Поймите наконец ЛЮДИ важнее ИДЕЙ, которые они выражают.


контекст


http://karmakom.livejournal.com/

Я возвращался домой по улице тёмной,
Словно танцор — по минному полю,
Каждый шаг был выверен — но и рискован.
Каждый удар сердца — грозил детонацией.
Я увидел огненную черту — поперёк улицы
И за ней — уходящих вдаль юных героев,
Пишущих кровью имена женщин на стеклянных стенах
Узкого и мрачного коридора.
Отягощали карманы невыполненные планы,
Но головы,как аэростаты - тянулись к высокому небу.
Искривляли лица злокачественные пороки,
Так долго сердце жило на воде и хлебе.
Оглянувшись назад — я вдали увидел
Робко ступающих — по моему следу.
Я понял — я должен лечь поперёк
И загородить проход усталым телом.
Девушки, строящие на песке воздушные замки великой жертвы,
Юноши, выкрикивающие пункты обвинения.
— О, я должен быть последним и первым!
И я упал на черте — не дойдя до дома,
И увидел — стекленеющими глазами:
Они шли по следу — ничего не заметив.
Переступая через тело ногами.


от
http://nav1gator.livejournal.com/

Привет Тебе, ИК'а!....Привет Тебе, гиперборейская душа.
[650x431]

Твой Энэн.

скачать можно здесь:
http://narod.ru/disk/44626749001.f8321f8ab79661179...ом%20Яблокитая-сжатый.avi.html

найдено в http://butusov-art.livejournal.com/

«Он сотворил человека из звучащей глины, как гончарная,
и сотворил джиннов из чистого огня.»
Коран, 55:13-14

Далеко не каждый человек в своей жизни оказывается в положении Одиссея, Гамлета, графа Монтекристо или Раскольникова. Но каждый из нас от рождения – Франкенштейн.
«Мама, откуда я взялся?» – спрашивает маленький человечек, и за этим вопросом скрывается нечто намного большее, чем простое любопытство. Ведь любое «откуда» скрытым образом подразумевает в себе «куда». Из своего начала можно вывести свой конец.
Когда дождливым летом 1816 года три молодых богемных балбеса повели беременную жену одного из них – поэта Перси Биши Шелли – смотреть на гальванический сеанс, модное в ту эпоху развлечение, они вряд ли догадывались, что способствуют рождению самого навязчивого мифа новейшей истории человечества.
Посмотрев на труп, дергающийся под воздействием Вольтова столба, мужчины вернулись домой, выпили по стаканчику шерри, подискутировали на философские темы, заключили пари, что каждый из них напишет готическую новеллу на тему воскрешения мертвых – и тут же забыли об увиденном. Ни один из них – ни сам Шелли, ни лорд Байрон, ни доктор Полидори – условий пари впоследствии не выполнили. Беременная же Мэри, которой в ту пору было девятнадцать, легла спать и увидела страшный сон. Сон, в котором она вынашивала в своем животе монстра.
Сон оказался вещим. Несколько месяцев спустя Мэри родила сына Уильяма, болезненного ребенка, не прожившего и трех лет, но тот, кем она на самом деле была беременна, появился на свет полутора годами позже, когда лондонский издатель опубликовал роман, озаглавленный «Франкенштейн или Современный Прометей». С тех пор сработанное рукой хирурга-самоучки лоскутное существо неутомимо бредет своей характерной походкой по страницам книг и комиксов, по театральным подмосткам, по телекиноэкранам и мониторам компьютеров, пугая нас и будоража наше воображение.
Особенно повезло созданию Мэри Шелли в кино: ведь кинематограф – сам по себе Франкенштейн, пляска оживленной электрическим током нежити. Один из первых художественных фильмов, снятый в студии Эдисона в 1910 году, так и назывался – «Франкенштейн». Затем на тот же сюжет сделали более ста картин – талантливых, бездарных, страшных, смешных. Такого количества экранизаций не знало и до сих пор не знает ни одно литературное произведение, кроме Библии. Почему? Ответить на этот вопрос не так просто.

Из всех экранных «Франкенштейнов» один – несомненно «Франкенштейн» с большой буквы. Это триллер 1931 года режиссера Джеймса Уэйла: тот самый, в котором монстра играет Борис Карлофф – человек, давший Франкенштейну тело, в котором мы с тех пор привыкли его видеть. Все последующие попытки перефранкенштейнить Карлоффа оказались безуспешными. Он один понял монстра так, как ни удалось никому другому, и в этом смысле стал его приемным отцом. Именно в игре Карлоффа и найденном им образе – секрет успеха фильма, в остальном наивного и прямолинейного, с голливудской лихостью расправляющегося с философскими хитросплетениями романтической новеллы, созданной юной интеллектуалкой.
Карлоффу удалось совместить в одном образе три основные составляющие любого человеческого существа – кривляющуюся обезьяну, играющее дитя и отрабатывающий рефлексы биомеханизм. Фильм Уэйла живет только пока в кадре присутствует монстр. Стоит тому на секунду отлучиться и не остается ничего, кроме набора пыльных штампов, умерших вместе со своей эпохой.
Но мы еще вернемся к трехсоставности Франкенштейна. А пока начнем с имени.
Любой мало-мальски образованный человек, знает, что Франкенштейном звали не монстра, а его создателя, ученого Виктора. (В фильме стал Генри, по одним американским мозгам понятным причинам. Играет его, кстати, пошлейший актер, Колин Клайв, которому образ томного буржуазного жениха блондинки Элизабет в свободное от выкапывания трупов на кладбищах время дается куда лучше, чем роль ученого безумца.) И тем не менее, все упорно продолжают называть монстра Франкенштейном. Это неспроста, в той же степени, в которой создательницу романа зовут именем Девы Марии. Если все люди – дети Божьи, то все киборги и терминаторы – дети Франкенштейновы? законные носители фамилии своего не вполне законного отца, такого же бессильного свидетеля оплодотворения духом электричества, как плотник Иосиф. (Это сознает и сам Виктор-Генри, когда восклицает в фильме: «Теперь я знаю, каково чувствовать себя Богом!»
Для чего Виктору понадобился оживленный труп? Об этом он рассказывает сам в единственном на весь фильм монологе, обращенном к своему университетскому наставнику, сухому и бессердечному жрецу науки профессору Вальдману: «Вам никогда не хотелось узнать, что скрывается там, за покровом тайны?» В сущности это – изложенный языком науки девятнадцатого века все тот же детский вопрос: «Мама, откуда я взялся?» Методы науки – опыт и аналогия. Если человеку удастся создать существо по образу и подобию своему, то он получит шанс понять с какой целью Создатель проделал то же самое с ним самим. В Читать далее...

1998 год

Некоторые выдержки:

- Илья Валерьевич, вы проделали путь от рок культуры к «Ультра Культуре». Закономерным ли было это направление пути?
- Пути в сущности не было, потому что я не занимался ни рок культурой, ни ультра культурой, я занимался всегда чем-то своим, с трудом поддающимся вербализации. То есть назовём это так- у меня есть своя картина мира , Вселенной, своего места в ней. Я его выражаю различными способами, наиболее уместными в настоящий момент. Когда- то наиболее уместно это было выражать при помощи песен. Сейчас это наиболее уместно при помощи издательской деятельности. Хотя любой способ выражения ограничен и во временных, и в содержательных рамках. Поэтому я не думаю, что это надолго или навсегда. Даже сейчас в данном случае уместней говорить не о пути откуда то куда-то, а о постоянном замучивании какой-то идеи. Можно сказать, что практически с 12 лет, я на какой-то одной и той же точке стою, а вокруг что-то движется. А я, мне кажется, сохраняю неподвижность с начала координат.

- И какова эта ваша основанная идея?
- Мне кажется, основная идея сводится к тому, что реальность не есть абсолютное понятие. Что это некая сущность, которая постоянно нуждается в проверке на вшивость. Её постоянно нужно вызывать на бой и предъявлять ей различные вопросы. А вопросы можно задавать по -разному. Это может быть всё, что угодно- от общественно-политической деятельности до медитации наедине с собой. Проблема остаётся в том, что различные версии реальности- все они кому- то выгодны. А твоя версия реальности может находится в конфронтации с теми версиями реальности, которые тебе подают, а иногда нет. Когда ты чувствуешь, что это – конфликт, ты должен отстоять свою реальность, иначе тебя поглотит чужая реальность. А когда тебя поглотит чужая реальность, то в этот момент наступает смерть. Таким образом, в каком то смысле, это пренатальная матрица, это – третья-четвёртая борьба с пуповиной.

- И для этого нужна острая форма…
- Острая форма- ходить по улицам с топором, рубить непонравившихся встречных, взрывать бомбы- это острая форма. Я не считаю, что творчество, литература, театр, музыка- это острая форма. Это как раз максимально социально адаптированная форма протеста.

- Этакая канализация протестности.
- Это как раз та территория, на которой бескровно можно решить многие вопросы. Просто не все способны играть по правилам игры. Очень многие желают перенести свои разногласия с территории борьбы идей на территорию борьбы тел. Может, потому что им не хватает каких то качеств, чтобы оставаться на территории идей. Я говорю: «Вот так». А другой отвечает мне на это: «Мужик, а сейчас я за это тебе в морду дам». Это не моя агрессия, а того, кто не хочет вести дискуссию.

- А вас не смущает, что вы предлагаете экстремальные, беспредельные идеи и книги молодым людям, с неокрепшими мозгами, которые не готовы оставаться на территории борьбы идей, а рванут как раз на территорию борьбы тел?
- Может, я скажу сейчас ересь, но в течение своей жизни я встречаюсь с тем, что крепость мозгов не зависит от возраста. Поэтому неокрепшие мозги и юность- это большой эвфемизм, многие дети являются гораздо более здравомыслящими, чем их родители- с этим приходится встречаться сплошь и рядом. Что такое беспредельность идей вообще? Мне кажется, что особое отвержение общества вызывают как раз те идеи, за которым что-то есть, некий реальный потенциал. Потому что идеи совершенно бессмысленные, например попытка построить теорию мировой истории, исходя из количества и расстановки столиков в этом кафе, обычно никого не смущают и проходят по ведомству тихого бреда одинокого сумасшедшего. Те идеи, которые всех будоражат, кого-то смущают, имеют некую реальную силу, реальный потенциал воздействия на умы, именно поэтому они вызывают отвержение. В данном случае вместо сочетания «беспредельная идея»- лучше сказать «сильная идея», в которой содержится что-то привлекательное, манящее, волнующее человека. Такая идея вызывает отторжение. Человек вообще трусливая обезьяна по своей природе.

- И вы ищете тех авторов, которые помогают превращению обезьяны в человека?
- И да, и нет. Это как процесс собирания пазлов. Это как картинки, которые складываешь. Некоторые из них вообще сами по себе не имеют смысла, если их не туда положишь. Некоторые ты суешь, но они только по форме совпадают, а совсем не оттуда. Получается какая-то фигня. Очень много ошибок в этом процессе. Но у нас есть острое желание нащупать тех людей, которые ставят под сомнение горизонты реальности в той версии, которую, ну, назовём, социальной. Не всегда это получается. И не всегда это то, что хочется. Часто на очень интересные темы очень плохо пишут.

- На какие, например?
- Например, нон-фикшн литература. В Москве, я заметил, нет ни одной качественной всеобъемлющей книжки. Ни здесь, ни за рубежом. Иногда тема настолько пропитана бредом и дилетантизмом, что возникает подозрение, может параноидальное, что не случайна ли она так написана. Например тема психического Читать далее...

- Илья, у вас довольно много занятий, какова ваша самоидентификация?
- Честно говоря, я не вижу никакой необходимости в таком занятии, как самоидентификация. Мне не очень понятно, зачем она может пригодиться в этой жизни.

- Наверное, если вы где-нибудь встретите сообщение, что "Кормильцев - поэт-песенник", то вряд ли останетесь довольным им.
- Большая часть того, что напечатано типографской краской, - глупость. Лозунг нашего издательства "Ультра. Культура" - "Все, что ты знаешь, - ложь" - выражает отношение ко всем видам информации, в том числе и к той, которую распространяем мы. Я ничего о себе не знаю, кроме того, что "cogito, ergo sum". Меня больше интересует, кем я буду, чем кто я сейчас.

- Хорошо, а кем вы будете?
- Это покажет время. Но мне хотелось бы верить, что я существую не зря и что у меня будет продолжение. Желательно бесконечное.

- Какое из своих нынешних занятий вы считаете самым актуальным?
- В настоящий момент это запуск издательства, в котором я являюсь главным редактором. Этому приходится уделять больше всего времени. Я не думаю, что так будет всегда, машина заработает на полную мощь - у меня появятся другие приоритеты.

- Ваше приобщение к рекламному делу было вызвано интересом или заботой о хлебе насущном?
- Это был эпизод, я не собирался заниматься рекламой серьезно. Мой знакомый предложил написать несколько сценариев, мне это показалось забавным. Дело было после кризиса 1998 года, тогда еще можно было реализовать смешную идею. Сейчас в рекламе работают только кадровые работники, иронический концепт пропихнуть просто невозможно, потому что реклама стала откровенно тупой и сориентированной на кретинов. Реклама могла бы быть интересным видом художественного творчества. Сейчас это возможно в сфере политической рекламы и пиара.

- Какой работой вы остались довольны?
- Роликом о пиве "Доктор Дизель", его крутили полтора года.

- Вы могли бы принять участие в чьей-нибудь политической пиар-кампании?
- Если бы был интересный персонаж, да. Я не верю, что только за деньги можно раскрутить кого угодно. Я не циник, мое убеждение основано не на вере, а на знании. Я знаю, как устроен этот мир.

- Для вас существует нравственный рубеж, дальше которого в своей работе вы не пойдете?
- Надеюсь, есть. Другое дело, что обозначить его очень трудно. Проблема состоит не в том, чтобы понимать, чего ты не сделаешь, а в том, что, сделав нечто, сможешь понять, в чем ты не прав. От греха никто не застрахован. Проблема нашего времени не в том, что люди стали делать больше гадостей, чем когда-либо, а в том, что многие разучились отличать гадость от негадости.

- Хочу коснуться феномена русского рока. Вы можете назвать это явление Роком с большой буквы?
- Вы ставите неразрешимый философский вопрос.

- Никакой философии. "Led Zeppelin", например, - это Рок с большой буквы...
- Хорошо, а "Аквариум" - это рок с маленькой буквы?

- Я могу ответить, но меня интересует ваше мнение.
- Предпочту остаться в этом вопросе на уровне подросткового сленга: есть вещи "настоященские", а есть "ненастоященские". В нашем роке есть достаточно много того, что с известной натяжкой можно назвать "настоященским". Натяжка связана с технически внешними обстоятельствами.

- Можете привести примеры "настоященского"?
- Все знают набор групп, которые в конце 80-х - начале 90-х, собственно, и создали русский рок. 80 процентов из них, по-моему, сделали серьезные вещи, которые останутся в истории. Конечно, у них можно найти кучу всяких недостатков, но на Западе, особенно сегодня, тоже полно дряни. Вы хотите спросить, есть ли среди наших коллективов такие, кто достоин включения не в местечковую энциклопедию, а в мировой контекст? С моей точки зрения, русскому року не повезло. Он родился в ту пору, когда за пределами России его не могли воспринять адекватно, сейчас это могло бы произойти, но русского рока уже не существует. Сегодня распространилась мода на этно-панк, но русский рок конца 80-х был его разновидностью. Это музыка, которую играют на электрических инструментах, в ней присутствуют элементы рока, завязанные на национальную традицию, исполняются песни на национальном языке. В эту концепцию некоторые наши группы вписываются идеально, например, "Аукцыон" или "Звуки Му". В конце 80-х такая музыка не вошла в моду, на Западе ее не восприняли, оценив это явление как часть феномена под названием "perestroyka". Русский рок у нас сыграл достаточно глобальную роль, точно не известно, когда выветрится его влияние. Что касается западного отношения к нему, то Запад в принципе с трудом понимает наши культурные процессы. И происходит это в силу его упадочной тупости.

- Получается затянувшийся закат Европы?
- Скорее, закат Европы вручную.

- Судя по вашей редакторской деятельности и планам вашего издательства, вас интересуют экстремальные явления, находящиеся на границе общепринятого, а часто и выходящие за ее пределы.
- На самом деле нас интересует то, что Читать далее...

[289x262]
По словам Владимира Иткина,здесь нет вымысла. Все это и вправду происходило "в виртуальном пространстве" его Живого журнала. Комментарии приходили ему в течение двух лет. В тексте, который он предлагает, не раскрываются имена участников дискуссии, только Интернет-прозвища. Исключение сделано Владимиром для себя самого, для Ильи, и Дмитрия Бавильского, чье имя раскрывается в контексте.

Отправной точкой для "трагифарса" послужила его запись в ЖЖ:

«Граждане! Имею Вам сообщить прелюбопытнейшую новость.
В Барнаульскую сеть магазинов «Топ-книги» пришла просьба от городской
администрации – запретить всего Берроуза, а также «Генерацию П»
Пелевина. В рекомендательном порядке – снять с продажи «Плаху»
Чингиза Айтматова».

Текст содержит ненормативную лексику.
Орфография и пунктуация оригинала сохранены.

>>>>

http://www.topos.ru/article/5338

Прослушать или скачать Илья Кормильцев Сон бесплатно на Простоплеер

Прослушать или скачать Как обезьяна стала человеком бесплатно на Простоплеер

Есть такой анекдот: «Два туземца, гуляя по родному острову в поисках крокодила, нашли японскую полевую пушку. «Давай стрельнем по Большой Земле!» — сказал один другому. Сказано — сделано. Они распотрошили патроны от своих винчестеров, ссыпали порох в ствол, забили туда камни и кокосы, и поднесли спичку. Пушку раздолбало, туземцев засыпало кокосами, пообрывало руки-ноги «О-О-О!» — сказал один другому, — представляешь как у них там бабахнуло!».
К чему это я? Да к тому, что на нашем «архипелаге» такой стиль мысли, порожденный изоляцией и культивирующимися представлениями о туземной избранности, процветал вплоть до 1982 года. Самовлюбленные туземцы «УРФИН ДЖЮС» и «ТРЕК» наносили прицельный удар по Большой Земле с такой яростью, что некоторые части их собственных тел годом позже находили аж в Казахстане.
Осенью 1982 года наше небольшое племя потрясено не менее индейцев острова Гуантанами, увидевших Колумба. Оказалось, что на Среднем Западе существуют какие-то «АКВАРИУМ», «ЗООПАРК», и т.д. и т.п.
Естественно, шаманы племени занялись спасением туземной исключительности, появились псевдосоциологиче- ские подтяжки: «Уральская конда», «Здравый смысл», «Среднелобая музыка», «Антигерой» — и даже кто то. зажимая гитару в руках в перерывах между слушанием Питера Гейбриэла, кричал, что он-де «Пролетарии ,i, пиление на «архипелаге» зимой 1982— 1983 года Майка собственной персоной дало пищу для новых концепций, построенных на опыте личного общения. Всплыло, дышащее крестьянской непримиримостью, слово-термин «Гунявые». Некоторые товарищи, тяготеющие к приятному авторитету консерватории и профессиональной композиции, придумали максиму: «У них есть экстравагантная социальность, у нас — музыка», лишив тем самым бедную музыку всяких прав на экстравагантную социальность.
В это время происходило также много событий, имеющих важное значение для туземцев, но почти незамеченных в Р ю-де-Жанейро: семинары ГК ВЛКСМ блистательно-бездарная эпопея под на званием «У.Д. ТРЕК — в филармонию!», появление «Третьего мира» в лице Народной Банановой Республики НАУТИЛУС (которые противопоставили традиционной моде на «комплекс самолюбования» собственное несчастье «комплекса неполноценности», что, впрочем, имело на Большой Земле те же сокрушительные последствия), взлет и падение Александра Новикова, распад спонтанным делением группы «ТРЕК» и много других ритуальных праздников.
Количества водки, выпитой в то время, хватило бы на приобретение нового комплекта «Динаккорта».
На этом фоне постоянно решался традиционный для основной интеллигенции вопрос: «Как относиться(и относиться ли вообще как-нибудь) к официальным кругам, дающим разрешение на исполнение туземной музыки со сцены?». Вопрос этот решался в разное время разными коллективами по-разному, однако с одинаковым результатом. Правда, в этих битвах островитяне крепчали.
Большая Земля цвела и строилась.
Тут-то и грянуло.
Сначала — «Банановые острова», потом Юра Шевчук. Тогда с ними общались просто: первое назвали той самой «музыкой», которая, конечно же, крута и свежа, второе отнесли к разряду «перефирийной целомудренности», противопоставленной падению — ни дна им ни покрышки — столиц».
Однако ситуация менялась: потихоньку, тайком от друзей-товарищей, с берегов Исети к берегам Невы потянулись первые робкие ходоки. Сбросив истоптанные лапти на асфальте у парадного (Рубинштейна, 13), они входили и смотрели. Потом возвращались и хвастались, чтобы услышать в ответ краткое уральское «Н-да?», заключающее в себе непередаваемую гамму эмоций.
Наконец, в город приехал Ю. Шевчук. Он оказался... тем, да не тем. Да, он оказался «махром» и просто отличным человеком, но «махровость» его была странного рода, как бы совсем не осровная. Он позволял себе говорить о Боге и о многом другом, в описываемых местах не принятом.
Охота на крокодила, основной про¬мысел туземцев, пришла в упадок: с осени 1982 года появился только один альбом («Переезд» НАУТИЛУСА)! Стало модным учиться в музыкальном училище.
И вдруг мало-помалу, так незаметно для себя Но времена-то, они меняются.
Почему я так думаю? Да потому, что произошло два по-настоящему замечательных события: «Жизнь в стиле хеви-метал» «УРФИНА ДЖЮСА» и «Невидимка» нынешнего НАУТИЛУСА.
Запись У.Д., с одной стороны — яркое отражение смятения туземцев, их эстетической (не говоря уже об идейной) непоследовательности; но с другой стороны — это не провал. Большая вещь — и здесь в первую очередь надо отдать должное человеческим и творче¬ским качествам джюсовцев.
Что же касается «Невидимки» нынешнего НАУТИЛУСА, который теперь еще и ПОМПИЛИУС, то здесь начало того, что можно смело назвать сопричастностью современному музыкальному и духовному процессу не только на союзном, но и на мировом уровне. Справедливости ради добавим, что создавая «Невидимку», НАУТИЛУС не ведал, что творил, даст БОГ, осознавал.
другой, что подлинным героем провин¬ции является Майк. Мы только не согласны с редакционной аналогией, с крахом Римской империи. Наши варвары в большинстве своем не Читать далее...

Непримиримое противоречие между провинцией и столицей -- черта империй, начиная с Рима. Чтобы расширяться, империя обязана иметь центр и форпосты на окраинах. Центр богат, роскошен и притягателен. Окраина бедна и непритязательна, потому что обустроена не для жизни. Это палаточный городок на пути безудержной экспансии вширь. Люди на форпостах живут соответствующие. Это авантюристы, осваиватели земель, беглецы из метрополии. Они неприхотливы и безжалостны. Это люди Дикого Запада -- ведь Америка тоже империя.

Я только что съездил в Гомель -- жена отвезла меня к себе на родину. Никогда там до этого не был и вообще позорно мало знаю Россию и ее ближайших соседей: досконально мне известен только родной Урал, городской и сельский. Гомель меня поразил тем, что -- при своем провинциальном статусе -- он ничуть не провинция. Обычный уменьшенный Минск. Да и Минск, если честно, почти ничем не отличается от Братиславы. Другой тип государственности: условно говоря, греческий. Афины -- самый большой полис, но чувствовали ли себя провинцией Милет, Фивы и Спарта? Да ничего подобного: они все равноправны. Разница между ними чисто количественная. Качественная разница -- показатель империи. Империя -- страна для дураков, сказал Бродский; я сформулировал бы нейтральнее: империя -- страна для человечества. Она открывает, завоевывает, достигает, воюет, губит: пишет историю. Есть страны для человека, и в них столица от провинции отличается только количеством населения. Такова вся современная Европа и значительная часть Востока.

Мы не таковы. Это не хорошо и не плохо -- это судьба.

А потом все происходит, как в Риме. Движение останавливается, империя распадается и разлагается, начинается это с окраин, а потом докатывается до центра. Сначала гибли, вымирали, культурно деградировали римские провинции, а скоро козы и гуси щипали траву уже на улицах Рима. Рыба гниет с головы, государство -- с окраин. Перестав быть «страной для человечества», мы не стали страной для человека. Человек по-прежнему -- ноль. Так не мог перестроиться Рим, который был погублен отнюдь не беженцами из провинций, а совсем другими, куда более реальными варварами. Чтобы получилась нынешняя Италия, в которой между Римом и другими городами нет никакого антагонизма, должна была пройти эпоха.

Теперь о том, как все это выглядит сейчас.

Было бы лицемерием пылко уверять, что я люблю провинцию. Она мне ненавистна, как всякая Родина: ты знаешь ее язвы лучше других, ты задыхаешься в ней, но не можешь слышать, как ее пренебрежительно поносят чужаки. Я жил в Свердловске, потом Екатеринбурге, но никогда не чувствовал себя в провинции. Наоборот, я всегда несколько сходил с ума, попадая в Москву. Потому что не понимал, чем люди там занимаются вообще. Теперь я это понимаю. Они набирают очки в какой-то игре, больше всего похожей на карточную, только без карт. Чем быстрее человек выйдет из этой игры, тем больше у него шансов сберечь рассудок.

Русская провинция ужасна, кто бы спорил, -- но она блаженна. Почему это нищие духом -- к каковым современные русские провинциалы могут быть причислены почти поголовно -- блаженны? На мой взгляд, речь в Новом Завете идет о тех, с кого меньше спрос. У них не было шанса. Те, о ком с ужасом или пренебрежением говорят москвичи -- все эти спившиеся работяги, деклассированные интеллигенты, вымирающие писатели и даже проститутки, осаждающие единственную на весь город насквозь клопиную гостиницу, -- будут в раю.

А теперь я спрошу вас, у которых этот шанс -- в силу специфики Отечества -- был: ну и что ваша Москва?

А ничего. Город на периферии мирового процесса, на обочине истории, в провинции духа. История делается где-то далеко-далеко, на совсем иных путях. К вам заезжают полюбоваться стариной. В кафе хамят, в головах хаос, а последний, на кого стоило смотреть в театрах, -- кемеровчанин Гришковец. Плюс наличествует десяток клубов, в которых старательно имитируется та свободная, легкая и увлекательная жизнь, которую не купишь; клубов, которые и в самом маленьком из европейских городов не вызвали бы интереса.

Я давно заметил, -- а в общем люди знали это всегда, -- что непримиримые борцы отражают и даже копируют друг друга. Оппозиция не может быть умнее власти, богатые не могут быть щедрее и человечнее бедных, а столица и провинция всегда одинаковы по тайному внутреннему строю. В провинции и Москве, пожалуй, одинаково много тупости и хамства. В провинции это хамство примитивное, не замаскированное и во всех отношениях бедное. В Москве оно гламурное, не лишенное лоска и блеска, но оттого еще более омерзительное.

И последнее. Насчет главного страха москвичей: провинция ворвется, поглотит, растворит, оттеснит от кормушки и будет править сама.

Подозреваю, что налицо как раз обратная тенденция. Тоже характерная для Рима. Лучшие бегут уже не из провинции в Москву, а обратно. Пиршество среднего вкуса хуже откровенной безвкусицы. Овидия в свое время сослали, Гораций уехал сам. Так появились «Понтийские послания» и буколические Читать далее...

http://ilyakormiltzev.livejournal.com/26856.html

(rock) VA - Песни на стихи Ильи Кормильцева (экс Наутилус Помпилиус, Настя, Урфин Джус) - Песни на стихи Ильи Кормильцева - 2012, MP3, 128-320 kbps :: RuTracker.org (ex torrents.ru)

http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3903179
[265x250]

встречи слова обсужденья
люди с паяльниками
люди с пишущими стиральными
швейными электронными машинками
машинами машинищами
школа мимики жеста
вооружение в никуда
вопросы из ниоткуда
ответы
тренировка перед зеркалом
с чужими очками
школы школки университеты

где я кто я куда я куда?

я отрезаю от себя части
леплю из них генералов армии
благополучия вызываю
они будут докладывать
о моем передвижении
карты в штабе не меняются
никогда никогда никогда
никогда!

[484x700]
+ 47 страниц

Комментарий:

Илья Кормильцев хорошо известен большинству наших левых читателей. Как поэт, автор прекрасных текстов раннего «Наутилуса». Как переводчик, автор переводов наиболее интересных образцов современной зарубежной книги, в частности, отлично сделанного перевода «На игле» Ирвина Уэлша. Как основатель и руководитель издательства «Ультра.Культура» осуществившего прорыв в издательстве прогрессивной литературы. Степень его культурного влияния на формирование нового поколения российской левой весьма велика. В интервью communist.ru Илья Кормильцев говорит о недавнем контрреволюционном прошлом погибшего советского рока и перспективе новой культуры социального протеста.


- Илья, музыка и стихи «Наутилуса» конца восьмидесятых годов: были ли они революционными, носили ли они революционный характер?

Стоя на материалистических позициях, – на историко-материалистических позициях, – скажем, что революционное – это ведь функция момента и функция восприятия. А не объективная функция данного произведения. Сейчас, когда мы смотрим пьесу Ордонье – такая ветхая фигня, – очень трудно понять, почему она когда-то поднимала массы Франции на революцию. То есть, все определяется в контексте. Вообще, не существует какой-то безразмерной революционности, которая присуща тексту, музыке, художественному произведению «во все времена», навсегда. И не может быть, естественно, – она всегда конкретно историческая. Вот можно сказать, что в конкретно-исторический момент эти произведения были отчасти революционные, поскольку содержали в себе некий критический социальный потенциал, хотя он не был их главным содержанием. Это было художественное творчество, решались художественные задачи – но преломившись в определенном историческом, политическом моменте оно могло иметь и имело революционный потенциал. Другое дело, что этот революционный потенциал был скорее эмоциональный, чем осмысленный или осознанный. В силу этого, его интерпретация, как и все настроения того времени, получилась не очень точной в социально-политическом смысле, в результате чего и произошло все то, что мы имеем сейчас на настоящий момент. Мысль моя сводится к тому, что существует искусство ангажированное – осознанно ангажированное искусство, в котором высказаны конкретные призывы социального характера, и искусство настроения, которое передает дух эпохи. «Музыка революции», как называл это Блок. И если со вторым – с музыкой революции – было все в порядке, то со первым, – так сказать, руководящими и направляющими идеями, – было скудновато. В тот момент удалось взять вверх демо-либеральной «интертрепации», которая была выпестована диссидентской средой 60-70-х годов. Эта идея оказалась доминирующей, и она интерпретировала нашу «музыку революции» в своей тональности. Хотя мне кажется, что исходно, контекст раннего российского, советского рока был скорее левым, чем правым – по объектам критики.

- Мы удачно вошли в плоскость следующего вопроса. Музыкальный протест против советской «системы» – имел ли он левые «нотки» Сочетались ли они с общим правым курсом социально-политических изменений?

Я давно хочу сам написать по этой теме. У меня есть идея написать статью – я бы назвал ее как знаменитый маклареновский фильм про панк, – «Великое рок-н-ролльное надувательство», часть вторая. Потому, что я знаю конкретно некоторые детали механики. Как, – какими именно журналистскими и идеологическими кругами, – рок-н-ролл интерпретировался в качестве молодежного протеста против «командно-административной системы» и поворачивался, выворачивался в правую сторону. Кто занимался это интерпретацией конкретно – у меня собрана целая библиография статей, как зарождалась идея, что нужно интерпретировать это в рамках общего перестроечного вектора, как это все разворачивали… Мы были молоды и наивны. Наша позиция левой критики была во многом стихийной и не базировалась на каких-то особых знаниях. Поэтому эта интерпретация, честно скажу, – я хорошо знаю музыкальные круги, в которых вращался, – всем очень не нравилась. Все ехидно отшучивались по поводу журналистских попыток истолковать рок-н-ролл так, как он истолковывался. По этому поводу есть достаточно много комментариев и интервью известных представителей рок-движения, комментариев в самих песнях. Все это прекрасно понимали, но у артиста крайне ограниченная возможность воздействия, потому что государственная идеологическая монополия на СМИ элегантно сменилась на другую монополию.

- Музыканты тех лет – осознавали ли они перспективу коммерциализации музыки, как неизбежное следствие падения социализма – со всеми ее результатами? Что ждали они от капитализма, и насколько оправдались их ожидания?

Там было несколько периодов отношения к этому вопросу. К тому же, люди разные, и все интерпретировали его с разных позиций. С позиции полной солидаризации с происходящими процессами почти никто не выступал – из даровитых людей. Может быть, какие-то конъюнктурные бездарности пытались играть в эту игру.. но их имена смыло дождем с облаков, никто Читать далее...

В гостях у передачи Илья Кормильцев
Обзор Екатеринбургских музыкальных новинок
Битрейт 320, длительность передачи 00:45:26
Кассета для оцифровки предоставлена Екатериной Хромовой

---->http://snc-rakurs.livejournal.com/137334.html