"Поэт постчеловечества "
16-01-2008 21:50
Илья Кормильцев похож на растение. Такое умозаключение «ПРОЗА» сделала во время интервью, взятого у Ильи на 12-ом Форуме Издателей во Львове. И всё потому, что во время этого интервью стало понятно, что Кормильцев отвечает на вопросы весьма специфическим образом. Вопросы, под метафизическим давлением Ильи, утрачивали свой конкретный смысл и, скорее, служили отправными точками, из которых Кормильцев-растение разрастался в актуальную философию. Не смотря на то, что это абсолютно обесценивало в данном контексте роль журналиста, «ПРОЗЕ» удалось получить от Ильи невероятно концентрированный сгусток философской энергии, представляющий весьма нетрадиционное мировоззрение.
***
- Как вы относитесь к доктрине копирайта?
- Отношусь сложно и двойственно. С одной стороны, я всю жизнь от этой доктрины завишу и должен её поддерживать, а с другой стороны, отношусь к ней негативно. Я считаю, что информация не является товаром, поскольку она не материальна, и, соответственно, поддается бесконечному копированию без ухудшения качества и изменения количества. Традиционное право собственности основано на уникальности объекта, который находится в собственности собственника. Уникальности файла не существует.
Когда я начал интересоваться современным искусством и узнавать, каким образом решается проблема уникальности и оригинала у дигитальных художников, то выяснилось, что решается она весьма фальшивыми путями - попытками применить сегодня старые технологии, переписав само определение оригинала. Оригинала нет. Проблема состоит в том, что художник должен выживать. Выживать не в утопическом обществе, которого не существует, а в той данности, которая есть. На большинстве территорий нашей планеты эта данность сейчас тотально капиталистична. Соответственно, считается, что результатом труда художника является товар, который должен продаваться. Это никак не соответствует моему представлению того, как должно быть устроено общество и, в частности, искусство. Но поскольку я завишу от этой плохой системы, то за 15 лет работы потерял от её плохого функционирования от миллиона до 2,5 млн. $, что может раздосадовать каждого, учитывая, что получил я всего 10-15% от этой суммы.
Буржуазная часть моего сознания хотела бы, чтобы мне платили за каждую цитату, а креативная говорит, что всё нужно менять. Решение, как всегда, должно быть диалектическим. Пока мы живем в этом обществе, мы должны требовать исполнения принятых им же законов. Потому что нам нужно жить и кушать, чтобы потом провести революцию, которая отменит копирайт.
Если говорить о предельном решении этого вопроса, то тут все укладывается в мою постгуманистическую философию и теорию – я убежден, что человек, прошедший материальную эволюцию, не может создать организменные объединения или общества, которые могли бы решить эти проблемы. Чтобы такие общества стали реальными, их должны строить другие люди.
Наивные коммунисты в конце 19-го века, в силу того, что были ещё плохо знакомы с психологией и подсознанием, считали, что другого человека можно воспитать посредством педагогики. Оказалось, что это не так. Есть базисные психологические механизмы, образовавшиеся ещё в доразумной природе, которые не могут быть преодолены воспитанием. Воспитание отвечает лишь за 10-15% поведения человека. Поэтому коммунизм потерпел поражение. Нельзя требовать от эгоистичной обезьяны, которая заинтересована лишь в продолжении рода, работы в качестве коллективного организма. До определенной степени она может симулировать это в своих интересах, а отдельные индивиды со специфическим сознанием могут даже так жить, но общество в целом начинает создавать симулякр того, что от него требуют. Когда симулякр становится всеобъемлющим, такое общество гибнет за счет фальшивости своего явленного и скрытого. Скорость, с которой это стало происходить, постоянно увеличивается… это, кстати, по поводу оранжевой революции. Если раньше между событием и разочарованием пролегали десятилетия, то сейчас хватает нескольких лет или месяцев, а в Эквадоре, к примеру, недавно хватило всего нескольких дней. Население Эквадора искренне и всенародно 70% голосованием избрало нового президента, а на четвертый день им показали видеоленту, где он берет взятку, вспыхнула революция, и его свергли.
- Назовите и другие признаки скоропостижной кончины социума, в контексте вопроса об обществе всеобъемлющего симулякра.
- Очевидно, что эта кончина лежит в пределах исторического будущего. Разочарование в интеллектуальных механизмах становится всеобъемлющим и выходит за пределы интеллектуальной элиты общества. Представительная демократия полностью дезавуированная на всей без исключения территории земного шара. Конечно, её механизм может действовать, даже если 100% населения будут уверены, что выборы фальсифицированы, потому что все выборы фальсифицированы.
Кстати, в пример можно привести оранжевую революцию – она была ответом фальсификацией на фальсификацию, клин вышибли клином. Один симулякр заменили другим симулякром.
Читать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Илья Кормильцев похож на растение. Такое умозаключение «ПРОЗА» сделала во время интервью, взятого у Ильи на 12-ом Форуме Издателей во Львове. И всё потому, что во время этого интервью стало понятно, что Кормильцев отвечает на вопросы весьма специфическим образом. Вопросы, под метафизическим давлением Ильи, утрачивали свой конкретный смысл и, скорее, служили отправными точками, из которых Кормильцев-растение разрастался в актуальную философию. Не смотря на то, что это абсолютно обесценивало в данном контексте роль журналиста, «ПРОЗЕ» удалось получить от Ильи невероятно концентрированный сгусток философской энергии, представляющий весьма нетрадиционное мировоззрение.
***
- Как вы относитесь к доктрине копирайта?
- Отношусь сложно и двойственно. С одной стороны, я всю жизнь от этой доктрины завишу и должен её поддерживать, а с другой стороны, отношусь к ней негативно. Я считаю, что информация не является товаром, поскольку она не материальна, и, соответственно, поддается бесконечному копированию без ухудшения качества и изменения количества. Традиционное право собственности основано на уникальности объекта, который находится в собственности собственника. Уникальности файла не существует.
Когда я начал интересоваться современным искусством и узнавать, каким образом решается проблема уникальности и оригинала у дигитальных художников, то выяснилось, что решается она весьма фальшивыми путями - попытками применить сегодня старые технологии, переписав само определение оригинала. Оригинала нет. Проблема состоит в том, что художник должен выживать. Выживать не в утопическом обществе, которого не существует, а в той данности, которая есть. На большинстве территорий нашей планеты эта данность сейчас тотально капиталистична. Соответственно, считается, что результатом труда художника является товар, который должен продаваться. Это никак не соответствует моему представлению того, как должно быть устроено общество и, в частности, искусство. Но поскольку я завишу от этой плохой системы, то за 15 лет работы потерял от её плохого функционирования от миллиона до 2,5 млн. $, что может раздосадовать каждого, учитывая, что получил я всего 10-15% от этой суммы.
Буржуазная часть моего сознания хотела бы, чтобы мне платили за каждую цитату, а креативная говорит, что всё нужно менять. Решение, как всегда, должно быть диалектическим. Пока мы живем в этом обществе, мы должны требовать исполнения принятых им же законов. Потому что нам нужно жить и кушать, чтобы потом провести революцию, которая отменит копирайт.
Если говорить о предельном решении этого вопроса, то тут все укладывается в мою постгуманистическую философию и теорию – я убежден, что человек, прошедший материальную эволюцию, не может создать организменные объединения или общества, которые могли бы решить эти проблемы. Чтобы такие общества стали реальными, их должны строить другие люди.
Наивные коммунисты в конце 19-го века, в силу того, что были ещё плохо знакомы с психологией и подсознанием, считали, что другого человека можно воспитать посредством педагогики. Оказалось, что это не так. Есть базисные психологические механизмы, образовавшиеся ещё в доразумной природе, которые не могут быть преодолены воспитанием. Воспитание отвечает лишь за 10-15% поведения человека. Поэтому коммунизм потерпел поражение. Нельзя требовать от эгоистичной обезьяны, которая заинтересована лишь в продолжении рода, работы в качестве коллективного организма. До определенной степени она может симулировать это в своих интересах, а отдельные индивиды со специфическим сознанием могут даже так жить, но общество в целом начинает создавать симулякр того, что от него требуют. Когда симулякр становится всеобъемлющим, такое общество гибнет за счет фальшивости своего явленного и скрытого. Скорость, с которой это стало происходить, постоянно увеличивается… это, кстати, по поводу оранжевой революции. Если раньше между событием и разочарованием пролегали десятилетия, то сейчас хватает нескольких лет или месяцев, а в Эквадоре, к примеру, недавно хватило всего нескольких дней. Население Эквадора искренне и всенародно 70% голосованием избрало нового президента, а на четвертый день им показали видеоленту, где он берет взятку, вспыхнула революция, и его свергли.
- Назовите и другие признаки скоропостижной кончины социума, в контексте вопроса об обществе всеобъемлющего симулякра.
- Очевидно, что эта кончина лежит в пределах исторического будущего. Разочарование в интеллектуальных механизмах становится всеобъемлющим и выходит за пределы интеллектуальной элиты общества. Представительная демократия полностью дезавуированная на всей без исключения территории земного шара. Конечно, её механизм может действовать, даже если 100% населения будут уверены, что выборы фальсифицированы, потому что все выборы фальсифицированы.
Кстати, в пример можно привести оранжевую революцию – она была ответом фальсификацией на фальсификацию, клин вышибли клином. Один симулякр заменили другим симулякром.
`Никто не застрахован от столкновений с властью`
16-01-2008 21:37
Автор бессмертной строки "Ален Делон не пьет одеколон", Илья Кормильцев сегодня вроде бы занят тихим делом - издает книги. Однако, как и в 80-90-е, когда песни на его стихи пели культовые группы "Урфин Джюс" и "Наутилус Помпилиус", он на острие идеологической борьбы. К книгам, выходившим в его издательстве, имелись претензии и у спецслужб, и у прокуратуры. С корреспондентом "НИ" он поделился своим видением политической ситуации, а также дал ответы на традиционные русские вопросы "Кто виноват?" и "Что делать?".
- Илья Валерьевич, сейчас поднимался к вам в издательство на лифте в компании одного брателлообразного персонажа. Он, услышав на охране, что я иду к вам, начал вслух размышлять: "На чем люди деньги зарабатывают - не понимаю. Книжки какие-то непонятные печатают. Сатанисты к ним ходят". И внезапно его осенило: "А их Сорос, наверное, финансирует". В связи с недавним шпионским скандалом подобные умозаключения не кажутся вам угрожающими?
- Да, если бы Сорос нас спонсировал... Нет, никакие неправительственные организации нам денег не дают. Шпионы тоже. Как говорится, скажите, где завербоваться, и мы сходим туда. Очевидно, ваш собеседник из лифта просто не понимает, что у людей могут быть иные, принципиально отличные от его, взгляды на жизнь. Отсюда и подозрения. А вообще шпиономания - это проявление психической патологии. Как и любая, впрочем, мания. Люди, ею страдающие, убеждены: то, что им не нравится, не может происходить стихийно. Непременно за всем за этим скрываются злокозненные силы. Строго говоря, и эта параноидальная точка зрения не является полностью ложной. Мир - сложное сочетание сознательных поступков и стихийных процессов. Беда наступает тогда, когда шпиономания становится главным, а порой единственным фактором, определяющим видение реальности. Как бы подразумевается: "Все, что у нас есть плохого, придумали враги". Россия не раз проходила через такие формы массового психоза. Казалось бы, пора задуматься, заняться изживанием этого комплекса. Однако, как говорят психиатры, бред - это картина реальности, не поддающаяся коррекции при помощи логики. Поэтому воспоминание о том, что официальная параноидальная истерия не приносит ничего хорошего, не помогает избавиться от новых приступов этой болезни.
- Ну а как вашему издательству с его действительно, мягко говоря, необычным репертуаром - от черного мага Алистера Кроули до кумира леваков Субкоманданте Маркоса - живется в нашем подверженном указанной патологии обществе?
- К счастью, пока далеко не все наше общество охвачено этим недугом. Есть немало людей, которым интересно знакомиться с отличными от общепринятых взглядами, которым интересны всякие странности, маргинальные, эзотерические вещи. И они имеют законное право получать подобную информацию, как и любую другую. Нельзя сказать, что мы подвергаемся каким-то целенаправленным гонениям. Конечно, столкновения с властью у нас были - и судебные дела, и прокурорские проверки на предмет экстремизма издаваемых нами книг. Но вряд ли проблем у нас существенно больше, чем у какого-нибудь ларечника, который пирожками торгует. Просто поводы разные. В обществе, в котором мы с вами живем, вообще никто не застрахован от столкновений с властью. Она у нас никак не может войти в отведенное ей русло. Государство Российское имеет склонность вмешиваться в то, что его вообще никоим образом не касается. Но наша основная проблема в том, что в самом обществе чрезвычайно распространено тоталитарное сознание, которое отторгает любую информацию, которая опровергает примитивизированную, самооправдательную картину мира. У нас очень многие люди просто не хотят знать...
Поэтому порой не то чтобы власть запрещает нам что-то издавать, нет, торговцы сами отказываются распространять некоторые книги. Хотя ничего в них нет ужасного даже по самым пристрастным стандартам демократического общества. Мы, конечно, иногда этим восприятием пользуемся в провокативных целях. Но возможно, это только у нас. В Европе ничего из ряда вон выходящего в нашей продукции не обнаружили бы. Кстати, у венерологов термин "провокация" применяется в ситуации, когда больному впрыскивают некое вещество, на которое организм отреагирует, только если болезнь не до конца вылечена. Вот и наша функция примерно такая. И если говорить возвышенно, то, когда наши книги не будут вызывать ни у кого вопросов, это будет означать, что общество избавилось от своих психопатологий. Пока, правда, на мой взгляд, как раз наблюдается обострение.
- Вы даете слово маргиналам всех направлений и окрасок. А сами вы кто по политическим воззрениям?
- А у нас сейчас любой человек, исповедующий хоть какую-то идеологию - маргинал. В стране господствует абсолютно безыдейный тоталитаризм. До сих пор с такой системой можно было столкнуться только в футурологических романах. А мои взгляды можно охарактеризовать как анархо-либерализм. В духе наиболее либерального крыла отцов-основателей Соединенных Штатов. Мои идеалы - Джефферсон, Торо. При этом моих убеждений неЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Автор бессмертной строки "Ален Делон не пьет одеколон", Илья Кормильцев сегодня вроде бы занят тихим делом - издает книги. Однако, как и в 80-90-е, когда песни на его стихи пели культовые группы "Урфин Джюс" и "Наутилус Помпилиус", он на острие идеологической борьбы. К книгам, выходившим в его издательстве, имелись претензии и у спецслужб, и у прокуратуры. С корреспондентом "НИ" он поделился своим видением политической ситуации, а также дал ответы на традиционные русские вопросы "Кто виноват?" и "Что делать?".
- Илья Валерьевич, сейчас поднимался к вам в издательство на лифте в компании одного брателлообразного персонажа. Он, услышав на охране, что я иду к вам, начал вслух размышлять: "На чем люди деньги зарабатывают - не понимаю. Книжки какие-то непонятные печатают. Сатанисты к ним ходят". И внезапно его осенило: "А их Сорос, наверное, финансирует". В связи с недавним шпионским скандалом подобные умозаключения не кажутся вам угрожающими?
- Да, если бы Сорос нас спонсировал... Нет, никакие неправительственные организации нам денег не дают. Шпионы тоже. Как говорится, скажите, где завербоваться, и мы сходим туда. Очевидно, ваш собеседник из лифта просто не понимает, что у людей могут быть иные, принципиально отличные от его, взгляды на жизнь. Отсюда и подозрения. А вообще шпиономания - это проявление психической патологии. Как и любая, впрочем, мания. Люди, ею страдающие, убеждены: то, что им не нравится, не может происходить стихийно. Непременно за всем за этим скрываются злокозненные силы. Строго говоря, и эта параноидальная точка зрения не является полностью ложной. Мир - сложное сочетание сознательных поступков и стихийных процессов. Беда наступает тогда, когда шпиономания становится главным, а порой единственным фактором, определяющим видение реальности. Как бы подразумевается: "Все, что у нас есть плохого, придумали враги". Россия не раз проходила через такие формы массового психоза. Казалось бы, пора задуматься, заняться изживанием этого комплекса. Однако, как говорят психиатры, бред - это картина реальности, не поддающаяся коррекции при помощи логики. Поэтому воспоминание о том, что официальная параноидальная истерия не приносит ничего хорошего, не помогает избавиться от новых приступов этой болезни.
- Ну а как вашему издательству с его действительно, мягко говоря, необычным репертуаром - от черного мага Алистера Кроули до кумира леваков Субкоманданте Маркоса - живется в нашем подверженном указанной патологии обществе?
- К счастью, пока далеко не все наше общество охвачено этим недугом. Есть немало людей, которым интересно знакомиться с отличными от общепринятых взглядами, которым интересны всякие странности, маргинальные, эзотерические вещи. И они имеют законное право получать подобную информацию, как и любую другую. Нельзя сказать, что мы подвергаемся каким-то целенаправленным гонениям. Конечно, столкновения с властью у нас были - и судебные дела, и прокурорские проверки на предмет экстремизма издаваемых нами книг. Но вряд ли проблем у нас существенно больше, чем у какого-нибудь ларечника, который пирожками торгует. Просто поводы разные. В обществе, в котором мы с вами живем, вообще никто не застрахован от столкновений с властью. Она у нас никак не может войти в отведенное ей русло. Государство Российское имеет склонность вмешиваться в то, что его вообще никоим образом не касается. Но наша основная проблема в том, что в самом обществе чрезвычайно распространено тоталитарное сознание, которое отторгает любую информацию, которая опровергает примитивизированную, самооправдательную картину мира. У нас очень многие люди просто не хотят знать...
Поэтому порой не то чтобы власть запрещает нам что-то издавать, нет, торговцы сами отказываются распространять некоторые книги. Хотя ничего в них нет ужасного даже по самым пристрастным стандартам демократического общества. Мы, конечно, иногда этим восприятием пользуемся в провокативных целях. Но возможно, это только у нас. В Европе ничего из ряда вон выходящего в нашей продукции не обнаружили бы. Кстати, у венерологов термин "провокация" применяется в ситуации, когда больному впрыскивают некое вещество, на которое организм отреагирует, только если болезнь не до конца вылечена. Вот и наша функция примерно такая. И если говорить возвышенно, то, когда наши книги не будут вызывать ни у кого вопросов, это будет означать, что общество избавилось от своих психопатологий. Пока, правда, на мой взгляд, как раз наблюдается обострение.
- Вы даете слово маргиналам всех направлений и окрасок. А сами вы кто по политическим воззрениям?
- А у нас сейчас любой человек, исповедующий хоть какую-то идеологию - маргинал. В стране господствует абсолютно безыдейный тоталитаризм. До сих пор с такой системой можно было столкнуться только в футурологических романах. А мои взгляды можно охарактеризовать как анархо-либерализм. В духе наиболее либерального крыла отцов-основателей Соединенных Штатов. Мои идеалы - Джефферсон, Торо. При этом моих убеждений не
«В ШАТАЮЩЕМСЯ МИРЕ» - Илья Кормильцев отвечает на вопросы «Завтра»
16-01-2008 21:32
"Завтра". В свое время вы были известны как рок-поэт, автор большинства текстов песен "Наутилуса Помпилиуса", да и вообще как человек, значительно повлиявший на развитие отечественного рок-движения. В середине 90-х появляется Кормильцев — переводчик и критик. Ныне вы глава радикального издательства "Ультра. Культура". Как проходил ваш генезис? Или же изменилась эпоха и своим изгибом затронула другую сторону личности?
Илья КОРМИЛЬЦЕВ. Думаю, никаких разных кормильцевых не было. Современная жизнь так устроена, что незнакомого человека мы воспринимаем через преломление в СМИ. А имидж человека может не иметь никакого отношения к его личности. Поэтому противоречия тут можно искать в имидже, который создается в силу каких-то наших социальных информационных предрассудков, а не внутри человека.
Кончилось рок-движение, началась издательская практика. Фактически речь идет о попытке самореализации, о попытке мышления вслух, которым является любое творчество в широком смысле этого слова, включая общественную и политическую деятельность. Сначала использовался один канал для самовыражения, как он перестал быть уместен, появился иной, более уместный или эффективный. Может быть, просто я дорос до него. Не хочу сказать, что двадцать лет назад я был таким же — безусловно, я эволюционирую, развиваюсь как личность, но тотального противоречия нет.
Я избегаю четкого позиционирования — литератор, поэт или издатель. Мне кажется, что эти определения имеют обратную силу — как в пословице "Назвался груздем — полезай в кузов". Нынешнее общество устроено так, что человек становится рабом своей самоидентификации. Мне это хорошо известно как человеку, который был достаточно популярен в той же рок-среде. И, говоря на языке корпораций, совершить ребрендинг — требует огромных усилий. В обществе существует огромная инерция по отношению к публичной фигуре. Вам как сотрудникам газеты "Завтра", думаю, прекрасно известно, как работают ярлыки. На человека приклеивается ярлык, после чего информационная среда избавляется от необходимости как-то его объяснять — это либерал, это красно-коричневый, это художник, а это ответственный политический деятель. Все эти наклейки грузом ложатся на плечи человека, разумеется, за исключением тех случаев, когда он сам с радостью готов самоидентифицироваться. Есть люди, готовые воплощать определенные публичные персоны или у которых есть призвание играть, ибо таково жизненное призвание.
Для большинства же творческих людей подобные ярлыки носят характер угнетения. Всю жизнь я стараюсь избежать любых политических, социальных, культурных определений. Это все орудия разделения, которые превращают нас из субъектов в объекты, и даже начинают нами манипулировать. Безусловно, что полностью застраховать себя от этого невозможно в публичном виде деятельности. Но, по крайней мере, надо стараться самому не способствовать наклеиванию ярлыков.
"Завтра". "Ультра.Культура" как явление общественной жизни, безусловно, состоялось. Выполняет ли издательство те задачи, которые намечались при основании?
И.К. Если проводить параллели с грибами, то обычное издательство — это невидимая глазу ризома, которая находится под грибницей, а книги — грибы. Мы пытались это взаимоотношение вывернуть шиворот-навыворот и до некоторой степени самим быть грибами. Мы пробуем создавать некое общественное лицо, которое бы и в издаваемых книгах выражало самостоятельную идею. Здесь и подбор авторов, и контекст, возникающий вокруг наших книг. Но надо отдавать себе отчет, что издательство вне текстов мало кому нужно. Если бы у нас не издавались интересные авторы, безусловно, сколько мы бы ни впихивали свое содержание, сколько бы ни раскручивали себя как некую марку, ничего бы не вышло.
Что касается идеологической ориентации. Еще три десятилетия назад, был поставлен вопрос, не являются ли некоторые оппозиции, как-то: правое-левое, материализм-идеализм, — иллюзиями семантической системы описания; всегда ли столь различны и противоположны между собой категории, которые мы традиционно помещаем в черное или белое. Сейчас очевидно, что данная система устарела, перестала отражать реальные противоречия. Реальная суть отношений между социально-политическими идеями гораздо сложнее, чем классические традиции правого и левого, красного и белого. В умах мыслителей уже в том же двадцатом веке, особенно ближе к концу, это понимание появилось. Эти кажущиеся противоречия нам захотелось в каком-то смысле снимать. Более того, этому стала способствовать мировая ситуация. В мире начала воцаряться идея униполярного мира и связанного с ней единственного дискурса, универсальных правил.
А вместо многообразия ярлыков, которые представители разных идеологий навешивают друг на друга, должна была создаться одна общая официально утвержденная система ярлыков для всех.
Этот дискурс после падения Советского Союза получил новый толчок для роста, начал укреплять свои позиции в мире. В этой ситуации все остальныеЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
"Завтра". В свое время вы были известны как рок-поэт, автор большинства текстов песен "Наутилуса Помпилиуса", да и вообще как человек, значительно повлиявший на развитие отечественного рок-движения. В середине 90-х появляется Кормильцев — переводчик и критик. Ныне вы глава радикального издательства "Ультра. Культура". Как проходил ваш генезис? Или же изменилась эпоха и своим изгибом затронула другую сторону личности?
Илья КОРМИЛЬЦЕВ. Думаю, никаких разных кормильцевых не было. Современная жизнь так устроена, что незнакомого человека мы воспринимаем через преломление в СМИ. А имидж человека может не иметь никакого отношения к его личности. Поэтому противоречия тут можно искать в имидже, который создается в силу каких-то наших социальных информационных предрассудков, а не внутри человека.
Кончилось рок-движение, началась издательская практика. Фактически речь идет о попытке самореализации, о попытке мышления вслух, которым является любое творчество в широком смысле этого слова, включая общественную и политическую деятельность. Сначала использовался один канал для самовыражения, как он перестал быть уместен, появился иной, более уместный или эффективный. Может быть, просто я дорос до него. Не хочу сказать, что двадцать лет назад я был таким же — безусловно, я эволюционирую, развиваюсь как личность, но тотального противоречия нет.
Я избегаю четкого позиционирования — литератор, поэт или издатель. Мне кажется, что эти определения имеют обратную силу — как в пословице "Назвался груздем — полезай в кузов". Нынешнее общество устроено так, что человек становится рабом своей самоидентификации. Мне это хорошо известно как человеку, который был достаточно популярен в той же рок-среде. И, говоря на языке корпораций, совершить ребрендинг — требует огромных усилий. В обществе существует огромная инерция по отношению к публичной фигуре. Вам как сотрудникам газеты "Завтра", думаю, прекрасно известно, как работают ярлыки. На человека приклеивается ярлык, после чего информационная среда избавляется от необходимости как-то его объяснять — это либерал, это красно-коричневый, это художник, а это ответственный политический деятель. Все эти наклейки грузом ложатся на плечи человека, разумеется, за исключением тех случаев, когда он сам с радостью готов самоидентифицироваться. Есть люди, готовые воплощать определенные публичные персоны или у которых есть призвание играть, ибо таково жизненное призвание.
Для большинства же творческих людей подобные ярлыки носят характер угнетения. Всю жизнь я стараюсь избежать любых политических, социальных, культурных определений. Это все орудия разделения, которые превращают нас из субъектов в объекты, и даже начинают нами манипулировать. Безусловно, что полностью застраховать себя от этого невозможно в публичном виде деятельности. Но, по крайней мере, надо стараться самому не способствовать наклеиванию ярлыков.
"Завтра". "Ультра.Культура" как явление общественной жизни, безусловно, состоялось. Выполняет ли издательство те задачи, которые намечались при основании?
И.К. Если проводить параллели с грибами, то обычное издательство — это невидимая глазу ризома, которая находится под грибницей, а книги — грибы. Мы пытались это взаимоотношение вывернуть шиворот-навыворот и до некоторой степени самим быть грибами. Мы пробуем создавать некое общественное лицо, которое бы и в издаваемых книгах выражало самостоятельную идею. Здесь и подбор авторов, и контекст, возникающий вокруг наших книг. Но надо отдавать себе отчет, что издательство вне текстов мало кому нужно. Если бы у нас не издавались интересные авторы, безусловно, сколько мы бы ни впихивали свое содержание, сколько бы ни раскручивали себя как некую марку, ничего бы не вышло.
Что касается идеологической ориентации. Еще три десятилетия назад, был поставлен вопрос, не являются ли некоторые оппозиции, как-то: правое-левое, материализм-идеализм, — иллюзиями семантической системы описания; всегда ли столь различны и противоположны между собой категории, которые мы традиционно помещаем в черное или белое. Сейчас очевидно, что данная система устарела, перестала отражать реальные противоречия. Реальная суть отношений между социально-политическими идеями гораздо сложнее, чем классические традиции правого и левого, красного и белого. В умах мыслителей уже в том же двадцатом веке, особенно ближе к концу, это понимание появилось. Эти кажущиеся противоречия нам захотелось в каком-то смысле снимать. Более того, этому стала способствовать мировая ситуация. В мире начала воцаряться идея униполярного мира и связанного с ней единственного дискурса, универсальных правил.
А вместо многообразия ярлыков, которые представители разных идеологий навешивают друг на друга, должна была создаться одна общая официально утвержденная система ярлыков для всех.
Этот дискурс после падения Советского Союза получил новый толчок для роста, начал укреплять свои позиции в мире. В этой ситуации все остальные
Актер в черно-белой ленте
10-01-2008 23:38
Был вечером ветер и яростный дождь.
На мокрую тряпку весь город похож.
Прошедшая ночь превращается в ложь,
И утро лежит как заточенный нож.
Серое небо висит над душой.
Скрип тормозов над сырой мостовой.
Холодно в комнате – ты не встаешь,
И утро лежит как заточенный нож.
- Серое небо и серая грязь.
Серых предметов взаимосвязь.
Я вижу кругом только
серую грязь!
Увидишь ты синего неба куски
Над макушкой своей и встаешь на носки,
И тянешься пальцами к облакам.
Вдруг больно бьют тебя по рукам…
- Выкинь глупые мечты, вернись на землю,
Вспомни, что ты говорил вчера при встрече.
Вспомни, как ты подписал одну бумагу.
Ну что, вспомнил?
- Я всё забыл,
Верните солнечный свет!
- Нет, это декорация к другому фильму.
Это декорация к цветному фильму,
А ты – актер в черно-белой ленте.
Ну что – вспомнил?
- Я помню всё,
Но я вижу солнечный свет!
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Был вечером ветер и яростный дождь.
На мокрую тряпку весь город похож.
Прошедшая ночь превращается в ложь,
И утро лежит как заточенный нож.
Серое небо висит над душой.
Скрип тормозов над сырой мостовой.
Холодно в комнате – ты не встаешь,
И утро лежит как заточенный нож.
- Серое небо и серая грязь.
Серых предметов взаимосвязь.
Я вижу кругом только
серую грязь!
Увидишь ты синего неба куски
Над макушкой своей и встаешь на носки,
И тянешься пальцами к облакам.
Вдруг больно бьют тебя по рукам…
- Выкинь глупые мечты, вернись на землю,
Вспомни, что ты говорил вчера при встрече.
Вспомни, как ты подписал одну бумагу.
Ну что, вспомнил?
- Я всё забыл,
Верните солнечный свет!
- Нет, это декорация к другому фильму.
Это декорация к цветному фильму,
А ты – актер в черно-белой ленте.
Ну что – вспомнил?
- Я помню всё,
Но я вижу солнечный свет!
Призрачный гость
10-01-2008 23:36
Мокрый асфальт,
Меркнущий свет фонарей.
Я бы хотел
Добраться домой поскорей,
Но я боюсь, что мне не дойти.
Я собьюсь нарочно с пути
В мой дом.
Растворюсь как соль в воде
И растаю как снег в руке.
Во тьме город ночной
Вместе со мной недвижим.
Замерли мы на полпути
Вместе с ним.
Может сейчас словно в дурном сне
Странные в ночь крикнут слова мне:
- Что ты стоишь? Поспеши! Робкий…
- Зря ты дрожишь – не свернешь с тропки!
- Как ни плутай ты придешь к дому:
Третий подъезд, седьмой этаж…
- Словно в пустоту в комнату свою
Войдешь ты призрачным гостем!
Призрачный гость в доме моем – это я…
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мокрый асфальт,
Меркнущий свет фонарей.
Я бы хотел
Добраться домой поскорей,
Но я боюсь, что мне не дойти.
Я собьюсь нарочно с пути
В мой дом.
Растворюсь как соль в воде
И растаю как снег в руке.
Во тьме город ночной
Вместе со мной недвижим.
Замерли мы на полпути
Вместе с ним.
Может сейчас словно в дурном сне
Странные в ночь крикнут слова мне:
- Что ты стоишь? Поспеши! Робкий…
- Зря ты дрожишь – не свернешь с тропки!
- Как ни плутай ты придешь к дому:
Третий подъезд, седьмой этаж…
- Словно в пустоту в комнату свою
Войдешь ты призрачным гостем!
Призрачный гость в доме моем – это я…
Лишняя деталь
10-01-2008 23:30
В тесном коконе лежу,
Датчик в нос,
Трубка в рот.
Через трубки ем и пью
И наоборот…
На экранах всё мерцает.
Всё живет и дышит без меня.
Трудно осознать зачем нужен здесь я?
По внутренней связи разносится голос:
- Слушаю вас, командир!
- Это центральный полетный компьютер?
- Да, это я, командир.
- Могу ли я взять на себя управленье?
- Это запрещено!
- В чем же причина скажи мне, машина?
- Ты подвержен ошибкам, ты слаб.
-Я не согласен с таким положеньем…
-Желаешь играть ты главную роль?
- Я только аппендикс – ненужный придаток…
…к системе над которой потерял контроль!
Трудно осознать зачем нужен здесь я?
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
В тесном коконе лежу,
Датчик в нос,
Трубка в рот.
Через трубки ем и пью
И наоборот…
На экранах всё мерцает.
Всё живет и дышит без меня.
Трудно осознать зачем нужен здесь я?
По внутренней связи разносится голос:
- Слушаю вас, командир!
- Это центральный полетный компьютер?
- Да, это я, командир.
- Могу ли я взять на себя управленье?
- Это запрещено!
- В чем же причина скажи мне, машина?
- Ты подвержен ошибкам, ты слаб.
-Я не согласен с таким положеньем…
-Желаешь играть ты главную роль?
- Я только аппендикс – ненужный придаток…
…к системе над которой потерял контроль!
Трудно осознать зачем нужен здесь я?
Полный круг
10-01-2008 23:28
Я снова у вас в гостях,
Вы молоды так же, ребята,
И снова портвейн на столе
Как в семдесят пятом.
Как в семдесят пятом, когда
Ты училась курить на веранде,
А Саша играл на басу
В школьной команде.
Мы сидели, молчали,
И время, казалось, застыло,
Покрыто серебряной пылью
Наших иллюзий.
И ваш малыш под столом
Мешал нам снова и снова,
И ты наклонилась к нему,
Шепнула какое-то слово.
И мне показалось, друзья,
Это было когда-то запретное слово "нельзя".
Полный круг завершен:
Рыцари тертого джута
Спят в очарованном замке -
Замке уюта.
Но я все ищу почему-то
Принцессу, которой
Я должен отдать поцелуй,
Чтоб отогреть ото сна
Струны лютен и в прах
Обратить колдовство...
Я снова у вас в гостях,
Вы молоды так же, ребята,
И снова портвейн на столе
Как в семдесят пятом.
Но семдесят пятый проплыл,
Как станция мимо вагона,
И кто-то остался в купе,
А кто - на перроне.
Нетронута пломба стоп-крана,
Мне это не кажется странным,
Я знаю - тогда был желанным
Пункт назначенья.
Я вполне реалист,
Но я не скажу вам, что хуже -
По-разному выглядит мир
Для тех, кто внутри и снаружи.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Я снова у вас в гостях,
Вы молоды так же, ребята,
И снова портвейн на столе
Как в семдесят пятом.
Как в семдесят пятом, когда
Ты училась курить на веранде,
А Саша играл на басу
В школьной команде.
Мы сидели, молчали,
И время, казалось, застыло,
Покрыто серебряной пылью
Наших иллюзий.
И ваш малыш под столом
Мешал нам снова и снова,
И ты наклонилась к нему,
Шепнула какое-то слово.
И мне показалось, друзья,
Это было когда-то запретное слово "нельзя".
Полный круг завершен:
Рыцари тертого джута
Спят в очарованном замке -
Замке уюта.
Но я все ищу почему-то
Принцессу, которой
Я должен отдать поцелуй,
Чтоб отогреть ото сна
Струны лютен и в прах
Обратить колдовство...
Я снова у вас в гостях,
Вы молоды так же, ребята,
И снова портвейн на столе
Как в семдесят пятом.
Но семдесят пятый проплыл,
Как станция мимо вагона,
И кто-то остался в купе,
А кто - на перроне.
Нетронута пломба стоп-крана,
Мне это не кажется странным,
Я знаю - тогда был желанным
Пункт назначенья.
Я вполне реалист,
Но я не скажу вам, что хуже -
По-разному выглядит мир
Для тех, кто внутри и снаружи.
Из ЖЖ...
07-01-2008 20:19
ОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ [Май. 4, 2006|07:12 pm]
Вчера прогуливались с bykov в районе Тверской, а он мне вдруг и говорит: "Тебе не кажется, что все это остервенение, эта психическая эпидемия может иметь и внешнюю причину? Какое-нибудь излучение?"
Если даже ультрарационалист, скептик и любитель золотой середины bykov начинает рассуждать подобным образом, то час пробил.
Я глубоко уверен, что в Москве на протяжении последних шести с половиной лет ЧТО-ТО действует. Это ЧТО-ТО не сводится к простой экологии, столпотворению, загрязненному воздуху, нервной социополитической обстановке (его воздействие не ощущается, скажем, в Лондоне или Париже, где все эти факторы наличествуют в избытке). Действует ЧТО-ТО и на соматику и на психику. Угентенность, депрессия, психосоматические растройства, неурановешенность, импульсивность и необдуманность поступков, затяжные депрессии - следствия его воздействия. Которое волшебным образом исчезает на расстоянии 90-100 км от Красной площади. Причем прекращение воздействия у чувствительных людей (я сообщаю не только свой опыт) переживается почти как преодоление звукового барьера - рывком, толчком, чудесное освежение психики, орагнических сил. Не так быстро, но тоже заметно происходит обратный переход после длительного отсутствия в Москве - четыре-пять часов и без всяких внешних поводов наваливается сонливость, отчаяние, безразличие.
Концентрация ЧЕГО-ТО часто нарастает перед взрывами, конфликтами и потрясениями - но не всегда - 100%-ной корелляции нет.
Принимаются любые концепции: техногенно-стихийные (инфразвуковой резонанс, резонансное воздействие решетки мГц и гГц излучателей и т.д.), конспирологические и метафизические (дурная карма, повышенная концентрация демонов и т.п.)
комментарии: 1
понравилось!
вверх^
к полной версии
ОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ [Май. 4, 2006|07:12 pm]
Вчера прогуливались с bykov в районе Тверской, а он мне вдруг и говорит: "Тебе не кажется, что все это остервенение, эта психическая эпидемия может иметь и внешнюю причину? Какое-нибудь излучение?"
Если даже ультрарационалист, скептик и любитель золотой середины bykov начинает рассуждать подобным образом, то час пробил.
Я глубоко уверен, что в Москве на протяжении последних шести с половиной лет ЧТО-ТО действует. Это ЧТО-ТО не сводится к простой экологии, столпотворению, загрязненному воздуху, нервной социополитической обстановке (его воздействие не ощущается, скажем, в Лондоне или Париже, где все эти факторы наличествуют в избытке). Действует ЧТО-ТО и на соматику и на психику. Угентенность, депрессия, психосоматические растройства, неурановешенность, импульсивность и необдуманность поступков, затяжные депрессии - следствия его воздействия. Которое волшебным образом исчезает на расстоянии 90-100 км от Красной площади. Причем прекращение воздействия у чувствительных людей (я сообщаю не только свой опыт) переживается почти как преодоление звукового барьера - рывком, толчком, чудесное освежение психики, орагнических сил. Не так быстро, но тоже заметно происходит обратный переход после длительного отсутствия в Москве - четыре-пять часов и без всяких внешних поводов наваливается сонливость, отчаяние, безразличие.
Концентрация ЧЕГО-ТО часто нарастает перед взрывами, конфликтами и потрясениями - но не всегда - 100%-ной корелляции нет.
Принимаются любые концепции: техногенно-стихийные (инфразвуковой резонанс, резонансное воздействие решетки мГц и гГц излучателей и т.д.), конспирологические и метафизические (дурная карма, повышенная концентрация демонов и т.п.)
Манифест постгуманизма
06-01-2008 20:34
Илья КОРМИЛЬЦЕВ Публикация: 31 января 2005
Великий либерально-гуманистический проект, родившийся в век Просвещения, исчерпан. Возникнув из благородного порыва покончить с давящим всевластием Традиции, он сам стал новой традицией, новой вездесущей ортодоксией, диктующей нам мысли, чувства, поступки, связывающей нас по рукам и ногам миллионами законов и установлений, единственная цель которых - увековечить существующее ныне положение вещей.
Нам объяснили, что исследовать внешний космос слишком дорого, а внутренний - слишком опасно, нас обещали сделать равными Богу, а превратили в занятое изнурительной и бессмысленной суетой стадо потребителей, поклоняющихся "кумирам на час". Более того, выбросив из нашей жизни все, что не может быть измерено Числом, нас пытаются лишить даже той качественной автономии, что присуща любому свободному животному или ребенку, низведя до уровня элементарных частиц.
Тот, кто не хочет мириться с таким положением дел, должен понять одно - возвращаться некуда. Реставрировать Золотой Век невозможно, потому что его никогда не существовало. Двигаться можно только вперед. Вслед за "смертью Бога" должна с неизбежностью наступить "смерть Человека". Переставляя символы прошлого в надежде получить нечто новое, мы обречены бесконечно разыгрывать одну и ту же шахматную партию. Настоящие перемены наступают, когда с доски сбрасываются все фигуры.
Предоставляя слово всем тем, кого хозяева современного дискурса хотели бы исключить из своей игры в бисер, мы ценим в них не столько их идеи, которые зачастую сами принадлежат прошлому, сколько энергию прорыва, метафизический потенциал восстания, являющийся единственным двигателем эволюции. Ибо только за закрытыми дверями есть шанс отыскать выход - все открытые ведут в тупик.
Если мы не хотим исчезнуть с лица земли подобно трилобитам, динозаврам или неандертальцам, мы должны доказать на деле, что умнее их, что мы способны понять собственную ограниченность и упразднить себя, осознанно поднявшись на следующую ступень. Возможно, путь этот чудовищно долог, но начинать его нужно прямо сейчас - времени в нашем распоряжении почти не осталось. Те, кто считает, что все, что нам необходимо, - это всего лишь слегка усовершенствовать наше нынешнее существование, объективно выступают как агенты Смерти, что бы они о себе сами ни думали. Их судьба - задохнуться в отходах собственной жизнедеятельности.
Мы говорим "да" запретным темам и запретным идеям не ради тщеславного желания произвести впечатление на робких и пугливых, но исходя из еще более тщеславного желания быть услышанными теми, кто мечтает, повторив подвиг наших далеких предков, слезть с дерева гуманистической цивилизации и, невзирая на испуганный визг соплеменников, распрямиться и сделать первый неуверенный шаг навстречу Вечности.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПОСТЧЕЛОВЕЧЕСТВО!
комментарии: 1
понравилось!
вверх^
к полной версии
Илья КОРМИЛЬЦЕВ Публикация: 31 января 2005
Великий либерально-гуманистический проект, родившийся в век Просвещения, исчерпан. Возникнув из благородного порыва покончить с давящим всевластием Традиции, он сам стал новой традицией, новой вездесущей ортодоксией, диктующей нам мысли, чувства, поступки, связывающей нас по рукам и ногам миллионами законов и установлений, единственная цель которых - увековечить существующее ныне положение вещей.
Нам объяснили, что исследовать внешний космос слишком дорого, а внутренний - слишком опасно, нас обещали сделать равными Богу, а превратили в занятое изнурительной и бессмысленной суетой стадо потребителей, поклоняющихся "кумирам на час". Более того, выбросив из нашей жизни все, что не может быть измерено Числом, нас пытаются лишить даже той качественной автономии, что присуща любому свободному животному или ребенку, низведя до уровня элементарных частиц.
Тот, кто не хочет мириться с таким положением дел, должен понять одно - возвращаться некуда. Реставрировать Золотой Век невозможно, потому что его никогда не существовало. Двигаться можно только вперед. Вслед за "смертью Бога" должна с неизбежностью наступить "смерть Человека". Переставляя символы прошлого в надежде получить нечто новое, мы обречены бесконечно разыгрывать одну и ту же шахматную партию. Настоящие перемены наступают, когда с доски сбрасываются все фигуры.
Предоставляя слово всем тем, кого хозяева современного дискурса хотели бы исключить из своей игры в бисер, мы ценим в них не столько их идеи, которые зачастую сами принадлежат прошлому, сколько энергию прорыва, метафизический потенциал восстания, являющийся единственным двигателем эволюции. Ибо только за закрытыми дверями есть шанс отыскать выход - все открытые ведут в тупик.
Если мы не хотим исчезнуть с лица земли подобно трилобитам, динозаврам или неандертальцам, мы должны доказать на деле, что умнее их, что мы способны понять собственную ограниченность и упразднить себя, осознанно поднявшись на следующую ступень. Возможно, путь этот чудовищно долог, но начинать его нужно прямо сейчас - времени в нашем распоряжении почти не осталось. Те, кто считает, что все, что нам необходимо, - это всего лишь слегка усовершенствовать наше нынешнее существование, объективно выступают как агенты Смерти, что бы они о себе сами ни думали. Их судьба - задохнуться в отходах собственной жизнедеятельности.
Мы говорим "да" запретным темам и запретным идеям не ради тщеславного желания произвести впечатление на робких и пугливых, но исходя из еще более тщеславного желания быть услышанными теми, кто мечтает, повторив подвиг наших далеких предков, слезть с дерева гуманистической цивилизации и, невзирая на испуганный визг соплеменников, распрямиться и сделать первый неуверенный шаг навстречу Вечности.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПОСТЧЕЛОВЕЧЕСТВО!
Субботнее интервью
04-01-2008 23:28
Ольга Беклемищева: Илья, вы большинству сорокалетних известны как автор лучших песен "Наутилуса". Скажите пожалуйста, как вам кажется, что именно у вас осталось от того человека, который писал эти тексты?
Илья Кормильцев: Вопрос, конечно, интересный, как говорят в таких случаях. Но если не входить в глубокую философию, скажем, что мне принадлежат отдельные, наиболее яркие воспоминания этой личности, можно сравнить их с фотоальбомом. Память - это фотоальбом, причем фотоальбом всегда в какой-то степени чужой, а больше ничего не остается. Я в данном случае стою на буддистских позициях: личности как таковой не существует, кроме данного момента. То есть этот человек давно мертв. И как бы вообще каждый из нас умирает в каждое мгновение времени, которое соответствует времени продолжительности вспышки молнии, как считают буддисты. Я думаю, что говорить о какой-то связи между собой прошлым и собой настоящим совершенно нелепо, эта связь существует фиктивно, только в ощущениях окружающих и своих собственных и является некоторой иллюзией.
Ольга Беклемищева: Я почему задала этот вопрос? Потому что, вспоминая себя прошлую, я могу сказать, что где-то лет пять еще хорошо помнится, а дальше, действительно, это было не со мной и неправда. Может быть, это для всех характерно? Может быть, мы действительно, умираем и рождаемся с каждой своей новой профессиональной переменой или житейской. А все-таки можно у самого себя выделить такую грань, что с этого момента я стал сегодняшний? Это может быть с чем-то связано. Например, ваше решение заняться издательской деятельностью, насколько вы сейчас ассоциируете себя с издателем?
Илья Кормильцев: Я, честно говоря, для меня эта терминология является чужеродной. Ассоциировать себя... Конечно, я не могу полностью отрешиться от понятия "Я", потому что все мы люди, всем нам присущи какие-то человеческие эгоистические свойства, какие-то неприятные привычки. По крайней мере, в области творчества я стараюсь максимально возможно отстоять от такого понятия как "Я" вообще. Я просто стараюсь, когда выбираю для себя область деятельности, не предшествует долгий анализ или какие-то логические соображения. Я больше пытаюсь чувствовать поток, больше на интуитивном уровне. Я не анализирую свои поступки. Мне хочется делать это, уместнее даже пассивный залог - мною хотят делать, я это и делаю.
Ольга Беклемищева: Это не вызывает никакого протеста?
Илья Кормильцев: Мне кажется, протест против судьбы - самое бессмысленное занятие, которому может посвятить свое время человек.
Ольга Беклемищева: В одном из ваших интервью в Интернете я видела такую фразу, что "все должно быть взорвано". Разве это не протест?
Илья Кормильцев: Это протест не против судьбы. Как бы для меня за этим "взорвано" стоят совершенно конкретные личности, совершено конкретные люди с совершенно конкретными поступками, которые, с моей точки зрения, тоже находятся в руках некоей силы, рассматриваю эту силу как враждебную по отношению к себе. Это моя функция относиться так к этим людям, это входит в задачу тех сил, которые мной руководят, скажем так. Это социальная позиция, а не философская позиция. К сожалению, очень мало кто, особенно в России, понимают глубокую разницу между этими двумя понятиями. Между тем, что можно быть смирным человеком внутри, можно быть, например активным или агрессивным социально. В русской культуре, кажется, что человек должен быть целен насквозь с самых своих внешних проявлений до самых своих сокровенных. Попытка следовать этому идеалу, она, как правило, приводит к некоторой шизофрении и бездействию в конечном итоге. Я просто стараюсь жить в соответствии с какими-то своими внутренними принципами, которые, в сущности, как я считаю, даже не являются моими.
Ольга Беклемищева: К вопросу о принципах. Насколько я понимаю, вы являетесь идейно, социально участником левого интеллектуального движения. Как же быть с той фразой, которая говорит о том, что человек до 20 лет обязан быть революционером, а к сорока уже консерватором, иначе у него нет разума?
Илья Кормильцев: Видите, вы говорите "должен".
Ольга Беклемищева: Это не я. По-моему, автор или Черчилль или еще кто-то из великих англичан.
Илья Кормильцев: Пусть Черчилль собой и занимается на том свете, своими проблемами. Нет никаких правил, что человек должен. Обычно так бывает, что человек просто устает в определенном возрасте. Вернее, его покидают те силы, если он с ними не пытается активно устанавливать контакт, те силы, которые его поддерживали в молодости, они исчезают. Потому что, например, по некоторым эзотерическим преданиям раннехристианской церкви, почему Христа в 33 года распяли, вы знаете? Потому что это так называемый возраст ветхого Адама. К 33 годам животная энергия полностью кончается, в этот момент ветхий человек в человеке умирает. Если в него за это время не поселяется новый человек, то есть человек духовный, то после 33 лет он еще может жить физически лет 40-50, но это уже ходячее тело, в котором нет ничего кромеЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Ольга Беклемищева: Илья, вы большинству сорокалетних известны как автор лучших песен "Наутилуса". Скажите пожалуйста, как вам кажется, что именно у вас осталось от того человека, который писал эти тексты?
Илья Кормильцев: Вопрос, конечно, интересный, как говорят в таких случаях. Но если не входить в глубокую философию, скажем, что мне принадлежат отдельные, наиболее яркие воспоминания этой личности, можно сравнить их с фотоальбомом. Память - это фотоальбом, причем фотоальбом всегда в какой-то степени чужой, а больше ничего не остается. Я в данном случае стою на буддистских позициях: личности как таковой не существует, кроме данного момента. То есть этот человек давно мертв. И как бы вообще каждый из нас умирает в каждое мгновение времени, которое соответствует времени продолжительности вспышки молнии, как считают буддисты. Я думаю, что говорить о какой-то связи между собой прошлым и собой настоящим совершенно нелепо, эта связь существует фиктивно, только в ощущениях окружающих и своих собственных и является некоторой иллюзией.
Ольга Беклемищева: Я почему задала этот вопрос? Потому что, вспоминая себя прошлую, я могу сказать, что где-то лет пять еще хорошо помнится, а дальше, действительно, это было не со мной и неправда. Может быть, это для всех характерно? Может быть, мы действительно, умираем и рождаемся с каждой своей новой профессиональной переменой или житейской. А все-таки можно у самого себя выделить такую грань, что с этого момента я стал сегодняшний? Это может быть с чем-то связано. Например, ваше решение заняться издательской деятельностью, насколько вы сейчас ассоциируете себя с издателем?
Илья Кормильцев: Я, честно говоря, для меня эта терминология является чужеродной. Ассоциировать себя... Конечно, я не могу полностью отрешиться от понятия "Я", потому что все мы люди, всем нам присущи какие-то человеческие эгоистические свойства, какие-то неприятные привычки. По крайней мере, в области творчества я стараюсь максимально возможно отстоять от такого понятия как "Я" вообще. Я просто стараюсь, когда выбираю для себя область деятельности, не предшествует долгий анализ или какие-то логические соображения. Я больше пытаюсь чувствовать поток, больше на интуитивном уровне. Я не анализирую свои поступки. Мне хочется делать это, уместнее даже пассивный залог - мною хотят делать, я это и делаю.
Ольга Беклемищева: Это не вызывает никакого протеста?
Илья Кормильцев: Мне кажется, протест против судьбы - самое бессмысленное занятие, которому может посвятить свое время человек.
Ольга Беклемищева: В одном из ваших интервью в Интернете я видела такую фразу, что "все должно быть взорвано". Разве это не протест?
Илья Кормильцев: Это протест не против судьбы. Как бы для меня за этим "взорвано" стоят совершенно конкретные личности, совершено конкретные люди с совершенно конкретными поступками, которые, с моей точки зрения, тоже находятся в руках некоей силы, рассматриваю эту силу как враждебную по отношению к себе. Это моя функция относиться так к этим людям, это входит в задачу тех сил, которые мной руководят, скажем так. Это социальная позиция, а не философская позиция. К сожалению, очень мало кто, особенно в России, понимают глубокую разницу между этими двумя понятиями. Между тем, что можно быть смирным человеком внутри, можно быть, например активным или агрессивным социально. В русской культуре, кажется, что человек должен быть целен насквозь с самых своих внешних проявлений до самых своих сокровенных. Попытка следовать этому идеалу, она, как правило, приводит к некоторой шизофрении и бездействию в конечном итоге. Я просто стараюсь жить в соответствии с какими-то своими внутренними принципами, которые, в сущности, как я считаю, даже не являются моими.
Ольга Беклемищева: К вопросу о принципах. Насколько я понимаю, вы являетесь идейно, социально участником левого интеллектуального движения. Как же быть с той фразой, которая говорит о том, что человек до 20 лет обязан быть революционером, а к сорока уже консерватором, иначе у него нет разума?
Илья Кормильцев: Видите, вы говорите "должен".
Ольга Беклемищева: Это не я. По-моему, автор или Черчилль или еще кто-то из великих англичан.
Илья Кормильцев: Пусть Черчилль собой и занимается на том свете, своими проблемами. Нет никаких правил, что человек должен. Обычно так бывает, что человек просто устает в определенном возрасте. Вернее, его покидают те силы, если он с ними не пытается активно устанавливать контакт, те силы, которые его поддерживали в молодости, они исчезают. Потому что, например, по некоторым эзотерическим преданиям раннехристианской церкви, почему Христа в 33 года распяли, вы знаете? Потому что это так называемый возраст ветхого Адама. К 33 годам животная энергия полностью кончается, в этот момент ветхий человек в человеке умирает. Если в него за это время не поселяется новый человек, то есть человек духовный, то после 33 лет он еще может жить физически лет 40-50, но это уже ходячее тело, в котором нет ничего кроме
Зов
26-12-2007 19:10
столько домов столько огней
здесь должно быть не мало живых существ
и каждый из них имеет право на боль
и способено на крик
я стою озираясь как стравленный зверь
огонь пожирает мое нутро
я ищу копье ищу ружье
но это во мне самом
кто позвал меня?
кто позвал меня выкликая мои имена?
сколько их будет ещё
пока я не буду назван дотла?
пока не падет зола
я знаю как приходят
для того чтобы делать любовь
как встают на пороге
и зловеще смотрят в глаза
но этот случай совсем не из тех
этот зов не предвидено мой
мое тело уже доступно
но им нужно что-то ещё
кто позвал меня?
кто позвал меня выкликая мои имена?
сколько их будет ещё
пока я не буду назван дотла?
пока не падет зола
я побегу по коридорам вагона
в котором пусты все купе
и прижмусь к ледяной двери
в круглый грохот колес
ангел коснется моих волос
я шепну: «Скажи, я кричал во сне?»
А он мне ответит: «Послушай
ты все ещё спишь…»
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
столько домов столько огней
здесь должно быть не мало живых существ
и каждый из них имеет право на боль
и способено на крик
я стою озираясь как стравленный зверь
огонь пожирает мое нутро
я ищу копье ищу ружье
но это во мне самом
кто позвал меня?
кто позвал меня выкликая мои имена?
сколько их будет ещё
пока я не буду назван дотла?
пока не падет зола
я знаю как приходят
для того чтобы делать любовь
как встают на пороге
и зловеще смотрят в глаза
но этот случай совсем не из тех
этот зов не предвидено мой
мое тело уже доступно
но им нужно что-то ещё
кто позвал меня?
кто позвал меня выкликая мои имена?
сколько их будет ещё
пока я не буду назван дотла?
пока не падет зола
я побегу по коридорам вагона
в котором пусты все купе
и прижмусь к ледяной двери
в круглый грохот колес
ангел коснется моих волос
я шепну: «Скажи, я кричал во сне?»
А он мне ответит: «Послушай
ты все ещё спишь…»
Пылающая улица
26-12-2007 18:53
куда ведет эта улица
вверх или вниз
ближе к небу в алмазах
или прямо в ад?
где-то там за плечом
оставался мой дом
но времени нет
оглянуться назад
улица горит
и ты должен бежать
если ты и не сгоришь
оставшись стоять
задние ряды
пройдут по твоей груди
пылающая улица
не стой на пути!
я увидел указательный знак
прибитый на гвоздь
я встал и попытался его прочитать
но слепой вонзил мне в спину
свою тонкую трость
я блюститель попытался
меня расстрелять
улица горит
и ты должен бежать
если ты и не сгоришь
оставшись стоять
задние ряды
пройдут по твоей груди
пылающая улица
не стой на пути!
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
куда ведет эта улица
вверх или вниз
ближе к небу в алмазах
или прямо в ад?
где-то там за плечом
оставался мой дом
но времени нет
оглянуться назад
улица горит
и ты должен бежать
если ты и не сгоришь
оставшись стоять
задние ряды
пройдут по твоей груди
пылающая улица
не стой на пути!
я увидел указательный знак
прибитый на гвоздь
я встал и попытался его прочитать
но слепой вонзил мне в спину
свою тонкую трость
я блюститель попытался
меня расстрелять
улица горит
и ты должен бежать
если ты и не сгоришь
оставшись стоять
задние ряды
пройдут по твоей груди
пылающая улица
не стой на пути!
Стеклянный дом
26-12-2007 18:44
камни за пазухой морщат
мой новый пиджак
ты чистишь на кухне
старую тулку отца
гости приносят на блюде
праздничный торт
под кремом которого
спрятаны плитки свинца
но в стеклянном доме
опасно камнями бросаться
в стеклянном доме
никто не рискнет подраться
и в стеклянном доме
ненависть сжимает сердца
но я вынужден терпеть
выражение чужого лица
разносчик телеграмм
приносит лотерейный билет
и открытки в которых
капает хрустальная ложь
он сует мне в карман
целлофановый пистолет
и вручает тебе
перевязанный ленточкой нож
но в стеклянном доме
опасно камнями бросаться
в стеклянном доме
никто не рискнет подраться
и в стеклянном доме
ненависть сжимает сердца
но я вынужден терпеть
выражение чужого лица
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
камни за пазухой морщат
мой новый пиджак
ты чистишь на кухне
старую тулку отца
гости приносят на блюде
праздничный торт
под кремом которого
спрятаны плитки свинца
но в стеклянном доме
опасно камнями бросаться
в стеклянном доме
никто не рискнет подраться
и в стеклянном доме
ненависть сжимает сердца
но я вынужден терпеть
выражение чужого лица
разносчик телеграмм
приносит лотерейный билет
и открытки в которых
капает хрустальная ложь
он сует мне в карман
целлофановый пистолет
и вручает тебе
перевязанный ленточкой нож
но в стеклянном доме
опасно камнями бросаться
в стеклянном доме
никто не рискнет подраться
и в стеклянном доме
ненависть сжимает сердца
но я вынужден терпеть
выражение чужого лица
Путешествие
24-12-2007 23:11
Я умер всё в порядке
В карманах пропуска
Подписаны все справки
Печати в паспортах
На реактивном лифте
В неоновых огнях
Несёмся в преисподню
На суперскоростях
Реклама бъёт как выстрел
Соблазнов здесь полно
В ушах орёт Sex Pistols
Мелькает sex-кино
Я сразу испугался
И растерялся вмиг
За жизнь когтями драться
Я право не привык
Улыбчивые черти
Сказали мне в аду
Что я не так воспитан
Что им не подойду
"Ты слишком честный парень
Конечно выбирай
Но если откровенно
Иди ты к богу в рай"
Я умер всё в порядке
В карманах пропуска
Подписаны все справки
Печати в паспортах
На белом дирижабле
Похожем на свинью
Легко раздвинув тучи
Мы вылезли в раю
Нас приняли в обьятья
Везде кричат "Ура"
Кругом висят плакаты
"За образцовый рай"
У всех на лицах радость
Я был доволен всем
Но строить вместе с ними
Я просто не умел
И вдруг какой-то ангел
Мне крикнул налету
Что я испорчен адом
Что им не подойду
"Ты очень странный парень
Плакатам ты не рад
Мы с транспортом уладим
Давай обратно в ад"
Я кончил путешествие
Ударом в землю лбом
Из головы всё вышибло
Не помню ничего
В глазах опушка леса
В ушах шумит листва
Стоит избушка рядом
Вдали течёт река
Достал я из кармана
Все справки паспорта
Я изорвал их в клочья
И в землю закопал.
комментарии: 2
понравилось!
вверх^
к полной версии
Я умер всё в порядке
В карманах пропуска
Подписаны все справки
Печати в паспортах
На реактивном лифте
В неоновых огнях
Несёмся в преисподню
На суперскоростях
Реклама бъёт как выстрел
Соблазнов здесь полно
В ушах орёт Sex Pistols
Мелькает sex-кино
Я сразу испугался
И растерялся вмиг
За жизнь когтями драться
Я право не привык
Улыбчивые черти
Сказали мне в аду
Что я не так воспитан
Что им не подойду
"Ты слишком честный парень
Конечно выбирай
Но если откровенно
Иди ты к богу в рай"
Я умер всё в порядке
В карманах пропуска
Подписаны все справки
Печати в паспортах
На белом дирижабле
Похожем на свинью
Легко раздвинув тучи
Мы вылезли в раю
Нас приняли в обьятья
Везде кричат "Ура"
Кругом висят плакаты
"За образцовый рай"
У всех на лицах радость
Я был доволен всем
Но строить вместе с ними
Я просто не умел
И вдруг какой-то ангел
Мне крикнул налету
Что я испорчен адом
Что им не подойду
"Ты очень странный парень
Плакатам ты не рад
Мы с транспортом уладим
Давай обратно в ад"
Я кончил путешествие
Ударом в землю лбом
Из головы всё вышибло
Не помню ничего
В глазах опушка леса
В ушах шумит листва
Стоит избушка рядом
Вдали течёт река
Достал я из кармана
Все справки паспорта
Я изорвал их в клочья
И в землю закопал.
"Личность это присутствие Аллаха в человеке"
24-12-2007 22:31
Вначале мы должны были встретиться у памятника Пушкину. Но Илья застрял в пробке и предложил мне идти по Большой Бронной навстречу ему – так, чтобы мы пересеклись рядом с синагогой (той самой, в которой недавно кого-то пытались зарезать). «Боюсь, что не знаю, где эта синагога, не бывал там никогда», - сказал я. «В таком случае встретимся около универмага «Алые паруса», его-то вы точно не пропустите». Встретились. По пути в кафе я рассказываю Илье о своей затее открыть на «Переменах» книжный интернет-магазин. Он в ответ советует мне найти четкую и понятную нишу, выбрать для магазина какое-то конкретное позиционирование. «Рассуждает, как опытный бизнесмен», - думаю я. Приходим в кафе. Начинаем интервью.
Глеб Давыдов: Илья, у вас есть много ипостасей: поэт, издатель, переводчик, литературный критик, публицист и так далее. Довольно много. И я, в общем, не понимаю до конца, с кем сейчас общаюсь. А кем вы себя ощущаете сейчас?
Илья Кормильцев: Честно говоря, меня этот вопрос вообще не волновал никогда - «кем я себя ощущаю». Думаю, что в первую очередь я ощущаю себя личностью. Которая может заниматься и тем, и другим, и третьим – в зависимости от своих желаний, пристрастий, необходимости, способности. Мне кажется, что современный мир вообще помешан на дефинициях. И чем менее определенным становится положение человека в мире (например, в сословном обществе оно гораздо было более однозначным), тем более человек заморачивается на том, кто он, то есть на самоидентификации. Отсюда и возникновение сотен и тысяч различных субкультур, организаций по интересам, сект, интернет-сообществ. То есть в распадающемся, расползающемся мире требуется самоидентификация. И поскольку самоидентификация, исходящая от человека, всегда будет неполноценной, поскольку человек не может посмотреть на себя со стороны, то неизбежно попытки такой самоидентификации оказываются иллюзорными и заводят человека в еще большее болото непонимания своего места, своей роли в мире... Человек напоминает муравья, попавшего в водоворот в луже талой воды, который хватается за горелые спички, хвойные иголки, бычки сигарет, какие-то огрызки, и все это вертится, а он хватается за них, пытаясь найти в них твердую землю. Поэтому он всех мучает: а кем вы себя считаете в первую очередь – мужчиной или женщиной, поэтом или прозаиком, верующим или неверующим? На самом деле, для меня принципиально важно некое чувство в человеке собственной ценности и цельности, ценноцельности, протянутое через него, за которое он держится и которому он не изменяет. Поэтому то, что человек может быть внутренне противоречив и в одной ситуации может идентифицировать себя с одними идеями, а в другой ситуации идентифицировать себя с другими идеями, для меня это нормально, это в порядке вещей. Для меня противоестественна, наоборот, догматическая приверженность какой-то одной системе ценностей. Поэтому меня ничуть не смущает, когда меня не могут определить – как в поле профессиональном, так и в поле политическом. Меня это радует. Это значит, что я ускользаю от попыток посадить меня в клетку, поставить на полку. Я действительно и то, и другое, и третье в одном лице. А ты, тот, кто пытается поймать меня в ловушку этих слов, ты сам никто, и звать тебя никак, потому что ты не можешь оценить своего противника как такового, тебе нужно его сперва наклейкой припечатать, приклеить словом, и только когда он будет обездвижен, ты сможешь его доесть, экспроприировать, победить, а так – ты неспособен с ним справиться, когда ты с ним один на один как с человеческой личностью.
Г.Д.: Да, но вот только что, до начала интервью, вы говорили мне о том, что нужна четкая ниша и конкретное позиционирование для того, чтобы люди поняли, о чем вообще идет речь. Допустим, вам это не столь важно, как личности, а людям – это нужно. Скажем, если вы издатель и издаете книги, вам же нужно позиционироваться определенным образом, чтобы добиться успеха. Также и в жизни, разве нет?
И.К.: Мы говорим о разных вещах! Естественно, от машины вам нужно, чтобы она ездила, от диктофона – чтобы он записывал. Я возражаю против того, чтобы точно также относились к человеку. К вещам и можно, и следует таким образом относиться. Я просто сказал: соберите книги, посвященные узкой, но в то же время нетривиальной тематике, то есть создайте место, куда люди будут приходить и понимать, что они имеют. Это книги. Но не люди. Это торговля, но не общественная жизнь.
Г.Д.: То есть вы считаете, что общественная жизнь исключает торговлю?
И.К.: Я ничего не считаю, я просто не признаю прагматизм в отношении к человеку. Прагматизм и эмпирическую метафизику в отношении к человеку я не признаю. И наоборот, во всех остальных областях жизни я предпочитаю именно прагматизм. То есть человек не вещь. Попытки превратить человека в вещь должны пресекаться на корню. Попытки сказать «ты коммунист, и с тобой все ясно» или «ты поэт, и поэтому с тобой все ясно» - это те попытки, с которых начинается вся структура современного мира, который всеЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Вначале мы должны были встретиться у памятника Пушкину. Но Илья застрял в пробке и предложил мне идти по Большой Бронной навстречу ему – так, чтобы мы пересеклись рядом с синагогой (той самой, в которой недавно кого-то пытались зарезать). «Боюсь, что не знаю, где эта синагога, не бывал там никогда», - сказал я. «В таком случае встретимся около универмага «Алые паруса», его-то вы точно не пропустите». Встретились. По пути в кафе я рассказываю Илье о своей затее открыть на «Переменах» книжный интернет-магазин. Он в ответ советует мне найти четкую и понятную нишу, выбрать для магазина какое-то конкретное позиционирование. «Рассуждает, как опытный бизнесмен», - думаю я. Приходим в кафе. Начинаем интервью.
Глеб Давыдов: Илья, у вас есть много ипостасей: поэт, издатель, переводчик, литературный критик, публицист и так далее. Довольно много. И я, в общем, не понимаю до конца, с кем сейчас общаюсь. А кем вы себя ощущаете сейчас?
Илья Кормильцев: Честно говоря, меня этот вопрос вообще не волновал никогда - «кем я себя ощущаю». Думаю, что в первую очередь я ощущаю себя личностью. Которая может заниматься и тем, и другим, и третьим – в зависимости от своих желаний, пристрастий, необходимости, способности. Мне кажется, что современный мир вообще помешан на дефинициях. И чем менее определенным становится положение человека в мире (например, в сословном обществе оно гораздо было более однозначным), тем более человек заморачивается на том, кто он, то есть на самоидентификации. Отсюда и возникновение сотен и тысяч различных субкультур, организаций по интересам, сект, интернет-сообществ. То есть в распадающемся, расползающемся мире требуется самоидентификация. И поскольку самоидентификация, исходящая от человека, всегда будет неполноценной, поскольку человек не может посмотреть на себя со стороны, то неизбежно попытки такой самоидентификации оказываются иллюзорными и заводят человека в еще большее болото непонимания своего места, своей роли в мире... Человек напоминает муравья, попавшего в водоворот в луже талой воды, который хватается за горелые спички, хвойные иголки, бычки сигарет, какие-то огрызки, и все это вертится, а он хватается за них, пытаясь найти в них твердую землю. Поэтому он всех мучает: а кем вы себя считаете в первую очередь – мужчиной или женщиной, поэтом или прозаиком, верующим или неверующим? На самом деле, для меня принципиально важно некое чувство в человеке собственной ценности и цельности, ценноцельности, протянутое через него, за которое он держится и которому он не изменяет. Поэтому то, что человек может быть внутренне противоречив и в одной ситуации может идентифицировать себя с одними идеями, а в другой ситуации идентифицировать себя с другими идеями, для меня это нормально, это в порядке вещей. Для меня противоестественна, наоборот, догматическая приверженность какой-то одной системе ценностей. Поэтому меня ничуть не смущает, когда меня не могут определить – как в поле профессиональном, так и в поле политическом. Меня это радует. Это значит, что я ускользаю от попыток посадить меня в клетку, поставить на полку. Я действительно и то, и другое, и третье в одном лице. А ты, тот, кто пытается поймать меня в ловушку этих слов, ты сам никто, и звать тебя никак, потому что ты не можешь оценить своего противника как такового, тебе нужно его сперва наклейкой припечатать, приклеить словом, и только когда он будет обездвижен, ты сможешь его доесть, экспроприировать, победить, а так – ты неспособен с ним справиться, когда ты с ним один на один как с человеческой личностью.
Г.Д.: Да, но вот только что, до начала интервью, вы говорили мне о том, что нужна четкая ниша и конкретное позиционирование для того, чтобы люди поняли, о чем вообще идет речь. Допустим, вам это не столь важно, как личности, а людям – это нужно. Скажем, если вы издатель и издаете книги, вам же нужно позиционироваться определенным образом, чтобы добиться успеха. Также и в жизни, разве нет?
И.К.: Мы говорим о разных вещах! Естественно, от машины вам нужно, чтобы она ездила, от диктофона – чтобы он записывал. Я возражаю против того, чтобы точно также относились к человеку. К вещам и можно, и следует таким образом относиться. Я просто сказал: соберите книги, посвященные узкой, но в то же время нетривиальной тематике, то есть создайте место, куда люди будут приходить и понимать, что они имеют. Это книги. Но не люди. Это торговля, но не общественная жизнь.
Г.Д.: То есть вы считаете, что общественная жизнь исключает торговлю?
И.К.: Я ничего не считаю, я просто не признаю прагматизм в отношении к человеку. Прагматизм и эмпирическую метафизику в отношении к человеку я не признаю. И наоборот, во всех остальных областях жизни я предпочитаю именно прагматизм. То есть человек не вещь. Попытки превратить человека в вещь должны пресекаться на корню. Попытки сказать «ты коммунист, и с тобой все ясно» или «ты поэт, и поэтому с тобой все ясно» - это те попытки, с которых начинается вся структура современного мира, который все
интервью апрель 2006 часть 2
20-12-2007 00:25
Илья Кормильцев: Традиционная логика биоманипуляции до сих пор строилась на том, что должен быть могущественный враг, который для всех однозначно хуже, чем тот Status Quo, который уже существует. Так, на Западе всю эпоху Холодной войны разрабатывался образ советского коммунистического лагеря. После того, как он исчез, такой же образ стал срочно лепиться из мирового Ислама. Мировой Ислам радостно, в лице определённых своих властных структур, подыграл этому, решив, что Совку ведь неплохо в общем-то жилось, пока он противопоставлял себя Америке, так может им тоже будет неплохо постоянно противостоять Америке. Но опасность в том — вот как в примере про Беслан — враг должен быть каждый раз всё круче. Если у Совка была атомная бомба, то неизбежно у Ислама она должна быть, иначе что же это за враг, которого можно убить щелчком пальца. А следующий враг должен быть ещё круче. Таким образом, вся эта манипуляция напоминает игру в покер, когда при блефе ставки всё время увеличиваются и увеличиваются.
Наиболее умные из мировых хозяев начинают понимать, что игру можно разогреть до такой степени, что и сам не уцелеешь, поэтому активно ищут новые способы контроля. Я думаю, что большая доля тех безумных денег, которая выкачивается через мировую спекулятивную систему быстрого движения капитала, она на самом деле направляет именно на эти цели.
Дмитрий Румянцев: Давайте от политики перейдём к культуре. Вернее, к Ультра-культуре. Почему — Ультра-культура? На мой взгляд, большинство из того, что издаётся в вашем издательстве, скорее относится с тому, что называют «субкультура».
ИК: Меня, как большого любителя античности и древних языков, интересует первичное значение слов. Первичное значение слова «ультра» — это не «чрезмерно», а — «за границей». Для меня «культура» — это отрицательное, в принципе, понятие. Культура — это пыльные музеи, дети скучающие на абонементе в филармонии; культура — это некое замещение реального процесса познания мира и сознания индивидуума, позиционирующего себя по отношению к этому миру, неким культурным ритуалом, который человек должен пройти чтобы сказать: «ну вот, теперь я культурный человек; вот это я знаю, вот это видел, это прочёл, то посмотрел, туда ходил» и т.п. Но на самом деле грош цена той культуре, которая не заставляет человека переоценивать себя, ставить метафизические задачи и действовать.
Любые проекты радикального характера, — проект красный, или проект коричневый, проект зелёный, словом, любой — это всё выкидывается либеральным обществом за пределы культуры. Ультра — это то, что по ту сторону; это не то, что есть область нашего политкорректного консенсуса, в котором всё, что ставит серьёзные вопросы и апеллирует к серьёзному действию — к изменению, не важно в какую сторону — этого не должно существовать, потому что мы должны жить в мире тайного компромисса. То что подпитывает этот компромисс, называют культурой. То что не подписывается под этот компромисс, называется как угодно: маргиналами, фашистами, безумцами, диссидентами… Слов может быть, опять таки, тысяча, но определяют они всё то, что позиционирует точку зрения, с которой пока невозможно найти компромисс.
Поэтому мы и отказываем всему, что называется культурой, и выходим за её пределы. Вот примерно такие основания скрываются за названием «Ультра-культура».
ДР: То есть редакционная политика издательства заключается в том, чтобы публиковать тексты, которые лежат за пределами того, что сейчас носит название культура?
ИК: Да, безусловно. Причём эта концепция, несмотря на всю глобализованность нашего мира — национально ориентирована. Потому что то, что называли бы ультра-культурой в США, не совсем совпало бы с тем, что мы называем ультра-культурой в России. Например, те же православные патриоты у нас — это не ультра-культура, это — культура. А вот «Скины: Русь пробуждается» — это ультра-культура, поскольку лежит за рамками допустимого консенсуса, в котором говорится: «У нас этого не должно быть». А, скажем, для Китая, даже либеральные тексты в новом смысле этого слова, какие-нибудь Фукуяма или Хантингтон, будут являться ультра-культурой, потому что там другой консенсус действует.
ДР: А «Урфин Джюс» был ультра-культурой?
ИК: По интентам — вряд ли. Мы вообще тогда не понимали, за что нас запрещали. Мы на полном серьёзе были уверены, что боремся с «негативными явлениями», как тогда говорилось. Мы пели про бездуховность, про фарцовщиков, про потребительство.
Возвращаясь к издательству. Нас всё пытаются заклеймить — «левое издательство», «жёлтое издательство», «коричневое издательство» и т.д., заклеймить, чтобы затем манипулировать, как объектом. Но проблема в том, что старая идентичность разрушена и основным стимулом становится желание сохранить хоть какую-то идентичность вообще. Всё из-за этого катка универсальной культуры, универсального подхода, универсальных ценностей. Поэтому мы в той или иной степени солидарны со всеми, кто восстаёт против этого процесса. Главной опасностью является этот неолиберальныйЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Илья Кормильцев: Традиционная логика биоманипуляции до сих пор строилась на том, что должен быть могущественный враг, который для всех однозначно хуже, чем тот Status Quo, который уже существует. Так, на Западе всю эпоху Холодной войны разрабатывался образ советского коммунистического лагеря. После того, как он исчез, такой же образ стал срочно лепиться из мирового Ислама. Мировой Ислам радостно, в лице определённых своих властных структур, подыграл этому, решив, что Совку ведь неплохо в общем-то жилось, пока он противопоставлял себя Америке, так может им тоже будет неплохо постоянно противостоять Америке. Но опасность в том — вот как в примере про Беслан — враг должен быть каждый раз всё круче. Если у Совка была атомная бомба, то неизбежно у Ислама она должна быть, иначе что же это за враг, которого можно убить щелчком пальца. А следующий враг должен быть ещё круче. Таким образом, вся эта манипуляция напоминает игру в покер, когда при блефе ставки всё время увеличиваются и увеличиваются.
Наиболее умные из мировых хозяев начинают понимать, что игру можно разогреть до такой степени, что и сам не уцелеешь, поэтому активно ищут новые способы контроля. Я думаю, что большая доля тех безумных денег, которая выкачивается через мировую спекулятивную систему быстрого движения капитала, она на самом деле направляет именно на эти цели.
Дмитрий Румянцев: Давайте от политики перейдём к культуре. Вернее, к Ультра-культуре. Почему — Ультра-культура? На мой взгляд, большинство из того, что издаётся в вашем издательстве, скорее относится с тому, что называют «субкультура».
ИК: Меня, как большого любителя античности и древних языков, интересует первичное значение слов. Первичное значение слова «ультра» — это не «чрезмерно», а — «за границей». Для меня «культура» — это отрицательное, в принципе, понятие. Культура — это пыльные музеи, дети скучающие на абонементе в филармонии; культура — это некое замещение реального процесса познания мира и сознания индивидуума, позиционирующего себя по отношению к этому миру, неким культурным ритуалом, который человек должен пройти чтобы сказать: «ну вот, теперь я культурный человек; вот это я знаю, вот это видел, это прочёл, то посмотрел, туда ходил» и т.п. Но на самом деле грош цена той культуре, которая не заставляет человека переоценивать себя, ставить метафизические задачи и действовать.
Любые проекты радикального характера, — проект красный, или проект коричневый, проект зелёный, словом, любой — это всё выкидывается либеральным обществом за пределы культуры. Ультра — это то, что по ту сторону; это не то, что есть область нашего политкорректного консенсуса, в котором всё, что ставит серьёзные вопросы и апеллирует к серьёзному действию — к изменению, не важно в какую сторону — этого не должно существовать, потому что мы должны жить в мире тайного компромисса. То что подпитывает этот компромисс, называют культурой. То что не подписывается под этот компромисс, называется как угодно: маргиналами, фашистами, безумцами, диссидентами… Слов может быть, опять таки, тысяча, но определяют они всё то, что позиционирует точку зрения, с которой пока невозможно найти компромисс.
Поэтому мы и отказываем всему, что называется культурой, и выходим за её пределы. Вот примерно такие основания скрываются за названием «Ультра-культура».
ДР: То есть редакционная политика издательства заключается в том, чтобы публиковать тексты, которые лежат за пределами того, что сейчас носит название культура?
ИК: Да, безусловно. Причём эта концепция, несмотря на всю глобализованность нашего мира — национально ориентирована. Потому что то, что называли бы ультра-культурой в США, не совсем совпало бы с тем, что мы называем ультра-культурой в России. Например, те же православные патриоты у нас — это не ультра-культура, это — культура. А вот «Скины: Русь пробуждается» — это ультра-культура, поскольку лежит за рамками допустимого консенсуса, в котором говорится: «У нас этого не должно быть». А, скажем, для Китая, даже либеральные тексты в новом смысле этого слова, какие-нибудь Фукуяма или Хантингтон, будут являться ультра-культурой, потому что там другой консенсус действует.
ДР: А «Урфин Джюс» был ультра-культурой?
ИК: По интентам — вряд ли. Мы вообще тогда не понимали, за что нас запрещали. Мы на полном серьёзе были уверены, что боремся с «негативными явлениями», как тогда говорилось. Мы пели про бездуховность, про фарцовщиков, про потребительство.
Возвращаясь к издательству. Нас всё пытаются заклеймить — «левое издательство», «жёлтое издательство», «коричневое издательство» и т.д., заклеймить, чтобы затем манипулировать, как объектом. Но проблема в том, что старая идентичность разрушена и основным стимулом становится желание сохранить хоть какую-то идентичность вообще. Всё из-за этого катка универсальной культуры, универсального подхода, универсальных ценностей. Поэтому мы в той или иной степени солидарны со всеми, кто восстаёт против этого процесса. Главной опасностью является этот неолиберальный
интервью апрель 2006 года. Часть 1.
20-12-2007 00:19
Дмитрий Румянцев: Первый вопрос быть может несколько неожиданный: если бы у Вас была возможность уничтожить эту цивилизацию, воспользовались бы Вы такой возможностью?
Илья Кормильцев: Давайте сперва определимся с термином «цивилизация». Что это такое? Это биологические существа или система отношений, которая между ними существует?
ДР: Ну для Вас «цивилизация» — это что?
ИК: Для меня цивилизация — это всё таки система отношений. Я не думаю, что человеческий род в целом составляет собой единую цивилизацию. Цивилизация — это последовательность сменяющих другу друга крупных взаимоотношений между людьми, которые существуют на более длительном отрезке времени, чем то, что мы называем какими-то политическими или социальными формациями. Потом слово «цивилизация» имеет двоякое применение. Говорят о цивилизации в отношении какой-то нации или группы наций, или расы — система их отношений. Например, говорят: Китайская цивилизация, Индийская цивилизация. Но также говорят о цивилизации, как эпохе, например «цивилизация Средних веков». Поэтому термин очень многозначный. Поэтому термин «цивилизация» нуждается конечно в конкретизации.
ДР: Ну хорошо. Допустим, мы говорим о либеральной западной цивилизации.
ИК: Если говорить о том, что сейчас называют либеральной западной цивилизацией, то лично у меня главная к ней претензия — это то, что она не либеральная, в том смысле, как это понимали классические либералы. В этом смысле мне бы очень хотелось, чтобы всем стала ясна ложь, заложенная в её названии. Для начала. Это, между прочим, уже шаг к её уничтожению, для чего не нужно располагать никакими фантастическими силами.
Безусловно, сложившаяся система отношений, которая навязывается как универсальная и которая имеет совершенно чёткие и понятные центры навязывания, чётко обозначенную политику навязывания и чётко обозначенные собственные задачи — это опасное явление. И я бы его, наверное, уничтожил. Если допустить, что я располагаю неким демиургическим всемогуществом, то я бы уничтожал её, как уничтожает врач онколог раковую опухоль, метастазы. Я бы очень тщательно выбирал, где бы провести линию разреза, чтобы не задеть здоровые ткани. Для меня современное развитие т.н. «либерального западного проекта» подобно злокачественному заболеванию.
То есть некоторая совокупность внутренне здоровых идей, которые формулировались в XVII, XVIII веках, и которые парадоксальным образом породили как эту т.н. либеральную цивилизацию, так и её самых яростных противников, как справа, так и слева. Все они выросли из одного корня. Из корня постановки вопроса по отношению к той традиции в контексте средневековой северной европейской культуры. Там, безусловно, было много здоровых идей, которые нужно чётко отделить от их практического воплощения, от их интерпретации и их манипуляции, произошедшей в более позднее время. Но сам этот нарост в виде современного либерализма, я бы конечно уничтожил без малейшего сожаления и совершенно беспощадно. При этом, если мы говорим, что цивилизация — это есть отношения, то есть и носители этих отношений. Есть люди, которые практически неисправимы, с ними разговаривать практически бесполезно. Следовательно при подобной хирургической операции мне пришлось бы пожертвовать ими. Это бесспорно.
ДР: На Ваш взгляд, Третий Рейх был апофеозом западной цивилизации или же это был проект, направленный на её уничтожение?
ИК: Сам по себе Третий Рейх был сложным проектом, внутри которого было несколько течений. Мы помним, что ранние истоки носили ярко выраженный традиционалистский характер и они развились в то, что в современной Европе называют новыми правыми — их традиционалистскую линию, которая идёт через Генона, Эволу и т.д. В нём был очень сильный момент связанный с национал-социалистическим дискурсом, связанного с определёнными версиями левых традиций. То есть это было комплексное явление. Когда говорят об идеологии Третьего Рейха, то забывают вот о чём. Хотя сам Третий Рейх существовал всего 12 лет, но был длительный период подготовки к нему, который начался фактически в 70-е — 80-е годы XIX века при консолидации германской нации на почве Пруссии.
Если рассмотреть Третий Рейх, как глобальную систему, не ограничиваясь временем политического существования, то она испытывала также очень сложную и разнообразную эволюцию. Это примерно также, как когда говорят об СССР, не замечают, что не было одного СССР, а было как минимум три СССР. Слово «советское» ничего не значит. Какое советское? Советское левых коммунистов или авангарда 20-х годов? Или советская брежневская эпоха 1970 — начала 1980-х? Это разные «советские».
Также и Третий Рейх — в нём были заложены очень различные потенции, многие из которых продолжают достаточно активное существование в тех или иных дискурсах. Я считаю, что конечно же была реакция на первое проявление финансового неолиберализма, на первое проявление международного интернационального империализма, такого космополитического. Конечно, это была одна из первых ответных реакций, защитныхЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Дмитрий Румянцев: Первый вопрос быть может несколько неожиданный: если бы у Вас была возможность уничтожить эту цивилизацию, воспользовались бы Вы такой возможностью?
Илья Кормильцев: Давайте сперва определимся с термином «цивилизация». Что это такое? Это биологические существа или система отношений, которая между ними существует?
ДР: Ну для Вас «цивилизация» — это что?
ИК: Для меня цивилизация — это всё таки система отношений. Я не думаю, что человеческий род в целом составляет собой единую цивилизацию. Цивилизация — это последовательность сменяющих другу друга крупных взаимоотношений между людьми, которые существуют на более длительном отрезке времени, чем то, что мы называем какими-то политическими или социальными формациями. Потом слово «цивилизация» имеет двоякое применение. Говорят о цивилизации в отношении какой-то нации или группы наций, или расы — система их отношений. Например, говорят: Китайская цивилизация, Индийская цивилизация. Но также говорят о цивилизации, как эпохе, например «цивилизация Средних веков». Поэтому термин очень многозначный. Поэтому термин «цивилизация» нуждается конечно в конкретизации.
ДР: Ну хорошо. Допустим, мы говорим о либеральной западной цивилизации.
ИК: Если говорить о том, что сейчас называют либеральной западной цивилизацией, то лично у меня главная к ней претензия — это то, что она не либеральная, в том смысле, как это понимали классические либералы. В этом смысле мне бы очень хотелось, чтобы всем стала ясна ложь, заложенная в её названии. Для начала. Это, между прочим, уже шаг к её уничтожению, для чего не нужно располагать никакими фантастическими силами.
Безусловно, сложившаяся система отношений, которая навязывается как универсальная и которая имеет совершенно чёткие и понятные центры навязывания, чётко обозначенную политику навязывания и чётко обозначенные собственные задачи — это опасное явление. И я бы его, наверное, уничтожил. Если допустить, что я располагаю неким демиургическим всемогуществом, то я бы уничтожал её, как уничтожает врач онколог раковую опухоль, метастазы. Я бы очень тщательно выбирал, где бы провести линию разреза, чтобы не задеть здоровые ткани. Для меня современное развитие т.н. «либерального западного проекта» подобно злокачественному заболеванию.
То есть некоторая совокупность внутренне здоровых идей, которые формулировались в XVII, XVIII веках, и которые парадоксальным образом породили как эту т.н. либеральную цивилизацию, так и её самых яростных противников, как справа, так и слева. Все они выросли из одного корня. Из корня постановки вопроса по отношению к той традиции в контексте средневековой северной европейской культуры. Там, безусловно, было много здоровых идей, которые нужно чётко отделить от их практического воплощения, от их интерпретации и их манипуляции, произошедшей в более позднее время. Но сам этот нарост в виде современного либерализма, я бы конечно уничтожил без малейшего сожаления и совершенно беспощадно. При этом, если мы говорим, что цивилизация — это есть отношения, то есть и носители этих отношений. Есть люди, которые практически неисправимы, с ними разговаривать практически бесполезно. Следовательно при подобной хирургической операции мне пришлось бы пожертвовать ими. Это бесспорно.
ДР: На Ваш взгляд, Третий Рейх был апофеозом западной цивилизации или же это был проект, направленный на её уничтожение?
ИК: Сам по себе Третий Рейх был сложным проектом, внутри которого было несколько течений. Мы помним, что ранние истоки носили ярко выраженный традиционалистский характер и они развились в то, что в современной Европе называют новыми правыми — их традиционалистскую линию, которая идёт через Генона, Эволу и т.д. В нём был очень сильный момент связанный с национал-социалистическим дискурсом, связанного с определёнными версиями левых традиций. То есть это было комплексное явление. Когда говорят об идеологии Третьего Рейха, то забывают вот о чём. Хотя сам Третий Рейх существовал всего 12 лет, но был длительный период подготовки к нему, который начался фактически в 70-е — 80-е годы XIX века при консолидации германской нации на почве Пруссии.
Если рассмотреть Третий Рейх, как глобальную систему, не ограничиваясь временем политического существования, то она испытывала также очень сложную и разнообразную эволюцию. Это примерно также, как когда говорят об СССР, не замечают, что не было одного СССР, а было как минимум три СССР. Слово «советское» ничего не значит. Какое советское? Советское левых коммунистов или авангарда 20-х годов? Или советская брежневская эпоха 1970 — начала 1980-х? Это разные «советские».
Также и Третий Рейх — в нём были заложены очень различные потенции, многие из которых продолжают достаточно активное существование в тех или иных дискурсах. Я считаю, что конечно же была реакция на первое проявление финансового неолиберализма, на первое проявление международного интернационального империализма, такого космополитического. Конечно, это была одна из первых ответных реакций, защитных
Свежее утро
19-12-2007 20:28
свежее утро
разбудит нас порывами ветра
отбросит навечно
ненужные окна и двери
сорвет с нас одежды
и ржавые знаки различья
и только тогда
позволит нам выйти из дома
свежее утро
сметет наши урны и тюрьмы
погонит вдоль улиц
кучи хамского хлама
свежим утром
многое станет лишним
и трудно будет вспомнить
с кем шла битва
но свежее утро не может
тянуться вечно
свежее утро не может
тянуться вечно
свежим утром
мы выйдем из каждого дома
разобрать старый мусор
расчистить унылую землю
и слабому сердцу
много станет жалко
и каждый спрячет
что-то себе на память
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
свежее утро
разбудит нас порывами ветра
отбросит навечно
ненужные окна и двери
сорвет с нас одежды
и ржавые знаки различья
и только тогда
позволит нам выйти из дома
свежее утро
сметет наши урны и тюрьмы
погонит вдоль улиц
кучи хамского хлама
свежим утром
многое станет лишним
и трудно будет вспомнить
с кем шла битва
но свежее утро не может
тянуться вечно
свежее утро не может
тянуться вечно
свежим утром
мы выйдем из каждого дома
разобрать старый мусор
расчистить унылую землю
и слабому сердцу
много станет жалко
и каждый спрячет
что-то себе на память
Интервью опубликованное в журнале "Синий диван"
17-12-2007 23:28
Журнал с этим интервью мне как то привез Илья Кормильцев. Кроме как журнала Синий Диван оно нигде не появлялось. После смерти я послал его в Исламком, где собственно оно было опубликовано. Интервью стоит того, чтобы стать более прочитанным.
Интервью Нины Сосны было опубликовано в журнале "Синий диван" (2005 г. № 6)
Н.С. Вы известны прежде всего как переводчик художественных текстов и поэт. Как бы Вы определили проект, связанный с созданным Вами издательством «Ультра.Культура»? Входит ли для Вас в понятие литературы то, что там издается? Кому адресованы Ваши книги?
И.К. Дальше обычно начинаются вопросы типа: «Как Вы себя позиционируете?» В первую очередь, это говорит об извращенности сознания. В этом и проявляется отчуждение человека от труда. Восемьдесят процентов вопросов, которые мне задают журналисты, приводят меня в бешенство. Эти вопросы могут придумать только люди, которые давно и тяжело болеют.
Вопросы дистрибуции и прочего не являются определяющими. Это вторично. Я никогда не думал и мне совершенно не интересно, кому все это адресовано. Ни один нормальный человек, делая что-то, не думает о том, кому это надо. Конечно, не безразлично, читают книги, или нет. Читают нас разные люди — я думаю, больше люди младшего возраста, потому что молодые более активны. Но вообще не могу сказать, что меня это очень интересует. Интенция исходит совсем из другого: какие тексты ты считаешь необходимыми сам — то есть из их существования, а не из того, интересны ли они кому-нибудь. Речь о публике — всего лишь способ обеспечить существование процесса в нынешних условиях. Вообще, что такое литература?
Н.С. Это вопрос.
И.К. А я не только не знаю, что такое литература, но и никогда не задавался этим вопросом. Он мне безразличен. Он должен волновать только тех людей, которые делают на этом, ну, не знаю, свое культурологическое, литературоведческое, творческое состояние. Я считаю, что процесс, если иметь в виду издательское дело, очень прост: ты считаешь какие-то книги по каким-то причинам нужными и интересными, вот ты их и делаешь. Философемы за этим, конечно, какие-то есть. Если имеются у нас некие общеидеологические установки, то они, скорее, не литературного свойства, а социологического, культурологического. Есть четкое понимание того, что мы живем в эпоху сужающегося дискурса, и попытки этому сужению противостоять.
Н.С. Поясните, пожалуйста, что Вы имеете в виду под сужающимся дискурсом.
И.К. Сужающийся дискурс — это выработка некоего единомыслия в рамках культуры, того, что считают базовой цивилизацией. Это сокращение дискурса, потому что вырабатывается общая идеология, о чем, собственно, последние двести лет различные прозорливцы неоднократно нас предупреждали.
Н.С. Тогда то, что Вы издаете, имеет культурологическую сверхзадачу, задачу просвещения?
И.К. «Культурологическая задача» звучит слишком сухо и занудно. Скорее, это поиск единомышленников путем… засылки программных вирусов.
Н.С. Но в связи с этим неизбежно возникает вопрос об ответственности за то, что вы делаете. Видите ли вы контекст, в который вписывается ваша продукция?
И.К. Контекст, конечно, существует: мы в своей озабоченности не одни на белом свете. Я все-таки думаю, что многие люди замечают, что что-то не так. Этот контекст можно называть всякими умными словами. Назовем это «метафизическим сопротивлением». Мир имеет начало и конец, движется по определенной исторической траектории, и эта траектория есть поле борьбы между определенными силами. Мир устроен неправильно, и нынешнее его состояние — состояние падения. Метафизическое сопротивление к этому и сводится, а не когда под сомнение ставится бюджет на 2005 год.
Н.С. Вы используете термины «история», «конец», «начало», «мир» — они тоже входят в понятие метафизики?
И.К. Безусловно. Сопротивление потому и метафизическое, что относится к существующему положению вещей как… к тюрьме, и кто-то занимается ремонтом тюремной камеры, а кто-то ставит вопрос о том, что он находится в тюрьме. Есть разница между социально-политическим и метафизическим протестом. Здесь и проходит граница. Хотя к вопросу нужно подходить диалектически: социально-политическое недовольство может быть поводом, первым шагом в развитии дальнейшего. Так же как и метафизический протест, доведенный до абсурда, без учета реальных, имеющихся в распоряжении человечества на данной исторической стадии средств, превращается в абсурдный анархизм, дешевую достоевщину. Потому что интенция сама по себе не содержит возможности реализации. Здесь можно двигаться с разных сторон. Кто-то от недовольства тем, как покрашены стены его камеры, может прийти к пониманию того, что он находится в тюрьме. А кто-то от общего откровения о том, что он находится в тюрьме, приходит к тому, чтобы добиться хотя бы, например, увеличения времени прогулки. То есть люди идут разными путями.
Н.С. Значит, Вас интересует действие?
И.К. Да, интересует. Наш рабочий слоган на 2004–2005 годы «Книга — это оружие». Этим практически всеЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Журнал с этим интервью мне как то привез Илья Кормильцев. Кроме как журнала Синий Диван оно нигде не появлялось. После смерти я послал его в Исламком, где собственно оно было опубликовано. Интервью стоит того, чтобы стать более прочитанным.
Интервью Нины Сосны было опубликовано в журнале "Синий диван" (2005 г. № 6)
Н.С. Вы известны прежде всего как переводчик художественных текстов и поэт. Как бы Вы определили проект, связанный с созданным Вами издательством «Ультра.Культура»? Входит ли для Вас в понятие литературы то, что там издается? Кому адресованы Ваши книги?
И.К. Дальше обычно начинаются вопросы типа: «Как Вы себя позиционируете?» В первую очередь, это говорит об извращенности сознания. В этом и проявляется отчуждение человека от труда. Восемьдесят процентов вопросов, которые мне задают журналисты, приводят меня в бешенство. Эти вопросы могут придумать только люди, которые давно и тяжело болеют.
Вопросы дистрибуции и прочего не являются определяющими. Это вторично. Я никогда не думал и мне совершенно не интересно, кому все это адресовано. Ни один нормальный человек, делая что-то, не думает о том, кому это надо. Конечно, не безразлично, читают книги, или нет. Читают нас разные люди — я думаю, больше люди младшего возраста, потому что молодые более активны. Но вообще не могу сказать, что меня это очень интересует. Интенция исходит совсем из другого: какие тексты ты считаешь необходимыми сам — то есть из их существования, а не из того, интересны ли они кому-нибудь. Речь о публике — всего лишь способ обеспечить существование процесса в нынешних условиях. Вообще, что такое литература?
Н.С. Это вопрос.
И.К. А я не только не знаю, что такое литература, но и никогда не задавался этим вопросом. Он мне безразличен. Он должен волновать только тех людей, которые делают на этом, ну, не знаю, свое культурологическое, литературоведческое, творческое состояние. Я считаю, что процесс, если иметь в виду издательское дело, очень прост: ты считаешь какие-то книги по каким-то причинам нужными и интересными, вот ты их и делаешь. Философемы за этим, конечно, какие-то есть. Если имеются у нас некие общеидеологические установки, то они, скорее, не литературного свойства, а социологического, культурологического. Есть четкое понимание того, что мы живем в эпоху сужающегося дискурса, и попытки этому сужению противостоять.
Н.С. Поясните, пожалуйста, что Вы имеете в виду под сужающимся дискурсом.
И.К. Сужающийся дискурс — это выработка некоего единомыслия в рамках культуры, того, что считают базовой цивилизацией. Это сокращение дискурса, потому что вырабатывается общая идеология, о чем, собственно, последние двести лет различные прозорливцы неоднократно нас предупреждали.
Н.С. Тогда то, что Вы издаете, имеет культурологическую сверхзадачу, задачу просвещения?
И.К. «Культурологическая задача» звучит слишком сухо и занудно. Скорее, это поиск единомышленников путем… засылки программных вирусов.
Н.С. Но в связи с этим неизбежно возникает вопрос об ответственности за то, что вы делаете. Видите ли вы контекст, в который вписывается ваша продукция?
И.К. Контекст, конечно, существует: мы в своей озабоченности не одни на белом свете. Я все-таки думаю, что многие люди замечают, что что-то не так. Этот контекст можно называть всякими умными словами. Назовем это «метафизическим сопротивлением». Мир имеет начало и конец, движется по определенной исторической траектории, и эта траектория есть поле борьбы между определенными силами. Мир устроен неправильно, и нынешнее его состояние — состояние падения. Метафизическое сопротивление к этому и сводится, а не когда под сомнение ставится бюджет на 2005 год.
Н.С. Вы используете термины «история», «конец», «начало», «мир» — они тоже входят в понятие метафизики?
И.К. Безусловно. Сопротивление потому и метафизическое, что относится к существующему положению вещей как… к тюрьме, и кто-то занимается ремонтом тюремной камеры, а кто-то ставит вопрос о том, что он находится в тюрьме. Есть разница между социально-политическим и метафизическим протестом. Здесь и проходит граница. Хотя к вопросу нужно подходить диалектически: социально-политическое недовольство может быть поводом, первым шагом в развитии дальнейшего. Так же как и метафизический протест, доведенный до абсурда, без учета реальных, имеющихся в распоряжении человечества на данной исторической стадии средств, превращается в абсурдный анархизм, дешевую достоевщину. Потому что интенция сама по себе не содержит возможности реализации. Здесь можно двигаться с разных сторон. Кто-то от недовольства тем, как покрашены стены его камеры, может прийти к пониманию того, что он находится в тюрьме. А кто-то от общего откровения о том, что он находится в тюрьме, приходит к тому, чтобы добиться хотя бы, например, увеличения времени прогулки. То есть люди идут разными путями.
Н.С. Значит, Вас интересует действие?
И.К. Да, интересует. Наш рабочий слоган на 2004–2005 годы «Книга — это оружие». Этим практически все