Этот год выдался очень странным….
Он многое изменил во мне. Многое подарил и многое отнял. Я больше не смотрю на вещи так, как раньше. Но он дал мне возможность понять, чего я стою и что я могу. Столько противоречивых чувств. Счастье и боль. Гордость и слабость. Верность и ощущение полной свободы.
Я всю жизнь провела в клетке.
Теперь я нашла от неё ключи.
Нужно только захотеть её открыть…
Я могу. Но хочу ли?
Да.
Оптимисты смотрят вверх.
Реалисты смотрят вперед.
Пессимисты смотрят вниз.
Я смотрю назад.
Ты остался там.
Но я знаю, что теперь я буду смотреть только вперед. И оборачиваться не стану. Никогда. Когда ты позовешь, я остановлюсь, борясь со своими мгновенными эмоциями. Но потом снова вскину голову и пойду вперед. Это был олько твой выбор.
Я хочу много живых снимков
и платье трапецией.
Хочу, чтобы было ветрено, и волосы казались такими длинными-длинными и кружились и лезли в рот и в глаза
На улице было бы где- то минус десять мимо проносились люди запакованные в пальто, в шубы, шапки и шарфы что торчат одни глаза;
И снег бы шел такими мягкими кружечками, но абсолютно не таял а ложился и лежал тихонько у ног.
Мне бы хотелось чтобы ты и я- мы с тобой смеялись-ловили-сталкивались-ноги подгибались и не держали от счастья…. и зубы были ужасно холодными, ужасно белыми и блестящими от поцелуев. Нам бы было безумно жарко и мягких пар изо рта вздымался высоко вверх над нашими головами, превращаясь в новые облачка для изготовления снежинок.
Мы бы гуляли по шумных заснеженных улицам, покупали гигантские вафельные рожки к которым бы примерзал язык и не хотел отлипляться. И ты бы целовал меня в щеки и рассказывал и показывал мне столько всего, чего я не знала. И мне бы начинало казаться что я попала в детство, где мне снова есть чему удивляться. И поверила бы в новогоднюю сказку.
Куда делось мое время? Непонятно. Ношусь как белка в колесе. Сроки жмут со всех сторон. Выставка. Вчера утром- консультация. Потом круговой обход всего инста в поисках билетов.
Вчера на новогоднюю дискотеку в клуб ходили.
- Такая девушка, и говоришь такие ужасные вещи.
- Да я вообще ужасная.
Хорошо, что на мне корсет был. Под него никто руки не запустит. Я конечно все понимаю… танцы, музыка, крыша едет… Вызывающе открытая одежда и гибкая пластика движений. Горячо, безумно, близко. Толпа людей. Они все такие яркие, молодые, дерзкие. Они живут, пытаются жить. Выгореть как вспышки. Ведь отпущенный срок не такой уж большой. Накрахмаленные, приторно-сладкие улыбки.Трубочки коктейлей. Кто-то пытается прошептать на ухо карамельные слова. Но грохот музыки не только заглушает слова, но и не дает возможности думать. Это всего лишь безумство тел. Здесь нет лиц. Ограничения стираются, как полоска мела на асфальте. Им все время хочется поиграть в плохих мальчиков и девочек. Ну что ж, если хочется… Только не надо пытаться меня облизывать. Я не шоколадная.
В женском туалете перед зеркалом:
- Аль, у тебя корсет расшнурован на половину.
- Да? А… С меня вот вся краска куда-то делась… ни блеска, ни тональника… как будто вообще не красилась.
- Не иначе, как кто-то слизал.
И я понимаю, что сокурсница была по большому счету права.
Люблю дискотеку, громкую музыку и мельтешение лазерных пучков света только за одну вещь: можно сначала делать, а потом не думать.
Еще отсутствие мыслей в голове. Только волосы быстро становятся мокрыми и прилипают к горячему телу.
А на утро останется только усталость…
Теперь у меня жутко все болит… руки, ноги, шея, язык, голова, пальцы…
А завтра у меня экзамен и нужно хотя бы прочитать билеты…
- Перепутала? Разве любовь не подразумевает доверия?
- Подразумевает. Если ты имеешь в виду ревность, верность и прочие мелочи.
- Мелочи?
- Доверие, девочка, бывает разное. Я говорю о том доверии, которое вовсе не обязательно прилагается к любви.
- Я… не совсем понимаю…
- Просто подумай, что у тебя есть в жизни самого дорогого. А потом подумай, кому бы ты это доверила. Тогда поймешь. Именно это доверие можно смешать с любовью. Совершенно разные вещи. Любовь тут совершенно не при чем. Возьмем нашу общую знакомую. Она без памяти влюблена в моего брата, никогда не предаст. Верна до непостижимой степени. В этом он, безусловно, может ей доверять. В том, что в ее сердце никто и никогда не займет отведенного ему места. А ему это надо? Нет. Он может ей доверять в серьезных делах? Нет. Да и в несерьезных я бы ему тоже не советовал.
- Ну… ну, ты скажешь тоже. Она просто неадекватна.
- Обратная сторона верности, - засмеялся он. – Разве нормальный человек может быть фанатиком? Вот тебе и вопрос доверия.
Когда кого-то теряешь, когда кого-то недостает, ты больше всего страдаешь оттого, что человек этот превратился в нечто воображаемое, нечто нереальное. но твоя тоска по нему - вовсе не воображаемая. И потому ты вынужден цепляться за свою тоску, ведь она реальна.
Каждому человеку дано имя… Оно обязательно что-то значит.
Ксэль…
Это не имя. Это скорее обозначение одной из частей моей души. Оно появилось спонтанно. Сначала оно было игрой, а потом …
Это была маска. Маска силы и независимости.
Жизнь - это пьяный гибрид художника и скульптора. Она широкими мазками лепит на наши маски боевую раскраску, которую мы потом называем "жизненным опытом". А ритуальные шрамы, которые жизнь наносит своим скульпторским резцом, истончают маску. Когда маска разваливается на куски и падает в придорожные лопухи, у людей начинается кризис среднего возраста, либо уже старческий маразм...
Как правильно заметил Гамлет - маски прирастают. И отдирать их приходится с кровью и кусками кожи. Как я не люблю, когда жизни удаётся пьяно шмякнуть мне прямо по незащищённому лицу! С беззащитным кровящим лицом той девочки я не показываюсь никому. Я пытаюсь приложить к содранной коже и обнажённым нервам чудодейственный бальзам хороших воспоминаний. Своих или чужих, это всё равно. А память услужливо подсовывает самое омерзительное, подталкивая костлявым локотком ко мне поближе очередную маску.
Жизнь бьет ключем и все время по голове. Я боюсь сломаться. Я слаба, я надеваю её. И снова становлюсь независимой, красивой, циничной, подлой и презрительной. Я иду по улице, помня что на меня сейчас смотрят. И не позволяю лицу нефотогеничные гримасы, не разрешаю спине сгорбиться, плечам согнуться, животу расслабиться.
Я боюсь и люблю свою маску. Когда начинает казаться, что счастье также нереально, как молоко стрекозы, (а птичье молоко уже есть - это такой тортик) моя маска очень убедительно врёт мне. И я верю.
Я цинично улыбаюсь. Жизнь прекрасна даже в пьяном виде...
Ксэль стала моей частью. Опасной, но дающей возможность жить.