На главной площади очередь установилась еще в пять часов, когда за выбеленными инеем полями пели далекие петухи и нигде не было огней. Тогда вокруг, среди разбитых зданий, клочьями висел туман, но теперь, в семь утра, рассвело, и он начал таять. Вдоль дороги по двое, по трое подстраивались к очереди еще люди, которых приманил в город праздник и базарный день.
Мальчишка стоял сразу за двумя мужчинами, которые громко разговаривали между собой, и в чистом холодном воздухе звук голосов казался вдвое громче. Мальчишка притоптывал на месте и дул на свои красные, в цыпках руки, поглядывая то на грязную, из грубой мешковины, одежду соседей, то на длинный ряд мужчин и женщин впереди.
- Слышь, парень, ты-то что здесь делаешь в такую рань? – сказал человек за его спиной.
- Это мое место, я тут очередь занял, - ответил мальчик.
- Бежал бы ты, мальчик, отсюда, уступил бы свое место тому, кто знает в этом толк!
- Оставь в покое парня, - вмешался, резко обернувшись, один из мужчин, стоящих впереди.
- Я же пошутил. – Задний положил руку на голову мальчишки. (Мальчик угрюмо стряхнул ее.) – Просто подумал, чудно это: ребенок, такая рань, а он не спит.
- Этот парень знает толк в искусстве, ясно? – сказал заступник, его фамилия была Григсби. – Тебя как звать-то, малец?
- Том.
- Наш Том, уж он плюнет что надо, в самую точку – верно, Том?
- Точно!
Смех покатился по шеренге людей.
Впереди кто-то продавал горячий кофе в треснувших чашках. Поглядев туда, Том увидел маленький жаркий костер и бурлящее варево в ржавой кастрюле. Это был не настоящий кофе. Его заварили из каких-то ягод, собранных на лугах за городом, и продавали по пенни чашка, согреть желудок, но мало кто покупал, мало кому это было по карману.
Том устремил взгляд туда, где очередь пропадала за разваленной взрывом каменной стеной.
- Говорят, она улыбается, - сказал мальчик.
- Ага, улыбается, - ответил Григсби.
- Говорят, она сделана из краски и холста.
- Точно. Потому-то и сдается мне, что она не подлинная. Та, настоящая, - я слышал – была на доске нарисована; в незапамятные времена.
- Говорят, ей четыреста лет.
- Если не больше. Коли уж на то пошло, никому не известно, какой сейчас год.
- Две тысячи шестьдесят первый!
- Верно, так говорят, парень, говорят. Брешут. А может, трехтысячный! Или пятитысячный! Почем мы можем знать? Сколько времени одна сплошная катавасия была… И достались нам только рожки да ножки.
Они шаркали ногами, медленно продвигаясь вперед по холодным камням мостовой.
- Скоро мы ее увидим? – уныло протянул Том.
- Еще несколько минут, не больше. Они огородили ее, повесили на четыре латунных столбика бархатную веревку, все честь по чести, чтобы люди не подходили слишком близко. И учти, Том, никаких камней, они запретили бросать в нее камни.
- Ладно, сэр.
Солнце поднималось все выше по небосводу, неся тепло, и мужчины сбросили с себя измазанные дерюги и грязные шляпы.
- А зачем мы все тут собрались? – спросил, подумав, Том. – Почему мы должны плевать?
Григсби и не взглянул на него, он смотрел на солнце, соображая, который час.
- Э, Том, причин уйма. – Он рассеянно протянул руку к карману, которого уже давно не было, за несуществующей сигаретой. Том видел это движение миллион раз. – Тут дело в ненависти. Ненависти ко всему, что связано с Прошлым. Ответь-ка ты мне: как мы дошли до такого состояния? Города – груды развалин; дороги от бомбежек – словно пила: вверх-вниз; поля по ночам светятся, радиоактивные… Вот и скажи, Том, что это, если не последняя подлость?
- Да, сэр, конечно.
- То-то и оно… Человек ненавидит то, что его сгубило, что ему жизнь поломало. Так уж он устроен. Неразумно, может быть, но такова человеческая природа.
- А есть хоть кто-нибудь или что-нибудь, чего бы мы не ненавидели? – сказал Том.
- Во-во! А все эта орава идиотов, которая заправляла миром в прошлом!.. Вот и стоим здесь с самого утра, кишки подвело, стучим от холода зубами – новые троглодиты: ни покурить, ни выпить, никакой тебе утехи, кроме этих наших праздников, Том. Наших праздников…
Том мысленно перебрал праздники, в которых участвовал за последние годы. Вспомнил, как рвали и жгли книги на площади, и все смеялись, точно пьяные. А праздник науки месяц тому назад, когда притащили в город последний автомобиль, потом бросили жребий и счастливчики могли по одному разу долбануть машину кувалдой!..
- Помню ли я, Том? Помню ли? Да ведь я разбил переднее стекло. Стекло, помнишь? Господи, звук-то какой был, прелесть! Тррахх!
Том и впрямь словно услышал, как стекло рассыпается сверкающими осколками.
- А Биллу Гендерсону досталось мотор раздолбать. Эх, и лихо же он это сработал, прямо мастерски! Бамм! Но лучше всего, - продолжал вспоминать Григсби, - было в тот раз, когда громили завод, который еще пытался выпускать самолеты. И отвели же мы душеньку! А потом нашли типографию и склад боеприпасов – и Читать далее...

"Я… не… хочу… так… больше… жить… Я… задыхаюсь…

Меня окружают живые мертвецы…

Пустые глаза, в которых нет тех бликов радости, счастья, жизни, которые отличают людей от… «не-людей». В них не отражается солнечный свет. Темно и пусто в провалах зрачков. Глаза – зеркало души. В их глазах нет души. Там равнодушие…

Ненасытная утроба… Изнеженные и похотливые тела, которые они ублажают любыми известными и доступными способами… Их сердца не способны любить – они ее не знают … Они не умеют веселиться, радоваться, смеяться от души – их сухое подобие улыбки похоже на болезненную судорогу, заставляющую кривиться рот…

Им кажется что они уверенно идут бодрым шагом по дороге жизни, а на самом деле они еле передвигают свои гнилые тельца… Страшно видеть их вокруг, ужасных и в тоже время жалких, бренно влачащих свое существование…

Еще страшнее, когда твой близкий человек на твоих глазах высыхает. Нет, не телом – он полностью здоров. Душой. Сердцем… Пока в один из дней ты не увидишь рядом с собой еще одного ZOMBIE… "
(с)
 

- 7 дней.
Я не знаю, сколько ещё смогу выдержать. Мне очень плохо. Я хочу есть, а ОНИ делают это со мной каждый день. Вчера нашёл в себе силы и вышел побродить у барака. Сейчас тепло, но я не слышал ни щебетания птиц, ни запаха цветов. Может потому, что птицы не залетают в наш забытый Богом уголок. Я чувствовал противный запах гнили и приторную гарь, отдающую резиной. Из трубы крематория все валит чёрный дым. Я чувствую его вместе с баландой и ржавой водой, которой и так нам достаётся так мало.
Я хотел подползти к изгороди и нарвать травы, но ОНИ прогнали меня. ОНИ сказали, что в следующий раз застрелят. Я немного понимаю ИХ язык, но от этого не легче. Я знаю, что ОНИ не считают нас за людей, мы для НИХ ниже скотов, хуже назойливых вшей и блох, которые уже замучили меня..
Сегодня ночью умерла Лиза. Я даже не знаю сколько ей было лет. Её привезли из блока Е, ну оттуда, куда нас всех водят каждый день. Она была бледна, а с клеёнки, на которой она лежала, непрерывно капала кровь. Я ещё никогда не видел смерть так близко.
- 6 дней.
Сегодня я плакал. Впервые за этот месяц. Вспоминал Сестру Аню. Уже больше двух месяцев её нет со мной. Я помню, как было нам трудно. Она всё время плакала, хотела есть. Я кормил её листьями. Потом нас водили в ревир, я держал Аню на руках. Она кричала, и доктор топал ногами. Когда подошла наша очередь, он вырвал у меня Аню и положил на стол... Я плакал, а меня прогнали пинками. Oбратно её не принесли. И я её больше не видел.
Вечером приходила Нинка. Спрашивала, не хочу ли я ЭТО сделать. Умоляла. Я отказался. Я слишком слаб и ещё не разу ЭТОГО не делал и боюсь что у меня не получится. Она ушла, а потом уговорила Гришку. Они долго ворочились и кряхтели на верхних нарах. Потом затихли. Потом на меня стало что-то капать, я попобовал. Это было липкое, тёплое и солоноватое. Я съел и слизал почти всё. Было вкусно. Казалось, я так не наедался за всё время. Я не знал, что это такое. Но от сытости, вскоре заснул.

- 5 дней.
Меня чуть не унесли в крематорий. Меня сгружали с нар, когда я проснулся. Я был весь в крови. Всё лицо , руки и грудь. Я вырвался. Они обругали и больно меня ударили. Я был испуган и не знал что делать. Откуда кровь? С верхних нар скинули два трупа. Тоже в крови. Нинку и Гришку. Откуда они достали ножи я ума не приложу. Она всё таки уговорила его, чтобы он её зарезал. Они зарезали друг друга. Он, загнал ей нож под горло, а потом долго мучился, пытаясь самозарезаться. Самозарезаться! Слово-то какое смешное написалось! У него получилось.
Мне немного плохо от того, что вчера я наелся Нинкиной крови, но блевануть я себе не позволю ни в коем случае. Я сыт, как никогда и у меня волчий аппетит.
Мне так хорошо ещё никогда не было. Но мне одновременно и плохо. Сегодня ОНИ опять делали это со мной. Было очень больно. Но я не плакал. Кажется, я схожу с ума, но мне хочется крови.
Смотрелся в ведро с водой. По-моему я поседел. Что-то рановато!
Но, Боже, как же хочется есть!

- 4 дня.
Весь день ходил без цели. Ноги плохо слушались, но я всё равно хотел находиться рядом с девчёнками. Мне особенно нравится Олька. Она не такая тощая как остальные. Глядя на неё я вспоминаю мамкины котлеты. У Ольки такие ручки! Мне так хочется впиться в них зубами. Думал, как это сделать. Нашёл жестяную банку. Плющил её камнем, точил ребро об камень. Страшно устал. Думал не дойду до барака. Дошёл. Пайка не лезла в глотку. Решил припрятать и съесть потом, но неожиданно придумал гениальный план. Сегодня постараюсь осуществить. Только бы сил хватило. Иначе...

- 3 дня
Меня немного гложет совесть и я боюсь расплаты. Но сегодня я сыт и доволен.
Вчера я заманил Ольку к себе на нары. Сказал, что дам хлеба. Попросил погреть меня своим телом. Согласилась. С начала не знал, как подступиться, но потом сказал, что знаю способ, как можно вкусно поесть. Пришлось разрезать свою руку и дать ей попить своей крови. Было больно. Долго сосать ей не дал. Сказал, что надо меняться. Боялся, что будет сопротивляться, но нет. Только ойкнула, когда ей руку полоснул. Пил долго. Очень вкусная у неё кровь. Почему-то сладкая. Или мне показалось? Пил долго. Когда оторвался, чуть не опоздал. Она уже бледная вся была. Думал, что умерла, но нет. Руку перевязал и на своих нарах оставил. Потом объяснил, что это у неё от сытости. А самому страшно. Ей же завтра к НИМ идти. Как она там?!
И ещё очень боялся, что она кому-нибудь расскажет.

- 2 дня.
Аппетит зверский. Готов есть всех подряд. Как Ольку ОНИ увели, так со страху весь перевёлся. Подумал, что если вернётся, больше трогать не буду. Вернулась. Сразу забыл своё глупое обещание. Даже сам себе пообещал, что сегодня же высосу всю её кровь до капли. Хотя были сомнения, что не смогу уговорить. Но нет. Уговорил. На этот раз она меня вывела. Так присосалась к моей руке, что думал сам в ящик сыграю, но нет, оклемался. Резанул ей и

Читать далее...

"Несчастен тот, кто страшится идти на риск. Вероятно, он не ведает
разочарований и не страдает - в отличие от тех, кто мечтает и стремится
претворить мечту в явь. Но когда он обернется - а обернется он непременно,
ибо это присуще каждому из нас, - то услышит, как говорит ему сердце; "Что
сделал ты с теми чудесами, которыми Бог так щедро усеял твои дни, досуги
твои и труды? Как употребил ты таланты, которые вверил тебе твой Наставник?
Зарыл поглубже, потому что боялся потерять? Что ж, отныне достоянием твоим
будет лишь уверенность в том, что жизнь свою ты промотал и растратил,
расточил и рассеял."(с) Пауло Коэльо

Слушать этот музыкальный файл

Это просто любовь. И неважно какая, но она есть, и этого не изменить сейчас. У меня был план. Тогда он казался нормальным, потом не совсем. А потом вообще все пошло наперекосяк. Я - инициатор, и только я виноват. Но это любовь, и этого не изменить. Я должен был быстро съездить туда-обратно к Тому, взять деньги. Быстренько не получилось. А потом не получилось обратно. Ну, все было как обычно, все как всегда. Зачем это родство, приносящее столько боли? Мы не можем быть рядом, и нам надо расстаться. Но это любовь, и ничего не изменить, и я снова ищу встреч. Мы должны тщательно сохранять барьер «братья». Если мы его нарушим, то долго нам все равно не пробыть вместе, а отношения превратятся в кашу. И мы даже разговаривали с ним на эту тему, и понимали друг друга. Такая любовь убьет мир. Но наши отношения мучают меня, а его устраивают. Или мне все-таки стоит самому акцентировать внимание на отношениях «братья»? Мы стали часто ссориться с Томом. Наверное, потому что надоели друг другу. Вчера ночью Том так скандалил с Мэри… Он посылал ее матом, орал «Сядь и заткнись». А потом бил посуду. Говорит, случайно. А по-моему он просто истеричка. Я даже испугался, как бы мне чего не прилетело. Наутро мы еле смотались из дома. Мэри утром будила Тома с 8 до 9.30, каждые полчаса под дверью орала: «Том, твою мать, вставай!». А сначала вообще звонила ему на сотовый. Это мне в ней нравится, - то, что она не заходит в его комнату. А потом я очень боялся, что она будет на меня кричать. Том начал винить во всем меня. Мол, это ты вчера приперся. Ну, во-первых, план был совсем другой. А во-вторых, у него тоже на плечах своя голова есть. Потом он сказал, что проще убить меня. Да и вообще все утро угрожал. В этом весь Том. Всю ночь он сжимает меня в своих объятиях, крепко-крепко, нежно-нежно, а потом предпринимает всяческие попытки убить меня. В общем, в следующий раз он обещал сразу меня послать. Может, так оно и будет. Не знаю, посмотрим. Том говорит: «Мэри я не люблю. Я вообще никого сейчас не люблю и не знаю, смогу ли вообще полюбить. Тут (кулак на сердце, многозначащий взгляд) ничего нет». Да, так он говорит. Я-то для него свой в доску, который все простит и все поймет. В общем, я осознал весь ужас своего положения. Я тут замер, как дурак, в ужасе, и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Fuck. Такая любовь убьет мир. Том говорил гадости. Все как обычно, все как всегда. А еще мы выкинули две пары носков. Причем одни через окно. Но не мои. У меня вообще носков не было.

Вот только поблеем с его Мэри мне не хватает. Где ее Том? И где она только телефон мой нашла. Куда я дел ее Тома? В пять вечера: не знаю ли я, где Том? Где Том? Смотрю на него, он мотает головой в разные стороны. Не знаю, говорю. А сам вспоминаю, что мы ей там вчера наврали. Ты же, говорит, обещал за ним присмотреть. И зачем так орать? Я в няньки ему не записывался. За мной бы кто присмотрел. Где его сейчас искать? У меня на спине сидит, массаж делает, думаю. Не знаю, говорю. Надо отдохнуть, отоспаться. Я устал, я ухожу. Отосплюсь, умоюсь. Просто прикольно, блин, когда гуляешь, мысли долго не задерживаются, так легче. Сейчас еще проблем наскреб выше крыши, дурак. И это уже не просто депрессия, это все серьезно. Наплевать, задолбало все. А с Томом мы в таком близком общении, что я уже перестаю видеть в нем любовь. Слишком близко, слишком много уже сказано. И уже нет отношений «друзья», есть что-то другое, на другом уровне. И даже не «братья». Печальная сказка? А может, сказка и не о том? Сказка не о любви

Я пью по утрам зеленый чай. Я не люблю зеленый чай. А по вечерам пью кофе. И кофе я тоже не люблю. А что пить человеку, который не любит ни чай, ни кофе? Я ем не потому что хочу я, а потому что хотят другие. Я слушал в плеере танцевальную музыку. Не помогает. Я убеждал себя и обманывал. Не помогает. Потерянных не ждут, печальных не хотят, такие не живут, их топят как котят. Хочется напиться и умереть. Но так нельзя. А как, спрашивается, можно? Хочется амнезию, хочется анестезию. Хочется заснуть надолго, не видеть снов, а потом проснуться и все забыть. Все-все. Мне снятся очень странные и неприятные сны. (Простынь с глазами, например). Не хочется ничего. Хочется анестезию. Больно, и все внутри разрывается по кускам. Печальных не хотят. Покраситься сегодня хочу, плечо болит. Я устал и хочу отдохнуть (но крутит, словно реверс, память фразу одну: я так его…). Куда же деваться, куда бежать и как забыть. Это пройдет? Да, а когда? Когда это пройдет?! У меня нет сил. У меня болит голова от музыки. Моя печальная сказка, очень печальная. Печальных не хотят. И все так надоело. Руки себе, что ли, порезать. Бессмысленно. Без смысла. Так просто, когда кого-то любить. Не хочу, хочу вырвать себе сердце и ничего не чувствовать. Каждый год одно и то же. Одно и то же. Хочется заплакать сильно-сильно, но слез нет. Ты можешь умирать до бесконечности, никому нет дела. Ты можешь писать и писать бессмысленные строки, это не убьет их причину. И легче не станет. Пройдет, потом. Но это будет потом, а сейчас будем убиваться болью и не знать, что делать. Fuck. Хочу напиться, но ведь так нельзя. А как можно? Уйдет на сегодня боль, но завтра вернется вновь, я знаю, что это была любовь. Ему и в голову не придет, что мне так плохо. А мне плохо, и никакая медитация а-ля «мне хорошо» не помогает. Все равно плохо. Хуже некуда. Хочется смеяться до слез над чем-нибудь. Долго смеяться. И не думать о нем. И не думать о нем после. «Нам некуда бежать, мы не можем ничего сделать, у нас нет выбора, мы - мертвы». Это я читаю Бойцовский клуб Чака Паланика.

Просыпаюсь, значит, сегодня рано утром, открываю глаза и вижу, что моя голова на его плече. <от автора: это он о Томе>. Что я буду с ним делать? А нужен ли он мне так, как я думал? Мне приятно быть с ним рядом, но не смогу я быть с ним всегда. Мне никто и ничто не делало так больно, как делал больно он. И ни с кем мне не было так хорошо, как было с ним. Он заставил меня чувствовать. Никто не целовал меня нежнее, чем он. Оберегал меня сильнее всех. Единственный, кто чуть не убил меня. Моя больная любовь, моя печальная сказка. Любовь - это когда прощаешь все, привязанность - это боль расставания. Я счастлив ужасно, когда вижу его глаза. Я любил до безумия и резал себе руки. И он всегда честен со мной, и никогда не лгал мне. Поэтому очень больно слышать о своих ошибках, но как здорово услышать о своих преимуществах. И он идеален для меня, ничего бы не изменил, нравятся все качества его неуравновешенного характера. И чувствую себя в безопасности, и так меня никто не унижал.

Вот, я продолжаю быть счастливым. Наконец-то меня отпустило, я так долго ждал этого! Только когда долго живешь с болью, а потом боль уходит, понимаешь, насколько счастливым можешь быть, насколько жизнь прекрасна.Недавно было еще одно приключение. Вернее, безумство. Как еще можно назвать тот факт, что я ночью лез на девятый этаж по балконам?Есть хочется ужасно. К завтрашнему дню нужно написать песню. Ну, этим мы займемся завтра.Недавно лежал, не мог уснуть, вспоминал жизнь. Я не жалею ни об одной секунде своей жизни. Ни об одной ошибке. А ошибок было много. Ну и что, они же мои. 

Сегодня ночью я не сплю.

Могу себя, кажется, поздравить. О Томе почти не думаю, а это как-никак подвиг. В общем, мне даже писать про Тома не хочется.

Зато ко мне вернулось здоровое восприятие жизни. В голове появляются здоровые для меня идеи (Типа ловить комаров летом и продавать зимой).

И вообще ощущаю себя счастливым. И даже не знаю, почему. Боже, как я жду осень! Видимо, она у меня все-таки любимое время года. Ассоциируется со сказкой!

Мне ужасно хочется написать Тому письмо… Больше мы не общаемся, а мне так сложно это делать. Все заметили, что я какой-то растерянный. Ну да, влюбился я, что делать?

Не очень хорошо себя чувствую, знобит то ли от холода, то ли от пустоты. Пью снотворное и все-таки рассеян. И депрессии-то нет, просто не знаю что делать…

Если так подумать, Том причинил мне много боли, он очень обидел меня. Ну, в общем он мне честно уже надоел, сколько можно об этом думать?

Простите, но это невозможно. Правда, невозможно. Все мысли только об этом. Глазами ищу только его. Как же сложно видеть его и не иметь возможности подойти. А ведь с другими он разговаривает. Неужели он не хочет общаться только со мной? Чем же я это заслужил? Так больно, ну как тут можно готовиться к концерту, когда так больно? Сколько можно? Он сделал все, чтобы я его возненавидел. А я не могу, люблю и больно. Он просто эгоист… И как меня угораздило влюбиться в такого гнусного типа? Так сложно улыбаться и изображать радость, так сложно, практически невозможно, когда так больно.

В общем, печально закончилась нелепая сказка о безответной любви брата к брату. Наверное, так и должно было быть. Я люблю истории с грустным концом. Неудивительно, что моя сказка закончилась так безнадежно.

Только потеряв все, обретаешь свободу. Процесс усложняется, если терять-то вообщем-то и нечего. Вру, конечно, всегда есть, что терять.

Надо занять себя работой, концерт впереди все-таки.

Забавно, а ведь предыдущие дневники я просто выкинул. Может, и этот когда-нибудь выкину. Без прошлого ведь жить легче, не правда ли?

Я был в Аду, и мне было там интересно. Я опустился на самое дно социального общества, я изучал боль и страх других и помогал им убивать себя. Я упал очень низко и в своих глазах тоже. Мне было настолько все равно, что хуже быть не могло. Пришло время остановиться здесь, посреди Ада и подумать. У каждого наступает момент в жизни, когда нужно остановиться и подумать. У меня этот момент наступил здесь. Я искал свободы в грехах и смерти.

Чтобы искать свободу в Рае, нужно иметь крылья, которых у меня нет. И по блату, как в Ад, в Рай попасть нельзя, в него можно только взлететь. Вопреки распространенному мнению я не ангел и я не душевный человек, я такая же мразь, как и все. К тому же разгуливаю по Аду. Я остановился и жду. Жду, когда меня посетит умная мысль. Мне надо обдумать сложившуюся ситуацию. Мне стало не все равно, и убивать себя больше не хочу. Я не должен больше страдать, я уже искупил свою вину. Я должен обдумать все один, и я даю себе право оборвать телефонные провода до конца июня.
 

И еще, Йост все же послал меня с предложением записать трек на песню про енотов...(

И Lahtee, извени не поздравил.... В мыло не захожу почти...Так вот, желаю тебе всего того, чего нет у меня

 

Мои чувства к Тому вернулись и закрыли собой обиду и боль. Сегодня он ко мне приезжал домой. Зачем он это делает? Зачем мучить меня снова? Слишком он ворвался в мое личное пространство. Зачем он это делает? Я не могу с ним дружить, как он этого не понимает? Может, раньше мог, хотя бы обманывая сам себя. Больше не могу. Я бы хотел стереть его из своей памяти, но не могу.

Все, что тебе не нравится или беспокоит тебя, ты должен выкинуть из головы и забыть. Так? Сейчас мне не нравится идея «ехать неизвестно куда - неизвестно с кем». Если откажусь - обидится Марк. Марк - это мой приятель, который не общается ни с Томом, ни с группой. Он всегда был влюблен в меня, я знаю. И у него день рождение. Над субботой стянулись тучи. Именно в субботу я всем неожиданно понадобился. Марку, Йосту, Тому и еще бог знает кому. Главной причиной отказа от поездки, конечно, служит Том. Я бы все равно поехал, несмотря на свое не-особо-желание (ну да, чтобы убить себя каплями бутылочной мечты), но Том… Зачем мне это? У нас с ним все равно ничего не получится, хоть он и расстался с Мэри, он видит во мне лишь брата. И потом, мы бы погубили друг друга, мы оба с ним с заморочками… И все равно, я хочу заполучить его, хотя и не знаю, что мне потом с ним делать? Что? И теперь я в раздумьях. Ненавижу выбирать.

Оказывается, я даже не скучаю по дому, где бы я не находился (а за последний месяц где я только не находился). И все-таки неуютно мне, не могу найти свое место. Понимаю, что мне просто все равно. Все равно, куда ехать и где жить. А это плохо.

Я никогда не хотел такой жизни. Довольно непонятной и всепоглощающей. То есть я знаю многое, чего не хотел бы, общаюсь со слишком разными и иногда опасными людьми. Все не так, и я не могу повернуть время вспять. Я никогда не хотел такой жизни и я никогда не хотел думать о смерти.

Как долго в детстве я не мог уснуть, боясь, что когда-нибудь вечером я буду возвращаться из школы, и на меня нападут. Теперь мне стало все равно.

Надоело это все, вечные гулянки и нестабильность. И понимаю, и не могу уйти от этого.

Чего же я жалуюсь? Чего мне не хватает? Любви? Но мне стало скучно, смертельно скучно. Меня не интересует жизнь и проблемы других. Ну, может, только их мировоззрение.

Мне очень неудобно отказываться от поездки к Марку. Ну зачем надо тащиться куда-то на два дня? Если бы тихо и мирно посидеть вечером у него дома… Да, на «тихо и мирно» рассчитывать не приходится. Надо предложить ему встретиться на следующей неделе и спокойно вдвоем немного попить пивка. Да, наверное, так и сделаю. В любом случае, что бы я не сделал, как бы я его не обидел, мне все сойдет с рук. Небеса, наверное, видят это и отыгрываются за Марка Томом. Я мучаю первого, Том мучает меня. Тут недавно перекидывался смс с Марком. Я сказал, что для меня он всегда останется милым (чистая правда), а он спросил, что это значит для меня. Я с улыбкой спросил: «а для тебя? :)». И он ответил: «Не знаю… А если скажу, что много?». Я схватился за голову и не знал, что ответить. Он очень дорог мне, я привязан к нему, но лишь как друг, и пора бы мне отпустить его… Но я скучаю без него. Я полностью доверяю ему, как никому, он всегда заботится обо мне и никогда не даст в обиду. Ну вот, мне захотелось к нему приехать завтра.

Вот черт, а зачем я звонил Тому? У меня мозги заклинило после того, как я услышал его голос. Это для меня значит много, а для него? А для него я брат.

Ладно, надоело, решу все, когда позвонит вечером Марк, на ходу…