[153x234]
видел сквозь грязные сугробы, сквозь стеклянные стены домов, в которых кишат и слипаются тела, всю ночь видел тебя. Ты танцевала босая с валерьянкой в голове, часы всё шли. А я нет.
Я сидел спиной к мёртвой батарее и слушал календарь. Он сказал: «Доживёшь». Поверил. Кто-то из угла спросил: «А не сжечь ли нам весь этот хлам?» Доверился. И уже без остановки, без права на хрип, прыгал через огонь, в котором горели:
так и нераспечатанные письма, письма от тебя;
наша, канувшая в небытие весна;
бутылки, джины из которых разлетелись и теперь шлют посылки (ножи, верёвки, мыло, колы осиновые) и всё зовут.. говорят, там лучше, чем багамы – но мне жалко забирать тебя у папы, вдруг он окажется правым?..;
горело чужое маскарадное бельё, бессовестно присвоенное мной;
дымились наркотические вещества (не будешь больше няней для обкуренного малыша!, обещаю);
пылали фото, съёживались карты (а это значит автостоп забыт, оставлен)
….ещё одно такое «обещаю» перед собой, но для тебя, и я сойду сума!
Костёр залили. Дверь заколотили. Мы не увидимся до весны. Не хочу, обещайте, заклинаю!, смотреть на то, как сам себя спасаю - зрелище не для слабонервных. А Ей передайте: «Он в срочной секретной командировке, на переговорах с Весной. Чтобы она пришла именно такой:
настоящая, не подсмотренная, про наши ладошки и карусели, голубую воду и беспечность; небывалая, взглядом на солнце сквозь цветные стёклышки; скачущая желтыми смайлами, в четыре руки скрученным бумажным самолётиком улетающая.
Я буду с поталым крем-брюле и с моторчиком, когда станет немножко теплее. Только ты дождись, не простудись, сидя на каменном пороге моего зимнего заколоченного дома.

Настроение сейчас - всё нормально, супер гуд

Отойди, иначе стреляю!
Прямо в лоб – ничего не теряю!
Заебали звуки ваших шаркающих ног,
Руки, тянущие литры через мой порог.
Собирай шмотьё, беги отсюда!
Иначе стреляю, бля буду!
Что уставился на костяшки пальцев?!
Да, побелели, потому что пытаюсь
Оставить их на горле бутылки,
Не схватить твой язык и вырвать,
Когда слушаю монолог кактебехуёво
Живётся, а мне хорошо, видишь, я счастлив?!
Не работаю, не сплю, не ем, ничего не надо.
Только оставьте, суки, в покое!
Я не заплачу, вены не вскрою,
Даже подкину немного лирики.
Но это будет как-нибудь потом:
Потому что за дверью притаился запой,
Скажу ему «Здравствуй, родной!»
Эй, там, забейте очередь в дурдом!
Я буду пить водку и пиво,
Вискарь и глинтвейн –
Буду делать красиво.
А лучше накапайте яда в бокал:
Хлебнул, улыбнулся, шатнулся, упал.
Ты ещё здесь?! вот идиот.
Пуля пробьёт не лоб, так живот:
Не мне одному с кишками наружу
Мерить прыжками амурскую стужу
Чтобы умер дрянной червяк:
Вгрызается: «Бейся башкой об косяк!»
И с разбегу слушаюсь.
У детворы в детских лицах ужас.
Дом сгорел, козёл не видит,
Он напился и лежит.
Возможно, переслушал музыки,
Но в этих песнях жизнь,
А в ваших маникюрах-интерьерах-
Кофе-сигаретах-псевдо-богемах,
Разговорах с томным подтекстом глаз…-
Перестрелять бы вас всех за раз!

Знаешь, как хочу сменить пластинку?
Полез в шкаф, выпнул пустые бутылки,
Кровавые бинты и дурацкие попытки
Выложить куски больной злобы на листы….
И ничего там больше не было, нигде,
Только пыльно и даже не пахнет нафталином –
Этот запах не успеет появиться.
Потому что долго на этой пластинке
Не протанцую. Она чёрная и исцарапанная
Зубами. Читай этикетку, малыш:
«Песня уехавшей в жопу крыши»
Тебе хорошо слышно
Или добавить децибел?

Настроение сейчас - на дороге я валялась,грязь слезами разбавляла,разорвали нову юбку и заткнули ею рот..

Вечеринка в разгаре. Только не убегай! Да, я пьян, я сжимаю в зубах наган, догоняя тебя на всех четверых. Что это? Расцени как надрыв. Не ищи смысла, ведь это факт: умею любить, но не туда, не так. Выбросить с 9-го телефон: забыть голос твой, нежность, пол. Ночь забыть с луной напополам, развороченный водкой внутри бедлам. Забыть обещания, просто стереть, как впрягся в карету, но с ней не смог лететь. Забрать вожжи из твоих маленьких рук. Да, я глуп, немощен, я – шут.
Нашел себя в снегу, на берегу Томи. Сколько прошло с того, как тебе изменил? Помнишь мальчика, повесившегося где-то здесь? вот это дерево. Завидую тем, кто успел понять бессмысленность, пока не захватила жажда и уйти. А я застрял на середине пути. Я похож на зависший лифт, на пересушенный, подмороженный лист. А ведь зима ещё только началась.
Хоть бы ты больше ко мне не пришла.

Почему-то вспомнил, как баловались лебедой: трава переливалась, ласкаемая водой. Мне вся жизнь кажется ерундой: нужна вода, чтобы переливаться, чтобы не загнуться, наконец! Без игр, адреналина, кайфа придёт пиздец. Пора бы понять, что нет слова «лететь». Можно падать, потому что у поэта перья есть, а крыльев не хватает: написать так, чтоб понимали. Чтобы не искали не существующей красоты. Меня нет без этой самой воды! Я даже плачу как истинный плебей: режь вены, голову о столб разбей! Я ненавижу голубей, не люблю людей.
Иногда кажется, меня просто нет.

Я – большой нервный пёс, по ветру нос:
Через бензин могу уловить парфюма дрожащую нить.
Проклятый мороз! Из-за него не чую родным
Городок, заполненный снова впритык
Скрипящей каблуками белой суетой,
Ёлкой, тревогой, кружащейся под потолком –
Невыносимо тянет внутри. Песня умирает,
Которую позволил пропить. Ну и ладно, бывает.

Шагаю без шапки и умения признавать неправоту.
Имею запредельное влияние на Эту и Ту.
Одна из них приготовит оливье. И даже может быть мне.
С другой я горел бы в адском огне,
Но нельзя: пепел – грязь, жалко будет пропасть.
У ларька разливное пьют мужики.
По-доброму предновогодне завидую им.
Купить бы красивой девчонке букет,
Но денег нет. И тоски пропал след,
Представляешь?!

Когда под сердцем нащупаешь камень,
Давай пешком, пробуя глазом закат,
Оторви рот от бутылки, от кресла зад.
Весной снег растает, сменятся лица,
Пойму, как не хватает зимы, на которую злимся
Так часто.

просто придумай желание, чтобы кто-то его исполнил

Круг лиц сузился, соприкасаемся кончиками пальцев, вызываем дух себя. Это о том, как проснуться похмельным и не поверить, что это Ты. Прошлой ночью бил иконы, проклинал, догонял, рвал. А потом отходил немного, плакал и звал мать. А потом употребляли ещё. И плевать, что дворник на рассвете соскребёт то, что когда-то ходило, дышало…. Срыв за срывом. В таких состояниях невозможно не попасть на бабки, на крыши, за решётку. Как низко мы пали!
А жить хочется. Когда на седьмое утро сможешь вдруг не выпить, точнее не сможешь выпить, к обеду приходит просвет. Ожоги от затушенных о запястье сигарет болят, видишь размазанную по стенам любовь, блевать ненавистью к себе. Ненавидеть, кататься, пеленаясь в ленты рубашки, ползти, подняться, пальто и перчатка (кол-во одна штука), на выход…..
Я опять очнулся в такси, я опять бензином и спичками уничтожил за собой. На память о трёх неделях фотографии и зарок не уходить в алко-трэшевое плавание навсегда и артерии оставить в покое.
Ещё бы суметь.
Ведь умел, было место в башке маленьким милым глупостям, запискам в тумбочке. Что-то реалити запанковался, может, кризис сказывается – как-никак шестеренка своего государства. Я буду всё на кризис в стране сваливать, и ботинки рваные, джинсы исписанные багряными цитатами, стрижка самсебяузеркалатупыминожницами, боли в печени, отсутсвие работы, гематомы и порезы на себе любимом и ближнем ненавистном, желание лечь в дурку, ночные страхи, словесные недержания….
Я шалабол, знаю, но попытка не пытка. Не пью день первый.
П.С. комменты отключены. Сам знаю, не надо лечить, мне сегодня любой йод ядом будет

Никогда не пытайся забыть свой серийный номер, дать чему-то имя.
Я вижу, как куски плоти движутся по конвейеру. Обёрнутые в яркие шуршащие фанты, с монотонной стукалкой в центре массы. Я тоже был там. Помню удобную поверхность конвейера и уверенность, что нет ничего лучше. Чем слушать дыхание в затылок и самому дышать учащенно, реагируя на яркие одёжки. Да, куски ещё и дышат, пожирают кислород, хапают киноварными глотками. Я тоже хапал, знал наизусть свой серийный номер, в кармане лежала инструкция. Стучало хорошо, стучало как у всех.
Над нами ходили большие часы, со стрелок на головы капала седина. Часы точно знают, сколько кто выжрал кислорода и дают на десерт морщины и артритные пальцы. Конвейер оснащён койками и сортирами. Куски плоти слипаются, пропитывают своим соком матрасы, а потом долго курят, сидя на унитазе.
Однажды я курил в кафельной коробке и увидел край. Шаг-шаг, и я знаю, что можно плакать и падать. Нацарапал ногтями на асфальте красный стих и вытер задницу инструкцией.
Это потом рассказали, что я бракованный, а тогда я был счастлив и захотел умереть. Но сначала выгрыз с запястья серийный номер.
Бродил по улицам, видел клетки по обе стороны. Не понимал, почему в клетках дырявые, прошмаленные, с землёй под ногтями, тянут ко мне руки. Странным казался запах голода и обречённый вой.
А потом голод пришел в меня. Потому что кислородные потоки блокируются для несканируемых, зубами выдравших из памяти серийный номер.
От голода я пил водку. И печень разложилась. В больнице увидели несканируемое запястье и повесили на меня два убийства чьего-то разума. Судья брезгливо взглянул и отдал меня психиатру.
Теперь даже нечем царапать красные стихи – зато есть белая рубашка с рукавами, завязанными сзади на модный узел.
Я говорю с тобой из клетки на самом краю города мёртвых фонарей. Ведро водки уже не спасает, слив не осуществляется, больше всего я боюсь переполниться и порваться багряным кипятком. А рядом пролегает конвейер. Стучит, дышит, потеет по системе. Я – гниль, но сказать «хочу вернуться» не поворачивается язык. Быть может язык каждого, кто попробует запеть, сожрут черви…..
П.С. моя камера – не одиночка. Быть может, я сломаю соседке шею. Немного агресссии, депрессии, анорексии. Поцелуи и опиум.

Можно сколько угодно при свечах играть эфемерное создание, кривить презрительно губы при слове «деньги». А потом, когда никто не видит, припасть к холодильнику и рвать зубами копчёную колбасу. А ещё в новенькую непокорную туфельку, трущую ножку даме твоего сердца, небрежно поместить купюру. И виски сжимать, в бесплотных попытках вспомнить, куда разошлись финансы, когда задорные ребятки в зелёных комбинезонах рвут кусачками телефонные провода за неуплату.
Это мой мир, где так любят делать красиво, где делают красиво, а потом глушат портвейн, чтобы найти на дне бутылки решение, как догнать деньги. Однажды вполне серьёзно решил промотать всё имеющееся лавэ, а после «суицид, нам будет легко!» Однако «умереть молодым – красивая фраза, но мне захотелось ещё чуть-чуть джаза».
«Я не умею делать деньги, я не хочу делать деньги», но у меня полно пороков, тайных и не очень, требующих немалых средств. Не лежу, поплёвывая в потолок, отнюдь. Бегал с пеной у рта с саквояжем китайских шмоток, дисков, потом книг. Научился быть учтивым, не плевать в самодовольные сытые морды, но пинал стены после, кулаки были ободраны безвыходной злобой. Но это уже после, когда Она плакала в дверном проёме, пока мялся сплюнуть в раковину кровь вместе с зубами. Да, я ненавижу хачиков, я ненавижу китайцев, дайте мне автомат, дайте! Ублюдки проникают на наши территории, хапают чёрными ртами наш воздух, имеют наших женщин, ещё и пытаются не платить тем, кто пахал месяцами, чтобы их жопы срали отборной жрачкой.
Потом семафорил флажками проходящим составам, прикрывая лицо капюшоном, в надежде, что экс-товарищи из более-менее золотых времён, из которых я выпал, по причине невозможности вечно обдирать родителей на кайф, тешащий гипертрофированное самолюбие, не заметят меня, одиноко стоящего посреди станционной платформы в фуфайке. Жалкая картинка, на ресницах зависал снег, может быть слёзы, из меня тогда бы вышла отменная Анна Каренина.
Вчера сидели с пацанами в кошками загаженном подъезде, делились опытом погони за богачеством, пока девушке моей творили на голове очередной шедевр в салоне за солидную долю нашего бюджета. Сердиться не имеет смысла, ибо растрепать только что уложенные серебристые локоны, разметать их по постели, рвать тонкие кружева, а не китайский псевдо-шёлк, вдыхать Jicky, FCUK Her, а не огуречный одеколон, по недоразумению залитый в симпатичные флаконы с надписью «Ниагара»…не могу себе отказать, убейте меня! Так вот, сидели на лестнице, попивали винный напиток «Баба Дуня» за полтинник, я с грустью созерцал свои конченные осенние ботинки, задумывался о несоответствиях амбиций и возможностей, а на пятом этаже мутили винт. Хотелось пойти и вкатить куб. А потом ещё. Превратиться в тень, сдохнуть под забором, чтобы не снились по ночам волны, яхты, солёные улыбки, не грезилась беспечность….
Я много мечтаю, но ещё больше смотрю по сторонам. Семья, породившая меня, образец среднего класса. У них толстые обручалки и стабильная заработная плата. Иногда мать вздыхает, глядя на картинки в глянцевых журналах, дразнящие увитыми зеленью бунгало, золотым загаром, свободой наконец! А отец перед выборами сходит с ума, плюёт в мерцающий обещаниями экран, в рожу властей, продолжающих политику разорения, мы полетим вслед за Аляской, но становится всё равно, гнить заживо на территории с именем «Амурская область» или «Китай». Не стоит вдаваться в политику, говорить о «американской ловушке» набило оскомину до отупения, что можешь ты, червяк?! Лишь проорать «я ненавижу государство, государство!», отрывая голову мажору в тёмном переулке.
Остался гоп-стоп. Но об этом не говорят вслух.
Проблем много, депрессии на почве начинающегося алкоголизма, драки в борьбе с гомофобией, истерики от неумения себя применить….. Возможно, в скорости мой филиал университета падёт жертвой политики нынешнего президента, и ещё кто-то близкий повиснет на люстре.
Я не ною, меня просто заебало, именно так, бесконечно.

Настроение сейчас - не знаю, право слово

Тепло, пахнет новым годом, и даже немного снега. Мы долго бродили, шатались в центре ноября, не придумывая цели. Я обгонял, разворачивался к ней лицом, рисовал грандиозные планы на подмороженном воздухе. Она кидалась смешинками, как снежками, верила и не верила, кругом голова…. Кто-то прохожий улыбался, замечая ёлочные шарики, плавающие в её глазах, хмурился, натыкаясь на мою самоуверенную спину. Я бы нашёл нас самой счастливой парой влюблённых, меряющих шагами городок этим вечером. БЫ нашёл. Отношения со мной слишком болезненны. А так захотелось, чтобы взаправду, чтобы слова, которыми сыпал, как зерном на колядки, проросли в искренность и веру, в верность, наконец! И я один за одним удалил столь ненавистные ей номера, рассказал тепло вечеров вдвоём, как сегодня, безалкогольно пьяных, я кружил её, падали фонари, наша другая, НАША планета! Мимо шокированные старушки, непонимающие взгляды, это ТАК, будто у меня в крови бутират и экстази, будто я выиграл миллиард в лотерею, будто никогда-никогда не закончится! Знаешь, я бы умер легко тогда, два часа назад, когда обещания не были обещаниями, может быть сказкой, доброй зимней сказкой, в которую веришь, загадав желание на падающую звезду, улыбаясь стиснутому сладко сердцу, прикасаясь к самой ЖИЗНИ! Я не романтик, я не сентиментален, я злой на систему, застрявший в подростковом максимализме, зацикленный на своих переживаниях, оглушенный музыкой, и кровь не чистая давно, но тогда я любил, ЛЮБИЛ!
И сейчас люблю, сидя на подоконнике с ярко-оранжевым апельсином в руке. Подо мной катятся кругляшки фар, орёт бездарно ТВ, никуда не хочу, пока она варит кофе нагрянувшей нежданно тётке, не отпускай, ЧУВСТВО!
Только где-то внутри хихикает враг: «как заигрался, вы прогляньте! тебе в театр нужно, ты увлёкся, ты опять наврал»
Я, блядь, не переживу падения обратно в состояние саркастического нигилизма и обторченной сытости. Лучше сдохнуть, честно.
Каким я проснусь завтра? (По-крайней мере сегодня не задаюсь вопросом «с кем»…)

Когда перебрасываешь ноги по обратную сторону перил, наклоняешься вперёд, широко разводя руки, можно поймать иллюзию падения. Ребятам пришлось несладко: упиралась, пока снимали с 12-го на землю.
В организме соседствуют алкоголь и опиаты. Прожигая бензин, полосуем Амурскую рельефом шин. Она курит, выпуская горький дым в ветер. Ветер захлёбывается, мотор кашляет. Мы все простужены, некто зовёт тоненько в себя. Прикладываюсь к папиросе, пытаясь сняться с крючка назойливой мысли, что эта трасса в никуда. А дальше танцуют обнажённые кремовые тени.
Сейчас за компьютером, желание секса не заглушить и восемью колонками. Орёт и рвёт стул, качнусь и упаду в хохот.
Что есть, издать книгу? Одна дама предлагает напечататься вместе, книгу на двоих. За её счёт. И что бы это значило?

хочу всё рассказать. кому-нибудь, страдающему глубочайшей амнезией

В маршрутках, супермаркетах, малометражных квартирах, затемнённых вечерним небом переулках, вижу знакомые лица. Лица кивают степенно или интимно подмигивают, так что невольно задумываешься, в антракте какого спектакля говорили о ничтожности бытия, сортир того ли этого клуба помнит наши подгоняемые басами ласки.
Давит это ощущение всеобщего знакомства. Нужно рвать. Хоть в Благ, там объём свободного кислорода больше, и троллейбусы ходят большими шагами, хватают раскрывающимися дверями тебя с заиндевелой остановки, куда-то…. Только момент истины пустого кошелька неминуемо настанет.
Да ещё с Ней.
Ей бы в лимузине, жемчуга на шее, да планировать Канары на выходные. А у меня съёмная квартира и китайская лапша на ужин.
Сижу за разгромленным столом, катаю по столу хлебный шарик. Мысли о наших асфиксиях в этом городке, невозможности признать нравственность высшей формой разумности, об отсутствии стержня, который пытаются нащупать во мне безуспешно вот уже двадцать лет родители. Мысли от анаши длинные и путаются. На столе смешались бутылки, пепельницы, жестикулирующие руки. Рядом о чём-то спорят до хрипа. Грохочут стереоколонки, мигает свет, танцующие силуэты отбрасывают на стены изломанные тени.
Сегодня повезло. Кто-то уходит, кто-то приходит, не узнаётся, знакомится вновь. Удалось остаться одной среди людей, укрыться в тени, никто не лезет, не вызывает на откровенность. Сюда меня привёл знакомый, нёс бутылку вина подмышкой и пригласил с собой.
Движения в светобликах выдают степень подпития танцующих. Две раскрасневшиеся блондиночки вдруг приникают губами друг к другу. Парни одобрительно улюлюкают. Вечеринка набирает обороты. Скоро какая-нибудь краля заберётся на стол, потряхивать обнаженной грудью. Жаль, я этого не увижу - в дверном проёме вырисовывается знакомая фигура. И не надоело тебе таскаться следом! У меня аллергия на хвостыментыобязательства. Хватаю куртку и выхожу на балкон. Бросок тела через перила (первый неостекленный этаж).
Воскресенье продолжается холодной улицей.

Чувствовать, что тебя любят, это почти больно.
Лечь поперёк рельс. А вокруг грязный снег, красный смех и обглоданное небо.
200 рублей коробок. Чтобы музыка глубже, и поезд прошел сквозь тело.
У барыги руки пианиста. Или убийцы.
Девочка в нежно-розовом спрашивает сигарету.
И почему-то садится близко.
От неё слишком тепло, слишком колотится сердце.
Никогда не влюбляйся на автобусных остановках.
Она уедет, а ты останешься.
И будешь резать во сне горло жёлтым маршруткам.
- У вас сигарета потухла.
У нас потухла сигарета. А я ещё не накурился.
С 12:15 секса стало на единицу меньше.
Душит шарф, что-то орут вены.
Где-то в подвале спиной греюсь о трубы.
У неё кончилась Вечная любовь, у меня лишь эротический минус.
Открыться бы кому, но лифт сломан, пешком не дойду.
Проще оставаться внизу, оставаться на месте.
Девочка в розовом исчезла в чреве маршрутки.
Обкуренные мысли веселят не на шутку.
Иду пешком. В витринах странный чувак.
13:48. Квартирный полумрак. Ещё косяк.
Странно, но боль оттого, что любят, не пропадает.
Зря не проверил, пройдёт ли насквозь состав.
По пышноте венков можно определить страсти силу.
Ибо проебал за углом последние ориентиры.

Марина сворачивала усердно самолёт из туалетной бумаги.
И заплакала, когда лететь на нём не получилось.
Вопрос: виноват ли я, что Марине попалась бумага вместо счастья?
И кто теперь компенсирует мне сексуальный минус?

14:15. Я – мега-человек. Которому пох на всех.
Смс от Марины: «Прости, я погорячилась»
Мой ответ: «Что опять? Папироса так не делает, блядь»
И без лишних расспросов я предпочёл папиросу.

Настроение сейчас - желание сна

Эксперимент завершён. Итого: могу не спать всего двое суток. Причём не без стимуляторов. Сегодня, сидя в маршрутке на переднем сидении, откровенно падала на водителя. Он смущённо улыбался. Видимо, думал, девушка заигрывает.
Суд всё-таки отменили. Дожить по моей системе выживания без единого условника до 20-ти, это достойно восхищения.
У меня тут Джумшут и Равшан, не иначе. И в какой колонии для беженцев мать их нашла? Ничего не поняла толком из иноземного лепета о состоянии многострадального потолка. А вот «вотка-вотки-випить» разобрала слёту. Едва удержалась, чтобы не стать третей.
Оказывается, я слабохарактерная. Веденая на извращённые развлечения. Начинающая алкоголичка. Законченная лесбиянка. – Больше не останавливаюсь курить у подъезда, а то ещё что расскажут сердобольные соседки, и других соседок придётся нах уничтожить.
А в клубах пиво с димедролом. Да, с димедролом. Иначе моё поведение ночью необъяснимо. Простименямоялюбовь.
П.С.Те, кто подписывался ради красивых постов, почистите от моего имени список френдов. Точно говорю.

Настроение сейчас - позовите священника!исповедаться хоть...

Как плохо. Плохо физически. Слабость такая, будто с недельку морили голодом.
Не умею болеть благородно. Получают все без исключения, кто под руку попадётся. Я опять сварливое, нудно поднывающее существо. Посчитала исходящие смс за сегодня: 15 штук. Разным абонентам. Сугубо обвинительного и шантажирующего характера. *стыд_но* результатом стали практически все выполненные дела, с которыми не могла уже около месяца развязаться. Всё-таки нужно иногда припугнуть товарищей. *возможно они напугались, что не сегодня-завтра и впрямь умру…*
С другой стороны, друзей иметь плохо. Когда у тебя частенько ночами свободна квартира. Наверное, если подбить статистику нелепых ситуаций, я буду возглавлять список. Вчера ночью товарищ предложил сварить сгущенку на закуску. Прямо в банке.
Когда курили на площадке, прогремел взрыв.
Теперь у меня эксклюзивный кухонный потолок. Если хочешь сладкого, подставляй стремянку и грызи. Пока родители не вернулись. *господи, спаси!*
Думала, что сказки о цветочных горшках, летающих с балконов – сказки. Или я в сказку попал, или кто-то по мою душу охотится.
Как страшно жить.

Ты проводишь надо мной тесты-опыты. Покорно рисую придуманное животное, человека и дом, розовый куст. Анализируешь – я удивительно благополучна. Железобетонная нервная система. Только по ночам взdrugиваю так, что падаю с дивана. Но это никого не касается. Достаточно того, что мой розовый куст благоуханен, а дом улыбается резными окошками.
Когда вдруг предпочитаю общество распиздяев тебе, нежная, остервенело режешь на куски мои вещи. Ты тоже истеричка. Ты прокусываешь губы, бледнеешь и злишься. Дрожащими руками ощупываешь мой мобильный, пока пропадаю без вести в душе, обнюхиваешь на преступные запахи. Часто одна пикантная смс делает ночь незабываемой. Когда-то хотела растоптать твои розовые очки. Но протянув руку коснулась незащищённых век и поняла, что любовь и страдание синонимы. Как поцелуй и пощёчина. И даже не знаю, что жжет сильней.
Я бесконечно строчу сценарии. Огнём сигареты по темноте, лезвием по бархату, укусами на коже. Это больше, чем ролевая игра. Суициды, свадьбы, войны. Загоняешь меня в стиральную машину, уничтожаешь незнакомые прикосновения. С ладоней, шеи и сердца. Сердце больно болтается в стальном аквариуме, ты бинтуешь разорванную в экстазе артерию, подмигиваешь, мол, мы нашли друг друга.
Я стала твоей первой женщиной, ты – первой бухтой, в которую возвратится уже в 123456789-ый раз мой моряк. Мы целуемся в деревенской церкви, как златовласые Иван-да-Марья. Теряемся во ржи, засыпаем, осоловелые, в стогах. Утром ты вызываешь мне такси в будущее, но почему-то всегда уезжаем вместе. Когда идём босиком по ноябрю, кто-то догоняет и восторженно шепчет «городские сумасшедшие!». После того, как ты дважды насиловала мой гардероб большими ножницами, у меня самые нефорские джинсы на районе. У меня самая красивая девчонка на районе. И самая изощренная форма суицида – жить.
Посмотри в окно, сегодня в полночь пошел самый настоящий снег.

Город сжигает огни,
Можно заснуть – не проснуться.
Вмиг растоптать
Всех тех, кто на тебя молится.
(с)

Руки у твоей матери дрожат, но я слышу вздох облегчения. Ты не этого ожидала, так ведь?
Двойное самоубийство возбудило город. От ваших имён веет запретной порнографией. Грязное порно душ. Толпа судорожно хватает горлом марш. Чтобы принести своим детям кусочек смерти к чаю. Мы такие жадные до зрелищ…. А гроб тебе к лицу.
Раньше мы с тобой ходили курить на кладбище. Теперь будем курить тоже, только тебя не видно. Прячешься за прокаженными деревьями. В июле 2007 носила тебе апельсиновое солнце в палату. Сердце завели электрошоком, тогда трава была зелёная, ты ещё боялась иглы. Наверное, сердце хотело уснуть, пока что-то имело значение.
Через год уксус выжег твой пищевод. Говорят, ты хрипела, что хочешь жить. Не знаю, меня уже было мало для жалости.
П.С. помнишь выпуск «Эхо», статью о звонках с того света? Ты говорила, что позвонишь мне. Позвонишь?

суицид
"бля-а, а вчера мы вместе жрали колёса..." - так нелепо. но больше не осталось ничего
и, знаешь, я спокойна. я Тоже спокойна
достоиный конец. я Тоже, но боюсь собственной жалости к себе. бога нет, боль - пустяк. остаётся жалость к себе. и ноль надежды. нет самообмана. только для других.

даже не могу написать "мы тебя не забудем". уже забыла тебя. ты - фото на стенке. ты - часть моего трипа. ты сгниёшь в земле.
прости. это зависть

Мир рушится. Молча смотрю. Только комкаю оттянутые рукава.
Лучше бы с хрустом, на грубом выкрике, ломались кости. Чем подленько, изображая бездарно понимание, тряпкой с хлороформом в широко распахнутые глаза.
Что можешь знать про меня? Кто ты такая, мама? Зачем ты здесь?
А мирок рушится. Сквозняк вытянет мои дурные наклонности. Будто вытянет дурные наклонности. Вытянет душу мою без остатка. И никакого скандала. Улыбайся, мама.
Пойду в ванную с пухлым блокнотом. Красной пастой расскажу бумаге, как из меня вот уже час делают не меня. Хочешь гетеросексуальный манекен в дочки, мама?
Черной кровью расскажу стенам, что давно не чувствую боли. Ожидать удара по дых в привычку.
Меня никто не бил. Меня просто жизнь за жизнью пытаются сломать.
Присмотрелась, кровь синяя. Голубая кровь. Мне всё можно, мама. И расширенные зрачки танцующие хаус, и секс под экстази. Секс под экстази с той, которую ты оскорбила.
А завтра ты попросишь прощения, мама. Но ничего уже не станет как было. Когда-то. До безумного бега по трассе, до прыжков в темноту с балкона. До того, как пришло понимание, что ваше существование ничтожно. Такие как я заканчивают в подворотнях. Потому что стартовали не той ракетой и очень хотят продолжать красиво.

И за какие грехи тебе так не повезло, мама?

Настроение сейчас - банальная усталость

Разворовали на цветные лоскутики. Знаешь, как это бывает: смеёшься, фотографируешься в дурашливых позах, кормишь одну шашлыком, с другой танцуешь, с третьей спишь, друг ненавидит за отключенный мобильный, мать забила искать на просторах Амурской области, а ты ещё не можешь переварить пыльным мозгом своим хэллоуинскую оргию, а ты понимаешь, что ничего от тебя не осталось.
Нехватка одиночества. Сравнение с выжатым лимоном набило оскомину, но что ещё, если ты вял и даже мёртв немного?
Три часа на –продышать-. Будем жечь дальше.
Новая фобия. После той аварии впервые села за руль. И не смогла. Чёрт знает что не смогла, но нервы сдали. Поздравьте, я – придурок, который боится тачек.
Насыщенная жизнь.
И нехватка одиночества.

Настроение сейчас - норррмальное

Я ненавижу цирк. Вива, Кальман! Агрессия, кровавый бархат манежа и звериная боль. Клоун немного пьян и прячет в рукаве нож. Зрители замирают перед удавам, боятся быть задушенными, не замечая, что дыхания нет. Давно, где-то на относительном уровне взрослости, мы перекрываем кислородные краны. Потому что от свежести и неизведанности начинает кружиться пыльная голова. Нам хватает пробензиненных облаков и запаха денег. Не замечаем штампованной серой робы и номеров на спине. Уподобляемся системе, клюём копейки которые швыряет государство, это называется стабильность.
Я ненавижу цирк. Иногда бью телевизоры, когда хожу в гости. А сегодня захотелось припасть к луже и пить. Зачем? А зачем солнце всходит? *привет, моя палата №6*
Не угадал, друг, никакого амфа. В нашем захолустье у ментов проснулась бдительность – долой нарко-притоны! Наверное, придётся в скорости ехать на пятак. А потом запекать косяки в каравай и спасать пленных товарищей передачами.
Так вот, ненавижу цирк. Но на халяву и уксус сладок. *ага, меркантильна_я и сердце у меня не хорошенькое_плюшевое, а кусок кровоточащего мяса* Досидели до конца, пива попили. С девушкой в буфете познакомилась. Кстати, кто знает, что можно подарить на день рождения незнакомой девушке? Что-то подсказывает, что послезавтра под утро будет секс с брюнеткой. Необременительный секс. Мне так необходимо что-то/некто легкомысленный! *эх, Даша, помнишь, мы пускали пузыри с тринадцатого этажа, и в каждом пузыре переливалось по мечте? А помнишь, Даша, у меня тогда были голубые глаза и Настоящий смех? а знаешь, Даша, ты была единственной за последние годы, с кем хотелось нежничать, а не трахаться. Так нахуя ты, сука такая, всё испортила?!!!*
О чём это я? Ах, да, ненавижу цирк. Впрочем, обычное дело, ненавидеть свою работу.
Иногда кажется, живу для того, чтобы доказывать вам жизнь. На бис. И ещё. И ещё.
П.С. Сегодня из Уфы пришло письмо, захотелось застрелиться и поэтому поводу у меня есть бутылка коньяка. И целая ночь, забавная одиночеством.