Следующая неделя пролетела незаметно, я и думать забыл об этом происшествии. И тут... Представь: суббота, утро, мы собираемся в спортзал, я сижу на кухне, пью сваренный Кириллом кофе, жду своей очереди в душ и попутно размышляю о смысле бытия, в частности, о том, как бы смотаться на выходные в Киев. Шутка ли – два месяца без секса. Я и сам понимал, что снимать каких-то неизвестных девочек – не дело, тем более, в чужом городе, тем более, имея официальную вторую половину. Интересно, думал я, как ему удается сохранять такое хладнокровие, дрочит он каждый вечер, что ли? Я иногда прибегал к подобным методам, когда было совсем туго, но легче от этого становилось ненадолго.
Медленно заплывший в кухню Рэндом прервал мои размышления. Распаренный после душа, полностью поглощенный какими-то мыслями, он медленно прошествовал к холодильнику. Из одежды на нем было только полотенце, висевшее на бедрах. За два месяца я хорошо изучил эту его привычку: выйти из душа и сразу выцедить почти целый пакет молока – для него было милое дело.
На сей раз молоко оказалось в пластиковой бутылке. Открутив крышку и, бросив ее на стол, Кир прислонился спиной к холодильнику, обхватил бутылку обеим руками, запрокинул голову и, закрыв глаза, с удовольствием пил. Он был прекрасен, казалось, почти счастлив от того что, наконец, добрался до такой желанной бутылки. Я смотрел как он получает удовольствие и мне самому от этого стало как-то необычно хорошо. И все бы хорошо, если бы не мелочь – полотенце упало на пол. Моему взору предстали восхитительные стройные бедра, накачанные ноги и расслабленный после горячего душа член. Я мысленно проклял своего сотрудника и соседа, но отрываться от бутылки ради такой мелочи он вовсе не собирался.
- Ангину не заработай, - бросил я эту, ставшую обычной, фразу и с трудом отвел глаза.
В ответ мне протестующе помычали. Я не мог дождаться, когда же он свалит из кухни – я возбудился так, что мои трусы напоминали туристическую палатку. Мне ничего не оставалось, как развернуться к окну и сделать заинтересованное выражение лица, что само по себе было крайне глупым, ибо город окутал туман, в котором дальше вытянутой руки что либо разглядеть было невозможно. Наконец, взяв в левую руку бутылку, а правой подобрав полотенце, мой сотрудник и сосед, будущий любовник и товарищ по оружию неспешно побрел одеваться.
- Иди мойся, а то опять из-за тебя опоздаем, - донеслось уже из комнаты.
- Иди, сам знаешь куда, - ответил я и помчался в ванную.
Ледяной душ не помогал, я понял, что сейчас как раз тот случай когда «совсем туго» и... в прочем, дальше – физиология.
Вот так, с этого момента, из-за одной мелкой случайности, начался настоящий кошмар. Ты, конечно, можешь возразить, мол, не это так другое... нам еще четыре месяца предстояло быть вместе... Не спорю, мы бы таки переспали в итоге, но кошмара можно было избежать.
О, это действительно было похоже на кошмарный сон! Нет, это был Кошмар с большой буквы! Я стал избегать Кирилла: вставал очень рано, успевал принять душ и сварить поганый кофе, который, Кир кривился, но все-таки пил, и как можно быстрей сматывался на работу. По вечерам сбегал в какой-нибудь бар или просто бесцельно наматывал круги по холодным узким улицам в центре города, заткнув уши джазом, и приходил когда он уже мирно сопел в обе дырочки. Сам я спал плохо – мне постоянно снилось что-то непотребное, в основном с Рэндомом в главной роли, забывал поесть... Да что там поесть, я даже покурить забывал! И все равно, на работе и в редкие моменты дома у меня екало сердце и еще кое-какая часть тела от близости рыжего создания, но большего я сделать не мог.
В тот день я хватанул лишнего и здорово промерз. Скорей бы добраться до постели, думал я, поднимаясь на наш второй этаж. Все мои попытки вести себя как можно тише, привели лишь к дополнительному шуму и, самое обидное, оказались напрасными – Кир сидел за компом. В наушниках у него на полную громкость играла музыка, Отис Раш, отметил с про себя, прислушавшись.
- Алексей Владимирович, где Вас, нахуй, черти носят? Я уже волноваться начал.
- Нахуй и носят, - нагло заявил я и повалился на кровать, не сняв даже ботинок.
Это был сон из разряда тех, когда просыпаешься и чьим-то именем на губах и липкой влажностью в паху что, собственно, я и сделал. Кирилл спал. Я встал с кровати и пошатываясь поплелся в ванную. Сбросив с себя одежду и, затолкав ее ногами под ванну, стал под душ. Лишь через несколько минут до меня дошло что вода – ледяная. Не удосужившись даже вытереться, я обернулся полотенцем и прошлепал босыми ногами в комнату. Лежал, свернувшись клубком, укрывшись с головой двумя одеялами и думал, что неплохо было бы умереть. Интересно, а что бы было, если бы я действительно умер? Грустил бы он, или просто для приличия отстоял на похоронах и забыл обо мне? Кто я ему, и что для него значу? И наоборот...
Меня трясло. Сквозь полудрему я слышал стук собственных зубов, но ничего не мог с этим поделать. Вдруг с моей Читать далее...

Это цитата сообщения Graymalk Оригинальное сообщение

-- Мама, это правда, что нас кормит бог?


-- В общем-то, да.

-- А детей приносит аист?

-- Конечно.

-- А подарки раздает Дед Мороз?

-- Да.

-- Тогда скажи мне, пожалуйста, зачем мы отца держим?

Это цитата сообщения Graymalk Оригинальное сообщение

секс - занятие замечательное, но есть много других дел, которыми мы любим заниматься в промежутках. (с) Рэндом.

- Кладбища полны людей, думавшими, что их нельзя заменить. (С) Корвин

- Подними кубок! - прошипел Джулиан.
- Пошел к черту! - ответил я.
Он, конечно, никуда, не пошел, но злобно уставился на меня.


Но почему никто до сих пор не нашел способа изменить саму суть человека? Мне стерли память, отправили меня жить в неизвестном и новом для себя мире... и что? - остался тот же старый Корвин. Такая мысль могла бы привести меня в отчаяние. Если бы я не был доволен собой.(С) Корвин

Не знаю, где и как в моей жизни прицепилась ко мне совесть, но теперь она могла малость потешится. (С) Корвин

Все началось так глупо... Только не смейся, ладно? В общем... Все началось, когда мы жили во Львове. Мы тогда еще работали в одной фирме и директор решил открыть во Львове филиал. Ну и, понятно, поручил нам все контролировать. Фирма сняла нам однокомнатную хрущевку, не помню, в каком районе. Я вообще город плохо запомнил, несмотря то, что мы прожили там полгода. Ну, так вот: сначала все было нормально. Мы приехали, разместились и сразу с головой окунулись в работу. Вскакивали с утра, понимали, что опять проспали и как угорелые неслись по делам, а вечером валились с ног, сил оставалось только на то, что бы раздеться. Потом бардак немного улегся и у нас появились свободные вечера. Иногда мы просто сидели дома – я читал книги, а Кирюха играл с кем-то в шахматы по Интернету, иногда ходили куда-нибудь выпить. Я, было, заикнулся снять девчонок, но Рэмми заявил, что он женат и в таких мероприятиях участвовать не собирается. Ну нет так нет, больше я этот вопрос не поднимал.
Однажды в пятницу мы забрели в какую-то забегаловку на окраине, ничего особенного, барная стойка, пара столиков, бильярдный стол посреди зала. Из колонок лился приятный джаз - единственная вещь, которая побудила нас остаться.
- Сыграем? – спросил я после изрядной дозы спиртного.
- Да я, в общем-то, и не умею... – ответил он, немного помявшись.
- Н-научим.
Дав бармену какую-то крупную купюру, мы заняли стол на весь вечер. Я вкратце объяснил правила, показал, как держать кий. Мы суетились вокруг стола, как два дауна, сбежавших из психушки.
- Не, ну ты, что, по шару попасть не можешь?
- Так я попал же...
- Куда ты попал? В центр нужно целится, Кирюша, в центр... И кий ты опять неправильно держишь...
Обойдя стол, я стал позади него, вложил острие кия в его левую руку, сверху накрыл своей. Правую разместил немного дальше его руки.
-Расслабься. Подожди, не дергайся, доверься мне...
Раз! Щелчок – и шар уверенно полетел в лузу.
- Ахуеть. – то ли он издевался, то ли действительно был в восторге.
Вдруг я поймал себя на мысли, что мы уже несколько секунд стоим так – я позади него, держу его за руку. Мой нос почти касался его волос, ноздри щекотал приятный запах сигарет, парфюма и, собственно, его запах. В области паха подленько зашевелилось. Я стоял не в силах сдвинуться с места, он же не мог пошевелится, при этом не оттолкнув меня. Мне вдруг показалось, что все взгляды устремлены на нас, бармен по-недоброму косился.
- Леша, - процедил Кир сквозь зубы.
Я отстранился, чувствуя, как мое лицо медленно заливает краска.
- Да, поехали домой, нам завтра вставать рано. – завтра была суббота, но я должен было хоть что-то сказать.
- Иди лови такси, я расплачусь.
Как я тогда был благодарен за это «лови такси»! Я был готов сквозь землю провалиться! Пулей вылетев на улицу, стал как вкопанный – и где же я такси в этой жопе поймаю, а? Где-то на задворках сознания промелькнула мысль, что сказал он это специально, что бы поскорей меня из бара выставить. Мне стало противно. Холодный ветер обжигал и без того красные щеки, хотелось накинуть на голову капюшон, которого у меня, в прочем, не было и драпануть, куда глаза глядят. Но вместо этого я стоял на месте и ждал Кирилла. Это у меня от алкоголя, убеждал я себя, пить меньше надо и трахаться побольше. Все в порядке, все окей...
Машинально сунул руку в карман, подкурил две сигареты. Он появился почти мгновенно.
-И где бы я тут такси тебе поймал? – почти с издевкой спросил я, передавая ему сигарету. –На.
-Спасибо. Какое такси? Мы живем за два квартала отсюда.
-Мда...
Кир как-то странно на меня посмотрел, и я понял, что инцидент можно считать исчерпанным. Но не тут-то было! Теперь я понимаю, как был счастлив в совсем неведении – все только начиналось.

There will be a continuation…

Слушать этот музыкальный файл

How long, baby how long,Has that evening train been gone?How long, how how long, baby how long?Went to the station, didn't see no train.Down in my heart, I have an aching pain.How long, how how long, baby how long?I feel disgusted, I feel so badThinking 'bout the good time that I once have had.How long, how how long, baby how long?I could see the green grass growing on the hill;I ain't seen no greenback on a dollar bill.How long, how how long, baby how long?You're gonna be sorry, you'll feel so blue.When you want me, baby, I declare I won't want you.How long, how how long, baby how long?Don't have no money for to ride the train.I would ride the rods, baby, to be with you again.How long, how how long, baby how long?How long, baby how longMust I keep my, my watch in pawn?How long, how how long, baby how long?

Бесшумно повернув ключ, открыла дверь и просочилась в квартиру. Повела носом – в квартире было накурено. Несмотря на то что в прихожей царили сумерки, свет решила не включать. Охая и ахая стянула с себя сапоги, наощупь нашла тапочки – где бы я не бросила свои голубые шлепанцы, по милости Кира они всегда оказывались в одном и том же месте – под тумбочкой. Потащилась на кухню, включила «большого друга» - профессиональную кофеварку, стоящую половину моего годового дохода, единственную, но невообразимую роскошь, которую мы себе позволили. Села на табуретку, прислонившись спиной к стене, поджала ноги, обвела взглядом шестиметровую кухню: купить вытяжку – потолок над плитой посерел и пропитался жиром, обои отклеились, ну и потравить тараканов, конечно. Почему-то вспомнилась старая шутка: во время секса женщина думает о тысяче вещей – о том, что надо побелить потолок, что приготовить на ужин и т.д.. Не знаю как у других пар, но у меня за время моей жизни в качестве, пусть и гражданской но жены, таких вопросов не возникало. Отчасти потому, что обычно я бываю сверху, в большей мере – потому, что об этом всем чаще думает Кир. Интересно, о чем он думает во время секса?
Тем временем большой друг наплевал мне две чашки кофе, как раз то, что нужно после такого тяжелого дня. Плеснув в каждую на палец молока, поплелась в единственную в нашей квартире комнату. Открыв дверь, остолбенела. Первым, что бросилось мне в глаза, была иссиня-белая мужская задница, спустившиеся на город сумерки, придавали ей трупный оттенок. Стройное, мускулистое тело лежало на животе, уткнувшись лицом в подушку. В комнате пахло сексом. Мне ничего не оставалось, как поставить чашки на стол и прикрыть эту задницу одеялом.
- Э... Я, кажется, заснул... – оторвав голову от подушки и, подперев ее рукой, тело оказалось Алексеем, лучшим другом моего ненаглядного.
- Похоже на то, - я протянула ему одну из чашек, затем села на офисный стул, который Кирилл стащил с прошлой работы, и повернулась спиной к окну – темнота должна скрыть мой румянец, с остальными признаками замешательства я как-нибудь справлюсь.
- Спасибо. Как я люблю, - сказал Леша, шумно отхлебнув. – Откуда ты знаешь?
На что я пожала плечами. Просто потому, что я тоже так люблю: с молоком и без сахара. Обе чашки я готовила для себя, но раскрывать тебе карты, голубчик, я не собираюсь, пусть все выглядит так, будто я знала, что обнаружу здесь тебя.
- А где засранец? – я имела в виду своего гражданского мужа.
- Не знаю, рядом был. Его нет в квартире?
- Не-а.
- Что теперь с нами будет?
Он попытался посмотреть мне в глаза, но темнота играла мне на руку.
- С кем – «с нами»?
- Со мной и с тобой. Мы теперь враги, так ведь?
- Почему же? Пока нет. Я давно знала, что рано или поздно это произойдет. Вот, если ты мне скажешь, что ты его не любишь, мы станем врагами. Тебе не обязательно отвечать прямо сейчас но, если я когда-нибудь узнаю, что ты к нему равнодушен – готовься.
Некоторое время мы молча пили. Я должна была сказать и – чего же тянуть - я решилась:
- Похоже, ты – единственный человек в этом гребаном мире, которого эта лживая подлая тварь способна полюбить.
Он молчал. Моя чашка опустела, его – тоже, взяв ее из его из рук – в этот момент наши пальцы соприкоснулись – поплелась требовать у «друга» добавки.
- В прочем, как и он для меня, - добавила я, уже на выходе.
- Откуда ты знаешь? – донеслось мне вслед.
Я вернулась. Опершись о дверную раму со вздохом изрекла:
- Я слишком хорошо его знаю.
- В прочем, как и он тебя.
Небыло сил разбираться в ненужных намеках, поэтому я просто понимающе вздохнула

Настроение было паршивое: с самого утра шел дождь, пары были напряжные, мою новую прическу - темно-синий ежик с выбритыми висками и мелированной гривой, эффект от которой я попыталась усилить каким-никаким макияжем и маникюром, вещами, в принципе, для меня далекими, за целый день никто так и не оценил. Подходя к маршрутке, прикинула количество народу в очереди - девять человек, влезу.
- Молодой человек, вы последний? – обратилась я к симпотному неформалу примерно моего возраста, чем-то напоминающего доброго героя советского мультфильма.
- Да, я.
- Я за Вами буду, отойду покурить, не хочу ни на кого дымом дышать.
- Хорошо. – они с товарищем удивленно переглянулись.
Зачастую я поступала именно так, стараясь оградить себя от вполне справедливых претензий некурящих. Отойдя в сторону на три-четыре метра, расстояние вполне приличное для таких целей, подкурила сигарету.
- Курят они все, курят, еще и голову раскрасила, - какому-то мужику из очереди было скучно. Он с решительным видом вышел из ровного строя потенциальных пассажиров и направился ко мне с явным намерением повоспитывать. На вид ему было около сорока, следов благополучия на его лице я не обнаружила. – С сигеретой она здесь красуется, ты хоть школу-то закончила?
Очередь оживилась, ожидая моей реакции.
- Да, а ты? - изобразила сладенькую улыбочку, сейчас посмотрим, кто кого.
- Я-то давно уже закончил... – видимо, к такому ответу он был не готов.
- Даааа? Глядя на твою тупую рожу, не скажешь, - я продолжала сладенько улыбаться, послышалась пара смешков, за тем чей-то громогласный хохот.
Мужик оглянулся, в поисках поддержки, потом на несколько секунд втупил свой мутный взгляд в асфальт, как бы что-то прикидывая... Бац! – смачная оплеуха пришлась мне прямо в левую щеку. От удара меня отбросило на метр в сторону. На долю секунды я опешила. Я – мастер пассажирских и обывательских схваток и, по крайней мере я была в этом уверена до сегодняшнего дня, физическое насилие в этом виде спорта запрещено. Мое замешательство продлилось недолго, я вскочила на ноги с твердым решением дать сдачи, несмотря на то, что перспектива имелась лишь одна – получить еще больше. Да, бля, назвалась груздем... Но за себя надо стоять, даже если у тебя совсем не получается. К счастью, не пришлось: за меня решил постоять мальчик, за которым я занимала очередь. Раз, два три, правой, левой, с ноги – он довольно неплохо дрался, мужик не успевал очухаться после каждого удара. Подоспели его товарищ и еще один парень из очереди.
- Все, хватит, Жак, хватит, - товарищ схватил его под локти и попытался оттащить в сторону.
- Ну ты, блядь, сука, - мужик ринулся давать Жаку сдачи.
- Тебе сказали хватит! - с этими словами парень из очереди смачно залепил ему по зубам, - Пиздуй отсюда!
- За что? – «воспитатель» обвел взглядом собравшуюся толпу, - я же только хотел...
- Пиздуй, пиздуй, - послышалось из толпы, - а то мы еще добавим!
- Эх вы, обыватели, - с видом раненного медведя он поплелся прочь.
Я стояла словно каменный столб, такое со мной происходило впервые. Из оцепенения меня вывел мой защитник.
- Ты в порядке? – он протянул мне белый наглаженный носовой платок.
- М... Да... Если не считать того, что я в шоке. Спасибо тебе.
Я мяла в руках платок, искренне не понимая, зачем он мне нужен. Может, он мне его дал из вежливости?
- Та ладно пустяки... Давай помогу, - взяв из моих рук платок, аккуратно приложил к моей губе. Она оказалась разбита.
- Ай!
- Терпи. Классно ты его попустила, я в восторге.
- Сам нарвался. Мне и в голову не пришло, что он драться будет. А как ты его по челюсти...
- Сам нарвался.
Я попыталась улыбнутся, но разбитая губа позволила мне лишь гримасу. Народ на остановке вовсю обсуждал происшествие, мнения были разные:
- Ну и правильно, какое он имел право девочку бить? – человек в сером выношенном плаще смахивал на работника НИИ, которое сто лет назад лишили финансирования.
- А зачем она ему хамила? – справная женщина под пятьдесят, скорее всего, работница ЖЕКа.
- Ну и правильно хамила! – расторопная тетка с напакованной кравчучкой.
- А чего он полез? Какое ему дело, кто курит, а кто нет? Вот вы, молодой человек, тоже курите, если бы он вас воспитывать начал? – работник НИИ продолжал меня защищать.
В общем, прения шли полным ходом, мы с моим рыцарем только диву давались. «Товарищ» и «парень-из-очереди» о чем-то переговорив, подошли к нам.
- Ну... Мы тут с Толиком подумали... – товарищ мялся, - победу надо отметить.
- Давайте сначала познакомимся. Я – Жак. – ответил рыцарь, - А это Боргер. Вообще-то его зовут Андрей, но мы называем его Боргер.
- Толик, - представился парень-из-очереди.
- Маша.
- Ну что, «БарВы» ? – активничал Брогер. Поскольку мы находились как раз на Шулявке, выбор был вполне оправданным.
- Барвы так барвы... Идем? – Жак вопросительно посмотрел в мою сторону.
- Идем, - согласилась я.
Толик с Брогером рванули вперед, мы с Жаком – Читать далее...

- Ну и..? – Рита поставила на стол две чашки горячего шоколада, предварительно растопив его в кастрюльке и смешав со сливками.
- Ну он выходит к доске, мнется несколько секунд, и начинает: Федерико Гарсия Лорка, «Виниловые грезы», вздыхает, «ты поставишь цветы в тишину и они рассмеются...», прикинь? Лорка умер в тридцать шестом году, и ее абсолютно не смутило, что первую виниловую пластинку выпустили в сорок восьмом! Ее, заслуженного преподавателя, невъебезно умную и самую-самую!
- Подожди, - не въезжает Рита, - насколько мне известно, еще у Николая второго был граммофон.
- Да, но пластинки-то были не виниловые!
- Какая разница?
- Они как-то по-другому назывались, технология другая… М… В общем, если поставить эту шлачную, ну… не виниловую, на электрофон…
- На что?
- Так радиола по-научному называется, проигрыватель. Короче: у граммофона принцип действия механический, без электрики, - влезла на свою голову, объясняй теперь, - а радиола преобразует механические колебания иглы в электрические волны.
- Давай попроще, - все равно, она слушает меня с удовольствием, я люблю ее увлечь, а потом долго-долго что-то втирать. Мне это льстит, что ли? Во всяком случае, прет однозначно.
- Короче, принцип записи разный, как и принцип считывания, естественно. Если ты поставишь граммофонную пластинку в проигрыватель, не снабженный специальной головкой – хана головке. И наоборот: сунешь винил в патефон, и нету винила. Главное не это, само понятие «винил» появилось в сорок восьмом.
- Преподавательница могла этого не знать, - не унимается Марго.
- Вот это его и спасло. Хотя, странно… Мои родители, ее ровесники, не одну собаку на этом съели, когда бабушка ставила в радиолу свои «Вальсы и Романсы»… Скорее всего, она просто года жизни Лорки не знала, я так считаю.
- И что ему поставили?
- Пять, конечно. Да, Мишка отжег, аудитория лежала… Я всякое слышала, и что бы на ходу забытую рифму придумывали, и что бы содержание книги по фильму рассказывали… Но, что бы вместо поэта цитировали рок-звезду…
- А сама-то ты, откуда про пластинки знаешь?
- Я технарь или хуй собачий? – изобразила на своем лице немыслимую обиду. – Конечно, мы это учим. – на самом деле мне просто попалась статья в «Корреспонденте».
Заговорившись, я не заметила, как ковыряюсь пальцем в своей чашке, а потом его облизываю.
- Маша… - мне пытались намекнуть, что пора бы прекратить это безобразие.
- А что?
Еще раз опустив палец в чашку, размазала сладкую жижу по ее ладони и принялась с наслаждением слизывать. Еще раз – и шоколадная полосочка тянется уже до сгиба локтя, еще разочек…
- Маш, ну не на кухне же… - сопротивление было слабым и нерешительным.
- Ханжа.
- Знаю, пошли в постель.
- Твою мать, пошли… А какого ж ты хрена в первый раз меня на кухне соблазняла?
- У меня небыло другого выхода.

В общем, жизнь моя потекла размеренно и гладко. По понедельникам, средам и пятницам она ничем особенным не отличалась. По вторникам и четвергам мой день проходил примерно так: вставала, собиралась на пары, проезжая полпути, выползала из трамвая и сворачивала в сторону дома, что возле остановки. Быстрый секс - здоровый сон - еще раз секс, потом она на работу, я – на тренировку - тренировка – доучиваю то, что утром прогуляла – сон. Временами на меня вешали одно из ее вечерних платьев (из-за несоответствия размеров смотрелись они на мне как на вешалке, я жутко комплексовала) и волокли в какое-то пафосное место на встречу с «друзьями» - сборищем редких снобов, думающих, что название группы «Холодный Дом» появилось по причине низкой температуры на первой их точке. После того, как я попыталась связать этих панков с творчеством Чарльза Диккенса, Рита оттащила меня в дамскую комнату и сдавленно прошипела в ухо:
- Ради Бога, не открывай рот, слышишь? Я тебя не для того сюда таскаю, что бы ты им свои иголки показывала.
- А, для чего ты вообще меня сюда таскаешь? – ответ на этот вопрос мучил меня давно, но Рита почему-то избегала разговора.
- Дома расскажу. А пока улыбаемся и машем...
Дома меня ждало разочарование – ответа на свой вопрос я так и не получила, тем более, я не особо и напирала, «улыбаемся и машем» - трудно, что ли? По прошествии пяти лет, осмелюсь предположить, что функцию на этих «встречах», я выполняла сугубо номинальную: Рита из тех женщин, у которых сорок восьмым шрифтом на лбу написано SINGLE, если это действительно так. По той же причине, она не скрывала наших отношений, «женщине в моем возрасте быть одной как-то неприлично» - она цитировала какого-то неизвестного мне авторитета.
Я, в свою очередь, заталкивала Маргариту в одни из своих изодранных джинсов и тащила в какую-нибудь дыру, подобную «Барвам» или «Торбе». Репертуар был пресен: в основном бездарные группы КПИшного разлива, изредка своим появлением нас баловала Умка. На этих «встречах» мы себя не афишировали, публика в моей компании была та еще – подставь им палец, не преминут и укусить. В конце-концов, половина народу числилась в Читать далее...

Я сижу на скамейке в Мариинском парке и ничем кроме курения не занята. В моей голове наблюдается броуновское движение чего-то, что отдаленно напоминает мысли и, если бы я сохранила свойство впадать в панику, думаю, я бы паниковала. А дело вот в чем: я вчера случайно познакомилась с очень интересным молодым человеком, подчеркиваю, случайно, и само знакомство выглядело очень таки заурядно – он просто вылил на меня кефир. Потом долго извинялся, вытирал мои джинсы носовым платком; разговорились, решили пойти и выпить пива, а-ля «за знакомство». Для обмытия сего знаменательного события выбрали «Бабай», пили какую-то дрянь, он говорил много, рассказывал всякие байки и интересные истории, я слушала, открыв рот. Выяснилось, что его зовут Антон – плечистый высокий блондин, мастер того вида спорта, которому я посвятила шесть лет своей прошлой жизни. После очередной байки он на несколько минут замолчал, изучая рассеянным взглядом интерьер паба, потом выдал:
- Маш, что-то я разговорился, расскажи теперь ты что-нибудь.
- Я? Хм, что же тебе рассказать? – я растерялась.
- О себе расскажи. Какая ты?
- Я? Я... обычная... - я действительно не знала, что можно обо мне сказать.
- Так не бывает.
- Нет, серьезно, я самый обычный человек. Особь женского пола, двадцати одного года от роду, обычный заочник обычного вуза, работаю в обыкновенной фирме обыкновенным айтишником... Ну как, «айтишником» - в основном, показываю нашим сотрудникам, как на компьютере работать, а то ты им журнал почистишь, а у них «Интернет не работает», нет, конечно, иногда что-то ломается, но так, по мелочи... Ликвидация безграмотности, в основном... Живу одна в двухкомнатной хрущевке, в которой напрочь отсутствует центральное отопление, то есть де юре оно есть, я за него плачу, но де факто оно отсутствует...
- А родители?
- Я с ними не общаюсь, они поступили как самые обычные родители самой обычной лесбиянки – выгнали меня из дома, когда узнали. - алкоголь сделал свое дело, не дав мне спрятать голову в песок.
- Нда... и дорого сейчас хрущевку снимать? – Антон явно смутился, но продолжил разговор.
- А я не знаю. Квартира то моя... я позже расскажу, если созрею, ок?
- Ладно...
- Давай уже по домам, поздно ведь, - мы действительно засиделись.
Он подозвал официанта, попросил нас рассчитать, я ради приличия потянулась за кошельком.
- Нет уж, какая бы ты не была самостоятельная, позволь мне, - это было сказано тоном, не терпящим возражений.
- Оки, я пойду припудрю носик.
Мы вышли на шумящий залитый ночными огнями проспект, по которому в обе стороны неслись обалдевшие машины. Не смотря на то, что сентябрь в этом году выдался необыкновенно теплым, ночи были по-осеннему холодны, Антон зябло втянул голову в плечи и, как бы пытаясь оградить от холода, деликатно приобнял меня за талию. Мы направились к троллейбусной остановке, где «дежурили» таксисты.
- Тебя проводить?
- Спасибо, я сама доеду.
- Как я могу тебя найти? – просто и со вкусом.
- На, - я достала из кармана флешку.
- Что здесь? – наверное, ему впервые давали телефон, записанный подобным образом.
- Та так, никакой претензии на литературу, скорее исповедь в электронном виде... Там телефон мой и аська, отдельным ти- икс-тишником, ты почитай, а потом подумай, нужна ли я тебе. Договорились?
- Хорошо.
Слов прощания не прозвучало, наверное потому, что никто не знал, что следует сказать: «прощай» или «до встречи». Я наградила его долгим влажным поцелуем и села в машину.

Я потянулась еще за одной сигаретой, долго искала в бездонном кармане плаща зажигалку (мне всегда нравились огромные карманы – все твое всегда с собой), лениво подкурила и с наслаждением затянулась. Почему мне так тревожно? Как ни странно, тот факт, что «Записки меланхолика», то чем я дышала последние шесть месяцев, что являлось мной в большей мере чем я сама, собственно, вся моя жизнь, разложенная по полочкам и не прикрытая даже фигóвым листком, уплыла в неизвестном направлении с малознакомым мне человеком, абсолютно меня не беспокоил. Вчерашнее общение с Антоном открыло мне глаза на следующий вопрос: я обычная. Действительно, мне нечего было про себя сказать – я каждое утро видела в зеркале одну и ту же недовольную рожу, носила обычные ботинки, пила обычный кофе из супермаркета... Если бы мне довелось быть представленной кому либо, а потом бы ему обо мне напомнили, я даже не знаю, что бы он сказал, «это та, которая...» которая что? Конечно, дело не в ботинках или кофе, на свою зарплату я вполне могу себе позволить эксклюзивные тапки и кофе из «Дольче», также я могу раскрасить свои мышиные патлы в ярко красный. Но, что тогда? Тогда, наверное, мой предполагаемый знакомый скажет: «это та ньюпанкерша, от которой бздит снобизмом?». Дудки, такое сравнение меня не устраивает. Тем более, я, ей-богу, не понимаю разницы между красными и русыми волосами, если кто захочет переубедить меня в обратном – welcome. В общем, представьте себе состояние человека, Читать далее...

Еще как следует не рассвело, трамваи лениво перемещались по колеям, подобно собакам, струшивая с себя липкий морозец, постоянно норовивший приклеиться к любой поверхности как банный лист. Еще не окрепший в столь раннее время поток людей представлял собой бесформенную массу серых невыспавшихся лиц. На меня то и дело падали любопытные взгляды, войдя в метро, я накинула капюшон, пытаясь слиться с остальными и, если не обращать внимания на счастливую физиономию, вполне могла прокатить за студентку, спешащую на нулевку.
Подобно заправскому шпиону, стараясь не издать ни звука, я тихо открыла дверь и так же тихо ее закрыла. Без лишних церемоний и дежурных тапочек направилась к нему в комнату. Он еще спал. Я сняла с себя плащ, положила его на кресло, туда же отправился и реглан, сапоги аккуратно поставила рядом.
- Привет, - он открыл глаза и, сладко потянувшись, начал меня разглядывать.
- Привет, - я, как ни в чем не бывало, продолжала раздеваться.
- Ты ко мне насовсем?
- Нет. Попрощаться. – сбросив с себя футболку и гетры (остальное пусть снимет с меня сам), по-кошачьи скользнула к кровати.
Моя кожа еще хранила следы липкого колючего мороза и шершавость джинсовой ткани, пальцы – запах первых утренних сигарет, волосы – холодный пронизывающий ветер. Теплый, влажный со сна, невыспавшийся Кирилл лишь поморщился на подобное явление в своей постели и покорно обвил меня руками.
- Знаешь, а у меня и презервативов-то нет... – мягкие теплые руки уже забирались ко мне под трусики.
- Бля, у меня тоже... Значит, будем «как-нибудь так»... – я, в основном любитель женщин, о такой херне как контрацептивы не думала, Рэм же к моему приходу был попросту не готов но, не смотря на то, что коитуса так и не произошло, мы все-таки нашли, чем себя развлечь...

- Кушать хочешь? – мы лежали в обнимку, уставшие и довольные.
- Неа, но кофе можешь мне сварить.
- Окей, сейчас... смелости наберусь... – действительно, нужно было обладать недюжинной силой воли, что бы вылезти в эту холодрыгу и теплой постели. – Может, что-нибудь покрепче?
- В десять часов утра-то?
- Долой предрассудки! – с этим «боевым кличем» он вырвался из теплого плена одеяла и моих объятий.
- Тогда неси, - я рассматривала свои ноги в красных трикотажных чулочках, которые Рэм предусмотрительно на мне оставил.
Вернувшись, он застал меня в моем привычном состоянии – за созерцанием фотографии неимоверно красивой барышни. Примостил поднос с огромным кофейником (я разделяла его страсть к этой черной горькой жидкости), двумя чашками и какими-то пирожными, забрался под одеяло.
- Бррррр, кстати, это моя сестра, Кира. Твоя ровесница, живет с отцом в Лондоне.
- Сестра? М... Это многое объясняет...
- А что именно?
- Хотя бы то, что ты побаиваешься заниматься со мной сексом.
- А, ну это да. Как представлю, что ее какой-то подонок вроде меня... волосы дыбом становятся. А ты же тоже чья-то сестра... Ну ладно, чего болтать, давай греться.
Пили прямо «изгорла», закусили одним пирожным на двоих.
- Меня так прет, как ты жуешь, я прям не могу, - я слизала крем с его носа. – Давай курить.
- А меня прет твой новый образ, - он погладил мой блондинистый «ежик», кое-где отливавший розовым, кое-где – зеленым, достал из-под дивана сигареты.
- Меня тоже. У тебя есть на сегодня планы?
- Вообще-то да, но я могу их поменять. А что ты хочешь?
- Хочу проваляться с тобой в постели целый день.
- Заметано.

- Ты ее любишь?- этот разрезавший тишину вопрос звучал по меньшей мере странно.
- Неа... – я еще не знала, что люблю.
- Тогда, чем она лучше меня?
- Она, по крайней мере, не Рэндом.*
- Нда, уж простите, какие есть.... – и громко залился хохотом.

- Знаешь, Кир, мне всегда было интересно, как мальчики мастурбируют. Покажешь?
- Не сейчас, ты из меня все соки выжала. Перегодя, ладно?
- Оки. А помнишь, в тот вечер, когда драка была, ты спросил, есть ли мне на кого?
Он помедлил с ответом.
- Да, было такое дело. Я тогда себе чуть язык не откусил, так жалел, что ляпнул это....
- Так вот, я тогда на тебя, той ночью...
- Ч-черт... Серьезно? А как же... – он имел в виду Ивана.
- Я тогда об этом не думала.
- Если бы я знал, если бы.... – он тыкался холодным носом в мою шею. Видимо, мои слова произвели сильное впечатление. – А я же тогда переспал с ним....
- С кем? – понятно, речь шла о Иване, но в голове это не укладывалось.
- С Ванькой, той же ночью... Ну как, «переспал»... В общем, он же замерз тогда... а мы тут на диване вдвоем легли, больше негде... он дрожит весь, я его обнял, что б согрелся, он был не против...
а потом чувствую, встает... ну я отодвинулся, что бы Ваня не заметил... а он мне «-У тебя тоже?», я сначала не понял, что «тоже»... Взрослые люди, без комплексов, короче, сделали друг другу минет...
- Сволочь. Я тебя ненавижу.
- За что?
- Мне завидно. Боже, как мне завидно. – если бы я могла закричать... но негодование было настолько велико, что меня хватило лишь на сдавленный Читать далее...

Было где-то начало декабря. Поздним утром я сидела на трамвайной остановке, прогуливала пары. Крутила в руках пачку сигарет, периодически доставала одну и, докурив до половины, бросала в ближайшую лужу. Нахально рассматривала прохожих, болтала ногами, на душе было паршиво. Паршиво было по многим причинам. Вопреки всем попыткам Кирилла окружить меня теплом и заботой, я не выходила из состояния восковой куклы, как он меня когда-то обозвал. Я редко смеялась, редко повышала голос, почти ничем не интересовалась, в общем, продолжала смурить. Мне казалось, что вместе с Иваном умерла частичка меня, я чувствовала себя человеком, которому отрезали почку или какой-то другой внутренний орган, человеком, который внешне нормальный, а на деле-то инвалид... Мое наивное утверждение не оправдалось: то новое, что должно было во мне вырасти и, как я пообещала Рэндому, «уже росло», оказалось банальным плотским желанием, которое этот гад так и не удосужился удовлетворить. Мое настроение усугублялось еще и тем, что я отчетливо понимала, что Кирилла я не люблю, было, конечно, и чувство признательности, и спокойствие, и уют... Но... Но было «но». Мне надоело каждый день сравнивать его с Иваном, смотреть в карие глаза и понимать, что люблю те, зеленые, в которые никогда больше не загляну, приходя домой, чувствовать на своей одежде его запах, и вспоминать тот день, когда я лежала у Вани на плече, и теплый апельсиновый ветер... Кирилл все это чувствовал и злился, виду, конечно, не подавал, но из него так и перли досада и разочарование, все чаще я подвергалась необоснованным упрекам с его стороны, от чего еще больше замыкалась в себе. Скандалили часто, в основном из-за того, что ему прямо посреди свидания приходилось подрываться и убегать. В общем, обстановка была не радужная.
Так вот, сидела я на остановке. На пары идти не хотелось – скука смертная, в прочем, здесь было не лучше, но, раз решила прогулять – буду гулять, домой же путь был заказан – мама временно не работала и выслушивать упреки по поводу моих прогулов мне не улыбалось. К Киру пойти я тоже не могла, ибо сам он уехал с группой в Крым на три недели, а бабушка его уже вернулась из Карпат, общаться с ней – процесс не из приятных. Сидеть на остановке и курить одну сигарету за другой - меня вполне устроило.
- Привет, - она была брюнеткой приятной внешности, на первый взгляд ей было около тридцати.
- Привет, – неохотно ответила я.
- Я увидела тебя из окна, ты тут уже давно сидишь. У тебя что-то случилось?
- Нет, насколько мне известно. Просто на пары идти не хочется...
- А что тебе хочется?
- Хрен его знает, ничего...
- А кофе, например?
- Кофе..? – от кофе бы я не отказалась.
- Я живу в этом доме, - она показала рукой на самый ближайший к остановке дом, – могу пригласить тебя на чашечку кофе.
- Приглашай, - мне было все равно, пусть у нее дома хоть тысяча маньяков, будем тогда вместе с Ванькой «сидеть на облачке, свесив ножки вниз»...
- Приглашаю. Я – Рита.
- Маша...

С момента нашего знакомства прошла неделя, но мне казалось, что целый год. Я и не подозревала, что все может быть настолько просто. Она взяла меня голыми руками. Для этого достаточно было подобрать меня на остановке, напоить кофе, разговорить, потом просто напоить...
- Ты в КПИ учишься? – мы только что вошли в квартиру, меня посадили на симпатичный диванчик на кухне.
- Нет, в техникуме на первом курсе. Но КПИ тоже в перспективе.
- На первом? Сколько тебе лет, если не секрет?
- Шестнадцать.
- Как все серьезно... – в моих руках оказалась огромная чашка горячего ароматного кофе.
- А то... Спасибо.
- Коньяк будешь? Для «сугреву».
- Давай...
Рита достала со шкафчика бутылку и две рюмки, молча налила, выпили, по телу разлилось приятное тепло. Слово за слово, тонкая канва, на ней едва различимый рисунок...
- А кем ты будешь? - вила свою ниточку Рита.
- Программистом, шоб они все передохли...
- Откуда такая агрессия? - снова налила нам по рюмке.
- Потому что родаки напрягли. Я вообще-то журналистом мечтала...
- Да, родители – это диагноз...
Много курили, говорили ни о чем, уровень жидкости у бутылке стремительно приближался ко дну.
- У тебя мальчик есть? – я достаточно расслабилась и вопрос меня не насторожил.
- Та есть... Придурок...
- Чего так?
- Та ты представляешь, я ебаться хочу, два с половиной месяца его соблазняю, а этот даун так и не сподобился меня трахнуть... – получался вполне даже женский разговор.
- В таком случае я могу сделать это вместо него... – с этими словами она смачно поцеловала меня в губы. Я же выпала в осадок, но количество выпитого спиртного не позволило мне сопротивляться. За тем ее губы сползли на подбородок, шею, переместились на ухо... О, ухо... каким образом ей удалось так безошибочно обнаружить мое самое слабое место?
- Та я... я... очень даже не против, - маленькая прохладная ручка сжала мой левый сосок, – м... я... очень даже за...
Оргазм подобрался незаметно. Впервые за Читать далее...

Проклятый мобильник трещит уже десять минут, но мы на него не реагируем. Наконец-таки он замолкает и мы на несколько секунд погружаемся в приятную тишину, но домашний берет на себя инициативу. Рэм медленно отстраняется, встает с дивана, мутным блуждающим взглядом ищет трубку.
- Прости, котенок, если звонят на домашний, значит, что-то серьезное.
Я смыкаю ноги, прячу их под плед, начинаю изучать Его нахальным взглядом. Что и говорить, он прекрасен: взбитые рыжие патлы которые, он зачем-то начал отращивать, капельки пота на груди, с носа и подбородка свисают две капли только что выжатого из меня сока, из распахнутой ширинки торчит нечто красное и влажное. Наконец, трубку извлекают из резиновой калоши, стоящей на полке для красоты, нажимают на кнопочку, трубка замолкает.
- Алло, м... да, привет. Что? Нет, я сегодня занят. Как? Когда? Не, ну ты бы хоть заранее... Как, сегодня? Басс, ты меня из постели выдернул... Так в том-то и дело, что не сплю... Ну... Ух, какой ты догадливый! М... Сколько?!?! Не врешь? Ладно, через час буду...
- Что там? – встаю, мои ноги касаются холодного паркета.
- Надо бежать, - ищет глазами сумку.
- Что бы там ни было, они могут десять минут подождать, - с этими словами я привлекаю Кира к себе, обхватываю губами его «нечто», с его губ слетает стон поверженного Ахилла. Замираем. Пытаюсь разобраться в своих ощущениях. Я пробую мужчину на вкус в первый раз и, если бы не это безумное бабское желание его удержать, я бы еще не скоро решилась на подобный подвиг. Одно дело продымленный Кир, другое – медовая девчонка...
- Прости, - отстраняется, по его лицу можно прочитать, чего ему это стоит. – Если я останусь на десять минут, то никуда не поеду.
- Так я на это и рассчитываю.
- Прости.
Раз – ширинка застегнута, два – рубашка, три, четыре – сапоги, пять – пальто из шкафа, он носит его в особых случаях, телефон.
- Сама такси вызовешь? – на стол легла стогривневая купюра, поверх нее – ключи.
- Кирюша...
- Ну все, я побежал, – чмокнул в лоб, даже не дав мне возразить.
Лежу не диване, кутаюсь в плед, пытаюсь сообразить, что все-таки произошло. Куда он все время бегает? И сумка эта огромная... Ну хер с ним, чего гадать, устрою ему допрос с пристрастием. До меня начинает доходить, что же я отмочила, пытаюсь вернуть это совсем недавние ощущение. Приятный... На вкус... терпкий, как будто хурму солью посыпали. Но тут не вкуса дело... запах.... пахнет... Кириллом! Только в десять раз сильнее. Ну что же... повторим в следующий раз... а будет он, этот следующий, раз? Сволочь ты, Кирюша, я с тобой кончу когда-нибудь или нет?
Встать, одеться, взять ключи, сунуть купюру под пепельницу (восемь часов, поеду на метро) – на это хватило нескольких минут. Вдохнув в последний раз воздуха, в котором еще витали запахи нашей страсти, я вышла в морозный вечер.

Мы сидим в каком-то очень, я бы даже сказала, ОЧЕНЬ заныканном баре, пьем ту самую, похожую на коньяк жидкость, которая называется «Старый Рынок», ее, говорят, хозяин сам машиной из Львова возит, типа у нас не продают. Бар явно эксклюзивный, всех приходящих бармен знает по имени, атмосфера очень непринужденная, домашняя. В углу зала для курящих находится маленькая сцена, под сценой стоит открытый фортепьян, каждый посетитель может подойти и что-нибудь слабать. Все же, давайте по порядку:
На следующий день после кирюшиного побега я пришла к нему домой, открыла дверь оставленными мне ключами – его еще не было – принялась собирать в кучу то праведное негодование, которое намеревалась на него обрушить. Но сделать это не удалось: прилетевший как ураган злой Рэндом устроил мне разнос по поводу моего вчерашнего вояжа на метро.
- Прихожу домой, смотрю, деньги под пепельницей, думал, убью... – далее мне было высказано, кто я такая, и как ему хочется, что бы:
- я простудилась.
- меня ограбили.
- изнасиловали.
- просто обидели...
... и т.д. и т. п...
Я, в свою очередь, парировала, что нефиг было меня бросать, нужно было остаться и проконтролировать, что это я на зло, что мне решать, как передвигаться по городу, хоть на собственных двоих....
Скандалили смачно и со вкусом. Обстановка позволяла: бабулю отправили в Карпаты, лечить нервы, которые, как она выразилась, «выел» ее ненаглядный внучек. В ходе скандала дело о побеге начало проясняться. Всеми правдами и неправдами я вытягивала по крупице то, что от меня скрывали. Мои самые «страшные» опасения оправдались, выяснилось, что Кирилл – барабанщик.
- О, Боже! – я театрально хваталась за голову, мерила комнату огромными шагами. – Мой парень – барабанщик! Я не переживу! О, это потоп, все, развод и девичья фамилия!
Прояснилось, куда он вчера бегал: внезапно поступило предложение отыграть на частной вечеринке, гонорар представлял собой пять сотен зеленых на рыло, не поехать было невозможно. Даже если Рэм и мог бы отказаться ради меня, что вряд ли, то подставлять остальных участников группы он не имел права. Само собой стало понятно назначение Читать далее...

Сегодня великолепный день. Необычно теплая погода, как для октября. Солнышко нежно ласкает кончик моего носа, который время от времени подмерзает. Я сижу на Владимирской горке, временами в объятиях теплого маминого пончо, временами - в объятиях Рэма, планомерно уничтожаю вторую пачку «Кемела». Внутри то чувство, которое невозможно описать, не испытывая в данный момент – чувство разреженности, как перед ливнем, но в то же время ясности, скорее, чувство глубокого вакуума, когда мысль, пролетая от одной стенки твоей души до противоположной, не встречается с другой мыслью, и ничего ей не мешает.
- Хочу еще, - не отрываю взгляда от старухи с болонкой.
- Что, «еще»? Не понял. Мороженного, что ли? – птица говорун, мать твою....
- Нет, ты меня только что целовал в шею, - начинаю подробно объяснять, - мне это по кайфу, в чем дело? Продолжай, товарищ, продолжай....
- Неа... Надоело. Я словно в музей восковых фигур попал, и пытаюсь целовать один из экспонатов. После смерти Вани ты стала на них похожа, в тебе как будто сломалось что-то....
- Сломалось. – действительно, хоть боли я и не чувствовала, мне чего-то не хватало. – Жди, пока новое вырастет.
- А вырастет?
- Уже растет.
Видимо, удовлетворенный моим заявлением, Рэм выдавал мне новую порцию удовольствия. Внутри что-то нарастало, вакуум заполнялся чем-то мягким и сладким, похожим на лукум. Сердце забилось быстрее и куда-то под желудок. Я еще не знала, что ему это было еще более в кайф, чем мне.
- Кирюш, я трахаться хочу.
- Чтооо?!? – он явно не был готов к такому повороту событий, а я жадно ловила каждую удивленную нотку в его голосе, и каждая из них прибавляла единицу к нарастающей во мне сексуальности.
- Думаешь, ты меня в холостую тут надрачиваешь? – старалась придать делу как можно больше обыденности. – Я же тоже живой организм...
- Ну ты же маленькая еще... Ну не знаю... Ты не могла бы как я, например... – замялся.
- ...подрочить? Нет. Пробовала. После его смерти не могу, как только начинаю, ком в горле становится.
- А вы с ним... я чего-то не знаю?
- Нет. О том, что он ко мне что-то имеет... имел, я узнала только от тебя. Просто не могу и все. Не знаю почему.
- Ясно... Ну... У тебя был кто-то вообще? – его право знать, с чем меня едят. – Хотя, какая разница...
- Была... одна... девушка... – еще один приступ тихого ахуевания, я его сегодня доконаю.
- М... Хм....
- Курить будешь? – я избавила Рэндома от необходимости отвечать.
- Давай...
Подкурив две сигареты, одну передала Рыжику. Курим молча, пусть переварит, в конце-концов, трахать шестнадцатилетнюю девочку тоже ответственность. Воспользовавшись паузой, опять задаюсь вопросом, что же он во мне нашел, хотя, любовь зла... это утешает.
- Ну ладно, я что-нибудь придумаю. – думай, Кирюша, думай, а то мне совсем хреново....

 Вечер, дождь идет уже второй день не переставая, мы лежим на продавленном диване, укрывшись ватником, курим в потолок. Ну и денек, ей-богу...
Кира жил вдвоем с бабушкой в трехкомнатной квартире на Подоле. Высокие потолки, облупленный подъезд, древние оконные рамы – вся атрибутика старого дома. Поход в гости планировался давно, но все что-то нам мешало, в основном – хорошая погода, каждый раз решалось, что этот шанс погулять на свежем воздухе мы используем по полной, а гости оставим на плохую погоду. И, вот, небо наконец-таки сжалилось над моим несчастным организмом, послав нам двухдневный ливень.
Было договорено встретится на Лукьяновке, возле «Джинзу», и в назначенное время, опоздав, конечно, на десять минут для приличия, с «Киевским» в руках и некоторой надеждой, я резво чесала в сторону метро. Он стоял под нагло красным зонтиком, с сумкой через плечо. Закрыв на ходу свой, я нырнула под огромный гламурный зонт, по-хозяйски расстегнула молнию его куртки, уткнулась холодным носом в теплую грудь.
- Привет, воробушек, - в ответ я нагло шмыгнула носом.
- На, неси, - протянула кулек с тортом.
- Не, сама неси, ты в перчатках, а я без, тем более, до машины.
- Ты что, в лотерею выиграл?
- Нет, а что?
- Почему опять такси? Тут идти – два шага.
- Просто не хочу, что бы ты замерзла.
- Ну ты из меня калеку делаешь.... – стоит раз заболеть, что бы тебя все время плющили.
- Не трынди. – только он мог так ласково хамить.
- Понял.
 Мы погрузились в машину, Рэндом назвал адрес, машина тронулась. Выгрузившись, поднялись на второй этаж, проникли в квартиру. В такси меня здорово расстроили: вместо вечера на двоих мне предстояло знакомство с бабулей. Смирившись со своей участью, покорно сняла плащ, надела дежурные тапочки, затем меня протолкнули в

Читать далее...

rock-fellers.com/

В таком бесстыжем состоянии, лежа на полу в луже собственной рвоты, крови и слез, меня нашли родители, вернувшиеся из филармонии. Очнулась я через тридцать шесть часов. Первым, что я увидела, были больничные стены, обложенные пожелтевшей советской плиткой, первым, что почувствовала – стальные прутья реанимационной койки на колесиках. В палате больше никого не было, кровать стояла только моя, оглянувшись, насчитала две двери: одна в коридор, вторая – в санузел. Похоже, родители здорово раскошелились, чтобы поместить меня в люксовую палату.
- О, самоубийца очнулась, ну что, будем у тебя мыть? – думаю, не стоит описывать санитарку, они везде одинаковы.
- Я? Нет, с чего вы взяли? – моему удивлению не было придела, тем более, что недавние события еще не успели как следует перевариться.
- Ага, так это я таблеток наглоталась! Так это мне кровь капельницами чистили! Можешь не врать, все равно не отвертеться, тебе анализ крови делали, я все знаю! Говоришь, не самоубийца, тогда зачем таблетки пила?
- Да не таблетки, а бутылку водки на голодный желудок.
- А водку зачем пила?
- Ну как же, поминки....Чего я перед вами оправдываюсь? – в ответ она лишь презрительно засопела.
Потом пришли предки. Как для родителей самоубийцы, они еще неплохо держались, только мама немного осунулась, а папа как будто еще больше поседел, хотя мне это, скорее всего, показалось, ибо седеть ему было некуда. Намеками мне дали понять, что неплохо было бы и поделиться, зачем я такое отмочила. Я мягко отмазалась, сказала, что позже разовьем эту тему, после чего отправила их к врачу узнавать, сколько мне тут болеть.
Я бы соврала, если бы сказала, что чувствовала себя плохо. На самом деле, я себя никак не чувствовала. У меня ничего не болело, не было ожидаемой тошноты и головокружения, вместо этого наблюдалась неимоверная слабость. Руками и головой двигать я еще могла, но подняться с кровати так и не получилось. Промелькнула мысль, что надо бы поесть, иначе сдохну с голоду, но надпись «Глюкоза» на одной из капельниц развеяла мои страхи и я занялась самокопанием. Предстояло разобраться со следующими вещами:
- почему все решили, что я самоубийца?
Этого мне понять мне было не суждено. По словам врача, в моей крови обнаружили следы медикаментов, хотя, им, докторам, должно быть ясно, что для самоубийства такой дозы не хватит. И вообще, почему после бутылки водки я должна еще помнить, пила ли какие-то таблетки? Достаточно успокоить родителей, сказав, что с Петром я пообщаюсь позже. Разобравшись с этим возмутительным вопросом, перешла к главному:
- как дальше жить?
Как ни странно, вся боль, возмущение, и просто шок вышли вместе с желчью из моего желудка. Так, значит, душа у меня все-таки там. Жить мне предстояло точно так же как и «до», просто теперь это будет называться «после». Ну не выиграла я свою лотерею, в каждой линии, нужной для джек-пота, я не угадала по одной цифре, бывает. Ничего, завтра куплю новый билет, но этот, первый и самый главный, навеки сохраню во внутреннем кармане пиджака…

Меня разбудило непривычное тепло: за время пребывания в больнице моя кровь стала комнатной температуры, холод был чем-то естественным. Новый блестящий билетик сидел рядом и отупело целовал каждый мой ноготь по очереди.
- Кир, ты чего? – мой голос сизый, под стать лицу.
- А что, Вани нет, теперь можно. – если бы я могла сползти с кровати от удивления, я бы это сделала.
- А при Ване было нельзя?
- Ну ты же была его девушкой... – да, а почему я об этом только сейчас узнаю?
- Пиздец.
- Вот именно. – и Рыжий опять начал целовать мои пальцы так, словно от этого зависело все наше будущее.
Я тихо ахуевала. То есть, пока я скрывала, боялась, что меня высмеют, мучилась сомнениями, увлажнялась глазами на Ивана и в трусах на Кирилла, выбирая между духовным и плотским, за меня уже выбрали и успели поделить. Не спорю, выбор был правильный, но почему нельзя было предоставить его мне? C другой стороны возмущаться в моем положении было бы полнейшим свинством. Именно с этой стороны я ахуевала больше всего. Где это видано, что бы два взрослых, умных, красивых парня, на которых то и дело вешаются барышни полумодельной внешности, делили невзрачную десятиклассницу, сочувствующую рок-н-роллу??? Мне не верилось, я лихорадочно соображала, где подъеб. Решение пришло как-то интуитивно: не предпринимать никаких действий, само прояснится.
Потом мне стало не до Кирилла с его любовями. Оказалось, что первые часы своей сознательной жизни «после» я находилась под анальгетиками, потом настал час расплаты за ползание по полу и лежание в лужах – я простудила почки. Не буду описывать высокую температуру, бред, съеденное от боли одеяло – это не интересно. Выздоравливала медленно, скучно; в отношениях с Рендомом просто выжидала. Он же вел себя двояко. С одной стороны не проявлял больше никаких признаков влюбленности, с другой – таскался в больницу каждый день. Таким образом прошло две недели.

На улице приятная Читать далее...

Убей меня.....
Убейте, только никого рядом.... Значит, нужно мучится.
Внезапно гаснет свет...
Нет, это в глазах темнеет.
Нервно курит балерина....
Какого я уже дома?
В пачке сигарет...
Водка сделала свое дело.
Солнце светит мимо кассы....
Сейчас рыгну... Эээ... похоже я уже....
Прошлогодний снег еще лежит.....
Прямо на полу лежит, иначе, почему так холодно?
Все на свете из пластмассы...
Пристала эта пластмассовая песня...
И вокруг пластмассовая жизнь....
Неплохо бы закрыть за собой входную дверь....
Тянутся хвосты....
Нет, не доползу, не осилю... Может кто-то зайдет и, наконец, добьет меня?
Миллиарды звезд сошли на нет, с тех пор, как мы с тобой на ты....
No comments
И дело вовсе не в примете...
Какую примету он имел в виду?
Только мертвый не боится смерти....
Что правда, то правда.
Вдоль дорог расставлены посты....
Это желудок так болит, или душа? Так это у меня в желудке душа?
Возьми меня с собой...
Почему же не взял?
Ой, это я кровью рыгаю? Хорошо, что не закусывала, а то бы пришлось лежать в остатках пищи. И сопли эти, откуда взялись? Ага, так это из носа кровь... и то полегче. На диване, наверно, теплее... нет, лучше кровить на линолеум, чем на диван. Почему болит нога? А, зря я шастала по проезжей части, водитель джипа так перепугался... это он меня довез? А где пакет? Ого, ползти? Больно.
Ножка стола...
Стула...
Дивана...
Порог...
Еще чуть-чуть...
Вот он... родной... пакетик...
Посмотрим, что ты, сукин сын, мне оставил? Кукла, тряпичная. Конверт. Прикольный, сам, наверно, делал. Тетрадка какая-то. Почерк... Хрен разберешь... В доктора тебе, Ванечка, надо было, а не в программисты... Что в конверте? Не понял... шутник хренов... даже из могилы, пардоньте, урны подъебывает. Нахера выделывать конверт, что бы ничего не положить? Ну и хуй с тобой. Кукла? Хорошая. Рубашечка такая... Блядь! Это же я! Точно я, штаны мои, рубашка, кеды даже сделать не поленились. Кто же так мастерски вышил мой фейс? Точно не Ваня, он даже фенечку сделать не сподобился. Не одну бутылку выставил кому-то... Нет, не реветь, только не реветь... Я от боли не плакала, что уж там, от куклы.... Хотя, все равно никто не видит... Стоп. Я реву. Причем давно. Ну и хрен с ним, у меня друг умер. Мне можно. ... ну надо же было меня так с конвертом....

Я принялась разглядывать желтый, подсмаленный зажигалкой самодельный конвертик. На внутренней стороне было что-то написано, аккуратно разорвав, обнаружила эти строки:
Прости меня, я не вернусь.
Останусь номером в мобильном.
И где-то там тебя дождусь,
И полюблю тебя так сильно,
Как любит ветер тополя,
И как вода стремится в море,
Стремлюсь к тебе....
Прости меня.
Я просто точка в чьем-то споре.
Эти детские, совершенно не свойственные ему строки, Иван писал при жизни, что же это должно было значить, останься он в живых? Или он знал? Бред, не мог он знать. Как бы там ни было, я, сделав невероятное усилие, достала с тумбочки ручку, которой мама записывала телефоны, и на другой стороне конверта нацарапала следующее:
Стыдливо спустился в зрительный зал,
Бросив меня на подмостках.
Это по жизни? Кто так сказал?
Все было бы слишком просто.
Чернила оказались идентичные. Я отметила, что в доктора пора и мне и, крепче сжав в объятиях куклу, позволила себе разрыдаться. Рыдания вызвали новый приступ рвоты и фонтан из носа. На этой минорно-оптимистической ноте мое сознание заскучало и решило больше меня не беспокоить.

Учитывая обстоятельства смерти Ивана, в обилии сигарет для молодежи было нечто символическое. По стечению обстоятельств, Ваня в ночь смерти находился у себя дома, хотя должен был быть на фесте в Славском. После того, как мы сним в последний раз расстались, я пришла домой и уселась на балконе с пачкой сигарет и чашкой кофе. В груди приятно бурлило, то ли из-за того, что меня обнаружили, то ли из-за того, что дали надежду. Я намеревалась писать стихи. Мои потуги творчества оборвал тот самый ливень. Он «упал», как я и предполагала. Ребята, на другом конце города, вымокли. Пошли к Рэму. Иван постеснялся Кирюхиной бабушки и не пошел греться в душ. Простудился. Не поехал на фест. Он, как и я, из тех людей, у которых творчество без сигарет не катит. И, вот, в два с лишним ночи они закончились. Ванька сунул в уши наушники, и вышел из дома. Круглосуточный ларек находился в соседнем дворе. Там его и сбила машина. Там же через три часа его нашел невыспавшийся дворник. Идиот, который мчался по двору со скоростью сто с лишним и скрылся с места прошествия, протрезвев, сам обратился в милицию. В тюрьму его не посадили – тронулся во время следствия. Говорят, год назад выпустили как не буйного.

- Пошли со мной, - тетя Люда стояла на пороге балкона, опершись о дверной косяк.
- Угу, - я сделала последнюю затяжку, кинула бычок в банку из-под «Nescafe», привязанную проволокой к перилам балкона.
Мы прошли по коридору к комнате, перевязанной черной лентой. Ленту развязали, меня протолкнули вперед. Внутри пахло сухоцветом и топором, который совсем недавно висел здесь в дыму. В комнате был жилой беспорядок. На кровати под окном валялось несколько футболок. В окно спелыми мелкими плодами тыкалась наглая слива. Слева стояла фняка с открытой крышкой. На белых клавишах были жирные следы. На пиане лежал белый пакет. Людмила Михайловна взяла его в руки.
- Это он тебе готовил. Хвастался.
- В голове не укладывается.
- Садись.
Наши голоса были бесцветны, как и наши лица. Я села на круглую табуретку, стоявшую возле фортепиано. Из пакета извлекли вышитую красным черную ленту. Тут я заметила, что в руках у нее все время была расческа.
-Он говорил, что прибьет тебя, если не будешь носить. – Сняла с моих волос заколку, начала расчесывать. Хотя у моей мамы и была дочь, она все равно не умела делать прически. Большую часть моей жизни я носила короткую стрижку, по этому даже обычный колосок приводил ее в замешательство. Как женщина, у которой был единственный сын, могла уметь это? Когда она закончила, я встала, поклонилась, поцеловала ее руки.
-Спасибо вам.
-Не за что, я просто доделываю его де лишки. – В моих руках оказался пакет. – А теперь уходи. Незачем тебе этот бардак видеть, это моя участь.
Я еще раз поклонилась и вышла из квартиры. С остальными скорбящими не прощалась. Я часто уходила по-английски.

Мы поднялись на второй этаж. Это была обычная трехкомнатная торцевая хрущевка. Покойником в квартире, слава богу, не пахло, и не удивительно – тело везли из морга и заносить его в квартиру смысла не было. Ручка двери одной из комнат была привязана черной лентой к вбитому в косят огромному гвоздю, так что, не развязав, открыть было невозможно. Это была комната Ивана. В самой большой комнате, видимо, гостиной, стоял разложенный обеденный стол и тринадцать стульев. Во главе стола стояла рюмка с черным хлебом, как обычно, для покойника, на хлебе лежала любимая Ваней конфета – грильяж «Южный». Из столовых приборов на столе были только рюмки. Зато было много водки, три или четыре блюда с бутербродами, в корзинке нарезанный хлеб, в вазочках закуска, именуемая в народе «Белочка» или «Гости-на-порог», состоящая из плавленного сыра, сливочного масла, чеснока. Из каждой вазочки торчала лопатка. Подразумевалось, что каждый возьмет себе на хлеб сколько нужно. Ну и пра', подумала я, лично мне хотелось вдрызг напиться, а не набить желудок.
Меня поразила неестественная организованность публики, не покидало ощущение, что действо было отрепетировано, причем не раз. Стульев хватило всем, потому что никто не пришел без приглашения, все четко знали, кто должен был присутствовать на поминках, только для меня это оказалось новостью. Хозяйке не пришлось никого рассаживать, все молча заняли места. Место напротив рюмки покойника оставалось за отцом, который должен был вернуться с Байкового. Тетя Люда села ближе к двери, что бы было удобнее бегать на кухню, меня же посадила по правую руку. Туда намеревалась сесть Ирочка, та самая сисястая брюнетка, на тетя люда опередила ее, отодвинув для меня стул. Все это видели, мне стало неловко.
Налили, встали, выпили, налили, встали... Никто не закусывал, все молчали. Где-то после шестой – сдавленный крик:
- Ну скажите же что-нибудь, скажите же... – один из четверки готов бил кулаками по столу, выкричавшись, тихо заплакал. Здоровый накачанный мужик с резкими чертами лица скулил как те барышни у гроба. Дикое зрелище.
- Варить шоколад? Кому, нахер?! – Крилл вскочил из-за стола. Он был страшен. Даже веснушки на его носу от страха побелели. - Нету его, нету! Он при жизни этого не любил, и уж тем более, сейчас!
- Рэм прав, - впервые я подала голос по собственной инициативе. Все взгляды обратились на меня. В один несчастный, жалкий миг я обрела значимость, перестала быть неким приложением. Демонстративно взяла сигарету из коробки, предусмотрительно поставленной для гостей на тумбочку и отправилась на поиски балкона.
Кирилл, кстати, стал Рэндомом с моей легкой руки. Уж больно он похож на одного из принцев Янтарного Королевства Желязного. Я лишь это сходство вовремя подметила. Впоследствии он мне признался, что тот факт, что я назвала его «Рем», спас его от слез. Негоже принцу плакать, даже в таких случаях.

Самое страшное, что по-настоящему я его узнала после смерти. Каков он был, как жил, чем дышал.
Мне позвонила одна из его воздыхательниц, сисястая брюнетка, работавшая секретаршей. Она мне чем-то нравилась, соперницей я ее не считала - дура не могла мне составить конкуренцию. Она меня, в прочем, тоже, поскольку никаких претензий на Ивана я предъявить не успела. Сквозь рыдания она мне сообщила, что Ваньку сбила машина и вчера ночью он умер в больнице от внутреннего кровотечения. Через час надо было быть возле парадного, прощаться с телом. Я ей ответила, какого черта прощаться с «телом», человека-то нет, но, тем не менее, пошла.
Вышла из дому в чем стояла. Мой тогдашний прикид и так можно было принять за траур: Черная тенниска, черные джинсы, черные же замшевые кеды. Make-up перестал для меня существовать, как только Ваня сказал «не прячь себя за ширмой». По дороге по распихивала по карманам феньки, собрала заколкой патлы. Идти нужно было по гипотенузе двух трамвайных остановок, так что через десять я была на месте. Перед парадным уже толклось четверо готов. Я стала рядом и закурила.
Были первые дни сентября, я стояла на солнышке и ловила нежные прохладные лучи. Ко мне сзади подошел Кирилл. «Пиздец» , сказал он только. Это единственное слово должно было выразить все: горечь утраты, бессмысленность происходящего, невозможность осознания случившегося, описать мое восковое бесстрастное лицо. Тем временам народ все прибывал. Я удивлялась количеству желающих проводить тело в последний путь. Собралось человек семьдесят. Почти все они молчали, остальные же переговаривались шепотом. Кое где из толпы можно было выудить силуэт длинноволосой барышни на шпильках, скулящей в носовой платок.
Подкатила зеленая «Газель». Гроб поставили на две, неизвестно откуда взявшиеся табуретки. Открыли крышку. Толкнули речь. Покойник лежал серый, в гриме. На лоб ему положили серую салфетку. Люди стали подходить по очереди и целовать эту самую салфетку. Некоторые отчаянно скулящие барышни целовали тело в губы. Каждая из них верила в свою исключительность и влияние на судьбу Ивана. Вину же испытывала только я. Настала моя очередь целовать. Многие ждали моей реакции. Я подошла к телу, не вынимая рук из карманов, поцеловала покойника в правый висок, точно так же как делала это при встрече, вернулась на свое место. Спустя десять минут гроб закрыли и повезли в крематорий. Да, я оказалась плохим ребенком и Санта все-таки забрал мой незаслуженный подарок.
- Спасибо, что не ревешь. – Людмила Михайловна, мать Ивана деликатно взяла меня под локоть, скулящие вешалки завистливо покосились. Она была в голубых джинсах и белой майке, выражение лица соответствовало моему, то есть – не было никакого. Мы обе придерживались мнения, что траур должен быть внутри а не снаружи.
В голове что-то не складывалось, особенно было трудно из-за полного отсутствия мыслей.
-Ну что, пошли? - и тут до меня дошло, что Людмила Михайловна не поехала в крематорий, и что мне предстояло еще одно испытание – поминки.

There will be a continuation…

Иван. Нас познакомил знакомый подруги. Точнее, просто раз привел нас в эту компанию. Подруга после только раз там появилась. А я, вот, осталась. Я знала, что мне там не место. Но не приходить туда не могла. Они собирались на БЖ. Это место перед музеем истории Украины, такая зеленая лужайка, где в теплое время года собираются неформальные личности. Свое название это место получило от названия улицы Большая Житомирская, благодаря близкому расположению.
Я приходила, говорила "Здравствуйте", садилась на траву и слушала. Когда были деньги, приносила бутылку портвейна, если не было - пила то, что предложат (если предлагали). Я прекрасно понимала, что никто не обязан хорошо ко мне относится. Или просто обращать на меня внимание. Молчала. Потому что знала что мне нечего им сказать. Они знали ВСЕ. Журналист прекрасно понимал физика, а грузчик программиста. Они научили меня любить Стуса, рассказали, что Гашек - это смешно, а Элла Фицджеральд - это классная музыка. Словом, подкорректировали мои вкусы. А что я могла им рассказать в свои шестнадцать лет? Если меня спрашивали, отвечала или говорила, что не имею об этом ни малейшего понятия. Старалась не мешать.
Постепенно меня стали считать частью тусовки. Для них стало естественным,что я должна быть. Если я приходила первая, садилась на траву и слушала плеер или читала книгу, а остальные подсаживались уже ко мне... И начинался разговор.
Среди них был Ваня. Он был грузчиком. И музыкантом. И вечным абитуриентом. Тощий парень с трехдневной щетиной, неопределенной стрижкой и всегда с гитарой в рокбэге. Он цитировал Хармса, говорил, что всю жизнь плавает в унитазе стилем баттерфляй (я недавно узнала, что это афоризм Раневской), пел Чижа лучше самого Чижа и постоянно что-то жевал. Его карманы были вечно набиты всякими булочками, орешками, сухариками, конфетами. Так что когда он приходил, можно было неплохо поживиться.
Ваня странно ко мне относился. Или мне казалось, что странно. Абсолютно мною не интересовался и в то же время уважал меня, что диаметрально противоположно поведению основной массы людей, которые сначала лезут к тебе в душу и, не найдя там ничего сверхъестественного, начинают рассказывать, какой ты хреновый человек.
Я влюбилась в него незаметно. Просто в какой-то момент поняла, что люблю. Любила молча и без эксцессов. Не могла же я ему сказать об этом. Поставила бы его в нехорошее положение, вот и все. Ведь он не смог бы ответить мне взаимностью. Мое положение было сродни тому, когда ты хочешь мерседес, имея в кармане 5 гривен. Что я могла предложить взамен за его любовь? Пожженные краской волосы, измученную диетами фигуру и пустую голову? Понятно, что я и пытаться не стала. Каждый его жест, каждое проявление внимания в мою сторону я воспринимала как что-то незаслуженное, как непослушный ребенок, которому Санта положил по ошибке подарок и вот-вот придет и заберет.

БЖ. Конец августа. Ветрено. Ветер теплый и пахнет апельсинами. Я сижу на примятой сухой траве, опершись о гранитную глыбу, стоящую под деревом, что посреди лужайки. Рядом со мной два литра пива и «Некст» в пачке от «Кемела». Зябко кутаюсь в болоньевую курточку. В наушниках – принесенная Иваном Кейко Мацуи, в руках – «Неспешность» Кундеры. Чувствую себя Николой Теслой, афигеваю от собственной продвинутости и гениальности.
- Привет, - как всегда растрепанные волосы и все его тридцать два.
- Угу... - ну что ему еще сказать?
- Одна? – фирменный плащ, явно из секонда, упал на траву.
- Нет, меня четыре и я размножаюсь вегетативным образом, - настала моя очередь показать свои тридцать два.
- А я думал тебя восемь.
- Не понял… - его серьезный вид меня насторожил. Неужели обиделся?
- У меня двоится., - улыбкка, от которой я смущаюсь и смотрю куда-то вдаль.
Ваня молча подкурил сигарету и передал ее мне. За тем подкурил свою и уставился туда же, куда и я – на троицу грязных панков, распивающих «Зосю».
- Что слушаешь?
- Твое, - панки принялись натягивать струну на раздолбанной «Трембите». Ваня взял наушник с моего левого плеча и растянулся рядом на траве. Ветер был сильный и провода наушников качались на нем как паруса, постоянно вырывая их у нас из ушей.
- Ложись рядом, а то мы так ничего и не послушаем, - мне ничего не оставалось, как последовать совету. Я положила голову ему на плечо, считая, что излишнее жеманство, впрочем, как и фамильярность, обнажит мои чувства.
- Ты так пахнешь, у меня аж в голове закружилось, - слово не воробей, и вылетело непроизвольно.
- Что-что..? – как оказалось, я выдернула его откуда-то издалека.
- Ничего, сигареты у тебя больно крепкие, говорю...


- Что, уже? – Кирилл был рыжий и невысокого роста, плечи широкие, глаза большие и карие, по носу были рассыпаны гороховые веснушки. Он полу лежал на джинсовой куртке и щурил на меня левый глаз.
- Угу, - я одела сумку через плечо.
- Почему так рано? – скорее из праздного любопытства, нежели из желания меня удержать.
- Не забывай, мне шестнадцать и у меня есть Читать далее...