От тебя мне досталось ноль побед
и при этом я так и не увидела, как ты бреешься по утрам.
У меня завтра с часу до двух обед.
У меня ПМС, болит голова и на коленке шрам.
Мне никто уже не убирает за ухо прядь,
не целует взасос и трогает там.
Не говорит: «Подожди, не уходи, присядь».
И не звонит через каждые десять минут по вечерам.
Я и не думала, что так страшно бывает терять,
хоть и теряла уже не раз.
После каждого прошлого, нужно следующему доверять
сотни своих недосказанных фраз.
В расставаниях лишь для одного есть доля прибыли
у другого же сердце скребут десяток голодных зверят.
После чего сообщат о его скорой гибели,
ведь таких как ты не забывают, таких обычно боготворят.

Здравствуй, папа. Какое нелепое слово, ну право;
я тебя только в детстве должно быть так называла,
Смеялась, сидела у тебя на коленях, лукаво
говорила о вас с мамой. Ничегошеньки ещё не понимала.
Звонила тебе, когда оставалось дома.
На своем детском тебе что-то долго «балакала»,
а после сказали: «Деточка, забудь номер этого телефона»,
я, наверно, опять ничего не поняла, но помню - заплакала.
Здравствуй, папа. Ты меня вряд ли при встречи узнаешь.
Я вспоминаю ту куклу, что ты подарил,
такая она была - белобрысая.
Её порой возьмешь в носовой платочек запеленаешь...
Кстати, через месяц она стала лысая.
Здравствуй, папа. Ты меня уже лет 15 не поздравляешь,
а помнишь, как у крылечка, на руках в самое небо подбросил?
Ты всё также не просыхаешь?
Ах, да. Извини, забыла, что бросил.
Здравствуй, папа. Мы с тобой успеем увидеться?
Или ты так и останешься на двух фотографиях?
Я, как видишь, не успела сильно обидеться,
иначе не было бы тебя в моих стихографиях.
И пускай, если задуманного я не исполню
И после уже не последует другого этапа,
главное, я о тебе ещё помню.
Здравствуй и до свидания, папа.

Вот подходит к очередному завершению февраль.
Мороз уже не трещит по швам.
С зимой никогда расставаться не жаль,
лично мне так; не знаю, как вам.
Перестала замечать, как пролистывается календарь.
Успеваю выпить стакан чая и то промежуточно.
Ты мой Бог? Или мой государь?
Я ж молюсь и повинуюсь тебе круглосуточно.
Завтра будет ещё один пройденный день,
а чувства к тебе всё так же переполнены азартами
Жизнь, как шапка на голове - всегда набекрень.
Я проскучала по тебе февралем, теперь поскучаю мартами.

Я бы сожгла все поезда, лишь бы только ты не уезжал.

Мне сегодня ветер выцарапал щеки.
Февральский холод не собирается добреть,
а если говорить без этой лишней подоплёки -
то холодно лишь от того, что некому согреть.

Когда они уходят главное - стерпеть и не хвататься сразу за сигару;
ведь всем другим сложнее будет в Вас разжечь бывалого до них пожара.
Поменьше ной и не старайся вылизать все раны. Не донимай мольбами нынешних Богов,
а если мерзнут руки - засунь поглубже их в карманы, и перестань уже бояться четвергов.
Не виски пей, а сладкое какао, на крайний случай завари покрепче чай,
слетай в Китай, в республику Макао, а на звонки его, прошу тебя, не отвечай.
Не будет толка в ваших новых встречах. Ты мусор по пути домой назад ведь не берешь?
Он был хорошим, а эти твои речи, что «он - мудак тупой» - так это ты подругам врешь.
Когда они уходят главное - смолчать и сжать свои, до боли зацелованные, губы.
Ведь ещё долго будешь вспоминать, как он любил тебя в прихожей - по-мужски и грубо.

Это цитата сообщения Дневник_эгоистки Оригинальное сообщение

Можно научиться стирать, прогонять мысли прочь, пережить зиму, одну за другой, но когда наступает тот самый месяц, как забыть дату, с которой всё началось?
(с)

Двух лет хватило, чтоб не писать стихов,
не говорить о любви мальчишке, в жизнь не вносить штрихов.
Быть чуть коварной и злобной, но отвернувшись – краснеть,
когда выпадет случай удобный и он посмеет в глаза посмотреть.
Мчаться всё время на красный, ловя за хвосты синиц
и ударения ставить на гласный в именах позабытых лиц.
Рассчитывать траекторий полета: от него до тебя и назад.
И надеяться жадно, что кто-то для тебя выстилал звездопад.
Наблюдать, как расходятся фазы наших с тобою дорог.
Записывать на ладонях все фразы и по рецепту готовить пирог.
Заниматься любовью у входа, слегка оперевшись на дверь,
если не хочешь в нем видеть урода – не люби его и не верь.
Так двух лет хватило в излишке и под стопку заученных книг,
не говоря о любви мальчишке, закрыв, положу дневник.

Маленький мой, пожалуйста, только не плачь,
на небе даже ярче светит солнышко.
Тебе дядя Боженька футбольный подарит мяч
и конфеток в мешочке без донышка.
Хорошенький мой, там будет теплей,
вода больше не зальется в ушки;
Ты встретишь сказочных всех королей
и побываешь в куриной избушке.
Тебя там, обязательно, папа встретит,
подбежит, чтобы как можно крепче обнять,
а мы будем смотреть, как ты звездочкой светишь,
и по ночам о тебе вспоминать.
Мы с Мариной постараемся свет твой не упустить
и если что, то испечем тебе оладушки,
обещай, что там ты не будешь грустить
и передай привет моей прабабушке.


Стихотворение посмертно посвящается мальчику Серёже.

А хочется счастья, простого такого, женского,
когда домой приходишь, звонишь в дверь, а он открывает
и охватывают чувства, что похлеще мороза крещенского,
который до самых глубоких венок тебя пробирает.
Когда в календаре лето и всех пчел манят пустырники,
он гуляет с вашей собакой, а ты на кухне дома,
думаешь что приготовить и жаришь любимые сырники,
или когда тебя потолстевшую на улице ждут из роддома.
Когда уставшая, среди подгузников, лежишь на диване,
он целует в макушку, кладет на подушку плиточку Венского,
с работы приходит домой, открывает дверь своими ключами
и вот такое счастье будет покруче любого вселенского.

Ей было восемь с половиной лет; совсем мала ещё, не так ли?
Когда своею ножкой на паркет, она вступила в школьные спектакли.
Ей нравилось ходить на репетиции и пить в буфете чуть остывший чай,
иметь свои (не как у всех) амбиции и на ходу запрыгивать в трамвай.
И пусть совсем не главные она играла роли, а чаще лишь служанок знатных королей,
взойдя на сцену, забывала, что на пяточках мозоли, болят от маленьких, изношенных туфлей.
Аплодисменты! И ей уже не нужно вовсе кислорода; она дышать движениями рук могла.
И вот примерно через три-четыре года, её в театр пригласили и она пошла.
Днём школа, много заданных уроков, учебники, тетради, всё свалено в портфель,
бежит и в пальчиках созвездие мельчайших токов, а вечером домой и мягкая постель.
Ей было восемнадцать лет, когда она заткнула рот всем местным недотрогам.
И каждый вечер маленький букет, случайно находила под своим порогом.
Казалось ей, что вот она любовь, которая блистает всеми языками,
слегка приподнята её изогнутая бровь, она - Ассоль, на корабле под парусами.
Придя домой, её встречала мама, которая успела подарить немало ей тепла,
но в жизни, как в театре иногда бывают драмы и через год старушка-мама умерла.
Она перебралась в свою гримерку; по выходным в подъездах мыла грязный пол,
на улицах хваталась за метелку, а вечерами кланялась, держа в руках подол.
Её характер становился жестким, черты лица грубей, а звонкий голос тих,
на вешалке костюм довольно броский и в сумочке потертый на листочке стих.
Теперь скажу о нем: он на зубок зачитывал её все роли и приносил ей маленький букет.
Хранил афиши с её именем на антресоли и посвящал ей каждый свой куплет.
Любил, смотрел дрожащими глазами и с восхищением одну её боготворил.
Ему б сказать, что дух его просоленный слезами, вот только с детства он не говорил.
Он ей цветочки клал на сцену, она их задевала острым каблуком,
она сыграла ложь, предательство, измену и раздавила всё, как малый снежный ком.
Ночами плакала в подушку, себя ругала, била больно по плечу,
а утром по пути, зайдя в церквушку, ему за здравие поставила свечу.

А мне без него не дышится.
Мне без него под сердцем колется.
Я, как камыш, что на ветру колышется.
Я, как волчица,
вот только на луну не воется.
А мне без него совсем не пишется.
Мне без него не рисуется.
В песнях иной смысл слышится.
Мне без него плачется.
Мне без него тоскуется.
День темнотою накроется,
жаль не согреется, слишком холодная.
Словно мурашками, звездами небо покроется,
а я без него неживая, голодная.
А мне без него не смеется.
Мне без него очень сложно.
Сердце кусочками рвется.
Мне без него плохо,
а быть с ним - невозможно.

Простыня уж не пахнет тобой.
В ванной гель твой давно не стоит.
Претворяясь слегка чуть живой,
я ломаюсь, как мел о гранит.
А внутри меня пустота,
что зудит, как пчелиный укус.
Пусть чужие целую уста,
но твоих не забыть мне на вкус.
К животу поднесу пистолет
и стальная не дрогнет рука.
И уж кажется тысячи лет,
телефон твоего ждёт звонка.
Громко щелкнув, скрипнет замок.
Я в прихожей с дырой в животе.
Я успела нажать на курок.
Я свободу дала пустоте.

И вот он снова врывается в мою жизнь,
говорит, мол, прости и ещё множество всяких причин.
Что любит меня, хочет вернуть,
а у меня кроме него и не было вовсе мужчин.
И вот он снова звонит и надрывается мой телефон,
он, совершенно не к месту, вспоминает наш май
я затыкаю уши, кричу: «Помолчи»
И шагаю на кухню, заварить с успокоительным чай.
И вот он снова стоит у двери,
наверно, с цветами, ды нет - без цветов.
И я уж не знаю, куда мне бежать
в Таджикистан или ближе - в Ростов?
И вот он снова пишет письма и sms,
целует мои на солнце обгорелые плечи
и тихо шепчет: «Ты будешь моей
время ведь лечит?»
«Нет, милый, не лечит».
И вот он снова говорит, что будет носить на руках,
вскользь произносит имена каких-то детей.
А у меня уже токсикоз от вранья
и болит где-то в районе костей.

Радио сказало, что сегодня «День поцелуев».
И какой же это праздник, если совершенно некого целовать?

Я помню, как она рассказывала сказки
и провожала в школу по утрам.
Зимой, укрыв, сажала на салазки
и с ветерком катала по дворам.
Я помню запах дров и старой печки,
чердак, что жил лишь в детских чудесах,
лампадку, на столе кусочек свечки
и ту расческу, что застряла в волосах.
Я помню её теплые в морщинках руки
и всё ещё такой же звонкий голосок.
Мы для неё единственные внуки,
почти как этот поседевший волосок.
Я помню её сладкие оладушки,
а летом чуть прохладный, кислый квас.
И не сыскать на свете лучше бабушки,
чем той, которая у нас.

Я обещаю, буду помнить все изгибы твоего лица
в стихах своих, одну тебя благодарить.
Ты лишь в ответ пообещай, что с нашего крыльца,
как можно дольше будешь уходить.

И как бы нас не крутила судьба, скольких бы парней не было в моей жизни и скольких девушек в его - мы всё равно сталкиваемся именно в тот момент, когда перестаем приходить друг к другу в сны.

Травиться ртутью и захлебнуться карамелью.
Устроить ему похороны на заказ.
Сварить отвар и по рецепту приготовить зелье,
мы эдакие ведьмы, правда, Наз?
Твоя метла стоит, прижавшись к стенке,
моя в коморке, возле кочерги.
У нас с тобой разбитые коленки
и поцарапанное сердце от любви.

Татуировкой тебя и под сетчатку,
чтоб не видать уж здравого смысла.
Я не туфлю оброню, а перчатку.
Я без тебя запекусь иль прокисну.
Лучше протезом тебя и под сердце
в легкие, чтоб совсем не дышалось.
Капельку масла в скрипящую дверцу,
ей, как и мне нужно самую малость.
Бросить, оставить тебя за 7-ым километром,
сделать вид, что ты ненавистен,
только вот волосы пахнут ветром
и мечтой прогоревших истин.
А слова? Сколько будет их мальчик?
Им на рынке какая цена?
Ты ей вряд ли колечко на пальчик,
а она для тебя пацана.
Пусть полгода в нас с тобою растелятся,
нет резона в них смысла искать,
я в тебя влюблена, разумеется,
но не хочу навсегда привыкать.
Я тебя диктофоном и в голову
затащу, там твой голос утих.
Я тебя отпечатком горячего олова
вношу в напечатанный стих.
Я тебя под сетчатку с рыданием
и кому эта жертва нужна?
Не найти нам с тобой оправдания,
Уезжаешь? Ну что же - пока.

Я так услужливо молчу, боясь нарушить временной покой.
За вереницей долгих дней и наших нерушимых взглядов.
Ты сотворить успел меня, не зная таковой,
а мне же от тебя другого, совершенно, надо.
Мне не нужны слова, что выше всех нью-йоркских небоскребов,
из пустоты не сотворить незабываемых высот.
Ты не дари цветов, мне жаль, они завянут очень скоро,
а запах дорогих духов, уверена, не тот.
Ты прав, мне не нужны тобой подаренных браслетов
и золотые кольца от меня подальше убери,
а в тех часах большая стрелка слишком быстро ходит.
Там холодно, не стой так близко у двери.
Мне вовсе ни к чему тот сказочный мольберт,
признаюсь честно, рисовать я не умею,
а хочешь, дам тебе один совет?
Дыши даже тогда, когда я без тебя дышать не смею.
Должно быть, думаешь, что я тобой играю,
а хочешь знать, какой подарок фору даст любым цветам?
Я лишь о нём одном, все ночи напролет, мечтаю,
ты лучше в зеркало взгляни, уверена, он там.