Это цитата сообщения Deep_Love_Ocean Оригинальное сообщение

Дикая нежность.

 терпкая нежность - на самых на кончиках пальцев, 
сложнее чем секс, невозможнее, чем материнство 
и обещаешь себе не желать, не влюбляться 
и все-таки, все-таки, все-таки... 
кожей единство 

двоих ощущать беспрестанно, 
но думать, дышать и смотреть - разделенное на два 
я не влюблюсь, не люблю, не хочу... я не стану. 
снова и снова вся жизнь 
превращается в надо: 

надо себя удержать от дурацких поступков, 
надо измысливать повод, а позже и средство, 
траву стирая в пылищу в оплавленной ступке, 
думать, что это безумство - 
простое кокетство.  

и понимать: в твою жизнь пробирается нежность, 
чертова нежность, на кончиках тысячи пальцев... 
и понимать: ты опять безнадежно 
(а к черту!) влюбилась... в поэта, актера, скитальца - 

в демона, адова демона, ну - вертопраха, позера, 
ну - в эти ямочки, в прозелень глаз, в смех навылет... 
дикая нежность... когда ты закончишься? скоро? 
я подожду. 
посмотрю, что из этого выйдет.
(с)

 

Слушать этот музыкальный файл

Это цитата сообщения Долли_Дурманова Оригинальное сообщение

Боль



-- Вы говорили когда-то, что из ужаса жизни ведут пять дверей: религия, наука, искусство, любовь и смерть.
-- Да, кажется, говорила. А знаете ли вы, что существует страшная сила, победить которую могли только святые и исступленные фанатики. Сила эта закрывает от человека все двери. Человек восстает на Бога, презирает бессильную науку, охладевает к искусству, забывает свою любовь, и смерть, это вечное пугало, является желанной и благостной. Сила эта - боль. Палачи всего мира и всех веков знали это. Страх смерти преодолевается разумом и верой. Страх боли побеждали только святые и фанатики.

Тэффи "И времени не стало"

на вулканах снег, ходили на Авачу, водили чехов. На конусе была пурга - не сезон немножко) обидно, что хорошая погода была на следующий день) фоток многоооо, тут - не, не буду. одна. ну две.
[700x468]
[700x468]

Если б не было учителя,
То и не было б, наверное,
Ни поэта, ни мыслителя,
Ни Шекспира, ни Коперника.

И поныне бы, наверное,
Если б не было учителя,
Неоткрытые Америки
Оставались неоткрытыми.

И не быть бы нам Икарами,
Никогда б не взмыли в небо мы,
Если б в нас его стараньями
Крылья выращены не были.

Без его бы сердца доброго
Не был мир так удивителен.
Потому нам очень дорого
Имя нашего учителя! (с)

С праздником нас!))))))))))) Коллегииииии))))

Осень, осень...
фотографировала осень, да.
Стишок Марии Хамзиной. Я его у нее как-то пропустила, увидела потом-потом и в другом жж.

* Время не лечит, но делает нас радушней, и равнодушней,как правило, по ночам. Жаль, никогда не взбивали мою подушку тонкие пальцы бродячего скрипача, жаль, никогда..это больше уже не жалит, схватит, отпустит, и все, проходи, живи. Мы бы взорвали все наши миры, пожалуй, если бы я не боялась твоей любви
Время не терпит, когда вспоминают бывших, крутится жизнь, не давая сойти с тропы..*Да, не сошлось* - с ностальгией друг другу пишем, члены кружка *Фотография для слепых*.
Мы -ого-го, мы могли бы, но лень и глупо, ветер закружит, помчится наперерез..*Помнишь, как мы..* я до крови кусаю губы, помню, как мы не попали в страну чудес.
Ты извини, бьется в клетке моя синица, новый амант, феерически, бла-бла-бла... В каждом из них я искала твои ресницы, руки, и лоб..и пока еще не нашла.*
(с) Мария Хамзина
[700x525]

"Просто каждый мой час с тобою — такая правда,
Что день или месяц — уже неправда" (с) Дмитрий Быков...

Это цитата сообщения ImaginaryOne Оригинальное сообщение

Дмитрий Быков "Так давно, так загодя начал с тобою прощаться..."



...

Жить со мной нельзя, я гожусь на то, чтоб со мной прощаться,
Жить с тобой нельзя, ты ещё честнее,
Ты от каждой подмены, чужого слова, неверной ноты
Душу отдёргиваешь, как руку.
Жить с тобой нельзя: умирать хорошо, остальное трудно,
Я же сам сказал, твой жанр — расставанье.
Жить вообще нельзя, но никто покуда не понял,
А если и понял, молчит, не скажет,
А если и скажет — живёт, боится.

И не надо врать, я любил страну проживанья,
Но особенно — из окна вагона,
Провожая взглядом её пейзажи и полустанки,
Улыбаясь им, пролетая мимо.
Потому и поезд так славно вписан в пейзаж российский,
Что он едет вдоль, останавливается редко,
Остановок хватает ровно, чтобы проститься:
Задержись на миг — и уже противно,
Словно ты тут прожил не три минуты, а два столетья,
Насмотревшись разора, смуты, кровопролитья,
Двадцать улиц снесли, пятнадцать переименовали,
Ничего при этом не изменилось.

Ты совсем другое. Прости мне, что я про это.
Ты не скука, не смута и не стихия.
Просто каждый мой час с тобою — такая правда,
Что день или месяц — уже неправда.
Потому я, знаешь ли, и колеблюсь,
Допуская что-нибудь там за гробом:
Это всё такая большая лажа,
Что с неё бы сталось быть бесконечной.

(с)

Из velsa

В сказке серо, в сказке скука, серый волк – такая сука,
Жили-были принц с принцессой, хотя принц и был женат.
Это что за чародейство, все крестьяне да лакейство,
Этой сказкой не обманешь ни девчонок, ни ребят.
Этой сказкой не утешишь, помер заяц, спился леший,
Этой сказкой не накормишь, в ней со смыслами беда.
Почему-то отчего-то не кипит в лесу работа,
Всюду кто-то понял что-то и уехал в никуда.
Хоть в лесу теперь раздолье, воет волк больной бемолью,
Ни красавиц, ни чудовищ, ни бойцов, ни подлецов.
Нету, нету, нету, нету, все ушли бродить по свету,
Закатилось солнце к лету золотым большим яйцом.
Жили счастливо и долго – это как в стогу иголка
Не найти таких историй – разломился каравай
Или то или другое, или счастье, или горе.
Что-то – мельком, что-то - долго. Что ж ты, девка? Выбирай. (С)

1 сентября

По утрам холодает, дрожат бельевые веревки.
Сквозь траву пробивается первая ранняя проседь.
Все, что было не к месту, нелепо, неровно, неловко -
Превращается в осень. Весь мир превращается в осень.
Разлетелись осколки, распутаны сложные связи,
Фонари щеголяют в плащах из дождя и тумана.
Зазеваешься чуть – расточатся небесные врази,
Снимут боль от ожогов ярчайшего самообмана.
Птицы кличут на юг, время ветра, ворон, винограда,
Время кутаться в свитер: еще не охрип, но простужен.
Плод запретный вдруг падает в руки – бери, если надо.
Но ты вдруг понимаешь, что он тебе больше не нужен.
Время пальцы разжать, упуская во тьму сигарету,
Потянуться за новой – да так и застыть изваяньем.
Все что билось, рвалось и шумело – оставлено лету.
Осень будет нас мерить спокойствием, не расстоянием.
Осень будет дождями сдирать капюшон листопада,
Засыпать нас признаньями, сплетнями и новостями.
Ну, а что до надежд - их в избытке в окрестностях Ада.
Они все там оставлены – пейте, черпайте горстями.
Мы – осенние жители, малое гордое племя,
Красим листья, вьем тучи, шьем блестки по краешку ночи.
Невзирая на нас, это будет счастливое время.
А для нас с тобой, может быть, даже счастливее прочих. (С) velsa

была в отпуске... никого не читала... буду наверстывать... а лету конец...
[700x525]

Это цитата сообщения ImaginaryOne Оригинальное сообщение

Дана Сидерос "Орфей"



... Я иду в темноте наощупь,
Я четвёртый год иду в темноте наощупь,
Без возможности обернуться иду наощупь.
И не знаю, есть ли кто позади.

(с)

Это цитата сообщения lj_anna_egorova Оригинальное сообщение

Недообнимали



В доме престарелых, где у меня практика, есть совершенно потрясающий музыкальный терапевт (да-да, музыкальные терапевты на ставке тут есть почти везде, где есть больные).

Он довольно молодой и симпатичный, а еще очень талантливый и, наверное, мог бы найти себе и более высокооплачиваемую работу. Но видно, как он любит то, что делает, и что он там не из-за денег, а из-за любви.

Зовут его Ларри. Ларри ходит по палатам и играет старичкам на гитаре старинные песни о любви, и в глаза им смотрит при этом так, как будто он лично для них эту песню только что сочинил и им посвятил. Потом он играет в большом холле на пианино, пока старички собираются на обед. Еще он проводит занятия по истории, какие-то уроки рисования и просто собирает старичков на разговоры, даже если сиделки прикатывают только тех, кто совсем потерял память и способность соображать. А он с ними разговаривает не снисходительно, не презрительно и не так, как будто их нет рядом, а по-человечески.

Еще он каждый раз берет за руку старичка, с которым поговорил. А ведь старикам ОЧЕНЬ не хватает прикосновения, они прямо тянутся всем существом из своих колясок к любой протянутой руке, а в объятиях прямо тают. Такое ощущение, что людей недообнимали в жизни.

Жалко, если бы каждый раз, как грустно, человека было бы кому обнять или просто за руку взять, как бы здорово было.

http://anna-egorova.livejournal.com/714949.html

и потому что Вас мне не обнять
мне в утешение дано понять -
как дождь растет из облака на плечи
как падает душа - до облаков
и как земля поет - без дураков
и целым стать стремятся части речи

за то, что я вдали от Ваших уст
мне дан страниц неопалимый хруст
и сердца стук о сомкнутые веки
и жизнь в бреду, пока еще бреду
и счастье первой попадать в беду
и дар входить в одни и те же реки

и оттого, что я для Вас никто
мне кажется, что лет так - через сто
Вы, взятый в херувимы Безначальным
в какую-нибудь летнюю грозу
мой силуэт заметите внизу
И на секунду станете печальны (С) Мария Протасова

Слушать этот музыкальный файл

Репатриация

Просто делаю лестницы, вырезаю ступеньки из слов,
Из утекших минут, из пропавших бесследно предметов,
Из записок без адреса, несведенных с концами концов,
Из сердечных уколов и старых трамвайных билетов.

Это лестницы в небо и в прошлое – в сути одно.
Это лестницы в лестницы старых снесенных подъездов,
В самый жаркий июль, в онемевшее наше кино,
В те места, что исчезли, исчезли, исчезли, исчезли.

Там где нет автострад – там лежит золотая земля,
Там все живы и точно не тронуты двор и качели.
Там в застиранных шортах осталась четыре рубля
И волшебные птицы на форточку нашу слетели.

Там лежит моя родина, больше не будет другой.
В том июле и лете, где все повороты на месте,
Где казалось, что мир вверх уходит прозрачной дугой,
В телеграммах по праздникам были хорошие вести.

Там покрашен забор в белый цвет, укреплен кирпичом,
Тополя во дворе рассыпаются призрачным пухом,
И никто не стоит и не дышит за левым плечом.
И никто не поет о грядущей разлуке на ухо.

Хорошо, что еще золотой не закончился век,
Золотая земля там, за лесом, горами и горем.
Там начало пути, устье Леты и тысячи рек,
Что сливаются в море, но не завершаются морем.

И записки в тогда: суп в кастрюле, ключи на гвозде,
Не опаздывай в школу, и хлеба купи по дороге.
Если это не мы – значит, нас не осталось нигде.
И поэтому так милосердны к нам детские боги. (С)

Это цитата сообщения ImaginaryOne Оригинальное сообщение

Татьяна Щербанова "разнотравье"



разнотравье в глазах - лебеда, подорожник и мята.
ты прошла сто неверных дорог, моя гордая Герда,
сто порогов обито тобой, сто колосьев примято,
не твоё отраженье качнётся в волнах Рио-Пьедра,
не твоё отраженье, мелькнув, ускользнёт в Зазеркалье,
не тебе уходить Эвридикой, потеряной всуе.
твой шатер ярко-жёлт, словно полдень в горячем Шанхае,
твой откормленный Кай ледяные картинки рисует.
он целует тебя исступлённо, ладони всё суше -
светлоглазый ацтек с амулетом, зашитым в предсердье.
не твоё... не твоё! в тёмный лес по разбойничью душу!
но какой тёмный лес одомашненной маленькой Герде...

(с)

мой любимый дед...
[536x699]

Это цитата сообщения -Ланта- Оригинальное сообщение

...ну надо же... спасибо akry за наводку



Двенадцатилетняя мексиканка Мария Хесуса де Солорсано – редкий пример вундеркинда, чей талант не на одном из привычных и поощряемых поприщ, – таких, как музыка или математика, – но в совершенно неожиданной области: в области похоронного искусства. Когда Марии было чуть больше десяти лет, ее отец, Хесус Христофор Хименес де Солорсано, внезапно скончался в результате прободения язвы поджелудочной железы. Смерть отца произвела на Марию Хесусу неизгладимое впечатление, но сегодня Мария открыто признается, что острее всего на нее подействовало многоцветие похоронных венков, присланных друзьями, знакомыми и коллегами-пожарниками на похороны отца. "Это было страшно, прекрасно и незабываемо", – говорит Мария Хесуса. – "И очень больно: мой отец был уникальным человеком, но все венки были похожи один на другой. Я сама видела, как одни наши родственники купили безликий венок прямо у входа на кладбище! До этого момента я не плакала, но когда увидела это – зарыдала и не могла остановиться. Этот венок просто оскорблял память моего отца".

На следующий день Мария Хесуса де Солорсано пришла в тот самый похоронный магазинчик у кладбища, где ее родственники при ней купили венок, и сказала хозяину магазина, что она хочет научиться делать похоронные венки. Глядя на десятилетнюю девочку с заплаканными глазами, хозяин магазина напрочь отказался принять ее в ученицы. Но семья де Солорсано поддержала девочку: в Мексике к смерти относятся с большим уважением. Так совсем юная Мария Хесуса стала обучаться искусству делать похоронные венки. Ее учителем стал немолодой эмигрант из России Валерий Маркович Файман, сразу разглядевший в девочке будущего великого художника.

"Сначала я просто хотела сделать венок для моего отца и принести ему на могилу", – рассказывает Мария Хесуса, чья слава сегодня, спустя всего два года после ее поступления в ученицы, гремит по всей Мексике. – "Но очень быстро я поняла, что Господь дал мне дар понимать людей и делать их счастливыми в смерти. Я просто смотрела на фотографию умершего, которую приносили родственники, и делала ни на что не похожий венок, который был словно портретом души этого человека". Вскоре Мария Хесуса уже не могла справиться с потоком заказов и выбирала только те, которые по-настоящему трогали ее душу. Валерий Маркович помогал девочке всем, чем мог, но уже скоро сам стал подмастерьем и духовным наставником, а не учителем, удивительной девочки. "Однажды к Марии Хесусе пришла женщина, которая принесла свою свадебную фотографию. Она сказала, что они с мужем сейчас разводятся, и ей очень тяжело", – вспоминает Валерий Маркович. – "Эта женщина просила Марию Хесусу сделать венок на могилу их брака. Она сказала, что только тогда сможет по-настоящему осознать, что стала свободной женщиной". Валерий Маркович был потрясен такой просьбой, но Мария Хесуса сразу согласилась помочь женщине. "Смерть – это когда что-то кончается навсегда, вот и все", – говорит Мария Хесуса. – "Я помогаю людям оплакать то, что ушло навсегда, неважно, человек это – или что-нибудь другое". Многие хранят сделанные Марией Хесусой венки у себя дома, чтобы помнить о прожитых испытаниях и о том, что они остались позади.

В один осенний день Мария Хесуса пришла в мастерскую и увидела, что Валерий Маркович плачет, положив голову на русскую газету. За два года Мария Хесуса успела полюбить Россию той сложной любовью, которой ее любил свою заброшенную Родину ее учитель, и даже узнала немало русских слов. Валерий Маркович рассказал, что прочел плохую новость: российский рубль упал до самой низкой отметки за последнее десятилетие. России грозила настоящая беда. Двенадцатилетняя Мария Хесуса так остро почувствовала горе страны, которая успела глубоко проникнуть в ее сердце, что в ту же ночь, не сомкнув глаз, создала уникальный венок "На смерть рубля, волею Божьей умершего еще совсем молодым и не успевшего почти ничего". В другой раз проигрыш женской сборной России по волейболу в олимпийском квалификационном турнире так огорчил Марию Хесусу, что она впервые пожертвовала несколькими своими Барби для передачи своего горя языком похоронного искусства.

С тех пор совсем юная мексиканка Мария Хесуса де Солорсано постоянно следит за российскими новостями и откликается на большие и малые перемены в судьбе нашей страны печальными и прекрасными художественными произведениями, которые может породить только очень юное, очень чистое и очень любящее Россию сердце.


Линор Горалик

Источник: http://www.guelman.ru/gallery/moscow/bez-poniatiev/

"высоко, высоко сиди,
далеко гляди,
лги себе о том, что ждет тебя впереди,
слушай, как у города гравий из-под машин
стариковским кашлем ворочается в груди.
ангелы-посыльные огибают твой дом по крутой дуге,
отплевываясь, грубя,
ветер курит твою сигарету быстрей тебя –
жадно глодает, как пес, ладони твои раскрытые обыскав,
смахивает пепел тебе в рукав, -

здесь всегда так: весна не к месту, зима уже не по росту,
город выжал ее на себя, всю белую, словно пасту,
а теперь обдирает с себя, всю черную, как коросту,
добивает пленки, сгребает битое после пьянки,
отчищает машины, как жестяные зубы или жетоны солдатов янки,
остается сухим лишь там, где они уехали со стоянки;
россиянки
в курточках передергивают плечами на холодке,
и дымы ложатся на стылый воздух и растворяются вдалеке,
как цвет чая со дна расходится в кипятке.

не дрожи, моя девочка, не торопись, докуривай, не дрожи,
посиди, свесив ноги в пропасть, ловец во ржи,
для того и придуманы верхние этажи;

чтоб взойти, как на лайнер – стаяла бы, пропала бы,
белые перила вдоль палубы,
голуби,
алиби –
больше никого не люби, моя девочка, не люби,
шейни шауи твалеби,
let it be.

город убирает столы, бреет бурые скулы,
обнажает черные фистулы,
систолы, диастолы
бьются в ребра оград, как волны,
шаркают вдоль туч хриплые разбуженные апостолы,
пятки босые выпростали,
звезды ли
или кто-то на нас действительно смотрит издали,
«вот же бездари, - ухмыляется, -
остопездолы».

что-то догнивает, а что-то выжжено – зима была тяжела,
а ты все же выжила, хоть не знаешь, зачем жила,
почему-то всех победила и все смогла –
город, так ненавидимый прокуратором, заливает весна и мгла,
и тебя аккуратно ткнули в него, он пластинка, а ты игла,
старая пластинка,
а ты игла, -
засыпает москва, стали синими дали,
ставь бокал, щелчком вышибай окурок,
задувай четыре свои свечи,
всех судили полгода,
и всех оправдали,
дорогие мои москвичи, -
и вот тут ко рту приставляют трубы
давно почившие
трубачи" (С)