ЭТО ВОЙНА
Juxian Tang
(в переводе Ящерки Кат)
Он лежал на боку, беспомощно пытаясь подтянуть к груди свои длинные ноги, не способные скрыть ни непристойности обнажившихся гениталий, ни все еще сжимающейся, открытой раны его ануса. Я мог сделать с ним все, что ни пожелаю. Изгиб его рук, скованных за спиной, был выразительно неестественен в своем беспомощном напряжении. Его открытое съехавшей рубашкой плечо чуть подрагивало.
При каждом вздохе неровное трепещущее дыхание сотрясало его ребра. За последние пятнадцать минут, что я наблюдал за ним, дикие судороги постепенно отпустили его, и теперь он лишь мелко трясся передо мной. Впрочем, он не плакал. Даже когда я насиловал его и каждый выдох его звучал как рыданье и он мотал головой, как если бы был на грани крика, его глаза оставались сухими. Это было правильно - я, вероятно, убил бы его, если бы он посмел плакать. Слезы не для таких, как он. Зрелище слез, пролившихся из его глаз, осквернило бы саму идею плача.
Все же, несмотря ни на что, мне удалось не слишком сильно его покалечить. Я скользнул взглядом по линии его грудной клетки, подмечая темное цветение кровоподтеков и синяков на бледности кожи. Под моими ударами его ребра оказались такими тонкими и хрупкими, так легко уязвимыми... Он весь был таким - хилым, слабым, изменчивым. Не человек - хамелеон. Демон, зло, которое должно быть уничтожено. И сделан он был из плоти и крови - кто мог знать об этом лучше, чем я? Ведь именно мои удары сокрушали это белое тело, его кровь все еще медленно подсыхала на моих бедрах.
Вялое пламя его волос разметалось по полу, и без своей длинной челки, обычно скрывающей половину лица, он выглядел совершенно иначе, нежели я привык его видеть, почти незнакомцем, а вовсе не моим братом, которого я так хорошо знал. Или ошибался, думая, что знаю его. Ведь я всегда считал его не заслуживающим ничего помимо презрения, в то время как мне следовало остерегаться его.
Он знал, что я смотрю на него; он, должно быть, чувствовал мой взгляд, но его собственный взор лишь бесцельно блуждал по притушенным лампам на потолке и темному окну с непроницаемой пеленой дождя за мокрым стеклом.
Я видел, как подрагивало его горло, будто бы он собирался что-то сказать - но ни единого звука так и не сорвалось с его губ. Вероятно, он просто сглатывал кровь. Две тонкие красные струйки стекали из его ноздрей по губам, и, учитывая что я нанес ему несколько сильных прямых ударов в лицо, еще больше крови должно было скопиться у него во рту. Я знаю: я испробовал ее вкус, когда целовал его. Соленая, теплая... Ее было так много, что, казалось, я мог пить ее прямо у него изо рта.
Его губы тоже порядком утратили былую надменность, изорванные и обесформленные (не знаю, было ли это результатом моих укусов или предыдущего избиения). Странно, но от этого его рот казался особенно мягким и нежным. Полагаю, я потом возьму его еще и в рот. Возможно, не в следующий раз. Немного попозже. Не имело никакого значения, что это не доставит мне никакого удовольствия. Главное, ему будет больно. А я собирался сделать все - все, что только смогу придумать, лишь бы заставить его страдать.
Ковер под ним постепенно темнел, медленно, но верно пропитываясь влагой. От части это была кровь, от части - моя сперма. Его собственное семя присыхало к его животу. Он кончил, когда я был у него внутри, хотя ничто из того, что я делал, не могло доставить ему ни малейшего удовольствия. Полагаю, он просто ничего не мог с этим поделать. Его тело и его разум были телом и разумом шлюхи, и он реагировал соответственно.
Я помню, как наш отец сказал мне это о нем, после того, как я застал его в кабинете с Аки.
//"Понимаешь ли, Коджи, он не такой, как ты или Хироши. Я ведь никогда не сделал бы такого с вами, неправда ли? Я поступаю с ним так, потому что в нем это есть. Он ни на что не годен. Бесполезная шлюха - и так и надо с ним обращаться. И ему это нравится, ты ведь заметил?"//
По правде говоря, ничего я такого не заметил. Но, в любом случае, тогда я был еще слишком мал, чтобы понять, что я вижу. Все, что я запомнил, это странные, тонкие крики, услышанные мною за дверью, и низкий голос моего отца, тихий и угрожающий. Он говорил слова, которые, я знал, были плохими и грязными словами, и все же отец произносил их так, будто имел на это право.
Я никогда не боялся моего отца, и я вошел.
Там, на столе, я и увидел Аки. Его тонкий силуэт был почти скрыт телом отца, но все же я сумел увидеть развязанное и спущенное кимоно Аки... и потрясающую белизну его обнажившейся плоской груди, тонкие отчетливые очертания ребер.
Тогда от тоже не плакал. При каждом новом рывке моего отца он издавал лишь короткий сдавленный вскрик, но глаза его были сухими и ясными. Я помню выражение его лица, когда он услышал мои шаги и повернул ко мне голову. Я видел это выражение столько раз до и после этого - чистая, бескомпромиссная ненависть.
Теперь, спустя много лет, вспоминая эту сцену, я думаю, что именно выражение лица Аки
Читать далее...