- Дочь дворцовой горничной, рождённая в один год с принцессой и названная в её честь. Отца не знала, возможно, он был аристократом или просто бессовестным человеком. Хотя одно другому не мешает, правда? В общем, мама всегда была невысокого мнения в частности о нём и о мужчинах в принципе. Замуж она так и не вышла, воспитывать меня старалась в строгости, получилось, как видишь, не очень...
Она остановилась на полуслове, глядя на него так, будто загадала загадку. Оскорбительно простую. Ответ на поверхности. Почему же ты его не видишь?!..
Он мысленно перебирал её слова: что здесь не так? Если вычеркнуть из памяти сегодняшнее утро, звучит вполне достоверно. И даже если нет, для всего можно найти объяснение. Придумать. Да. Со словами всё в порядке. Просто дело не в словах. В том, как она говорит об этом. Скучное изложение никому не интересных подробностей. И ведь не поспорить: для других это именно так. А вот для неё самой всё должно выглядеть иначе...
- В это кто-то верит?
Она неопределённо дёрнула плечом.
- А на самом деле?
Она молчала, разглядывая собственные руки. Не скажет, понял он. Он угадает, или всё останется как есть. Но ненадолго. До следующего повода для драки. Он угадает.
Узкие ладони. Красивые пальцы, ухоженные. Но она и не служанка, чтобы щеголять мозолями и поломанными ногтями. На правой руке серебряное кольцо, вроде печатка, но что на ней - не разобрать, на левой... Вот оно! Он обернулся, чтобы убедиться. Далеко позади, над самым высоким зданием рыночной площади развевался флаг пронзительно-синего цвета с тем же символом, что на её золотом перстне. И это могло значить лишь одно. Нет, конечно, перстень можно было подделать, украсть или получить в подарок за какие-то особые услуги, оказанные королевской семье. Просто он увидел её другими глазами: то, как она вела себя, как двигалась, как смотрела... Дочкой прислуги, пусть даже дворцовой, её могла счесть только очень невзыскательная аудитория. С другой стороны, символы своей принадлежности к королевской семье она им тоже, наверное, не показывала. И едва ли позволяла целовать себя в переулке за рыночной площадью... Нет, об этом сейчас думать не стоит.
- Но ты воруешь?..
Она искоса взглянула на него и опустила ресницы. Вот так. Принцесса крови ворует кошельки у зазевавшихся прохожих - и никаких объяснений.
- Что с тобой случилось?
Она улыбнулась, неожиданно ехидно и зло, взглянула - и будто обожгла этим взглядом.
- Что случилось?.. Серьёзно? Ты не позволил мне умереть, вот что случилось!
- Ты хотела?..
- Я хочу.
Он закрыл глаза. Сердце билось так, как если бы он снова бежал. За ней, от неё... неважно. Зачем он во всё это ввязался? Кто его просил? Хотя, кто просил, понятно. Непонятно, почему он согласился.
- И у этого решения, конечно, есть стоящая причина? - Зачем он это говорит? Какой в этом смысл? Дать ей возможность передумать? Или самому впутаться в то, что не имеет к нему ни малейшего отношения? Что-то подсказывало ему, что на этот вопрос не может быть единственного ответа.
- Я потеряла тех, кого люблю, и хочу быть с ними.
Ну конечно.
- Ты и ему рассказывала эту историю про дочку горничной? Тому, кого ты...
Её губы дрогнули в какой-то совсем уж горькой усмешке, заставив его остановиться.
- Он всё равно не поверил, как оказалось. Мы ссорились, я пригрозила стражей, он сказал: служанки стражниками не распоряжаются.
Она замолчала, глядя в пыль под своими ногами, а он вдруг понял, что эта тишина страшнее любых слов, которые она только может сказать.
- И что дальше?
- А ничего. Той ночью моя угроза сбылась без малейших усилий с моей стороны. Я пыталась спасти его, но что у меня было? Ни плана дворца с потайными коридорами, ни несчастной отмычки... И я сделала единственное, что могла - и самое глупое, что только можно было сделать - пошла к королю. Он обещал мне уникальную возможность поприсутствовать на казни, я обещала убить его самого. С особой жестокостью. С тех пор он не рискует оставаться со мной наедине. Вот и всё. Это ты хотел услышать?
- Если честно, нет.
- Конечно, нет. Все предпочитают смотреть на "самую красивую девушку королевства", а не слушать о том, почему она совершает пятнадцатую попытку самоубийства.
- Правда?..
- Про пятнадцатый раз? Нет. После него я перестала считать.
- Не слишком ли сложный способ ты для этого выбрала?
- А что остаётся? Яды и заклинания не действуют. Верёвка рвётся или развязывается в самый ответственный момент. Раны заживают, стоит потерять сознание, а просыпаться в луже застывшей крови не очень-то приятно, знаешь ли.
Об этом она говорила легко и непринуждённо. Как девочка, выбирающая наряды для куклы. Может быть, белый? Может быть, красный?..
Может быть, на этом стоило остановиться, но...
- Прыгнуть с большой высоты?
- Падаю в обморок на самом краю.
- Утопиться?
- К моему глубочайшему сожалению, я с детства боюсь воды.
Он вздохнул, она тоже.
- А ты разбираешься. Пытался?
- Обдумывал.
- Возьмёшься оказать мне эту услугу?
- Нет!
- А за деньги?
- Читать далее...

Бессонница в итоге снова выгнала её на воздух, но сквозь облачную дымку, сплошь затянувшую небо, едва виднелось размытое пятно заходящей луны, а звёзды и вовсе растворились в ней без следа. Взгляд, вопреки здравому смыслу, скользнул по крыше дома Верховного министра. Ожидаемо пустой. Разочарование накрыло её одновременно с облегчением: наверняка за проклятой крышей наблюдает целый отряд стражи.
Она стояла тут и прошлой ночью, точно зная, что его нет, просто не может быть в городе. А сейчас? Удалось ли им выбраться из леса? Или хотя бы выжить? Есть ли в этом ожидании хоть какой-нибудь смысл?
Она неторопливо оглядела близлежащие дома, но не увидела ничего интересного: где-то темно, где-то светло, но неизменно за наглухо задёрнутыми шторами. Приближённые короля помнили, кому обязаны своим положением, но ничуть ему не доверяли, а в основном ещё и боялись до потери пульса. Эти люди ей не помогут. А те, которые могли бы попытаться, даже не догадываются о том, что она нуждается в помощи, но и они не станут рисковать ради неё, если рассказать им правду. И едва ли их можно за это винить. Она вздохнула.
Сейчас лишь двое в целом городе знают, кто она, но блудный сын Верховного министра, сделавший выбор в пользу жизни ночного грабителя, не очень-то подходит на роль героя-самоубийцы. А Дэльмира... Она вообще не была уверена, как волшебница теперь к ней относится. Если не потребовала от своего сына немедленно прекратить смертельно опасные отношения, возможно, не так уж и плохо? Или всё же успела ему что-нибудь сказать? Другой вопрос, что он всё равно не стал бы слушать.
Луна наконец зашла, но набежавшие за это время облака окончательно похоронили надежду увидеть звёзды, и она сдалась. Кинула прощальный взгляд на пустую крышу, и тут её внимание привлёк свет в окне напротив. Чуть ниже этой самой крыши. Огонёк стоящей на столе свечи вёл себя как минимум странно: дрожал, выдавая серию коротких вспышек, почти гас, но раз за разом вспыхивал снова. Она смотрела и не могла отвести взгляд, не в силах понять, почему это важно. И важно ли в принципе.
На её глазах свет стал ровным, резко, как по волшебству, а вслед за этим в оконном проёме возник силуэт, и, хоть Верховного министра едва ли можно было назвать её хорошим знакомым, она узнала его с первого взгляда. Высокий, аскетически худой, с вечно поникшими, будто в ожидании удара, плечами, он всегда казался ей лишь тенью человека, которым, возможно, когда-то был. Стоило бы, пожалуй, убраться с глаз долой, пока высокопоставленный сосед не донёс её отцу, что принцесса опять высматривает кого-то с балкона, но уходить почему-то расхотелось. С минуту он, казалось, смотрел прямо на неё и вдруг неожиданно театральным жестом вскинул руки, заставив её затаить дыхание. Язык знаков явно давался ему с трудом. Едва ли нечаянный вестник в самом деле понимал, какое именно сообщение ей передаёт, больше было похоже на то, что он дублирует движения другого человека, находящегося в глубине комнаты. Она впилась взглядом в освещённый прямоугольник окна. Нет, будь в этой комнате тот, кого она ждёт, он показался бы ей лично. А если нет, то ради кого сам министр будет заниматься подобной ерундой, кого предпочтёт скрыть от взглядов, рискуя собственной безопасностью? Ответ напрашивается сам собой. Значит, блудный сын вернулся домой. И что-то задумал?
Министр тем временем закончил свою "речь" и замер, снова глядя на неё, будто бы вопросительно. Всё ли она поняла? Не надо ли повторить? Она поспешно показала в ответ, что да, не помешает. Бросив короткий взгляд куда-то за спину, необычный посланник кивнул и, неумело пользуясь языком знаков, повторил сначала. На этот раз она не отвлекалась.
*Я рядом. Есть план. Жди.*
И ещё какое-то слово, интуитивно понятное, но неоднозначное.
Ждать? Легко говорить. Чего ждать, если уже завтра вечером... Он рядом? Но это и так было понятно. Зачем тогда?.. И то, последнее слово, смысл которого всё ускользал от неё... Плохой? Отвратительный? Страшный?
Ужасная.
Она стремительно обернулась, но оконный проём был уже пуст. О странной встрече напоминала лишь догорающая свеча на столе. И одинокая белая роза в тонкой хрустальной вазе.
Рядом... Она прижала обе ладони к груди, будто опасаясь, что кто-нибудь услышит бешеный стук её сердца, и неожиданно для себя самой рассмеялась. И смеялась, пока не потекли слёзы.
Этой ночью впервые за долгое время она спала спокойным сном без сновидений.

Темнота сомкнулась вокруг неё. Первые несколько шагов она едва ли понимала, куда идёт, потом под ногами начались ступеньки. Это она помнила: если некуда идти вверх, значит, вниз. Сто двадцать пять ступеней - и улица. Вариантов стало в четыре раза больше, она остановилась в темноте дверного проёма, не решаясь сделать шаг, и, наверное, это спасло её. Переулок слева наполнился голосами, раздражёнными и оправдывающимися, шороха шагов того, кто подошёл сзади, она не слышала, поэтому ему удалось прижать её к стене почти без сопротивления. Нет, она попыталась укусить прикоснувшиеся к губам пальцы, но их тут же сменила гораздо более устойчивая к укусам ладонь. Вторая рука легла на её левое бедро, куда и она сначала потянулась, на мгновение забыв, что кинжала там больше нет. По улице за окном прошли несколько человек, вроде бы они несли что-то тяжёлое, она не поняла, что именно. Когда шаги и голоса затихли вдалеке, тот, кто держал её, разом опустил обе руки, а потом неожиданно прижал её к себе, как будто испугался сильнее, чем она сама.
- Пошли отсюда, - прошептал он, касаясь губами её виска.
- Нет.
- Нет?
Она прислушалась к себе: внутри было холодно и пусто, но впервые за много дней установилось некое подобие равновесия, и оно было необходимо ей сейчас.
- Я не могу пойти с тобой.
- Не можешь? - Его руки ещё держали её, но она уже знала: отпустит. - Или не хочешь?
Чего она действительно не хотела, так это продолжать бессмысленный разговор...
- Какая разница? Не могу!
- Но хочешь? - настаивал он.
Она промолчала и, наконец выскользнув из его рук, отступила на пару шагов вдоль стены. Он не порывался прикоснуться к ней снова, только вздохнул.
- Куда тебя проводить?
- Я никуда с тобой не пойду.
- С чего бы это?
- Хочу побыть одна.
- А завтра?
- И завтра.
- И послезавтра, видимо, тоже? - Она не ответила, он пожал плечами. - Это твоё право.
- Я ухожу, и если увижу, что ты за мной идёшь...
- Не увидишь, обещаю. Только... на случай, если ты передумаешь... - Он быстро шагнул к ней, поймал широкую шёлковую ленту, заменяющую ей пояс, и завязал узел на её конце, а потом будто растворился в темноте.
Она постояла ещё с минуту, мысленно ориентируясь в пространстве, завернулась в плащ, накинула капюшон и вышла в ночь. Глаза успели привыкнуть к темноте ещё в помещении, а заблудиться она не боялась уже давно, и остановить поток лезущих в голову мыслей было уже невозможно. Ей предстоял серьёзный разговор с братом, и ждать дольше, чем до утра, нельзя. Если всё пройдёт хорошо - а она на это рассчитывала - они вместе займутся подготовкой его коронации. Потом будут мирные переговоры с обиженными соседями, а значит, посольства, балы... обычная жизнь принцессы без страха, что каждый заговоривший с тобой будет отправлен в ссылку или казнён. А что дальше? Вероятно, брат попытается найти ей нового жениха. Учитывая, где и кого именно он будет искать, это могло бы сработать. Года два назад. Теперь ей это уже не нужно, и, чтобы избежать бесконечных споров, придётся подготовить пути отступления. А путь, если мыслить здраво, у неё всего один: единственный в королевстве магический университет. Лучший вариант как можно дольше не попадаться на глаза под благовидным предлогом. Когда-то - когда она ещё мечтала там учиться - подобная мысль показалась бы ей кощунственной, теперь эта однозначность выбора почему-то больше всего напоминает тупик.
Но если не всё это, то что остаётся?.. Она задумчиво коснулась пояса, отдёрнула руку, потянулась снова... Узел оказался не то двойным, не то тройным. И когда только успел?.. Внутри что-то было. Она попыталась определить содержимое на ощупь, но потерпела сокрушительное поражение: узелки были ещё хитрее, чем показалось сначала.
Если развязать узел, будет ли это означать, что она передумала? С другой стороны, как ей иначе узнать, есть ли повод передумать? Или она просто этот самый повод ищет? И есть ещё один очень хороший вопрос... Как, собственно, он узнает о том, что она передумала? На этом с равновесием было покончено. Мгновение назад она почти не помнила, каким сильным, всеобъемлющим, обжигающим может быть гнев. И ровно за это мгновение вышла из себя настолько, что самой неожиданно стало смешно.
- Эй, так нечестно! Ты обещал!
- Ты же меня не видела, - спокойно возразила темнота. И совсем не с этой стороны, откуда она ожидала.
- А сейчас хочу! - немедленно потребовала она, вызвав у "темноты" отчётливый смешок двусмысленностью собственных слов.
- Ты передумала?
- Нет! Не знаю...
- Думай.
- Ну пожалуйста!
- Нет.
- Нет? Издеваешься?!
Именно. Издевается, дразнит, выводит из себя... Только почему после всего этого сама мысль о той нормальной жизни, которой у неё никогда не было, кажется такой невыносимо тоскливой?.. Она опустилась прямо на песок и демонстративно начала распутывать узлы. Это заняло позорно много времени: если бы он связал этим поясом её, без посторонней помощи она бы не выпуталась. Зато не пришлось бы больше ничего Читать далее...

Из всех нежеланных побуждений это было хуже всех.
Она чувствовала себя бабочкой, в полёте неосторожно коснувшейся поверхности воды: крылья отяжелели, самой ей уже не взлететь, но и утонуть, когда весишь не намного больше пушинки, не так-то просто. И приходится плыть по течению с единственной надеждой, что тебя прибьёт к берегу, не искалечив хрупкие крылья.
Сон держал её на грани пробуждения, в любое мгновение грозя утянуть на глубину, и она была согласна тонуть, растворяться, исчезать, но дальше этой грани дело не шло. Она застряла в состоянии мучительной неопределённости, когда вроде бы и осознаёшь себя во сне, но даже малейшее усилие воли кажется непомерным, и тонкая ниточка боли, протянувшаяся откуда-то извне, показалась ей спасительной.
Разомкнуть ресницы оказалось не легче, чем заставить себя это сделать. Головокружение, тошнота и слабость нахлынули одновременно, мир расплывался, таял, рассыпался на части... А потом они встретились глазами - и всё встало на свои места. Ну... или почти всё. В том, прежнем мире им не приходилось прятаться, сидя плечом к плечу среди развалин. Там не было боли, глухой, нехорошей, затаившейся глубоко внутри, лишь временами выстреливающей вспышками в добрый десяток наскоро перевязанных, но непрестанно сочащихся кровью ран. И предрассветно светлеющее небо не означало смерть.
Что за развалины, от кого и почему они прячутся и ещё с десяток вопросов, ответы на которые имели смысл в том, прежнем мире, сейчас её не интересуют. Так же, как и собственная боль, не такая уж сильная, если разобраться: не хуже ясновидящей она откуда-то знает, что ни одна из её ран сама по себе не смертельна, разве что все вместе, капля за каплей... Гораздо сильнее её беспокоит мертвенная бледность, разливающаяся по его лицу. И то, как судорожно сжаты пальцы его левой руки, наискосок прикрывающей живот...
- Хотя бы себе помочь сможешь?
Она улыбается, чуть качнув головой: резерв исчерпан, она пуста, и выбирать ей не придётся.
- Даже тебе не смогу. А хотелось бы...
Он вздыхает - и она уже точно знает, что он скажет об этом её самоубийственном желании спасать его жизнь ценой своей... сказал бы, если бы каждое из оставшихся у них слов не было на вес золота, нет, куда дороже... Её накрывает осознание - и благодарность. За его молчание. За то, что так и не показал ей собственную, наверняка смертельную рану. И - особенно - за то, что может улыбаться. Даже здесь и сейчас.
- Ничего... - Он на ощупь находит её руку, переплетает скользкие от их перемешанной крови пальцы. - Я люблю тебя.
Она хочет ответить - хочет больше всего на свете - но может лишь сжать его руку в ответ, чтобы уже не отпускать.

Она не знает, сколько времени сидит на кровати, обхватив колени руками. Кажется, ей холодно: предрассветный ветерок, перебирающий её волосы, всерьёз решил напомнить, что на календаре зима.
Она может думать лишь об одном. Рядом, с головой укутавшись одеялом, лежит тот, кто прогонит все её кошмары. Достаточно коснуться его руки, лежащей на её подушке. Тонкие пальцы, переплетение платины и серебра на безымянном... Ей хочется этого так сильно, что немеют ладони. Чередой ярких вспышек проносятся ещё не сбывшиеся воспоминания о близком - и таком возможном - будущем: поцелуи, стоны, свежие царапины на его спине...
Почему нет? Разве она виновата, что их "навсегда" не может продлиться вечно? Что бы ни случилось, это будет ещё не сегодня и не завтра. Возможно, у них есть ещё несколько недель или месяцев до того, как...
Она держит раскрытую ладонь над его рукой, так близко, что чувствует тепло, но в последний момент сжимает пальцы в кулак и идёт одеваться.

Она опустилась на колени, коснулась его плеча и почувствовала, что падает. Только очень уж странным было это падение. Воздух тёк сквозь её тело медленно-медленно - так мог бы падать лоскуток тончайшего шёлка. Зарождающийся крик так и не прозвучал, и, когда она почти поверила, что этот волшебный полёт будет продолжаться бесконечно, пришла боль. Но и боль была не такой, как при ударе о землю: ни намёка на тошнотворную встряску, от которой темнеет в глазах и раскалывается голова, и будто раскалённые угольки разбегаются по всему телу… Нет, боль будто собралась в самом сердце, силясь разорвать его в клочья. Но уже угасала, как тепло дотлевающих углей, ратворялась в холодном утреннем воздухе…
Она легко оттолкнулась от земли и вновь поплыла в восходящих потоках, стараясь смотреть только вверх, потому что внизу… Нет-нет, это слишком страшно. А тут… тут она почти свободна. Почти… И до неба так близко… достаточно просто протянуть руку… Что она и сделала. Сразу стало легче, страх отпустил, она могла бы даже оглянуться, но зачем? Всё самое страшное осталось за спиной. В прошлом. А небо… небо становилось всё ближе и ближе… До того самого момента, когда чьи-то руки рывком подняли с земли её умирающее далеко внизу тело, заставив её вернуться. Упасть с немыслимой высоты во мрак. В море боли, которая накатывала волнами, как вода на берег. Когда боль отступала, она снова могла лететь. И видеть. Разрушенный город. Дым пожаров. Слишком много мёртвых, которым уже ничем нельзя помочь. И единственного живого, который ещё надеялся помочь ей. Волшебник – кем ещё он мог быть с ослепительно-белой прядью в тёмных волосах? – нёс её на руках, без особых усилий преодолевая препятствия из обломков дерева, камня и металла. Изо всех сил стараясь не задерживаться перед препятствиями иного рода. Смотреть только вперёд.
Кровь почти не текла из страшной раны на её груди. Он что-то сделал с ней. Или с её телом? Она никак не могла определиться. Иногда боль возвращалась, и тогда она вновь начинала дышать и чувствовать. Тепло, бешеный стук его сердца, лишённое всякого ритма дыхание… И это было даже хорошо, только страшно. И очень больно. Но грань постепенно стиралась и почти уже не имело никакого значения, что там, в руках волшебника, уносящего её прочь от страшного места, она ещё жива, а здесь, чуть выше его плеча, уже нет.
За городские ворота он вышел медленно, пошатываясь, и наконец стало ясно, до какой степени измотало его это путешествие в царство мёртвых. Дорога была пустынна, и он не потратил даже лишнего шага, чтобы сойти с неё хотя бы на обочину. Просто опустился на колени прямо в дорожную пыль, бережно придерживая свою ношу. На несколько мгновений он замер с закрытыми глазами, прижимая её к себе, и только его шёпот нарушал тишину. Нет, это не были слова заклинания. Он просил её подождать ещё чуть-чуть, потерпеть совсем немного, дать ему собраться с силами - и тогда... Она слышала - и не слышала, но там, наверху до неё всё равно доносились отзвуки его чувств, его надежда, его страх.
И ему было, чего бояться. Он мог залечить её раны, даже ту самую, смертельную, мог заставить её сердце биться и даже заново научить её дышать, но для этого она сначала должна вернуться в своё израненное тело. Или хотя бы захотеть вернуться. А она не хотела, не могла заставить себя захотеть. Чего ради? Она не помнила его, едва помнила себя, с трудом представляла себе свою прошлую жизнь, но одно знала точно: там была боль, такая, которую ей уже не удалось пережить...
Он пытался привязать её к себе. Он пытался замкнуть её на крови и залил всё вокруг собственной, живой кровью. Он пытался поменяться с ней местами. Но жизнь, которой было в нём столь много, не желала покидать его тело ради бесполезной попытки спасти её. Вспышки боли становились всё реже, слабее, сменились лёгким покалыванием, потом наступила блаженная пустота. И только тогда он сдался. Нет, он так и не выпустил её из рук, но на большее просто не осталось сил, и первые капли крови из сквозной раны под её левой лопаткой упали на дорогу.
Она не знала, сколько времени прошло - об этом можно было судить разве что по неумолимо расползающемуся тёмному ареолу в пыли вокруг них - но дорога уже не была пуста. И тот, кто шёл по ней, был гораздо страшнее всего, что случилось. Причины этого страха крылись гораздо глубже оставшихся ей проблесков сознания, но именно сейчас она охотно вернулась бы в собственное тело - лишь бы убраться подальше отсюда. Вот только боли, той путеводной нити, что связывала её с миром живых, уже не было. Темно, холодно, пусто - и всё. Она застряла на пороге между двумя мирами, но не могла переступить этот самый порог. Никак, пока тот, кто до безумия хочет, чтобы она осталась, по собственной воле не отпустит её. А для него, кажется, потеряло смысл всё остальное, даже то, что сама смерть приближается со скоростью неторопливого шага очень высокого человека. Только это не человек.
Он останавливается на границе багрово темнеющего круга в пыли и молчит. Ветер перебирает молочно-белые Читать далее...

Она стояла на вершине холма, глядя вниз, на раскинувшуюся под ним долину. Место - центральная городская площадь - было хорошо знакомо ей. Раньше. Теперь она едва его узнавала. Хотя бы потому что здесь не должно быть никакого холма и вообще ничего, кроме храма, главного собора страны, где последние триста лет проходили все официальные церемонии королевской семьи. А потом она осознала, из чего этот "холм" состоит...
Развалины храма были почти прекрасны: мозаика осколков чёрного и белого мрамора с вкраплениями серебра и позолоты, разлившаяся прихотливо изгибающейся рекой. Страха не было. Этот злосчастный храм был частью её жизни, но далеко не лучшей её частью: здесь венчались её родители, здесь сама она могла навсегда лишиться свободы, только ей повезло. Повезло ускользнуть от почти свершившейся судьбы, повезло не быть здесь, когда... Она не выдержала, оглянулась. Да, этого стоило ожидать: неподалёку, сразу за разрушенными церковными службами позади храма дымились руины королевского дворца. И вот теперь весь ужас произошедшего накрыл её с головой. Храм был пуст и встретил свой конец в одиночестве, дворец - нет. Закономерный результат поражал своим размахом. Тела… Горы тел, ни одного живого человека в пределах видимости. Все оставшиеся жители далеко не маленького города, павшие в последнем бою за то, что уже невозможно было спасти...
Она невольно сделала шаг в сторону дымящихся развалин - и остановилась. Ну зачем ей всё это видеть? Никому она там не поможет, никого не спасёт. Поздно. Все мертвы, ведь так? Или?.. Этот звук пробился к ней сквозь тишину: торопливый стук капель, которые не были, не могли быть водой. Она закружилась на месте, пытаясь определить источик. Он оказался совсем рядом, у границы прежней дворцовой территории. На шесте, некогда бывшем осью, медленно крутилось колесо от огромной телеги, вроде тех, на которых крестьяне ближайших селений привозили в город продукты. А на колесе висел человек: раскинутые руки, не то привязанные, не то прибитые к ободу, сломанное древко копья, торчащее из левого плеча и просто неимоверное количество крови, сбегающей вниз по оси, непрерывно капающей со спиц... В голове только и успело промелькнуть, что у мёртвого кровь бы уже застыла. А потом она бросилась к проклятому колесу, оскальзываясь и раня ноги мраморным крошевом.
Труднее всего оказалось не смотреть по сторонам. Даже случайно брошенный взгляд ранил вернее стрел. Она бежала, глядя только под ноги, лишь бы на глаза не попались те, кого она знала. И это почти не помогало: что не видели глаза, дорисовывало воображение. Они были здесь, все, кого она только могла вспомнить, будто просто уснувшие или израненные почти до неузнаваемости, с лицами безмятежными, искажёнными болью или страхом. А ей оставалось только проноситься мимо, мысленно давая им невыполнимые обещания вернуться, чтобы попрощаться с каждым.
Только позвольте мне спасти последнего выжившего в этом мёртвом городе...
Будто одна спасённая жизнь может всё изменить.
До колеса оставалось ровно три шага, когда очертания разрушенного города стали размытыми и начали таять. Попасть под кровавую капель она ещё успела, а больше - ничего.

Золотой город горел. Ненасытное пламя жадно пожирало дворцы и храмы, лавки и дома. Центр города выгорел практически дотла и продолжал гореть. Клубы чёрного дыма милосердно скрывали от взгляда и смутные очертания развалин, и залитые кровью улицы, и ясное утреннее небо, безразлично взирающее на картину побоища. Однако ей с высоты всё было прекрасно видно и так же безразлично. Бой уже закончился: город завален трупами, все мертвы… и она тоже. Её тело лежало среди других на невысоком холме. Ран почти не было, лишь из груди торчало тонкое древко чёрной стрелы. Это было едва ли не смешно: боль, страх, отчаяние - всё осталось там, внизу. А здесь… здесь не было ничего, лишь ветер, который унесёт и золу, и прах, и песок, лишь покой…
Но вот покой нарушен. Их двое, они идут, без труда выбирая дорогу среди тел, разговаривая как ни в чём не бывало. Один из них невероятно высок и окутан тёмным плащом, капюшон откинут, но за дымом лица его не разобрать, а второй… второй… Её сердце могло бы забиться быстрее, если бы не остановилось навечно, пронзённое чёрной стрелой. Дым, дым, всё черно от дыма, но солнце продолжает светить, его лучи находят путь сквозь дымное облако, отражаются от золотых волос…
Он остановился рядом с ней, с её безжизненным телом, медленно опустился на колени. На его губах улыбка, спокойная, равнодушная. Он неторопливым движением снимает что-то со своей руки, медленно опускает ей на грудь. Это перстень, золотой символ королевской семьи, которой больше нет… Он так же спокойно поднимается и уходит в сопровождении своего спутника, ни разу не обернувшись.

С кровати она практически скатилась. Изначальное желание бежать и не оглядываться удалось побороть относительно легко: забившись между ножками туалетного столика. Почему-то ощущение холодной неровности стены за спиной всегда казалось ей успокаивающим.
На улице едва начинало светлеть, значит, проспать удалось не больше трёх-четырёх часов. О том же говорила боль в не успевших толком расслабиться мышцах. Самое правильное, что она могла бы сделать сейчас, - вернуться в постель и попытаться снова уснуть, но до этого было ещё далеко. Пока её хватало лишь на то, чтобы сидеть под туалетным столиком, обхватив колени лихорадочно дрожащими руками. Никуда не бежать. Да и можно ли убежать от чересчур реальных картинок в собственной голове? И никого не звать на помощь. Ведь, если разобраться, звать ей некого.
Она почти забыла как это: бояться. И почти не помнила, как победить страх. Поэтому начала с дыхания, медленно, с каждым вдохом возвращая себе ясность мысли, с каждым выдохом расслабляя будто окаменевшие от напряжения мышцы. Во рту застыл привкус крови и - совсем немного - дыма, голова раскалывалась. Примерно так же она себя чувствовала в утро единственного в её жизни похмелья - очевидный итог их первой встречи с Лаэри, когда он целенаправленно напоил её ромом до потери сознания. Правда, в тот раз боль прошла после чашки чая, состав которого так и остался для неё тайной, и едва не началась снова, когда Лаэри взялся читать ей лекцию на тему пьянства в компании незнакомцев. Но, вопреки всему, ей было уютно, почти хорошо.
Сейчас ей бы тоже не помешала чашка-другая его чудодейственного чая, да и сам Лаэри. Его присутствие странным образом успокаивало её, всегда, с самого первого дня. Но после вчерашнего страшно даже подумать, что ждёт её при встрече. Тоскливая мысль, что, если бы всё шло, как было запланировано, сегодня ей бы уже не пришлось иметь дела с последствиями, кошмарными снами и головной болью, мелькнула и ушла. Какой смысл сожалеть о том, чего не случилось? Пока что у неё достаточно других проблем, начиная хотя бы с самочувствия.
Тут она попыталась воспользоваться привычным способом: случайный выбор повторяемых слов и маленькая доза волшебства. Не заклинание, но что-то вроде. Конечно, исцелить рану или вылечить настоящую болезнь так нельзя, но от головной боли помогало. Раньше, но не сегодня. Почему? Например, потому что вчера она элементарно перетрудилась - обычное дело при использовании различных видов магии. Или просто не успела по-настоящему восстановиться. Да и обычных причин хватает: усталость, недостаток сна, и она не помнит, когда ела в последний раз.
А ещё - она это знала - такой могла быть реакция медиума на пророческое видение. Совершенно не обязательно, и ей не хотелось в это верить, и раньше с ней этого никогда не случалось, но чем больше усилий она прикладывала к самоубеждению, тем чётче проступали детали, которых просто не было у неё во сне.
Она видела своего брата на залитых кровью ступенях королевского дворца, видела Лаэри в гуще неравного боя, который он, несомненно, проиграет, Дэльмиру среди догорающих руин рыночной площади, всех, кого так или иначе знала в этом городе. Городе, который должен исчезнуть.
Нет. Она заставила себя остановиться. Ей приснился плохой сон - и только. Значит он что-то или нет - всё ещё спорный вопрос, ответ на который только предстоит найти. И как минимум это означает, что ей придётся выбраться из-под Читать далее...

- Я кое-что забыл.
- Но не всё? – Она никак не могла оторвать взгляд от светлого следа исцелённой раны, который всё ещё был виден у него на виске
- Многое. Имена, голоса, лица. Людей. И себя. Зато я помнил город. В мельчайших подробностях, как никогда до этого. Каждую улицу, каждый поворот, чуть ли не следы на песке… Он мне снился.
- И ты вернулся?
- Вернулся. – Он неопределённо повёл плечом. – Думал, это поможет мне вспомнить… остальное.
- Не помогло?
- Практически, нет. Иногда случались проблески, но любая попытка вспомнить что-нибудь кончалась такой головной болью, что очень скоро я это бросил.
- И что делал?
- То же, что и всегда. Память ушла, а навыки остались: раз вышел прогуляться по базару, а из толпы вышел с двумя кошельками в руках. Я даже не понял, как это получилось, зато перестал изводить себя мыслями о том, что меня, возможно, кто-то где-то ждёт или ищет и не может найти. Просто решил для себя, что преступника может искать только стража, а родственникам от него одно беспокойство.

Она проснулась задолго до рассвета, и в этой первозданной темноте к ней наконец-то пришла окончательная ясность. Это случится сегодня. Долгие месяцы ожидания. Город, который она наконец-то узнала и научилась любить. Люди, успевшие стать по-настоящему близкими… Всё это кончится сегодня.

Опустившись рядом с ним на колени, она несколько мгновений прислушивалась к его дыханию и с облегчением отметила, что лёгкие у него в порядке. Она подобралась поближе и запустила руки под его плащ, с удивлением обнаружив, как сильно дрожат её пальцы.
- Что ты делаешь, позволь узнать? - не проявляя никаких признаков недовольства, поинтересовался он.
- Тебе лучше молчать, - тщательно скрывая беспокойство, прошептала она.
Её руки осторожно скользнули по его бокам в поисках сломанных рёбер. Не обнаружив никаких повреждений, она слегка коснулась его живота и услышала резкий вздох.
- Больно, да? Подожди, я сейчас...
- Больно? – Кажется, он неподдельно удивился. В первый момент. А в следующий они уже целовались, лёжа на полу под крошечным окошком. Ей искренне хотелось верить, что это он поцеловал её первым, а не наоборот. Но как раз этот момент стёрся из её памяти начисто, а практика показывала, что тормозов нет у них обоих. И если каким-то чудом они собрали с пола камеры смертников не всю пыль, то лишь по счастливой случайности. Что до недополученных от стражи синяков, этот пробел успешно восполнил неровный каменный пол, причём она готова была спорить, что пару-тройку раз досталось и ей. Они периодически слизывали друг с друга капающую из чьей-то прокушенной губы кровь и, похоже, вообще были неспособны оторваться друг от друга.
Где-то вдалеке стукнул колокол. Один раз. Четверть часа? Или половина? Неважно. Она потянулась за очередным – неизвестно каким по счёту – поцелуем и замерла.
Темнота. Перед глазами. Сверху и снизу – свет. Но она смотрит только вперёд. За крепостную стену и немного дальше. На крышу трёхэтажного особняка. В пустоту. От которой её отделяет лишь шаг...
Это не должно повториться.
Тёплая рука утянула её в темноту. Они снова оказались в том углу, с которого начинали. Попытка увернуться от пробирающихся под одежду пальцев. Нет, сначала попытка не думать о том, как это приятно. Не очень успешная, но всё же…

Ещё во мраке потайного хода стальной петлёй гарроты его захлестнуло предчувствие. Опаздываешь… непростительно опаздываешь… почти уже опоздал… Дышать стало почти невозможно, накатило головокружение, панический страх. Не темноты даже, а замкнутого пространства, каменного мешка без права когда-либо снова увидеть небо… Даже хуже, чем внизу, в камере. Последние несколько шагов дались с трудом. Стены слишком близко. И совершенно нет воздуха. Потайная дверь никак не желала поддаваться…
С первым ударом часов он буквально влетел в комнату. Два. Надрывный кашель. Три. Слёзы застилают глаза. Четыре. Минута промедления, которая вполне могла уже стать фатальной. Пять. Мгновенный взгляд из угла в угол. Шесть. В комнате пусто, ни шороха, ни движения. Семь. Только ветер треплет тонкий, почти прозрачный шёлк на окне. Восемь. Остаётся только балкон… Девять. Десять. Одиннадцать. Он добежал до открытого проёма, откинул занавеску, взглянул… и побежал в три раза быстрее.
Лунный свет сверкнул на острие поднятого вверх меча – и угас. Клинок выскользнул из её уже опущенной руки, металл зазвенел по мраморному полу. Она отвернулась и шагнула через бортик балкона. Он лишь чудом успел поймать её уже за краем.
Заклинание, которое будто бы берегло её от смерти в пределах королевского дворца, на этот раз не сработало. Или, возможно, сегодня в этом не было необходимости?.. Ведь он был рядом.
Она не сопротивлялась – наоборот: изо всех сил впилась пальцами в удерживающие её руки и сама сделала спасительный шаг назад. Ещё с минуту он не решался отпустить её, прислушиваясь к сумасшедшему стуку её сердца, но стоило разжать руки – и она обессиленно опустилась на пол у его ног. Пришлось отнести её в комнату самому: позволить ей даже лишний миг оставаться там, где едва не случилось самое страшное, он не мог. Она не шелохнулась, пока была у него на руках, но, оказавшись в относительно безопасной темноте спальни, набросилась на него. Он не решился бы назвать это иначе. Поцелуи – укусы. Прикосновения – хлёсткие удары плетей. Обжигающие точно так же. Тонкие горячие пальцы в его волосах. Боль внутри и снаружи. Невозможно дышать. Снова боль, теперь уже в лёгких…
Он не сразу смог собраться с мыслями, найти нужные слова, но, когда вкус поцелуев перемешался со слезами, не задумываясь, отстранил её. Прислушался к сбивчивому дыханию, перемешанному с почти беззвучным плачем, и искренне пожалел лишь об одном: что не заметил этого раньше.
- Что случилось?
Она вздрогнула и закрыла глаза. Тонкие пальцы сжались в кулак, выдавая всю глубину её напряжения. Бьющая её дрожь становилась всё заметнее.
- Не могу… не хочу… об этом… думать.
Читать её эмоции было в миллион раз легче, чем размытые, будто затуманенные наркотическим дымом мысли. Он бы в жизни не разгадал, что могло довести её до такого состояния, если бы не видел этого прежде…
Вторая попытка оказалась для него такой же неожиданностью, как и первая. Не то чтобы девушки ни разу в жизни не прижимали его к кровати, случалось, конечно, но ни одна из них не оставляла синяков на его запястьях, которые, как он явственно ощущал, к утру проступят точно. Горячие губы коснулись его где-то за ухом, дыхание обожгло шею, правая рука, оторвавшись от запястья, проскользнула под одежду и продолжила свой путь вверх по животу. Но на этот раз он был сильнее. Потому что знал правду: мысли, что не в силах был прочитать он, с лёгкостью в её теперешнем состоянии читала она. И сейчас она готова на всё, лишь он перестал об этом думать.
- Кэйти…
- Что? – Резкий выдох, кажется, к гремучей смеси эмоций примешался ещё и гнев. – Не любишь меня больше?
- Люблю. – Вырваться он не пытался: неосторожное вмешательство и так стоило ему укуса в шею и двух царапин на боку.
- Так люби, - обжигающий шёпот в самое ухо. – Теперь я вся твоя. Кто тебе мешает?
Он дёрнулся, едва не захлебнувшись её болью, и, высвободив вторую руку, притянул её ещё ближе.
- Время, Кэйти, время.
- А что с ним?
- Оно уходит. Одиннадцать часов.
- Двенадцать. Я считала.
- Одиннадцать. Я тоже считал.
Перемена в ней была мгновенна и столь же разительна. Не было необходимости смотреть ей в глаза, тело сказало всё за неё. Её руки больше не удерживали его и не пытались причинить боль. Просто обнимали.
- Уверен? – В голосе по-прежнему было напряжение, но другое, другое…
- Да. – Поцелуй. Лёгкий. Просто в губы. Улыбка.
Он любил её именно такой. Ради такой неё он готов был пожертвовать и временем, и жизнью, только самой ей было уже не до этого.
Она выскользнула из его рук легко и непринуждённо. Так сквозь пальцы убегает вода. Или мелкий белый песок с побережья… Он вздохнул и сел на край кровати, наблюдая за спорадическими действиями принцессы. Для начала она устроила хаос на столе, вытряхнув на него содержимое трёх шкатулок разом. В груде лент, колец, ожерелий и загадочных пузырьков выделялось несколько предметов, подозрительно напоминающих инструменты грабителя, которые, впрочем, при случае вполне успешно можно было выдать за шпильки для волос. Порывшись в Читать далее...

- Я тебя просто ненавижу!
- А я люблю тебя. - Он вздохнул. - Но это совсем не просто.
- Так уходи. - Слова дались так легко, что на миг ей стало страшно. - Я не держу.
- Держишь, - мягко возразил он, - держишь. И потом я не имею привычки так часто менять свои решения.
В отличие от тебя. Вслух он этого не сказал, но была ли разница?..
- Я убью тебя!
- Попытаешься, - не оборачиваясь, уточнил он.
Ещё пару минут они шли в тишине.
- Ты сказала, что ненавидишь меня. А за что, собственно?
- Ты дал ему понять, что я твоя любовница!
- Он всё равно не поверил. Но это только повод, не причина.
- Ну и в чём же по-твоему причина?!
- Ревность.
Меч сам собой оказался в её руке, но, скорее, по привычке. Нападать первой она в общем-то и не собиралась, разве что вызвать ответную реакцию. Ну да, подраться и, как обычно, выяснить, что не годишься ему даже в подмётки. Она поудобнее перехватила рукоять и отступила на шаг.
А он лишь вздрогнул, будто ждал удара. Ждал и не обернулся, не попытался уклониться или как-нибудь предотвратить предполагаемый удар. При мысли о возможных последствиях её охватил ужас. Она с трудом отступила на шаг и закрыла лицо руками, чувствуя себя настоящим чудовищем. У неё и в мыслях не было причинить ему вред, по крайней мере, на этот раз, но он-то подумал иначе. И, если разобраться, причины у него были: ведь всего несколько минут назад она обещала убить его. Гнев захлестнул её с сумасшедшей силой, а теперь, когда основная его волна сошла на нет, осталось лишь чувство стыда, замешанное на страхе.
Он подошёл к ней совершенно бесшумно, обнял за плечи и, игнорируя попытки вывернуться из его рук, потянул её вниз, вынуждая опуститься в ворох прошлогодней листвы. листья насквозь пропитались водой, но она этого почти не ощутила: она успела вымокнуть до нитки. Он притянул её ближе, так, что её голова оказалась у него на груди, и начал гладить по волосам. С каждым прикосновением страх уходил, постепенно сменяясь недоумением: почему он её утешает, когда должен, если не убежать, то хотя бы испугаться?
Когда ощущения начали возвращаться, она обнаружила, что обвивающие её руки бьёт мелкая дрожь. Посмотреть ему в глаза она так и не решилась, просто покрепче прижалась и полувопросительно прошептала:
- Ты дрожишь…
Он тихонько усмехнулся.
- Ты тоже, между прочим.
- Дождь идёт, - неуверенно попыталась оправдаться она.
- Кончился.
Других оправданий не находилось.
- Я испугалась.
- И я.
- Не знаю, как просить прощения…
- Не надо.
Она помолчала. Тонкие пальцы продолжали перебирать её волосы. «И что теперь?» - спросила она себя. Он не собирается ссориться с ней по этому поводу, а ей этого тем более не хотелось, но что, если в другой раз ему не повезёт? Рисковать его жизнью хотелось ещё меньше.
- Зачем ты повернулся ко мне спиной, если ждал удара?
Он вздрогнул, заставив вздрогнуть и её. Его рука на миг замерла в воздухе - она невольно затаила дыхание - и вновь коснулась её волос. Он вздохнул и рассмеялся совершенно искренне, изумив её до глубины души.
- Не знаю, котёнок. Но это была бы не самая худшая смерть для меня.
В его голосе было нечто такое, что она тут же попыталась высвободиться, но он не позволил, крепче прижав её к себе.
- Я хочу посмотреть тебе в глаза.
- Не сейчас, - мягко возразил он, коснувшись губами её волос. - Если ты выберешь меня, то сама, без моей помощи.

- Что тебе нужно?
- Ты. Мне нужен ты.
- Хорошо, - легко согласился он, протягивая ей руку. - Пойдём.
- Куда?
- Хочешь меня - идёшь со мной.
- Я хочу, чтобы ты остался.
- Так не пойдёт, и ты сама об этом знаешь.
- А если... если мне нужна твоя помощь?
- Как сегодня утром? Не трогай меня, пожалуйста.
- Это не ты!
- Верно. Я остался где-то там, пойду поищу.

Скорости хватило ровно на три поворота, потом она могла лишь, прихрамывая, брести по коридору. Он оказался прав: бегать ей действительно не стоило. Наконец, окончательно потеряв направление, она заставила себя остановиться, наполовину пересиливая желание бежать, не разбирая дороги, на другую - уже посмеиваясь над собой.
Он ударил её чистой, не оформленной в заклинание силой. Гневом, который, вероятно, испытывал в тот момент сам, и настоящим, глубинным ужасом, имеющим мало общего со страхом разоблачения, на мгновение мелькнувшим в его глазах чуть раньше. Надо же, она ни на секунду не заподозрила, что он может оказаться волшебником, даже после провальной попытки прочитать его мысли. А ведь на такой фокус способен далеко не каждый. Тут нужен великий мастер - или полный дилетант. Только для первого его лет никак не достаточно, да и знала бы она об этом хотя бы от Лаэри, а второе, учитывая таланты его матери, вообще маловероятно. Не может такого быть, чтобы Дэльмира ничему не научила собственное дитя.
Понемногу она успокоилась. И задумалась. Что ей делать? Вернуться назад? Она не считала поворотов, но дело было и не в них. Её там однозначно не ждут, и не хотелось бы снова сломя голову нестись по тёмным коридорам. Идти дальше? В какую сторону? Она уже успела убедиться, что абсолютной темноты в этих пещерах нет, и это не зависело от времени дня: светились сами стены. При желании можно было попробовать. Но она осталась на месте, даже села на пол, подкрепив решение действием.
Тот, кто теперь внушал ей вполне справедливые опасения, появился из темноты через несколько минут, и она снова чувствовала его приближение ещё до того, как в глубине коридора показался дрожащий огонёк факела. Удивительно, но даже после короткого пребывания в мерцающем полумраке пещер привычный источник света неожиданно показался ей чрезмерно ярким и как будто излишним.
Он пристроил факел в неприметной выемке на противоположной стене, не спеша подошёл к ней, но остался стоять. Она ждала, не глядя на него.
- Ты в порядке?
В порядке ли? Кто вообще может быть в порядке после панического бегства с риском переломать ноги?! И это в лучшем случае. Ей хотелось устроить скандал, внутри всё буквально закипало, но она уже знала, что ругаться с ним бессмысленно, а то и опасно.
- Видимо, я должен извиниться.
Видимо? Серьёзно?! Она медленно и глубоко вздохнула, мысленно обещая держать себя в руках, и только тогда взглянула на него.
- Зачем ты усыпил меня?
- Слишком высокая температура, слишком частый пульс... Боялся, что не выдержит сердце. - Похоже, иных извинений, кроме признания, что она их заслуживает, ждать уже не стоит. - Возможно, я ошибся.
- Возможно?!.. - Нет, она больше не позволит взять над собой верх ни гневу, ни этому горе-волшебнику. - А сейчас? Что это было?
- Ну... - Кажется, он смутился. - Случайность.
- Разве ты не этого хотел? Когда магия делает именно то, чего ты хочешь, ничего случайного в этом нет. Это значит, что ты...
- Нет!
По каменным коридорам прокатилось жутковатое эхо, от неожиданности он вздрогнул, она тоже, но тут же усмехнулась. Волшебник, который не желает быть волшебником, любопытно...
Он на мгновение замер и одним стремительным движением опустился на пол. Его взгляд не отрывался от неё ни на секунду - смеяться разом расхотелось.
- Кто ты? - едва слышно произнёс он.
Слова она угадала скорее по движению губ и вдруг осознала, куда именно он смотрит. Почему-то на этот раз ей даже не пришло в голову взяться за оружие, она беспомощно прижалась к стене, рука непроизвольно легла в вырез рубашки и наткнулась на согретый теплом её тела металл.
А потом... Догадка? Предчувствие? Она так и не поняла, а невесть почему дрогнувшие пальцы уже вытаскивали на свет причудливые звенья золотой цепочки. Священный ужас в его широко раскрытых глазах сам по себе был ответом на вопрос, не ошиблась ли она. Он потянулся к ней всем телом, но коснулся лишь кончиками пальцев.
- Оставь всё как есть, прошу тебя. - Если бы она могла себе представить, что его тихий и ровный голос изломается такими нотками...
Жар от его ладони волной разбежался по груди, сбивая с мысли, практически уничтожая саму возможность думать, но остановиться она уже не могла и, ещё не до конца осознавая то единственное, что всё это может означать, дёрнула цепочку вверх. Оставшиеся звенья скользнули сквозь его пальцы, он отшатнулся, глядя теперь только на маленький золотой цветок. А потом, когда огонёк отражённого золотом пламени зажёгся в его глазах, понимание всё-таки пришло к ней. Её окатило волной холода, тут же стало жарко - и снова холодно. Он опять оказался близко - слишком близко, чтобы мыслить ясно. Внутри что-то таяло, ломалось, разбивалось вдребезги, а она, кажется, снова могла дышать.
- Тогда... зачем ты это сделала?
Он бесконечно долго вглядывался в её глаза в поисках ответа, а она никак не могла понять, о чём он.
- Сделала - что?
Его губы дрогнули в безотчётной улыбке, и у неё снова закончился воздух. Она не узнала его самого, а вот то, как он Читать далее...

Всё началось в темноте. Торопливые шаги босых ног по горячему песку. Золотистый отблеск светящихся даже при полном отсутствии света глаз. Скороговорка слов на древнем языке, понятная в лучшем случае на треть. Но это как раз было меньшей из проблем, а самой большой стало то слово, которое он знал, будто проступившее сквозь неожиданно утратившие смысл остальные. Водопад.

Кажется, она проснулась уже после того, как села, рывком подтянув колени к груди. Сердце колотилось так, будто снилось что-то отчаянно страшное, но самого кошмара она не помнила. Да и был ли он?.. Последнее воспоминание было ярким и совершенно реальным. Река, жёсткая прошлогодняя трава над обрывом, пальцы, сжавшие запястье, отчаянный рывок, бессмысленный прыжок в никуда, боль, холод, тьма, водопад...
Водопад! Захлебнувшись воздухом, она обхватила себя руками, торопливо прощупывая плечи, ключицы, рёбра... На вопрос, почему всё цело и не болит, ответа пока не находилось, зато понятно, откуда это ощущение усталости в каждой клеточке тела. Слишком памятно ещё то облегчение, когда его отпускает сильная, почти не оставляющая шансов пережить её боль. Тогда она едва могла пошевелиться. Сейчас было чуть легче, но руки всё равно дрожали, по правой ноге пару раз пробежала судорога, левая будто онемела.
Она глубоко вздохнула, успокаивая дыхание. Не больно, что ещё? Тепло, хотя судя по ледяным, не успевшим отогреться ступням совсем недавно было очень холодно. А ещё - она облизнула пересохшие губы, чтобы убедиться - лёгкая горечь с металлическим привкусом - странный и печально знакомый вкус из детства. Чем-то очень похожим поил её наставник, не слишком сведущий в искусстве снятия боли и исцеления ран. Пить "невыносимую гадость" пришлось довольно долго, кто бы там ни говорил, что у пятилетних детей переломы срастаются быстро.
И темно. Почему-то до этого момента темнота её совершенно не беспокоила: ночь, и ночь. А теперь стремительно поднимающаяся волна паники настойчиво подбрасывала мысль, что даже в самую глухую полночь абсолютной тьмы не бывает. Если это не подземелье и не могила, есть ещё один очень неприятный вариант... Непослушные пальцы дрогнули, наткнувшись на повязку, но узел поддался на удивление легко, да и выбора особого не было.
А вот подземелье всё-таки было. Вернее пещера, освещённая парой факелов. На полу мелкий белый песок, потолок теряется в тенях. И никакого намёка на то, как она сюда попала. Хотя понятно, что не сама устроила себе постель из пары шерстяных одеял и укуталась третьим. Которое поспешила сбросить: его мягкое тепло грозило убаюкать её обратно, а сначала хотелось оценить нанесённый ущерб не только на ощупь.
Сильнее поразило почему-то не отсутствие большей части одежды, а прихотливый рисунок синяков от щиколоток до верха бёдер. Она пробежалась кончиками пальцев по одному особенно затейливому завитку. Как всё это должно болеть без стимуляторов, страшно даже представить. На левом колене белела аккуратная повязка, но заглянуть под неё уже не оставалось ни сил, ни присутствия духа. Рукам досталось тоже, но там были в основном царапины, а кровоподтёки на запястьях она предпочла не разглядывать.
Оставшаяся одежда лежала рядом, уже сухая. Оружие неведомый спаситель тоже не забрал, и, хотя это вполне могло означать, что возможность сопротивления с её стороны всерьёз не рассматривается, она наконец успокоилась. Оделась, минут десять потратила, распутывая прядь волос, в несколько слоёв обернувшуюся вокруг цепочки у неё на шее. Освобождённый медальон сам собой скользнул под одежду, оказавшись неожиданно холодным и запустив по груди волну мурашек.
Распутать остальное казалось пока непосильной задачей. Она откинула волосы на спину и попыталась встать. Со второй попытки, держась за стену, удалось. Левая нога слушалась неважно, но не болела и вес держала. С высоты роста она наконец смогла разглядеть то, чего не заметила раньше: в дальнем углу пещеры было темно, но не пусто.
Он спал, свернувшись в клубок под плащом. Откуда-то она знала, что это именно "он", хотя и длинная прядь тёмных волос, выскользнувшая из-под капюшона, и узкая босая ступня - всё, что позволял увидеть плащ - вполне могли принадлежать и девушке. Она обошла спящего и осторожно опустилась на песок между ним и стеной, приготовившись ждать: разбудить его немедленно отчего-то показалось ей донельзя неправильным.
У стены тьма сменялась дрожащим полусветом, но и этого было достаточно, чтобы различить странный отблеск внизу, у самого пола. Полускрытую складками плаща руку, она почти не видела, скорее угадывая очертания тонких пальцев, а вот браслет... Одно из самых странных украшений на её памяти: несомненно драгоценные камни без всякого намёка на огранку, вместо этого безумный ювелир прибег к резцу по камню, будто работал с каким-нибудь мрамором или агатом. Бессмысленная трата слишком дорогих для подобной расточительности материалов, но она смотрела и не могла отвести взгляд. Изумрудная зелень листьев, лилии из жёлтого топаза, рубиновые розы, сапфировые ирисы, какие-то Читать далее...

Настроение сейчас - Весна

Снег почти растаял, а солнце печёт так, будто хочет всех нас сжечь. В автобусах-троллейбусах народ дружно пересаживается в тень. Я сажусь на солнечную сторону. Слишком холодно было утром, и плевать мне на все коварные планы.

Город потенциально опасен. Резкий. Угловатый. Утренний. Опасны улицы и дома в той его части, где мне не место. Где "чужая территория". Опасны будто бы знакомые лица в толпе. Я не боюсь их, но не хочу случайных встреч. Всё в прошлом. Опасны воспоминания. О будто бы знакомых людях, ага... И что-то подсказывает мне, что выбор не велик: я могу прижиться в другом месте или умереть здесь. Или так только кажется.

И я ныряю в музыку. В каждую песню - как на дно океана. Мне страшно, но я отпускаю руки - и лечу. Мне страшно, но я ухожу - как под лёд - в непрозрачную глубину их ощущений и мыслей. А что там - кто знает? Как не знает никто, удастся ли вернуться назад тем, что был.

Но страх уходит, без сомнений. Меня не узнают и едва ли сумеют окликнуть. Ведь кто я? Я - никто. И зовут меня никак. А ещё я - Вилле, Дэйв, Мия, Саймон, Эрик, Мари или просто "тот шведский парень с обалденным голосом"... Может быть, поэтому иной раз так здорово быть мной. И кем-то ещё. Если вы понимание, о чём я.

Настроение сейчас - ...

Цените своё одиночество. Оно прекрасно. Можно думать, можно мечтать, можно читать книги. Ходить туда, куда хочется именно тебе. Смотреть и слушать что угодно, не оглядываясь на мнение другого. В одиночестве мы познаём себя, становимся сильнее, начинаем понимать ценность собственной личности. Оно даёт шанс встретить именно того, кто лучше всех сумеет понять и полюбить именно тебя, а не то, что можно из тебя «сделать».

Люди, лишённые способности ценить одиночество, больше других рискуют «застрять» в случайных отношениях, которые изначально не стоят усилий. Не начинайте в 20 лет думать о том, кто подаст вам в старости воды. До старости, как это ни грустно, доживут не все. Зато каждый может прожить жизнь не с тем человеком из страха остаться одному. И едва ли хоть кто-то из вас станет по-настоящему счастливым.

Думайте не только о себе, думайте о том, кто рядом. Может быть, своим страхом вы тянете его вниз, не позволяя взлететь. Может быть, и ему страшно. Что будет с вашими отношениями без этого страха? Останетесь ли вы вместе, сказав друг другу правду? Не проверяйте, всё очевидно. И не сомневайтесь, вы заслуживаете большего, чем «как у людей». Вы достойны лучшего, чем «хоть какое-то». Надо просто верить. И прежде всего - в себя. Учитесь быть счастливыми в одиночестве. Это единственный способ стать счастливым с кем-нибудь вместе.

Настроение сейчас - Somewhere...

Я не знаю, где я была. Что делала. Я закрывала глаза – и становилось темно. Я засыпала и просыпалась, но мало что могу вспомнить из того, что происходило в наступившей темноте. А теперь мне снова снятся сны. Яркие, болезненные. Но это именно то, чего я хочу. Что мне нужно.

Мать, поджидающая меня в коридоре у моей двери. Пьяная. Улыбается. Зачем пришла? Тебя нет. Уходи обратно! Она молчит и продолжает улыбаться. Я молчу и прохожу мимо. Оставайся, если тебе так хочется. Но я не останусь рядом с тобой. Она бросается за мной, обнимает мои ноги… А я… ну что я могу сделать? Я продолжаю идти. У меня не осталось слов для неё. Отстань. Уйди. Оставь меня в покое. И всё. Страха нет. Есть раздражение из-за вынужденной задержки. Всё. Я не прощу тебя. Исчезни.
Некоторые говорят, что я чересчур жестока. Но у каждого своя трагедия. Будем считать, что эта – моя.
Я просыпаюсь. Неудивительно, что во сне досталось именно ногам. В реальности они торчат из-под одеяла и до невозможности замёрзли.

Набережная. Люди. Парень. Девушка. Кажется, она его сестра. Он улыбается, она смеётся. Невозможно представить, чтобы всё кончилось именно так, но тут у неё звонит телефон… Вернее, так думает она. Но это не телефон. И ни одно из новомодных чудес электроники, которые она одно за другим вынимает из карманов и сумки. Звук становится всё пронзительнее. А потом он находит это в нагрудном кармане её куртки. С виду похоже на банальную видеоигру, но это мой сон и кому как не мне знать, что здесь не так…
Не трогай. Брось в воду. Ещё есть надежда. Шанс. Кто-то подсказывает, что нужно крикнуть, но я не могу выговорить ни слова. Только бежать, бежать… Когда происходит взрыв, я уже далеко. Кажется, взрывная волна бросает меня на землю. Это уже не имеет значения, я в безопасности. Но что там осталось за моей спиной?.. Провал, провал…
Я как призрак брожу в толпе. Вокруг крики, шум, суета. Я как будто ничего не вижу. Ничего не чувствую. А слышу только себя, свой дрожащий голос, эхом отдающийся в ушах. Стихи, которых я, возможно, никогда не напишу. Но в силу своей чудовищной простоты так идеально отражающие неизбывную тоску по секундам, которых никак не вернуть… Слова звучат, но проходят мимо. Будто кто-то пишет их на тонкой бумаге огненными буквами, и всё сгорает. Обращается в пепел, прежде чем я успеваю запомнить хоть что-то. Ничего не остаётся, лишь обрывок. Я потеряюсь – и не найдусь…
Кто-то ищет меня в толпе, и не так уж важно, кто это. Пусть всё прекратится. Я протягиваю руки, и их сводит судорогой.
Я просыпаюсь. Пальцы не слушаются. Холодно. Мне катастрофически не хватает одеяла. В этом всё дело. А совсем не в том, чего я боюсь. Хотя боюсь, конечно.

Концерт. Бог его знает, кто там на сцене. Переполненный зал. Толпа пьяных рокеров. Посреди всего этого безумия… Дэйв целует Мартина. Ни фига себе фокус! Объяснимый в принципе. Ведь Мартин пьян до того, что почти не стоит на ногах… Мартин, но не я. И никакими словами не описать этот сумасшедший взрыв эмоций. Это невозможно. Но это происходит.
Секунда – и картинка меняется. Дэйв целует Питера. И это самое естественное из всего, что только может быть. Для меня. Вот оно, доказательство, - проскальзывает в голове. Эпизод, сто тысяч раз прокрученный в моём воображении. Наяву. Мне слишком хочется так думать, чтобы вспомнить о том, что это сон. Я даже готова согласиться с тем, что это видеозапись. Лишь бы не просыпаться…

Я есть и нет меня. Я могу быть любым. Всеми. Никем. И я не знаю, насколько я особенная, насколько обыкновенная. Я это я. Мне снятся странные сны, и я им рада.

Настроение сейчас - The same...

Никто и никогда не сможет объяснить, как, каким невозможным образом что-то бесконечно важное, важнее крови, бегущей по венам, и, кажется, даже самого воздуха, уходит в прошлое. Что нужно сделать, чтобы тебя разлюбили вот так, окончательно и бесповоротно? И мгновенно. Хочу ли я это знать?..
Любовь приходит будто ниоткуда... А куда уходит? Есть ли где-то в огромной Вселенной место, где она ждёт своего часа? Вечность, если надо. Даже если для кого-то эта вечность длится всего несколько часов... И их много для того, кого любовь до конца не отпускала никогда.
А потом она возвращается снова... Под другим именем, с иным лицом. Со своим собственным, совершенно особенным светом. За который можно убить. И умереть. И едва ли, кроме меня самой, найдётся кто-нибудь, кто поможет мне понять, почему всё именно так. Да и возможно ли это? Надо ли?.. Я не знаю. Я люблю.