хоть мы ему остались до конца верны.