не буду больше ничего писать. единственное о чем стоит говорить, я не умею заворачивать в слова, а все остальное не стоит даже упоминания.
	но мб еще вернусь, черт знает, посмотрим, здесь уютно.
	День двести шестьдесят пятый
	 
Возвращаться спиной вперёд - это как будто какой-то, блядь, уёбищный rewind. По направлению от - утекают болота, дети, машущие тебе с окраины лесополосы, линии электропередач. Как если бы звук зажёванной плёнки. Как если бы растрепавшиеся по ветру нити снова стягивались в тугой гладкий узел, как если бы всё возвращалось на круги своя. Как если бы не было ничего.
Пропускать всё через себя - и позволять ему свободно выскальзывать прочь, не оседая, не задевая, не оставляя следов. Только свист в ушах. Это ли не счастье?
И верно: нахуй все твои нежность-симпатия-сочувствие-понимание-тепло, нахуй это мерзкое речи и слуху слово ч-у-в-с-т-в-о-в-а-т-ь, если можно просто трахаться? Аллилуйя, во мне тихо дремлет утомлённая вселенная, я возвращаюсь назад.
Где вы теперь, кто вам целует пальцы?
По ночам в пустой и холодной квартире страшно. Меня трясет и колотит от гнева и ярости.
Я уже не понимаю, трясутся ли мои руки холода или от отсутствия сна. Вижу ли я голых женщин с своей квартире в половине четвертого утра, потому что третьи сутки без сна или потому что я лишилась ума? И нормально ли то, что я пью в одиночку, танцую, слушаю, снова пью? - и мне кажется, что в этой комнате ничего кроме меня и джаза нет, мы едино сливаемся друг в друга, воплощаясь в томный танец без времени и условий.
	В этой бешеной спешке мы потеряли самих себя. Обернись. Покажи мне свое лицо. Я хочу видеть тебя. Настоящим. Смотреть, как расширяются зрачки твоих широко открытых глаз. Остановись. 
	Давай, я опять буду тебе вслух читать Елинек с вином с руке, потом ты. Мне так нравится, как ты проглатываешь букву "р", как борешься со сном - в тексте нет видимых логических связей и осязаемого сюжета. Наши тела, точно-точно выковал один мастер, мы настроены на одну и ту же температуру плавления, никогда еще прежде не было это всецело похоже на крайнюю степень забвения - перетекать друг в друга, плавиться и гореть. Как ты думаешь, смогли бы мы слиться в твердый сплав - оборону против этого мира? 
Я прокляла все эти условности и запреты, правила поведения, этику, нормы. Мои подруги говорят: ты как будто вся дрожишь, этот взгляд-напряжение, острый больной ток течет по твоим венам, уже не кровь. Да, я дрожу, я крайне внимательна - я разгуливаю по лезвию ножа уже долгое время. Успевай еще отражать нападки старых коршунов. Гори все в аду: интриги, формальности, лицемерие - я снова слушаю реквием, снова схожу с ума. Я просто выдохлась. У меня нет сил на вас.
	В половине второго ночи, изрядно пьяная, я из последних сил пытаюсь объяснить: мне ничего не нужно, вот я сейчас трогаю твои руки лишь потому что я хочу этого, именно сейчас, единственно верно - принимать события, свои чувства, слушать их, отдаваться. Ничего не существует кроме вот этого самого момента, концентрации пространства и чувств внутри тебя - отпусти, прекрати проклинать нашу встречу, думать о том, что будет потом (потом ничего не будет; будет все хорошо). Ты хлещешь водку и зло смотришь на меня. Единственная свобода существует в абсолютном принятии происходящего. Осознавай. Люби. Получай удовольствие сейчас, а не когда-либо. Завтра ты уезжаешь, представь какой кайф, когда в сердце щемит от мысли об ускользающем, будет медленно вытекать, как песок сквозь пальцы, это ты, это я, будет все еще бить оставшимся электричеством с кончиков наших пальцев.
	Я обещаю, не буду писать, ни звонить, ни просить о встрече - буду с иголками в теле улыбаться, храня нас у себя под кожей.
	Kiek daug šviesų šitam mieste
	Ir aš apsvaigus
	Šoku jam
	Tokia basa, tokia nuoga
	Jog jis nemato
Остановись.
	Здесь ни вкусов, ни запахов, да и время намертво встало, но люди привыкли и решили делать вид, что всё по-прежнему и жизнь продолжается. Я в это время, кажется, засмотрелся на то, как птица совершает свой последний полёт к земле, и пропустил инструкцию о том, как правильно делать вид, что ты ещё жив. Никто ведь так и не откроет дверь и не скажет "Ты ведь совсем не такой" или "Что ты здесь забыл?", а меня это больше никогда уже не заденет. Я - то, что обо мне думают, а поскольку мне плевать на то, что обо мне думают, мне плевать на то, кто я есть на самом деле.
	Мне легко. Мне так легко, меня так ничего не держит, что порой мне хочется вцепиться мёртвой хваткой в дерево или какого-нибудь человека, попавшегося на пути, чтоб меня не унесло нахуй в космос. Ничего не держит, всё отпускает. 
	три дня на подкожном корме
	
	[...]
это всё не то
всё не стоит того, что.
того, чтоб.
-
это всё не то
это всё утонет в ближайшей луже
это всё не стоит того, чтоб театр
начинался с ружей
это всё висит, как пустое эхо на манекене
горизонт пробит в трех местах головой оленя
воспаленный смех проживет три дня на подкожном корме
этот дом для всех
этот дом для тех, кто о доме вспомнил
это всё не то, чтобы чем-то плохо и кто-то хлюпал
просто день-подвох бесполезней дня-оплеухи
-
по мосту идут золотые боги в горящих шапках
тень росла так долго, что стала мхом, приковавшим пятки
здесь и сейчас всё красочно и хрустко - как песни джейн биркин, как твёрдые красно-зелёные с боков сочные яблоки, как сложенные в сотни раз шершавые листы. нет ничего лучше, чем неуверенно впадать в нон-стоп, пока становится теплее.
в этой игре тоже есть кнопка game over.
знаешь?
если долго-долго сидеть одному в пустом доме, то через какое-то время тиканье часов начинает напоминать шаги. 
время идет, и ты чувствуешь это всем своим существом, связками, кожей, ногтями, время идет, сочится сквозь пальцы, и тебя прошибает на крик, как же так - время уходит, а тиканье стрелок всё тише, тише, а я не успел, а я не, а я..
но полно. времени больше нет; время ушло.
и ты стоишь босяком на холодном полу, монотонными движениями пальцев заводишь будильник, и думаешь, что от жизни остались одни затянутые сцены.
теперь только рассматривать свои руки, пить остывший чай, и слушать молчание ходиков.
 
— Я думал, ты уже не вернешься. 
— И пропущу все твои драмы? Ни за что.