Наверно, дружба - это звонкий смех подружек,
взорвавший тишину подмосковных проспектов.
Это также большое количество подаренных кружек
и переписка на уроке позабытых дома конспектов.
Наверно, дружба - это масса новогодних открыток
с корявым подчерком в верхнем левом углу.
Наверно, это прибыль, а не убыток,
при ссоре вставлять «нитку дружбы» повторно в иглу.
Наверно, дружба - это частые звонки телефона,
пустой разговор ни о чём, часа три
и возглас: «Это я», что раздается из домофона,
«Смотри, что я принесла, ну быстрее смотри»
Наверно, дружба - это слезы и неудачи,
которые делишь с подружкой на пополам.
Наверное, это поездки друг к другу на дачу
и воспоминания о том, как были повержены в «хлам»
Наверно, дружба - это глубокий и синий океанарий
о котором пишет ученый свой долгий доклад,
а может дружба - это нашей жизни простейший сценарий,
в котором лишь двое едят мармелад.

Я февраль нарисую тебе на случайно смятом в кармане листочке
в нём холодные люди свои чувства греют в запылённом, новогоднем мешочке.
И скрывают их от заснеженных взглядов, от мимолетных прохожих
таких разных, чужих, совершенно на них не похожих.
Эти чувства от холода лишь сильнее прижмутся друг к дружке,
как листочки у черного чая, что стоит заваренный в кружке.
Эти чувства красны, как цветы у, опрокинутой в вазе, герани
и холодные люди боятся, что кто-то случайный их ранит.
Они берегут свои чувства для тех, кто сможет хранить в них тепло,
но вот только они сменяются так же быстро, как буквы на черном, вокзальном табло
и где-то вопрос на замерзшем стекле:
«Холодные люди умеют любить в феврале?»

Нет, я не вернусь больше к тебе.
Несмотря на то, что помню каждое прикосновение твоих, вечно горячих, рук, каждое движение тела: сильного, мускулистого тела, каждое слово, брошенное в мой адрес, каждый выдох, касавшийся моей кожи, каждый поцелуй наполненный тоннами страсти и желания: твоего и моего желание, которые так сильно отличались друг от друга, но в тоже время были неразделимы;
Нет, я не вернусь больше к тебе.
Несмотря на то, что прощала всё то, что никому и никогда не позволяла: ложь, многочисленные измены и молчание. Последнее для меня было настолько страшным и невыносим, что первые два просто растворялись. Я боялась твоего молчания, которое присутствовало в минутных телефонных разговорах, в частых встречах и в том моменте, когда ты впервые бросил меня, так и не обронив ни слова, так и не ответив на мой встревоженный и вопросительный взгляд;
Нет, я не вернусь больше к тебе.
Несмотря на то, что теперь ты пишешь мне слишком часто: чаще чем в те времена, когда мне это было так же необходимо, как вода или как пища, например. Ты пишешь, а я встречаю именно те слова, которые когда-то грели меня изнутри, которые придавали блеск глазам и уверенности в любви. Сейчас они не несут большой значимости и равны банальному айсикьюшному: «Привет, как дела?» Я сама опустила их на этот уровень.
Нет, я не вернусь больше к тебе.
Я может быть буду любить других светловолосых мальчиков, буду целовать совершенно другие губы и привыкать к другим нежным словам. Не вернусь, несмотря на то, что ты ждёшь, когда ожидание уже не имеет смысла. Не вернусь, не смотря на то, что без тебя в моей жизни совершенно не пишется стихов.
Ты опоздал, признай своё поражение и живи, прошу тебя живи и пусть даже не ради меня.

Да, я слишком горда, чтобы просто взять и написать «привет» первой; Я буду продолжать душить его сознание своими статусами в icg, но при этом молчать - молчать - молчать; Я буду захлёбываться слезами, от того, что он в сети и что может быть смотрит на мой ник и при этом ему пишет кто-то другой, а он отвечает кому-то другому; Я буду шмыгать носом и лечить очередную простуду, а он не будет знать об этом и я не получу от него сообщений со словами «опять заболела, стоумовая?»; Я буду лежать на диване, уткнувшись лицом в подушку, что смогла вытерпеть не одну пару моих истерик, и слушать на повторе песню, которая будто бы должна напоминать его; Я буду надеяться, при этом не забывая губить себя очередными порциями кофеина, а потом думать, какая же дура, потому что сердце колет при каждом, сделанном мною, вздохе, но не от жаркой любви к нему, а от большого количества кофе на ночь; Я буду истерить, пить успокоительные таблетки перед сном, снова истерить и снова продолжать пить, веря, что они помогут и всё пройдёт; Я буду ревновать его, до безумия ревновать ко всем, кто сейчас находиться с ним поблизости, ко всем на кого он может случайно взглянуть, только не потому, что боюсь потерять навсегда, а потому что не на меня будут устремлены его глаза, в которых я так сильно хочу утонуть этой зимой;
Да, я слишком эгоистичная и самовлюблённа, но, не смотря на всё это в правом, нижнем уголке моего монитора, вот уже две с половиной минуты настойчиво мигает желтый конвертик с его именем наверху.

Я слишком много мечтаю.
К примеру, о наших с ним совместных зимних выходных, я в его квартире на третьем этаже, если честно не знаю этажа, но мне так хочется, чтобы это был непременно третий. Я в своих любимых серых шортах и свитере, а он в джинсах и оранжевой футболке, что привезли родители с юга. Он готовит мясо по-французски, а я сижу за столом, поджимаю под себя ноги, смотрю на него и говорю, что у меня мания влюбляться в светловолосых мальчиков. Он улыбается и проверяет мясо на готовность. Подходит ко мне. Садится рядом и говорит, что очень счастлив, что у него именно такой цвет волос. Мы едим мясо. Я хвалю его кулинарные навыки - он и вправду отлично готовит. Называет меня стоумовой. Смеемся. Мы очень много смеемся и дурачимся. Много целуемся, он обещает научить меня поцелуям с языком. Кривляюсь. Называет врединой. Идем в кинотеатр на ночь.кино. Берем один попкорн на двоих, чтобы лишний раз встретиться прикосновением рук. Кладу голову ему на плечо. Наклоняется ко мне. Недосматриваем последний фильм. Едим в желтой маршрутке. Слушаем радио, что включил водитель. Смотрим в окно. Он показывает мне что-то, но из-за темноты ничего не удается рассмотреть. Он хмыкает, бурчит что-то под нос и обещает показать это завтра днём. Ищет глазами хотя бы один работающий магазин. Находит и просит подождать снаружи. Переминаясь с ноги на ногу жду. Выходит с пакетом. Открываю. В нем шоколадные вафли. Улыбаюсь и целую его в колючий подбородок. Возвращаемся в квартиру. Включаем телевизор. Устраиваемся поудобнее на диване. Вместе смотрим спортивные телепередачи. Стараюсь переключить. Не даёт. Иду в ванную, смотрю на себя в зеркало, вижу в глазах счастье. Улыбаюсь. Рассматриваю тюбики на полке. Возвращаюсь к нему. Спрашивает, где я пропадала. Ложусь рядом с ним. Так и засыпаем: он с взъерошенными сзади волосами, я с улыбкой на лице.
Я слишком много мечтаю.
К примеру, о том, что мы ещё раз помиримся.

Он врывается в душу совершенно некстати,
оставляя пятно на разорванном платье.
Он бывает груб, невесел и часто простужен,
пусть такой не один, но один лишь ей нужен.
В его жизни трава все желания губит.
Говорит ей «люблю», но в итоге - не любит.
Он не помнит имён, дни рождения бывших,
для него это всё представляется лишним.
Он подарит лишь шрам, две полоски от шины
и мечту разобьет, словно бампер машины.
Он не верит в гаданья, в любовь и свечам,
он не будет делить с ней постель по ночам,
он судьбу за двоих никогда не станет решать,
у него жизнь одна, на остальное - плевать.
Боль и слезы свои он умело от публики прячет,
так что чувства других для него мало значат.
От любви своей страстной предложит остатки,
девок много, их нужно менять, как перчатки.
Он уверен, что глупо думать часто о худшем
и что в жизни её навсегда будет лучшим.
Он никогда для неё не станет порядочным мужем,
он такой не один, но зачем-то ей нужен.

В глаза глядя и рук не забывая,
она прижмется к мраморной доске
и вспомнит то, как тихо умирая,
он был в одном сиреневом носке.
И что-то чуть левее правого ребра
ему, что смотрит на неё из фото,
пошлет привет, а ей из-за завесы серебра
в один конец билет, протянет кто-то.
И за столом вдруг опрокинут рюмку
и навсегда забудут тонкий голосок.
Она уедет, положив на память в сумку
его второй сиреневый носок.

На вечер опять обещали дожди,
а днём палящее солнце из ада
и знаешь, я кажется чуточку рада,
ты только останься.
не уходи.
На среду опять обещали дожди
и облака, словно сладкая вата.
День без тебя - большая утрата
останься.
не уходи.
На выходных снова были дожди,
а тучи с добавкой свинца
и кажется им уж не будет конца
ты главное...
не уходи

Вы не держали меня за талию холодными руками.
Не целовали взасос, раздвинув губы языком.
Вы не въедались мне в глаза своими вечными глазами,
а мои руки никогда не будут пахнуть вашим табаком.
Вы не проложите любви моей брусчатую дорогу
и не повесите в дверях настенный циферблат.
Рабом быть не положено для нынешнего Бога
и здесь уже никто из нас, увы, не виноват.

Как часто мы пытаемся не замечать тех, кто нас так сильно и упорно любит длительное время. мы отворачиваемся, делаем серьезные лица, подавляем в себе улыбку, лишь затем, чтобы показать человеку своё равнодушие по отношению к нему. лишь бы не привязывался к нам так же сильно, как мы привязываемся к тем, для кого нелюбимы. в душе у нас просыпается ненависть к человеку, который нас так преданно любит, в то время как мы - упрямые девчонки, цепляемся за последний вздох уходящего от нас очередного мерзавца, так нагло засевшего в самом дальнем уголке души, что выскребает внутри нас последние остатки чистоты, взамен, на что оставляет лишь скупые чувства к окружающим.
И тот - другой, глядя тебе в след, убегающей прочь - любит-любит-любит...
он кричит тебе, стоя у подъезда: «я люблю тебя», но какое значение имеют для тебя самой эти слова, если их произносит совсем не тот человек, от которого ты их, сжав свои кулачки, ждёшь?
И проходит потом какое-то время, ты уже оправилась от своей зависимости, идёшь по улице и замечаешь парня идущего навстречу.
Внимательно всматриваешься и понимаешь, что этот самый соседский мальчишка, что выкрикивал свои признания. Он повзрослел и лицо стало совершенно иным. Как же раньше ты не замечала?
А рядом с ним кто? - девушка.
И вот вы поравнялись, посмотрели друг на друга и ничего не сказав, так и прошли, каждый в свою сторону. И тебе так стыдно стало, за своё поведение, за слова, за себя.
И понимаешь, что переиграть уже ничего нельзя.

Пусть снова в городе идут дожди
и дикий ветер за окном тоскует,
ты будь терпимей - просто подожди,
нас скоро солнце в щечку поцелует.
Оно взойдёт с проказником лучом
и заиграют в лужах разные аккорды.
Им здесь не нужно быть искусным скрипачом,
они всегда играют нам уверенно и твёрдо.
И ты поверь, что худшее осталось позади,
а впереди большое блюдце счастья.
Его своей улыбкой нежной награди,
в ответ, на что оно подаст тебе своё запястье.
И улыбайся, ты - прекрасней всех,
твоя улыбка серебра и золота дороже,
а твой чудесный звонкий смех
мурашками бежит по белой, гладкой коже.
Иди вперёд, ты сильная - всё сможешь,
пошире лишь открой окно своим мечтам.
Они печаль твою на радость приумножат
и будут с тобой рядом - тут и там.

Мы прожигаем жизнь, мы потрошим её на части.
Мы на костяшках пальцев выцарапываем «боль».
Мы так хотим поверить, что есть на свете счастье,
что душу на «десятку» ставим, а в итоге выпадает «ноль».
Мы так бездарно на подножках воспеваем драмы,
вписав в законченный сюжет, для глаз чужие имена.
Мы в нотах видим фальшь, а голосе - потертые октавы.
Мы создаем себе при жизни - ад, довольствуясь сполна.
Мы сами им от всех дверей протягиваем ключ,
что ржавым топором под корень наше счастье срубит.
Для нас стал воздух городской и тягок и вонюч
лишь потому, что любим тех, кто нас давно уже не любит.
Мы задыхаемся от глупости своей и материмся от досады.
Мы опрокидываем голову назад, смотря на потолок.
Мы запоминаем номера машин и яркие домов фасады,
но никогда не сможем отыскать для сердца - уголок.
Хоть и борясь, за то чтоб мирно по течению плыть
под тяжестью своих проблем мы часто прогибаемся,
порой нам сильными уж очень сложно быть.
Мы просто люди, поэтому в любви любя и ошибаемся.

Я не могу понять-чего я хочу сейчас.
Раньше всё было иначе, словно весь мир находился на моей ладони:
я хотела сидеть каждый день в его пропитанной запахом масла и бензина - машине, на переднем, покрытой красной тканью сиденье и, смотря в тонированное, чуть запотевшее от нашего дыхания - стекло, видеть своё счастливое отражение, поправлять спутанные от прикосновений волосы и тайком поглядывать на него, на то, как ловко он поворачивает руль, как улыбается, заметив мой взгляд, я хотела чувствовать на ладонях, на одежде, шее, волосах только его запах духов, а на губах только его следы от поцелуя, я хотела жить каждой клеточкой своего тела, просыпаться раньше, чем положено и засыпать погрузившись в мечты, я хотела загадывать сны и заворачиваться с головой в одеяло, а вставая быстро бежать на кухню, где меня ждали бабушкины, тоненькие блинчики с малиновым вареньем, я хотела, чтобы дни шли как можно быстрее, а вечера, как можно дольше, я хотела вдыхать запах его сигарет и смеяться до слёз над его шутками, а, придя в библиотеку чувствовать свежий запах побелки на стенах, я хотела слушать его музыку, на всю громкость, чтобы сердце подпрыгивало, а уши закладывало, хотела стоять на улице, держа в своей руке его руку и прикасаться пальцами до его подбородка, я хотела чувствовать запах времени на страницах книг и считать себя главной героиней романа, хотела писать стихи и посвящать себя только ему, хотела видеть при звонке на дисплее телефона только его имя и лопать вишню, плеваться косточками: «кто дальше», опаздывая на маршрутку, я хотела стоять на остановках смотреть в след проезжающим мимо машинам, искать похожие номера, хотела забирать сестренку из садика и фотографироваться с ней в парке, я хотела видеть завистливые взгляды и нагло улыбаться им в ответ, хотела по ночам кататься на мотоцикле вцепившись в его куртку и кричать, что он сошел с ума, я хотела пить пиво на лавочках с подружкой, хихикать, звонить ему, сбрасывать.
Я просто хотела каждую секунду, каждое мгновение - жить.

С прохладным ветром вернётся тепло,
но шёпотом холод на ушко навеет,
что можно оставить открытым окно
замершее сердце - тепло не согреет.
Его твой взгляд лишь может спасти
и с запахом масла - сильные руки,
ты сможешь сердце моё унести
подальше от боли и бешеной скуки.
Как жаль, что желания - сон,
что длиться могут годами,
издав протяжный свой стон,
ложась друг на друга гробами.
На сердце своё поставлю оградки
оно понемногу вдруг стало темнеть
сегодня опять выпадали осадки
боюсь, что начнёт изнутри плесневеть.
«Повешу» на номер услугу «АОН»
послушаю в трубке твой голос
и сердце отправлю на аукцион.
Слишком много на нём черных полос.

Ищу твои губы своими губами.
Шепчу себе имя твоё, как диктант
и в небо смотрю голубыми глазами,
сегодня играем, я снова твой фант.
Сглотнешь никотин, слегка улыбнешься,
как сложно забыть ту улыбку твою.
В игре, я знаю, не поддаешься,
поэтому лучше вести мне свою.
Закрой мне глаза, своими руками,
-Как долго желание ты выбирал.
-Не отвлекай своими словами.
-Не буду, мне главное руки, чтоб ты не убрал.
-Всё загадал. Я хочу чтоб была ты моим…
-Сердцем? Что будет без продуха бить
при свете фонарных огней, нам двоим,
что будет тебе всё прощать и любить.
-Нет, попробуй ещё, я руки держу.
-Я буду твоими глазами,
увижу я всё и в миг тебе доложу,
а будет плохо - плохое смою слезами.
Быть может я буду твоею душой?
Слегка потемневшей у края,
но главное самой-самой большой,
такой, как ворота у рая?
-Нет, дорогая моя, ты будешь мой сон,
который лишь ночью блистает,
с приходом солнца он летит в унисон,
а если руки убрать, на ресницах слезами растает.

Лучше остановиться на середине, чем дочитать до конца и разочароваться.

Идти по дороге, держа в руке, руку апреля.
Ловить зрачками, окрыленные солнца лучи
и верить, что эти зловонные двери борделя
навечно закрыты: «ты больше в них не стучи»
Ты просто найди в себе силы и мимо пройди,
пусть бешено сердце в ритм ветру стучит.
Ты сильная, а значит всегда сможешь уйти
к тому, с кем жизнь тебя не разлучит.
Про двери те, постарайся просто забыть
их всё равно скоро снимут с петель.
Дверей в жизни много, их все не открыть,
ты больше не слушай их скрип-канитель.
Почувствуй свободней себя и к счастью лети,
а жизнь всегда для всех была многослойна.
Проблемы свои в косички возьми, заплети
и помни, ты лучшая и большего в мире достойна.

Mне проще срифмовать, чем сказать вам правду.

«Мне нравится, что вы больны не мной.
Мне нравится, что я больна не вами».
Не нравится лишь то, что это всё с другой
случится, в недописанном романе.
Меж строк и затерявшихся листовок,
где жизнь возобновляют пройденные дни,
на первой полосе, тот яркий заголовок
гласить уже не будет о любви.
Тогда он будет мало интересен
и затеряется на полках среди книг,
но строки эти встретим мы в обрывках песен,
на пять минут вздохнем и остановимся на миг.
Когда-нибудь достанем с верхней, пыльной полки
стихи Цветаевой и заново их все прочтём.
Мурашки снова пробегут по коже, как иголки
от нас вновь прячась, где-то под локтём.
И пожелтевшие страницы в том романе,
между четвертой и шестой главой,
напишут, напоследок, о моей болезни вами
и вашей затерявшейся болезни мной.

Я знаю, милая, знаю.
Что жизнь поломала. Ломаю.
Теперь всё болит. Хромаю.
Да, знаю, милая, знаю.
Уже во сне не летаю
по небу, ведущему к раю,
скользя, лишь хожу по краю,
я милая всё понимаю.
В чужие цитаты «играю»
боюсь саму себя потеряю,
но так же тебя уверяю
«родная, я всё наверстаю»
Как раньше почти мечтаю
и совсем уже не страдаю.
Я - снег: с весной тоже таю,
ты знаешь, что лгу и я тоже знаю.