Глухим и странным был голос забрёдшего в крохотную, затерянную в глухих лесах деревушку сказочника. Подобно тёмному бархату беззвёздной ночи он одурманивал людей, опутывал их души незримой паутиной, превращал такой надёжный, такой устойчивый мир в груду цветных осколков. И даже привычные с детства слова путались, смешивались, теряли свой смысл и в конце концов рассыпались на отдельные, ничего не значащие звуки.
А потом из этих осколков и звуков подобно творению искуснейшей кружевницы начала сплетаться сказка. Нет. Не так - Сказка. Волшебная, завораживающая. Для каждого своя. И лишь голос сказочника подобно путеводной нити легко и уверенно вёл за собой, не позволяя заблудиться в придуманном мире.
Мастер не знал, какой путь проходят те, кто слушает его. Понимал только, что у каждого он - свой. Слова его даже не задавали направление этого пути, лишь будили в людях забытую с детства способность мечтать, да дарили возможность прожить совсем другую, ни чем не похожую на реальность, жизнь.
Вот только когда голос затих, вернулись не все. Молоденькая, нескладная девушка не открыла глаза. И сердце её билось всё так же медленно, слабо, почти неощутимо.
- Что ты сделал с Лэйри? - в голосе женщины мешались страх и ярость. Наверное, мать.
- То же, что и с вами, - сумел скрыть тревогу. Раньше подобного не случалось, но зачем им об этом знать?
- Мы живы! А она...
- Она тоже жива, - перебил быстро и резко. Главное сейчас - заставить их успокоиться и уйти. А потом уже разобраться и попробовать вытащить девчонку.
- Она не дышит!
- Дышит. Только очень медленно. Так же как и все вы несколько минут назад, - голос успокаивал, убаюкивал, переливался тягучими, ленивыми волнами. Не важно, что говорить. Важно, как. Медленно, ровно, убеждая всех вокруг в своей неизменной правоте.
И люди послушались. Успокоились. И ушли. Все, кроме замершей в кресле девушки. Сейчас она казалась сказочнику почти красивой. Рассыпались по бледному лицу, скрывая неправильность черт, лёгкие рыжеватые волосы, чуть заметно подрагивали густые длинные ресницы, свободное тёмное платье прятало фигуру и огрубелые руки.
Прохладные, чуткие пальцы запутались в волосах, скользнули по лицу, замерли, обхватив хрупкое горло. Зажмурился, чтобы легче было прислушаться к себе и к ней, сравнить и понять, что и как исправить.
Прислушиваться не пришлось. В сказку девушки провалился сразу.

Мир в её фантазии постепенно наполнялся, оживал, наливался красками. Зажурчал по камням весёлый, хрустальный ручеёк, стремясь как можно скорее добраться до спокойного озера, укрывшегося в изумрудной тени леса. Медленно поднялись с его дна белоснежные лилии, чуть светящиеся в полумраке.
Тяжело вздохнула земля, и выросли вдалеке высокие горы, словно каменные исполины в белых, остроконечных шапках. Она никогда не видела гор, но представляла их себе как серые конусы с белым верхом. Вот они и стали такими здесь, в её мире. В мире, где любая её фантазия тут же становилась реальностью.
Всё вокруг покрылось травой того неестественно-зелёного цвета, какой бывает только в сказках. Запестрели тут и там маленькие цветы, красные, синие, жёлтые и лиловые. Они не походили ни на один цветок из реального мира и в то же время повторяли каждый их них.
Она легла на спину и посмотрела вверх.
Появилось безоблачно-голубое небо. Золотой стрелой промелькнул в этом небе дракон. Поплыли белые-белые и лёгкие, как пух, облака. На миг ослепив её, вспыхнул яростно-огненый цветок – Солнце.
Легко вскочила. Удивлённо оглядела себя, и неуместная здесь одежда исчезла, а волосы отросли так, что кончики их переплелись с травой, и стали золотыми. Тоже как в сказках. Глаза стали больше и ярче, черты лица – тоньше, нежнее, изящнее. Она засмеялась и закружилась легко и радостно. Потом запыхалась.
Новорождённый ветер скользнул, освежая, по телу, взметнул волосы и умчался прочь. Ему тоже не терпелось полюбоваться юным миром, пусть и созданным лишь силой человеческой фантазии.
Солнце стремительно опускалось за горизонт, позволяя задохнуться от восхищения вновь созданным закатом, в котором причудливо переплелись синий и голубой, розовый и фиолетовый, пламя и золото. Хотелось смеяться и плакать от этой невозможной в привычном мире красоты.
Наконец она отпустила солнце, застелив небо чёрным бархатом. Словно бисер под руками умелой мастерицы вспыхивали одна за другой звёзды, голубые, белые, розовые, иногда красные, образуя странные, непривычные узоры созвездий. Изысканно-тонким мазком серебряной краски лёг на бархат Млечный Путь. Ласково взглянув на землю и залив весь мир прозрачно-белым светом, появился платиновый лик Луны.
Лес шелестел тихо и умиротворённо. Сверкнул чешуёй выскользнувший из воды и закружившийся в этом новом свете чёрный с серебром водяной демон. Алыми огнями вспыхнули под деревьями цветки папоротника. Разлился повсюду переливчатый женский смех. Заткнув за ухо по цветку, присоединились к демону, прославляющему своим танцем Ночь и Луну, беспечные ведьмы. Негромко заквакали Читать далее...

Бросила вчера комп и пошла на улицу. Плеер погромче.
Проболталась непонятно где часов до трёх ночи, наверное.
Просто так. Ни о чём не думая.
Дыша ленивой дремотной сыростью.
Потом домой, под два одеяла. Стараясь не касаться собственной, холодной, как у истинной нежити, кожи.
Закрыть глаза и лениво перебирать пушистый рыжий мех, всё ещё пахнущий шампунем.
Сонный домашний уют.

Начала новую вышивку.
Сколько там у меня валяется незаконченных картин? Три? Пять?
Не помню.
Эту, теоретически, можно закончить меньше чем за неделю. Если она не перестанет вызывать такую волну изумрудной весенней нежности, закончу.

Как-то совершенно неожиданно сходила в кино. Посмотрела "Сумерки". Может, у меня не всё нормально с восприятием окружающего мира, не спорю. Свет, не обижайся, но фильм действительно невообразимо смешной. Была пара изумительно красивых пейзажей, но всё остальное... Наивно и умилительно до болезненного хохота.

Не бойтесь русалкиных рук. Русалка никогда не сделает больно тем, кто ей дорог. А до тех, кто не дорог, по доброй воле ни за что не дотронется.

Мда. Учитывая, что я почти каждый месяц покупаю себе новые наушники, то к компу, то к плееру, фраза кассира "Приходите ещё" звучит изощрённым проклятьем.

Понаблюдала в эвере за одной исключительно забавной игрой. Посмеялась, повмешивалась и попакостила в меру своих скромных умений.
Понять её, впрочем, всё равно не могу. Совсем глупая, наверное. Можно любить в реале. И тогда всю жизнь, всю душу отдавать человеку, которого любишь. Но играть в кривое и странное подобие этого? Зачем?

Борются в русалке два взаимоисключающих желания - сходить на концерт и никогда больше не видеть любимых одноклассников.

- Я расскажу тебе сказку, если хочешь.
- Только если шёпотом, на ушко...
- Нет.
- Вот так всегда...
- И это тоже. Впрочем, такие сказки всё равно на ушко не рассказывают.
- Да? И как же их рассказывают?
- Спокойно, ровно. Не повышая и уж тем более не понижая голоса.
- И зачем мне тогда такая сказка?
- Возможно, ты обидишься. Может, поймёшь что-то. О себе или обо мне. Это уж как получится. Может, увидишь в ней что-то, чего не вижу я, а потом мне расскажешь. Не знаю. Как получится.
- Нет. Не хочу.

Если вам когда-нибудь скажут, что никсы - идеальные домашние животные, не поддавайтесь. Эти твари послушны, чистоплотны, ласковы и безоговорочно верны хозяину. Всё так. Но при этом никсы куда преданнее собак и куда злопамятнее кошек. Гадкое, надо заметить, сочетание.
Нет! Что вы?! Не будет ни изгрызенных до неузнаваемости новых туфель, ни собранных аккуратной кучкой на полу останков любимой чашки. Глупости.
Просто забавные зверушки до такой степени верят во вселенскую справедливость, что она сама собой возникает в местах их обитания. Ну а потом никсам остаётся только скромненько наблюдать из тёмного угла мучения своих обидчиков.
О! Никакого злорадства! Как вы могли подумать такое?? Всего лишь исключительно полезный пример. Другим в назедание.

А знаете... Запутавшиеся в волосах и растаявшие так снежинки похожи на жемчуг.

Уже который день не могу проснуться. Открываю глаза, хожу куда-то, но чувствую себя так, будто всё вокруг совершенно нереально. Любой яркий предмет бросается в глаза болезненной вспышкой. Связные вроде бы фразы превращаются в клубки, побывавшие в когтях игривой кошки. Малейший ветер вызывает болезненный озноб, а от духоты кажется, что мир сейчас разлетится тысячами остырх стеклянных осколков. Болезненно-чувствительной стала кожа, ненормально обострились обоняние и слух.
Добавься ещё температура, решила бы, что заболела. Но ведь нет её.

Странные сны мне снятся.
Объятые огнём стеклянные башни. И в одной из этих башен несётся к небу лифт. В лифте том среди сжавшихся в дрожащие комочки людей - безумец, читающий стихи о пламени. То ли стихи эти защищают хрупкую конструкцию, то ли стёкла такие прочные, но огонь пока не может добраться до тех, кто внутри. А потом вдруг башня заканчивается. И огня вокруг уже не остаётся, только дым. И тогда лифт рассыпается на куски, а людей подхватывают чьи-то руки и несут вверх.
А потом - огромные острова в небе. И живущие на них открытые, улыбчивые, дружелюбные люди, которые учат детей не танцевать или плавать, а летать. Недалеко и недолго, конечно, - бескрылые. Но мы ведь не умеем и так, правда?

Хорошо, что не случилось рядом никого с фотоаппартом. Растрёпанная, босая Ниска, одетая только в джинсы и лифчик, стоит на коленях и отмывает с пола останки цемента. Исключительно забавное зрелище.
А если без издёвок... В почти совсем пустой квартире, где была всего 4 раза, я чувствую себя дома. Почему, не знаю. Просто мне там уютно и тепло.

Забавно. Некроманта из моей сказки обозвали отрицательным персонажем. А он ведь всего-лишь хотел уничтожить людей, да и того не сделал, потому как влюбился. И это отрицательный персонаж? Глупости.

Поездка на дачу прошла абсолютно не так, как предполагалось, но тем не менее неплохо. Во всяком случае, у меня появилось несколько вещей, над которыми стоит подумать. Ну и руки в который раз ободрала об незаконченный ковёр.

Не сказка, а так коротенькая... зарисовочка, что ли.

Странное зеленоватое сияние. Мёртвое. Тонкие, такие тонкие, что, кажется, вот-вот сломаются, пальцы неощутимо касаются… чего?.. Струн, клавиш, гладкого тела флейты?.. Не важно это. Тёмным, полынью пахнущим вихрем плачет, беснуется, кричит и бьётся музыка. Страшная, больная, рваная, лишённая ритма, лишённая смысла.
Музыка-плач.
Музыка-боль.
Музыка-крик, стон, вой отчаявшейся души.
Давно уже выгорело и застыло горсткой мёртвого пепла когда-то горячее и чистое сердце. До льдистой прозрачности истаяло сильное, гибкое тело. И агонией оставшейся беззащитной души стала безумная, отчаянная, рвущаяся на волю музыка.
Музыка поднимается к не существующему более небу горьким, удушливым дымом, рассыпается нотами-звёздами и сплетается вновь тяжёлой, липкой паутиной. Музыка живёт сама, отдельно от похожих на стеклянные палочки пальцев и бьющегося в них переменчивого инструмента. Музыка, ставшая вечной погребальной песней прекрасному юному миру.

Ненавижу, когда люди пытаются чего-то от меня добиться нытьём или жалобами. "Мне так плохо, так одиноко, меня все обижают, пожалей меня". Не буду. Плохо тебе? посмотри на небо и улыбнись. Обижают? Учись защищаться. Но только не ной. Неужели, нытьё это не вызывает волну душного, липкого стыда?
Хотя, может быть, просто я жалеть разучилась. Не знаю.

Пью клубничный чай, грызу печенье, разумеется, из стакана, и качаю в эверквесте навык рыбной ловли. А что ещё делать среди ночи?

Узнала, что Кирилл женился-таки на Нах-Нах. А я ведь правда думала, что он умнее.

Случайный разговор со случайным человеком:
- А что ты любишь?
- Оружие.
- Что?
- Оружие. Холодное.
- Ты любишь холодное оружие?
- Да.
- Ты хочешь убивать?
Объясните бестолковой русалке логику этого умозаключения, если вам не сложно.