Владимир Сорокин. Собачье сердце
29-10-2009 04:08
Публикуется с разрешения
редакции Rolling Stone.
Оригинал: http://rollingstone.ru/articles/345
Владимир Сорокин. Собачье сердце
"Rolling Stone", №29
Через двадцать минут чернявый официант, похожий на нервно выхаживающего тореро, перестает скрывать ненависть во взгляде. Ему окончательно становится ясно, что двое посетителей, облюбовавших пользующийся спросом столик у окна в недешевом аргентинском стейк-хаузе на Ленинском проспекте, так и собираются цедить зеленый чай из чайника, не переходя к чему-то более существенному. И, судя по лежащему на столе диктофону, это у них надолго.
***
Непонятно, узнает ли он в одном из любителей чая писателя Владимира Сорокина. Судя по всему, нет — несмотря даже на то, что мало кто из писателей обладает столь запоминающейся внешностью. И следит за ней Сорокин не менее тщательно, чем придворный времен кардинала Ришелье. Беседа, так или иначе, вращается вокруг последней книги Сорокина, романа «День опричника», текста во многом неожиданного.
Те, кто считает Сорокина гордостью русской литературы, и те, кто кличет его «писателем-калоедом», сходятся в одном: со злобой дня его произведения редко дружат. Поэтому «Дня опричника», из которого эта злоба хлещет буквально фонтаном, мало кто ждал. Но вторжение на новую территорию оказалось на редкость удачным: очевидно, о безумии нашей политической действительности можно адекватно написать, лишь сойдя с вершин еще большего безумия — например, оттуда, где из клонов русских писателей добывают голубое сало.
«Я не люблю прямых эфиров, потому что говорю очень медленно», — несколько раз повторяет он в трубку какому-то Тимуру с телевидения. Сорокин действительно изъясняется медленно и тягуче, словно обдумывает слова перед тем, как занести их на бумагу. «Я, собственно, хотел отметиться в жанре народной книги, сделать ярмарочный роман, что-то вроде матрешки. Сам не ожидал, что напишу такое.
Я немного «подзамерз» за пять лет работы над «ледяной эпопеей» — хотелось чего-то более свободного. Но критики пишут пока всякую ерунду, выискивают в романе намеки на реальных персонажей и радуются как дети. В целом уровень дебилизации литературных обозревателей растет». Я замечаю, что критикам, пожалуй, не за что особенно любить роман, в котором видного представителя их племени палачи подвергают публичной порке. «Ну да, — смеется Сорокин, — выпорол только одного, на остальных места не хватило».
Впрочем, в «Дне опричника» душат, порют, насилуют и режут не одних только литературных критиков, а представителей практически всех сословий. Как удалось Сорокину разглядеть в современности средневековую опричнину? Почему именно опричнина, а не какая-нибудь аракчеевщина?
«Иван Васильевич был глубоко больным человеком, но в болезни его, как во всякой русской паранойе, было нечто нечеловечески возвышенное. Они ведь как жили с опричниками в Александровской слободе? В пять часов утра вставали и на молебен. Молебен длился до десяти, причем сам царь выступал в роли игумена. А после молебна шел в пыточную и выходил оттуда такой… просветленный. И вся эта символика — всадник на черном коне с метлой и собачьей головой… Это только очень больное сознание могло изобрести. Опричнина оставила глубочайший след в русской душе, и с тех пор в каждом из нас живет маленький опричник. Никакая другая эпоха в этом смысле и рядом не лежала с эпохой Ивана». — «Наверное, определенную роль сыграли личные впечатления от судебного процесса, который не так давно вели против писателя «Идущие вместе», усмотревшие в романе «Голубое сало» порнографию?» — «Ну, не без этого, конечно. Это только со стороны процесс мог казаться анекдотичным, мне же было совсем не до смеха. Из администрации судье спустили конкретную установку: дать два года условно. Хотя порнографии в литературе не может быть по определению — буквы на бумаге никого не возбуждают. Но в России впервые, начиная с XVI века, создалась уникальная ситуация, когда писатель может написать и напечатать все что угодно. Не все к этому оказались готовы, в том числе и власти. На Западе подобную фазу уже проходили в начале 60-х, когда были процессы по “Лолите”, “Голому завтраку”, Генри Миллеру.
Ну и у нас теперь то же самое — как всегда, с опозданием в полсотни лет». — «Если все обстояло так серьезно, почему же дело поспешно закрыли?» — «Надвигалась книжная ярмарка во Франкфурте, на которой Россия была почетным гостем, — туда вывозили десант в сто писателей, и я был одним из них. Неудобно получалось перед европейской общественностью, так что наверху дали отбой». — «На каком верху?» — «На самом. Но дело не в этом, хотя, конечно, история с судом сыграла определенную роль. Мой новый роман начался все-таки иначе. Как-то зимой, в холод, я вышел голым из дома — я каждое утро зимой голым хожу по снегу, — было градусов тридцать, а путь у меня был такой: дойти до ворот и выключить фонарь. Я дошел туда, а было такое тихое солнечное утро. Я выключил фонарь, иду и думаю: “А ведь так можно и замерзнуть легко…” — и такоеЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Публикуется с разрешения
редакции Rolling Stone.
Оригинал: http://rollingstone.ru/articles/345
Владимир Сорокин. Собачье сердце
"Rolling Stone", №29
Через двадцать минут чернявый официант, похожий на нервно выхаживающего тореро, перестает скрывать ненависть во взгляде. Ему окончательно становится ясно, что двое посетителей, облюбовавших пользующийся спросом столик у окна в недешевом аргентинском стейк-хаузе на Ленинском проспекте, так и собираются цедить зеленый чай из чайника, не переходя к чему-то более существенному. И, судя по лежащему на столе диктофону, это у них надолго.
***
Непонятно, узнает ли он в одном из любителей чая писателя Владимира Сорокина. Судя по всему, нет — несмотря даже на то, что мало кто из писателей обладает столь запоминающейся внешностью. И следит за ней Сорокин не менее тщательно, чем придворный времен кардинала Ришелье. Беседа, так или иначе, вращается вокруг последней книги Сорокина, романа «День опричника», текста во многом неожиданного.
Те, кто считает Сорокина гордостью русской литературы, и те, кто кличет его «писателем-калоедом», сходятся в одном: со злобой дня его произведения редко дружат. Поэтому «Дня опричника», из которого эта злоба хлещет буквально фонтаном, мало кто ждал. Но вторжение на новую территорию оказалось на редкость удачным: очевидно, о безумии нашей политической действительности можно адекватно написать, лишь сойдя с вершин еще большего безумия — например, оттуда, где из клонов русских писателей добывают голубое сало.
«Я не люблю прямых эфиров, потому что говорю очень медленно», — несколько раз повторяет он в трубку какому-то Тимуру с телевидения. Сорокин действительно изъясняется медленно и тягуче, словно обдумывает слова перед тем, как занести их на бумагу. «Я, собственно, хотел отметиться в жанре народной книги, сделать ярмарочный роман, что-то вроде матрешки. Сам не ожидал, что напишу такое.
Я немного «подзамерз» за пять лет работы над «ледяной эпопеей» — хотелось чего-то более свободного. Но критики пишут пока всякую ерунду, выискивают в романе намеки на реальных персонажей и радуются как дети. В целом уровень дебилизации литературных обозревателей растет». Я замечаю, что критикам, пожалуй, не за что особенно любить роман, в котором видного представителя их племени палачи подвергают публичной порке. «Ну да, — смеется Сорокин, — выпорол только одного, на остальных места не хватило».
Впрочем, в «Дне опричника» душат, порют, насилуют и режут не одних только литературных критиков, а представителей практически всех сословий. Как удалось Сорокину разглядеть в современности средневековую опричнину? Почему именно опричнина, а не какая-нибудь аракчеевщина?
«Иван Васильевич был глубоко больным человеком, но в болезни его, как во всякой русской паранойе, было нечто нечеловечески возвышенное. Они ведь как жили с опричниками в Александровской слободе? В пять часов утра вставали и на молебен. Молебен длился до десяти, причем сам царь выступал в роли игумена. А после молебна шел в пыточную и выходил оттуда такой… просветленный. И вся эта символика — всадник на черном коне с метлой и собачьей головой… Это только очень больное сознание могло изобрести. Опричнина оставила глубочайший след в русской душе, и с тех пор в каждом из нас живет маленький опричник. Никакая другая эпоха в этом смысле и рядом не лежала с эпохой Ивана». — «Наверное, определенную роль сыграли личные впечатления от судебного процесса, который не так давно вели против писателя «Идущие вместе», усмотревшие в романе «Голубое сало» порнографию?» — «Ну, не без этого, конечно. Это только со стороны процесс мог казаться анекдотичным, мне же было совсем не до смеха. Из администрации судье спустили конкретную установку: дать два года условно. Хотя порнографии в литературе не может быть по определению — буквы на бумаге никого не возбуждают. Но в России впервые, начиная с XVI века, создалась уникальная ситуация, когда писатель может написать и напечатать все что угодно. Не все к этому оказались готовы, в том числе и власти. На Западе подобную фазу уже проходили в начале 60-х, когда были процессы по “Лолите”, “Голому завтраку”, Генри Миллеру.
Ну и у нас теперь то же самое — как всегда, с опозданием в полсотни лет». — «Если все обстояло так серьезно, почему же дело поспешно закрыли?» — «Надвигалась книжная ярмарка во Франкфурте, на которой Россия была почетным гостем, — туда вывозили десант в сто писателей, и я был одним из них. Неудобно получалось перед европейской общественностью, так что наверху дали отбой». — «На каком верху?» — «На самом. Но дело не в этом, хотя, конечно, история с судом сыграла определенную роль. Мой новый роман начался все-таки иначе. Как-то зимой, в холод, я вышел голым из дома — я каждое утро зимой голым хожу по снегу, — было градусов тридцать, а путь у меня был такой: дойти до ворот и выключить фонарь. Я дошел туда, а было такое тихое солнечное утро. Я выключил фонарь, иду и думаю: “А ведь так можно и замерзнуть легко…” — и такое
ГЛАВА ИЗ КНИГИ АНДРЕЯ БУХАРИНА - ТАНЦЫ СО ЗВЕЗДАМИ.
24-10-2009 04:02
Глава из книги одного из лучших музыкальных журналистов страны,
ведущего программы "Уроки русского" на радио MAXIMUM,
обозревателя журнала Rolling Stone Андрея Бухарина.
Книга вышла в свет в издательстве "Амфора" уже после смерти Ильи в 2008 году.
PUBLIC ENEMY # 1: ИЛЬЯ КОРМИЛЬЦЕВ
Илья Кормильцев, более всего известный как участник и автор знаменитых хитов "Наутилуса Помпилиуса", вновь оказался в центре скандала и внимания СМИ. Только теперь уже в ином качестве - как радикальный издатель, возглавляющий книжное издательство "Ультра.Культура".
Все началось с того, что оставив после распада "Наутилуса Помпилиуса" в конце 90-х мир шоу-бизнеса, Кормильцев занялся литературными переводами. Первой его книгой в этом качестве стал роман Ника Кейва "И узре ослица Ангела Божие". Это он впервые представил на русском языке Фредерика Бегбедера и совершил титанический труд по переводу толстенного толмуда Брета Истона Эллиса "Гламорама".
Игра на литературном поле естественным образом привела к созданию собственного издательства с говорящим названием "Ультра.Культура", которое сосредоточилось на исследовании границ допустимого в общественном сознании и постановке острых, табуированных, пограничных тем, что не могло в конце концов не вызвать недовольства властных структур. Госнаркоконтроль, опираясь на решение одного из провинциальных судов, арестовал тираж книги "Марихуанна: запретное лекарство", а заодно волевым решением и ряд других книг издательства: двухтомник "Анталогия современного анархизма и радикализма", "Терроризм изнутри" Брюса Хоффмана, воспоминания Александра и Энн Шульгиных "Фенэтиламины, которые я знал и любил", "Штурмуя небеса: Подлинная история ЛСД" Брюса Стивенса. Как в старые добрые советские времена Илья оказался чуть ли не в роли преследуемого властями диссидента, о котором пишет западная пресса, включая лондонскую "Таймс".
Ты интересный и редкий пример человека, меняющего свою судьбу, карму, если можно так выразиться, выбирающего новые пути в жизни. Лично у меня, поскольку мы познакомились уже после "Наутилуса", ты совершенно не ассоциируешься с тем, человеком, который писал всенародно любимые хиты русского рока.
На самом деле, когда закончился период "Наутилуса", я искренне думал, что останусь в музыке, только буду работать в новой для меня в тот момент электронной культуре. Но потом я понял, что ситуация тупиковая, потому что независимо от качества того, что я делаю, я буду все равно восприниматься в контексте русского рока. Меня не смогут воспринять просто в силу закона стереотипов. И я сделал шаг в сторону, с теми же идеями, но не имея на себе этого груза имени. Я решил, что надо двигаться в сторону чистой словесности. Но я не чувствовал себя вполне уверено, поэтому выбрал такую незаметную профессию переводчика. Тем более, что переводом мне уже приходилось заниматься, да и редакторским делом тоже.
Со скольких языков ты переводишь?
Теоретически я могу перводить с четырех: английского, французского, итальянского, испанского, но с тем комплексом идей, который мне интересен, - новейшей культурологией, - больше всего работают в англо-саксонском мире.
Переводя Бегбедера и Эллиса, ты вплотную столкнулся с миром гламура. Ты никогда не был человеком этой среды...
Да, я не принадлежал к этой среде, но не могу сказать, что не имел о ней никакого представления. Как человеку музыкальной тусовки, мне приходилось с ней соприкасаться.
Эллис, Уэльбек, Бегбедер - в западном мире сложилось целое литературное направление, основанное на критике гламура. Насколько его готовы воспринять здесь, в России, где гламур стал чуть ли ни национальной идеологией?
Эти авторы не одинаковы. Отношение к миру гламура выражено у них очень по-разному. Почему Бегбедер сразу же здесь очень хорошо пошел? Потому что у него это отношение инсайдера, стеб над самим собой. Эллис же смотрит на эти вещи извне, хотя и говорит голосом героя, находящегося внутри. Если Бегбедер - это черный юмор, то Эллис - это сатира. Он показывает, не то, что мир, в котором мы живем, ужасен, а то, что у этого есть причины и есть задачи. Он вступает на территорию этики в высоком смысле этого слова.
Мне показалось, что "Гламорама" Эллиса была встречена в Москве с недоумением.
Читая Бегбедера, какой-нибудь редактор глянцевого журнала или рекламщик думает: да, мы живем ужасно, занимаемся глупостью, но я то это тоже понимаю. Когда же он читает Эллиса, его ставят в положение марионетки, у которой есть хозяева, которые решили, что он будет жить именно так. И это очень раздражает тех людей, которые считают себя нонконформистами, а на деле обслуживают эту неоконсервативную систему. Вокруг "Гламорамы" и поднялась такая вонь потому, что журналисты глянцевых изданий находят в ее герое Викторе Варде неприятные для себя моменты идентичости. В отличие от героев Бегбедера в нем воплощен тип законченного, добропорядочного идиота.
Ну да бог с ним, с гламуром. Твое издательство издает книги порадикальнее. Вы в последнее времяЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Глава из книги одного из лучших музыкальных журналистов страны,
ведущего программы "Уроки русского" на радио MAXIMUM,
обозревателя журнала Rolling Stone Андрея Бухарина.
Книга вышла в свет в издательстве "Амфора" уже после смерти Ильи в 2008 году.
PUBLIC ENEMY # 1: ИЛЬЯ КОРМИЛЬЦЕВ
Илья Кормильцев, более всего известный как участник и автор знаменитых хитов "Наутилуса Помпилиуса", вновь оказался в центре скандала и внимания СМИ. Только теперь уже в ином качестве - как радикальный издатель, возглавляющий книжное издательство "Ультра.Культура".
Все началось с того, что оставив после распада "Наутилуса Помпилиуса" в конце 90-х мир шоу-бизнеса, Кормильцев занялся литературными переводами. Первой его книгой в этом качестве стал роман Ника Кейва "И узре ослица Ангела Божие". Это он впервые представил на русском языке Фредерика Бегбедера и совершил титанический труд по переводу толстенного толмуда Брета Истона Эллиса "Гламорама".
Игра на литературном поле естественным образом привела к созданию собственного издательства с говорящим названием "Ультра.Культура", которое сосредоточилось на исследовании границ допустимого в общественном сознании и постановке острых, табуированных, пограничных тем, что не могло в конце концов не вызвать недовольства властных структур. Госнаркоконтроль, опираясь на решение одного из провинциальных судов, арестовал тираж книги "Марихуанна: запретное лекарство", а заодно волевым решением и ряд других книг издательства: двухтомник "Анталогия современного анархизма и радикализма", "Терроризм изнутри" Брюса Хоффмана, воспоминания Александра и Энн Шульгиных "Фенэтиламины, которые я знал и любил", "Штурмуя небеса: Подлинная история ЛСД" Брюса Стивенса. Как в старые добрые советские времена Илья оказался чуть ли не в роли преследуемого властями диссидента, о котором пишет западная пресса, включая лондонскую "Таймс".
Ты интересный и редкий пример человека, меняющего свою судьбу, карму, если можно так выразиться, выбирающего новые пути в жизни. Лично у меня, поскольку мы познакомились уже после "Наутилуса", ты совершенно не ассоциируешься с тем, человеком, который писал всенародно любимые хиты русского рока.
На самом деле, когда закончился период "Наутилуса", я искренне думал, что останусь в музыке, только буду работать в новой для меня в тот момент электронной культуре. Но потом я понял, что ситуация тупиковая, потому что независимо от качества того, что я делаю, я буду все равно восприниматься в контексте русского рока. Меня не смогут воспринять просто в силу закона стереотипов. И я сделал шаг в сторону, с теми же идеями, но не имея на себе этого груза имени. Я решил, что надо двигаться в сторону чистой словесности. Но я не чувствовал себя вполне уверено, поэтому выбрал такую незаметную профессию переводчика. Тем более, что переводом мне уже приходилось заниматься, да и редакторским делом тоже.
Со скольких языков ты переводишь?
Теоретически я могу перводить с четырех: английского, французского, итальянского, испанского, но с тем комплексом идей, который мне интересен, - новейшей культурологией, - больше всего работают в англо-саксонском мире.
Переводя Бегбедера и Эллиса, ты вплотную столкнулся с миром гламура. Ты никогда не был человеком этой среды...
Да, я не принадлежал к этой среде, но не могу сказать, что не имел о ней никакого представления. Как человеку музыкальной тусовки, мне приходилось с ней соприкасаться.
Эллис, Уэльбек, Бегбедер - в западном мире сложилось целое литературное направление, основанное на критике гламура. Насколько его готовы воспринять здесь, в России, где гламур стал чуть ли ни национальной идеологией?
Эти авторы не одинаковы. Отношение к миру гламура выражено у них очень по-разному. Почему Бегбедер сразу же здесь очень хорошо пошел? Потому что у него это отношение инсайдера, стеб над самим собой. Эллис же смотрит на эти вещи извне, хотя и говорит голосом героя, находящегося внутри. Если Бегбедер - это черный юмор, то Эллис - это сатира. Он показывает, не то, что мир, в котором мы живем, ужасен, а то, что у этого есть причины и есть задачи. Он вступает на территорию этики в высоком смысле этого слова.
Мне показалось, что "Гламорама" Эллиса была встречена в Москве с недоумением.
Читая Бегбедера, какой-нибудь редактор глянцевого журнала или рекламщик думает: да, мы живем ужасно, занимаемся глупостью, но я то это тоже понимаю. Когда же он читает Эллиса, его ставят в положение марионетки, у которой есть хозяева, которые решили, что он будет жить именно так. И это очень раздражает тех людей, которые считают себя нонконформистами, а на деле обслуживают эту неоконсервативную систему. Вокруг "Гламорамы" и поднялась такая вонь потому, что журналисты глянцевых изданий находят в ее герое Викторе Варде неприятные для себя моменты идентичости. В отличие от героев Бегбедера в нем воплощен тип законченного, добропорядочного идиота.
Ну да бог с ним, с гламуром. Твое издательство издает книги порадикальнее. Вы в последнее время
Роза
19-10-2009 18:13
когда наступит зима
когда похолодает в домах
когда умрут все цветы
и дети закопают их в снег
когда начнется новый мир
в голодных искалеченных снах
когда сгорит под окном
пропитанный теплом человек
роза разорвет мне грудь
осколками железных шипов
роза иссушит мне кровь
от имени погибших цветов
одна только вера
никаких надежд на завтрашний день
одно только завтра
потому что вчера не вернуть
и нет такой вины
которая стоит войны
но война не смотря ни на что
отправляется в путь
роза разорвет мне грудь
осколками железных шипов
роза иссушит мне кровь
от имени погибших цветов
она настолько же ненависть
насколько любовь
и её нельза - увы -
подарить никому
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
когда наступит зима
когда похолодает в домах
когда умрут все цветы
и дети закопают их в снег
когда начнется новый мир
в голодных искалеченных снах
когда сгорит под окном
пропитанный теплом человек
роза разорвет мне грудь
осколками железных шипов
роза иссушит мне кровь
от имени погибших цветов
одна только вера
никаких надежд на завтрашний день
одно только завтра
потому что вчера не вернуть
и нет такой вины
которая стоит войны
но война не смотря ни на что
отправляется в путь
роза разорвет мне грудь
осколками железных шипов
роза иссушит мне кровь
от имени погибших цветов
она настолько же ненависть
насколько любовь
и её нельза - увы -
подарить никому
Птица на подоконнике
19-10-2009 18:04
когда о тебе говорят - всегда понижают голос
и не могут найти нужных слов чтобы выразить весь свой ужас
мастера намеков даже они бессильны
объяснить за стаканом чая что же в тебе такого
этот город слишком мал для твоей любви
так мал для твоей любви
когда я пришел к тебе я ожидал увидеть
наркотическую пантеру неоновую Венеру
мурлыкающую на шкурах
лижущую кровь последней невинной жертвы
и очередь бледных безумцев ждущих в твоей прихожей
этот город слишком мал для твоей любви
так мал для твоей любви
но всё, что я увидел в клетке твоей квартиры
маленькую смелую птицу с ясными как небо глазами
сидящую на подоконнике с гордо сомкнутым клювом
и ждущую с нетерпеньем любого попутного ветра
этот город слишком мал для твоей любви
так мал для твоей любви
комментарии: 2
понравилось!
вверх^
к полной версии
когда о тебе говорят - всегда понижают голос
и не могут найти нужных слов чтобы выразить весь свой ужас
мастера намеков даже они бессильны
объяснить за стаканом чая что же в тебе такого
этот город слишком мал для твоей любви
так мал для твоей любви
когда я пришел к тебе я ожидал увидеть
наркотическую пантеру неоновую Венеру
мурлыкающую на шкурах
лижущую кровь последней невинной жертвы
и очередь бледных безумцев ждущих в твоей прихожей
этот город слишком мал для твоей любви
так мал для твоей любви
но всё, что я увидел в клетке твоей квартиры
маленькую смелую птицу с ясными как небо глазами
сидящую на подоконнике с гордо сомкнутым клювом
и ждущую с нетерпеньем любого попутного ветра
этот город слишком мал для твоей любви
так мал для твоей любви
-
18-10-2009 02:35
"И отсекаю все лишнее..."
О. Роден, скульптор
Сидя на канапе, графиня слушала как в камере-обскуре потрескивает магний, в то время как Жан отчаянно пытался наладить модную игрушку. Графине хотелось понять, откуда капитану известно, про то, что Звездочка растянула себе бабки - видно, кто-то из конюхов оказался без меры болтлив. А ведь бедняга заложил дом - да и не только дом - кто бы мог это подумать? - все, все, что оставил ему престарелый Граф. Зачем? Зачем ему этот отчаянный риск?
- Ведомы ли нам все тайны, скрытые в натуре? - рассуждал между тем вслух Жан. - Если мы полагаем, что да, то мы просто пытаемся уподобить себя демиургу, который замочил кусок глины, дабы сотворить из него разумных тварей. Но сталкиваясь со стихийными элементами, мы понимаем, что отважились играть в опасные игры, подобно детям, которые полагают, что небесный отец не станет их журить. Увы! Скорее какая-нибудь оплошность в расчетах....
Графиня не слушала. "Сперва шикарная шестерка вороных, затем Звездочка... Я подставила себя под удар молвы, хотя мне сказали, ей богу, что за ценную лошадь он готов стать даже под прямую наводку мортиры". Она вспомнила что де Мирье ее звали завтра в оперу. Когда же эти глупцы оставят ее в покое. И любимая бонбоньерка к тому же раскололась... За дверью послышались шаги, кто-то из слуг посмотрел в щель между портьер словно в глазок. В вечерней тишине поместья были слышны пасторальные звуки. Козел проблеял где-то вдалеке.
- Куда я денусь от людской молвы? - сказала громко графиня, не заботясь о том, что подумал Жан. Шесть месяцев под грузом терзаний, следствием одной роковой минуты страстей, измотали ее нервы и в последнее время ей самой хотелось положить этому конец. Раньше, когда дела капитана еще не пришли в упадок, простые, ясные перспективы дамского счастья представлялись ей, но то, что это ожидание будет тянуться так долго... Словно по тонкому льду идешь через Сену, - думала она, - сделаешь неверный шаг и провалишься туда, где поджидает позор на весь Париж, туда, откуда нет возврата.
Хотелось ей вольной жизни - и муж умирает (хотя в преждевременной смерти его отчасти и ее вина - не уберегла от распутных парижских девок, от пагубного азарта, от ветра в голове. Воспоминания нахлынули и тут же дали другой ход мыслям. А может и не было никакой любви, и все дело в желании стать владельцем шестерки вороных? Из разговоров с Жюли она знала, что от тех, кто еще ни разу не вращался в изменившемся после Реставрации свете, тех, кто провел бурные времена на службе в заморской колонии, не во Франции, нюхнул там пороху, уже обагрил в крови пальцы, трудно ожидать любви без расчета.
Графиня обмахнулась веером, подарком персидского посланника Сефер-бабы.
- Диавол, вот в ком все дело! - продолжал разглагольствовать Жан. - Я только что вспомнил, какие величественные сцены у Мильтона...
Графине было душно, она закатывала глаза, но Жан ничего не замечал...
- Роза, мистическая роза, все чаше и чаще я возвращаюсь мыслями к ней. Не исключено, что мы живем в последние недели перед концом света. Тем, кто упорствует в гордыне, стоит вспомнить, как скрутили архангелы Люцифера железными цепями, как вопила Лилит, что сидеть ему весь век в огненной тюрьме, страдая от невообразимого горя, которого ни одна живая душа не ведала. А ведь все могло быть иначе. Роза, мистическая роза всепрощения, знала все заранее до начала времен. Да что там знала, она помогала ему, пыталась подсказать путь спасения, но...
"Стричь, стричь плотную зеленую бумагу" - как-то невпопад подумала графиня, - "и складывать... Я стала похожа на глупую куклу, дикие мысли мне приходят в голову! Это все духота".
Тут она заметила, что в комнату вошла породистая борзая сука, роняя слюну.
"Опять камердинер не покормил," -подумала графиня. "Да она не слушает!" - догадался Жан. - "Что-то сестра сильно сдала в последнее время. Все эти кавалеры, которые вьются вокруг по мелкому расчету... Порядка в доме никакого и собака вот гуляет, будто не знает, где у нее подстилка. Думает ли сестра хотя бы иногда о мистической Розе, о том, что скоро всех нас поставят перед лицом Страшного Судии?" Жан отошел к стенке, не зная, о чем спросить у совсем уже побледневшей сестры. Вдруг упадет в обморок, с нее станется.
"Вот он - конец света!" - думал он. - "Завтра падать в обморок будет уже некому. И римская курия просчиталась, не спасет ее капитолийская волчица!"
"У них нет доказательств, нет!" - думала графиня. - "Один слух ничего не докажет..."
Внезапно раздался грубый стук - непонятно откуда, стучали не в дверь. Жан, который было слегка успокоился, машинально взял в руки растрепанную книжонку, какую-то белиберду, из тех, что любят читать в метрополии - про красивую жизнь и сильные страсти в диких странах.
Читать эту чушь ему совсем не хотелось... От нечего делать он стал рассматривать страницы и увидел, что словно кто-то начал замазывать у него на глазах отдельные слова карандашом, словно хотел посмотреть, что из этогоЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
"И отсекаю все лишнее..."
О. Роден, скульптор
Сидя на канапе, графиня слушала как в камере-обскуре потрескивает магний, в то время как Жан отчаянно пытался наладить модную игрушку. Графине хотелось понять, откуда капитану известно, про то, что Звездочка растянула себе бабки - видно, кто-то из конюхов оказался без меры болтлив. А ведь бедняга заложил дом - да и не только дом - кто бы мог это подумать? - все, все, что оставил ему престарелый Граф. Зачем? Зачем ему этот отчаянный риск?
- Ведомы ли нам все тайны, скрытые в натуре? - рассуждал между тем вслух Жан. - Если мы полагаем, что да, то мы просто пытаемся уподобить себя демиургу, который замочил кусок глины, дабы сотворить из него разумных тварей. Но сталкиваясь со стихийными элементами, мы понимаем, что отважились играть в опасные игры, подобно детям, которые полагают, что небесный отец не станет их журить. Увы! Скорее какая-нибудь оплошность в расчетах....
Графиня не слушала. "Сперва шикарная шестерка вороных, затем Звездочка... Я подставила себя под удар молвы, хотя мне сказали, ей богу, что за ценную лошадь он готов стать даже под прямую наводку мортиры". Она вспомнила что де Мирье ее звали завтра в оперу. Когда же эти глупцы оставят ее в покое. И любимая бонбоньерка к тому же раскололась... За дверью послышались шаги, кто-то из слуг посмотрел в щель между портьер словно в глазок. В вечерней тишине поместья были слышны пасторальные звуки. Козел проблеял где-то вдалеке.
- Куда я денусь от людской молвы? - сказала громко графиня, не заботясь о том, что подумал Жан. Шесть месяцев под грузом терзаний, следствием одной роковой минуты страстей, измотали ее нервы и в последнее время ей самой хотелось положить этому конец. Раньше, когда дела капитана еще не пришли в упадок, простые, ясные перспективы дамского счастья представлялись ей, но то, что это ожидание будет тянуться так долго... Словно по тонкому льду идешь через Сену, - думала она, - сделаешь неверный шаг и провалишься туда, где поджидает позор на весь Париж, туда, откуда нет возврата.
Хотелось ей вольной жизни - и муж умирает (хотя в преждевременной смерти его отчасти и ее вина - не уберегла от распутных парижских девок, от пагубного азарта, от ветра в голове. Воспоминания нахлынули и тут же дали другой ход мыслям. А может и не было никакой любви, и все дело в желании стать владельцем шестерки вороных? Из разговоров с Жюли она знала, что от тех, кто еще ни разу не вращался в изменившемся после Реставрации свете, тех, кто провел бурные времена на службе в заморской колонии, не во Франции, нюхнул там пороху, уже обагрил в крови пальцы, трудно ожидать любви без расчета.
Графиня обмахнулась веером, подарком персидского посланника Сефер-бабы.
- Диавол, вот в ком все дело! - продолжал разглагольствовать Жан. - Я только что вспомнил, какие величественные сцены у Мильтона...
Графине было душно, она закатывала глаза, но Жан ничего не замечал...
- Роза, мистическая роза, все чаше и чаще я возвращаюсь мыслями к ней. Не исключено, что мы живем в последние недели перед концом света. Тем, кто упорствует в гордыне, стоит вспомнить, как скрутили архангелы Люцифера железными цепями, как вопила Лилит, что сидеть ему весь век в огненной тюрьме, страдая от невообразимого горя, которого ни одна живая душа не ведала. А ведь все могло быть иначе. Роза, мистическая роза всепрощения, знала все заранее до начала времен. Да что там знала, она помогала ему, пыталась подсказать путь спасения, но...
"Стричь, стричь плотную зеленую бумагу" - как-то невпопад подумала графиня, - "и складывать... Я стала похожа на глупую куклу, дикие мысли мне приходят в голову! Это все духота".
Тут она заметила, что в комнату вошла породистая борзая сука, роняя слюну.
"Опять камердинер не покормил," -подумала графиня. "Да она не слушает!" - догадался Жан. - "Что-то сестра сильно сдала в последнее время. Все эти кавалеры, которые вьются вокруг по мелкому расчету... Порядка в доме никакого и собака вот гуляет, будто не знает, где у нее подстилка. Думает ли сестра хотя бы иногда о мистической Розе, о том, что скоро всех нас поставят перед лицом Страшного Судии?" Жан отошел к стенке, не зная, о чем спросить у совсем уже побледневшей сестры. Вдруг упадет в обморок, с нее станется.
"Вот он - конец света!" - думал он. - "Завтра падать в обморок будет уже некому. И римская курия просчиталась, не спасет ее капитолийская волчица!"
"У них нет доказательств, нет!" - думала графиня. - "Один слух ничего не докажет..."
Внезапно раздался грубый стук - непонятно откуда, стучали не в дверь. Жан, который было слегка успокоился, машинально взял в руки растрепанную книжонку, какую-то белиберду, из тех, что любят читать в метрополии - про красивую жизнь и сильные страсти в диких странах.
Читать эту чушь ему совсем не хотелось... От нечего делать он стал рассматривать страницы и увидел, что словно кто-то начал замазывать у него на глазах отдельные слова карандашом, словно хотел посмотреть, что из этого
И БУХНУТЬ, И КУРНУТЬ, И ВСЁ ЧТО ХОЧЕШЬ – В ЗАВИСИМОСТИ ОТ КОМПАНИИ И НАСТРОЕНИЯ...
16-10-2009 16:17
Первоисточник:
http://www.km.ru/magazin/view.asp?id=D68C0428B1E14A0BBFD9953793C1655D
Свистнуто отсюда:
http://community.livejournal.com/ilyakormiltzev
_________________________________________________________________________
(ответы на вопросы читалей портала KM.RU)
Lion 02.11 21:57 - Насколько я знаю, Вы, Илья, - человек разноплановый. Помимо текстов для «Нау» и др. муз. коллективов, есть ли еще у Вас литературные подвиги? Поделитесь, пожалуйста! Мне очень нравится Ваш философский подход к существованию или, как правильно сказать, временному пребыванию в этом мире.
Genius 29.10 1:11 - Я слышал, Вы ставили спектакли в театрах. Продолжаете писать пьесы?
Илья Кормильцев: Нет, спектаклей я не ставил, в театре не играл, пьес не писал – этим всем занимается моя жена. Может, нас просто путают? :-)
Aspirant 01.11 0:53 - Скажите, Илья, для вас существует понятие "русский рок" как философское направление музыки? Спасибо.
ИК: Не существует. В музыке вообще нет «философского» направления, как нет «медицинского», «астрофизического» или «термодинамического». Философия – это наука. К сожалению, слово «философский» приклеивают к чему угодно. К тому же вопрос не актуален – русского рока уже тоже не существует.
Е&Л 31.10 14:19 - "УльтраКультура" активно издает Лимонова – у вас с ним взгляды общие, или "взгляды отдельно - бизнес отдельно"? Вообще, с авторами, которых издаете, лично знакомитесь? Каким образом автор и издатель находят друг друга - особенно в вашем случае, когда издательство (только не обижайтесь :) не шибко известное?
DarkFlash 31.10 15:11 - ...продолжаю допрос! В структуре "Ультракультуры" лично вы какую должность занимаете и обязанности выполняете? И вообще, "УК" (классная аббревиатурка, однако :)) – что за предприятие по сути, какой "формы собственности" и т. д.?
ИК: УК – есть частное малое предприятие, я работаю там главным редактором, авторы находят нас сами, как правило, «разделять взгляды» совсем не означает даже в плане этимологии «совпадать во взглядах» - можно что-то принимать в авторе, что-то нет. Ведь нравится вовсе не то, с чем ты согласен, иногда и то, с чем ты в корне расходишься. В конкретном случае Лимонова, я думаю, «схождений и расхождений» примерно фифти-фифти.
дружная компания 02.11 11:32 - Илья, что они тебя такими серьезными вопросами грузят? Вот лучше ответь: ты, когда с хорошими людьми встречаешься, как это дело обставляешь? -- типа куда идете, чего заказываете в смысле бухнуть, ну и вообще. Извини, у нас сейчас просто настроение хорошее, ржачное, а тут - "философия рока, политические взгляды, бухгалтерия ультракультуры", тьфу, блин…
ИК: И бухнуть, и курнуть, и все что хочешь – все зависит от компании и настроения. Вообще, в соответствии с традициями своего поколения, предпочитаю домашне-кухонное общение общепитно-публичному. Красное вино и «белая вдова» - наилучшее сочетание для общения.
Леонид Ермилин 30.10 22:22 - Здравствуйте, Илья. Я вас очень уважаю, но, как и многие другие, знаю вас только по Наутилусу и совсем немного по Аквариуму. Наверное, это отчасти логично: авторов текстов (даже классных текстов!) знают гораздо хуже исполнителей. Но все же расскажите о том, с кем вы работали помимо Бутусова и БГ после того, как эти корифеи, мягко говоря, вступили в период застоя? Заранее спасибо.
ИК: С Борисом Борисовичом я, вообще-то, никогда не «работал» в смысле совместных песен. Еще я работал с Настей и «Урфин Джюсом», но это было задолго до того, как «корифеи вступили в период застоя». Кроме того, есть у меня с пяток «случайных» песен с разными исполнителями, вроде, скажем, группы «Томас», но в целом я очень малопродуктивный lyricist – я написал за все время вряд ли многим больше ста песен.
nn 30.10 21:49 - Говорят, Вы в Праге живёте - это правда?
ИК: Уже давно не живу. Жил в 1995-96 гг.
Верунчик 30.10 21:48 - Простите, а "Чужие" только записывают музыку в мало приспособленных для этого помещениях :-) или еще ее где-нибудь исполняют? (вживую, имеется в виду)? Если да, то где?
ИК: Нам бы очень хотелось работать вживую. Надеюсь, что мы к этому в ближайшее время придем.
Денис Ипполитов 30.10 16:32 - Что на сегодняшний день для Вас круче (в абсолютном измерении,а не по влиянию на вашу жизнь):работа с "Урфином Джюсом", "Наутилусом", или эта... "ультракультура"? Почему от К.С.Льюиса и "Прогулок по воде" такой крен влево?
ИК: Круче всего для меня общение с Богом во мне, а формы меняются в зависимости от исторической ситуации. Никакого «хрена влево» я сам не усматриваю в происходящем, как и каких-то вопиющих противоречий между К.С. Льюисом, «Прогулками по воде» и коммунистическими сайтами, на которых размещают мои интервью.
Олег 30.10 10:24 - "Это моя нога... А это ее нога..." Помню здорово удивился, когда узнал, что ко всем эти ногам лично вы "руку приложили" :) А что еще в рекламном жанре - ваше? В роликах же ни режиссеров, ни "авторов сценария" не указывают.
ИК: Моя короткая карьера в копирайте сводится кЧитать далее...
комментарии: 1
понравилось!
вверх^
к полной версии
Первоисточник:
http://www.km.ru/magazin/view.asp?id=D68C0428B1E14A0BBFD9953793C1655D
Свистнуто отсюда:
http://community.livejournal.com/ilyakormiltzev
_________________________________________________________________________
(ответы на вопросы читалей портала KM.RU)
Lion 02.11 21:57 - Насколько я знаю, Вы, Илья, - человек разноплановый. Помимо текстов для «Нау» и др. муз. коллективов, есть ли еще у Вас литературные подвиги? Поделитесь, пожалуйста! Мне очень нравится Ваш философский подход к существованию или, как правильно сказать, временному пребыванию в этом мире.
Genius 29.10 1:11 - Я слышал, Вы ставили спектакли в театрах. Продолжаете писать пьесы?
Илья Кормильцев: Нет, спектаклей я не ставил, в театре не играл, пьес не писал – этим всем занимается моя жена. Может, нас просто путают? :-)
Aspirant 01.11 0:53 - Скажите, Илья, для вас существует понятие "русский рок" как философское направление музыки? Спасибо.
ИК: Не существует. В музыке вообще нет «философского» направления, как нет «медицинского», «астрофизического» или «термодинамического». Философия – это наука. К сожалению, слово «философский» приклеивают к чему угодно. К тому же вопрос не актуален – русского рока уже тоже не существует.
Е&Л 31.10 14:19 - "УльтраКультура" активно издает Лимонова – у вас с ним взгляды общие, или "взгляды отдельно - бизнес отдельно"? Вообще, с авторами, которых издаете, лично знакомитесь? Каким образом автор и издатель находят друг друга - особенно в вашем случае, когда издательство (только не обижайтесь :) не шибко известное?
DarkFlash 31.10 15:11 - ...продолжаю допрос! В структуре "Ультракультуры" лично вы какую должность занимаете и обязанности выполняете? И вообще, "УК" (классная аббревиатурка, однако :)) – что за предприятие по сути, какой "формы собственности" и т. д.?
ИК: УК – есть частное малое предприятие, я работаю там главным редактором, авторы находят нас сами, как правило, «разделять взгляды» совсем не означает даже в плане этимологии «совпадать во взглядах» - можно что-то принимать в авторе, что-то нет. Ведь нравится вовсе не то, с чем ты согласен, иногда и то, с чем ты в корне расходишься. В конкретном случае Лимонова, я думаю, «схождений и расхождений» примерно фифти-фифти.
дружная компания 02.11 11:32 - Илья, что они тебя такими серьезными вопросами грузят? Вот лучше ответь: ты, когда с хорошими людьми встречаешься, как это дело обставляешь? -- типа куда идете, чего заказываете в смысле бухнуть, ну и вообще. Извини, у нас сейчас просто настроение хорошее, ржачное, а тут - "философия рока, политические взгляды, бухгалтерия ультракультуры", тьфу, блин…
ИК: И бухнуть, и курнуть, и все что хочешь – все зависит от компании и настроения. Вообще, в соответствии с традициями своего поколения, предпочитаю домашне-кухонное общение общепитно-публичному. Красное вино и «белая вдова» - наилучшее сочетание для общения.
Леонид Ермилин 30.10 22:22 - Здравствуйте, Илья. Я вас очень уважаю, но, как и многие другие, знаю вас только по Наутилусу и совсем немного по Аквариуму. Наверное, это отчасти логично: авторов текстов (даже классных текстов!) знают гораздо хуже исполнителей. Но все же расскажите о том, с кем вы работали помимо Бутусова и БГ после того, как эти корифеи, мягко говоря, вступили в период застоя? Заранее спасибо.
ИК: С Борисом Борисовичом я, вообще-то, никогда не «работал» в смысле совместных песен. Еще я работал с Настей и «Урфин Джюсом», но это было задолго до того, как «корифеи вступили в период застоя». Кроме того, есть у меня с пяток «случайных» песен с разными исполнителями, вроде, скажем, группы «Томас», но в целом я очень малопродуктивный lyricist – я написал за все время вряд ли многим больше ста песен.
nn 30.10 21:49 - Говорят, Вы в Праге живёте - это правда?
ИК: Уже давно не живу. Жил в 1995-96 гг.
Верунчик 30.10 21:48 - Простите, а "Чужие" только записывают музыку в мало приспособленных для этого помещениях :-) или еще ее где-нибудь исполняют? (вживую, имеется в виду)? Если да, то где?
ИК: Нам бы очень хотелось работать вживую. Надеюсь, что мы к этому в ближайшее время придем.
Денис Ипполитов 30.10 16:32 - Что на сегодняшний день для Вас круче (в абсолютном измерении,а не по влиянию на вашу жизнь):работа с "Урфином Джюсом", "Наутилусом", или эта... "ультракультура"? Почему от К.С.Льюиса и "Прогулок по воде" такой крен влево?
ИК: Круче всего для меня общение с Богом во мне, а формы меняются в зависимости от исторической ситуации. Никакого «хрена влево» я сам не усматриваю в происходящем, как и каких-то вопиющих противоречий между К.С. Льюисом, «Прогулками по воде» и коммунистическими сайтами, на которых размещают мои интервью.
Олег 30.10 10:24 - "Это моя нога... А это ее нога..." Помню здорово удивился, когда узнал, что ко всем эти ногам лично вы "руку приложили" :) А что еще в рекламном жанре - ваше? В роликах же ни режиссеров, ни "авторов сценария" не указывают.
ИК: Моя короткая карьера в копирайте сводится к
Человек из ниоткуда
16-10-2009 16:06
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Из дискуссии об изменениях в русской литературе в период реформ
08-10-2009 20:28
Стенограмма дискуссии
23.06.2004
Евгений Ясин:
Фонд «Либеральная миссия» в свое время реализовал проект, целью которого было выяснить, что произошло с российской культурой в период реформ. Но культура - понятие весьма широкое, хотелось бы сузить поле обсуждения и поговорить о литературе.
Российская литература всегда обращалась с неким посланием к обществу. Она либо воспитывала, либо выступала распространителем тех или иных идей, либо способствовала осознанию обществом значимых для него проблем. И сегодня литература тоже должна выполнять какую-то из перечисленных или подобную функцию. Мы рассчитываем понять, какую именно. Итак, речь пойдет о том, чем характеризуется в настоящий момент литературный процесс, с какими посланиями литература обращается к обществу и, собственно, сохранилась ли русская литература как таковая.
________________________________________________________________
Илья Кормильцев: «Впервые за двести лет, антилиберальный проект в России является частью мирового антилиберального проекта»
Мне хотелось бы остановиться на особенностях нынешнего варианта антилиберального проекта, и в частности на том, как он сказывается на развитии литературы.
Если и самоопределял себя как либерала, то в том смысле, который не очень популярен в российской среде, - в смысле антигосударственном, анархическом по своей природе. Это тот вариант либерализма, который не очень «дружит» с толстовско-гандианским вариантом, столь популярным в России, а особенно в Москве. Таким образом, я на проблему либерализма смотрю с другой колокольни, и для меня либерализм - это не литературный стиль. Я с трудом себе представляю либеральный роман. Это, наверное, что-то очень скучное…
Наталья Иванова:
Это Тургенев.
Илья Кормильцев:
Кстати, на мой взгляд, Тургенев в большинстве своих проявлений весьма плохой писатель - именно по причине вышесказанного. Либерализм - это некие социальные условия, которые предоставляют максимальную свободу личности для ее самовыражения. Я всегда считал это аксиомой и никогда не видел проблемы в антилиберальном дискурсе как таковом, если он не является господствующем и не требует от меня подчинения на уровне моего социального бытования.
Хочу подчеркнуть, что многие не замечают существенных особенностей нынешнего антилиберального проекта, сводя его к реставрации сталинизма, реставрации империи, к новым песням о главном и т. д. На самом же деле внимание следует обратить на то, что впервые со времен Священного союза, т. е. впервые за двести лет, антилиберальный проект в России является частью мирового антилиберального проекта. Именно это позволяет сегодня противоположным, казалось бы, сторонам оказаться по одну сторону баррикад, хотя, возможно, сами они этого не понимают.
Итак, каковы особенности нынешнего антилиберального проекта? Прежде всего, он не менее постмодерен, чем предшествовавшая ему либеральная провокация начала 1990-х годов. За ним не стоит ни «глубокая метафизика», ни «последняя истина», ни «единственно верное учение», ни вообще хоть сколько-нибудь продуманная миросистема. Он пользуется всем чем угодно и раскидывает карты в зависимости от требований момента: сегодня, например, нужно рассказать про свободу предпринимательства, а завтра — про исключительность русского народа.
И в этом смысле противостояние по той линии, которая существовала в традиционном либерально-диссидентском дискурсе в России в доперестроечные времена, просто невозможно, потому что для выражения совершенно противоположных идей часто используются одни и те же приемы, одни и те же жанровые характеристики, одни и те же образы.
Нынешний этап антилиберального проекта, повторю, не поддается осмыслению вне глобальных рамок. Но, поскольку в советское время очень многое в либеральном проекте было ориентировано на поддержку Запада, причем в форме, как правило, государственнической, т. е. это была апелляция к врагу моего врага, сегодня, к сожалению, трудно осознать, что линия раскола в мире уже проходит не по географическим границам. Это и есть источник внутренней слабости либерального проекта в России, который готов выступать с критикой по поводу Путина, но гораздо в меньшей степени — по поводу Буша и уж тем более Шарона.
Я не думаю, что антилиберальный проект лишен идеологии. Просто пока он не готов ее заявить, потому что даже при нынешнем уровне моральной деградации социума не только в России, но и в мире, она может отпугнуть подавляющее большинство человечества. За либеральным проектом, безусловно, стоит криптоидеология, о которой можно судить только косвенно, по определенным признакам. На этой криптоидеологии, которая есть абсолютная противоположность свободе, только и может строиться любой нынешний либеральный проект. Поэтому, для того чтобы удержаться на том уровне значения русской литературы, который всегда был ей присущ, нынешний либеральный проект должен ставить вопросы космического характера, возможно религиозно-философские. А продолжать разбирать обломки вечного спора славянофиловЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Стенограмма дискуссии
23.06.2004
Евгений Ясин:
Фонд «Либеральная миссия» в свое время реализовал проект, целью которого было выяснить, что произошло с российской культурой в период реформ. Но культура - понятие весьма широкое, хотелось бы сузить поле обсуждения и поговорить о литературе.
Российская литература всегда обращалась с неким посланием к обществу. Она либо воспитывала, либо выступала распространителем тех или иных идей, либо способствовала осознанию обществом значимых для него проблем. И сегодня литература тоже должна выполнять какую-то из перечисленных или подобную функцию. Мы рассчитываем понять, какую именно. Итак, речь пойдет о том, чем характеризуется в настоящий момент литературный процесс, с какими посланиями литература обращается к обществу и, собственно, сохранилась ли русская литература как таковая.
________________________________________________________________
Илья Кормильцев: «Впервые за двести лет, антилиберальный проект в России является частью мирового антилиберального проекта»
Мне хотелось бы остановиться на особенностях нынешнего варианта антилиберального проекта, и в частности на том, как он сказывается на развитии литературы.
Если и самоопределял себя как либерала, то в том смысле, который не очень популярен в российской среде, - в смысле антигосударственном, анархическом по своей природе. Это тот вариант либерализма, который не очень «дружит» с толстовско-гандианским вариантом, столь популярным в России, а особенно в Москве. Таким образом, я на проблему либерализма смотрю с другой колокольни, и для меня либерализм - это не литературный стиль. Я с трудом себе представляю либеральный роман. Это, наверное, что-то очень скучное…
Наталья Иванова:
Это Тургенев.
Илья Кормильцев:
Кстати, на мой взгляд, Тургенев в большинстве своих проявлений весьма плохой писатель - именно по причине вышесказанного. Либерализм - это некие социальные условия, которые предоставляют максимальную свободу личности для ее самовыражения. Я всегда считал это аксиомой и никогда не видел проблемы в антилиберальном дискурсе как таковом, если он не является господствующем и не требует от меня подчинения на уровне моего социального бытования.
Хочу подчеркнуть, что многие не замечают существенных особенностей нынешнего антилиберального проекта, сводя его к реставрации сталинизма, реставрации империи, к новым песням о главном и т. д. На самом же деле внимание следует обратить на то, что впервые со времен Священного союза, т. е. впервые за двести лет, антилиберальный проект в России является частью мирового антилиберального проекта. Именно это позволяет сегодня противоположным, казалось бы, сторонам оказаться по одну сторону баррикад, хотя, возможно, сами они этого не понимают.
Итак, каковы особенности нынешнего антилиберального проекта? Прежде всего, он не менее постмодерен, чем предшествовавшая ему либеральная провокация начала 1990-х годов. За ним не стоит ни «глубокая метафизика», ни «последняя истина», ни «единственно верное учение», ни вообще хоть сколько-нибудь продуманная миросистема. Он пользуется всем чем угодно и раскидывает карты в зависимости от требований момента: сегодня, например, нужно рассказать про свободу предпринимательства, а завтра — про исключительность русского народа.
И в этом смысле противостояние по той линии, которая существовала в традиционном либерально-диссидентском дискурсе в России в доперестроечные времена, просто невозможно, потому что для выражения совершенно противоположных идей часто используются одни и те же приемы, одни и те же жанровые характеристики, одни и те же образы.
Нынешний этап антилиберального проекта, повторю, не поддается осмыслению вне глобальных рамок. Но, поскольку в советское время очень многое в либеральном проекте было ориентировано на поддержку Запада, причем в форме, как правило, государственнической, т. е. это была апелляция к врагу моего врага, сегодня, к сожалению, трудно осознать, что линия раскола в мире уже проходит не по географическим границам. Это и есть источник внутренней слабости либерального проекта в России, который готов выступать с критикой по поводу Путина, но гораздо в меньшей степени — по поводу Буша и уж тем более Шарона.
Я не думаю, что антилиберальный проект лишен идеологии. Просто пока он не готов ее заявить, потому что даже при нынешнем уровне моральной деградации социума не только в России, но и в мире, она может отпугнуть подавляющее большинство человечества. За либеральным проектом, безусловно, стоит криптоидеология, о которой можно судить только косвенно, по определенным признакам. На этой криптоидеологии, которая есть абсолютная противоположность свободе, только и может строиться любой нынешний либеральный проект. Поэтому, для того чтобы удержаться на том уровне значения русской литературы, который всегда был ей присущ, нынешний либеральный проект должен ставить вопросы космического характера, возможно религиозно-философские. А продолжать разбирать обломки вечного спора славянофилов
Rolling Stone...
29-09-2009 22:51
...отправился с писателем Дмитрием Быковым в пельменную, чтобы побеседовать об успехах современной русской литературы, еврейской физиологии и конце света.
Маленькую комнатку в московской редакции "Собеседника" на Новослободской улице Дмитрий Быков заполняет практически целиком – этакий мультипликационный рак-отшельник в ракушке. Впрочем, дело не только в том, что комнатка маленькая, а Быков – большой. Просто есть у него такое свойство: заполнять любое пространство – физическое, литературное, телевизионное – собой. Ведущий программы "Времечко", креативный редактор «Собеседника, обозреватель "Огонька", главный редактор Moulin Rouge, колумнист "Компании", ведущий вечернего шоу на «Сити-FM», автор и редактор ещё десятка разных изданий, поэт и прозаик, с завидной регулярностью выкидывающий на полки книжных магазинов кирпичи романов, биографий и сборников эссе.
В этом году Дмитрий Быков стал лауреатом премии "Нацбест" – пожалуй, единственной литературной премии в России, которая хоть как-то соотносится с реальным успехом у читателей. Получил он её за биографию Пастернака – ещё один девятисотстраничный кирпич.
"Как они его сократили! – громогласно вздыхает Быков. – От книжки, можно сказать, почти ничего не осталось". Плодовитость пишущего Быкова – феномен, который в мире музыки можно поставить рядом разве что с каким-нибудь Фрэнком Заппой. «Это я пишу много? – восклицает Дмитрий с такой силой, что компьютерный монитор чуть не летит со стола на пол. – Да я почти ни хера не пишу! Писать надо намного больше. Вот в биографии Стивенсона Олдингтон сообщает: "В то лето Роберт написал только одну книгу..." А писали ведь тогда руками, безо всяких компьютеров. Я мог бы писать много больше, но тогда меня точно посадят". Быков делает большой глоток кофе. "Мне нужны стимуляторы! Лучше листья коки! Недавно я побывал в Перу – ездил снимать город Нахуй, который расположен у подножия горы Хуяси. И там впервые попробовал эти листья. Коку жуёт в Перу вся страна, листьями угощаются друг у друга, как у нас раньше табачком: "Покури-ка моего, мой не хуже твоего". Я считаю величайшей ошибкой и несправедливостью то, что листья коки – не кокаин, а просто листья, – считают где-то наркотиком. Это отличный, мягкий, безвредный стимулятор. Как мне думалось в Перу, господи! Какие сюжеты, стихи, какая бодрость физическая! Я бы очень желал легализации листьев коки в России. Насколько я знаю, Эво Моралес (президент Боливии. – Прим. ред.) сейчас над этим работает. Бог ему в помощь! Уезжая, я даже покрыл своё большое тело пакетами с листьями, но в аэропорту испугался и всё выкинул". Через минуту Быков, практически перейдя на крик, вопрошает: "Ты уже прочитал роман?" Речь идёт о последней его книге – романе "ЖД", эпосе в тысячу страниц, в котором по просторам раздираемой вялотекущей гражданской войной России носятся летучие отряды варягов и хазар, а бомжи оказываются тайными хранителями истинно русской идеи. Я хвалю роман, лицо Быкова просветляется, он затихает и становится похож на сытого шмеля. Внезапно так же неожиданно, как и всё, что делает Быков, он бледнеет, несколько съёживается и, перейдя на драматический шёпот, сообщает: "Кормильцев, у меня что-то болит в жопе!" Я молчу, не зная, как следует отнестись к этой информации. "Как ты думаешь, это рак?" Я успокаиваю Быкова, авторитетно заявляя, что речь может идти максимум о геморрое. "Уф, слава богу, ты меня успокоил! Я очень боюсь смерти. Она совершенно не совместима с моим образом жизни. Смерть – это единственная ситуация, в которой я не буду знать, что делать".
На этой высокой философской ноте нас прерывают – в редакторскую впархивает хорошенькая уральская писательница, заглянувшая к мэтру подарить свою новую книжку. И вновь Быков преображается: теперь это крупный плотоядный паук, который тянет к барышне сложенные трубочкой жвалы. Когда кокетливая барышня ускользает из наброшенных на неё сетей и улетает, Быков начинает откровенничать: "Я люблю женщин. Бесконечно люблю. Это говорит моя еврейская половинка – плотоядная, сластолюбивая, отвратительно земная. У меня периодически случаются увлечения на стороне, которые жена стоически терпит. Потому что знает: писать я могу только с ней, а это даже важнее секса".
Мы выходим из редакции. Быков помещает тело в жалобно скрипнувшую "семёрку" цвета "мурена" и снова превращается в рака-отшельника. Я втискиваюсь в оставшееся пространство на правах планктона. "Я не люблю ездить по Москве, а вот в Крым предпочитаю добираться на машине. Чинить не умею совершенно. Вожу лет одиннадцать. Езжу медленно и по возможности аккуратно. Вообще я ужасно скучный человек. И музыку – Быков указывает рукой в сторону магнитолы – слушаю очень скучную. Французский шансон, польский шансон, Новеллу Матвееву, Михаила Щербакова, Окуджаву. Что касается рока, в зарубежном я не разбираюсь, а из отечественного – "Помпилиус" в первую очередь и "Аквариум" во вторую, хотя БГ мне нравится во всех проявлениях. Диана Арбенина ничего себе. ПашаЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
...отправился с писателем Дмитрием Быковым в пельменную, чтобы побеседовать об успехах современной русской литературы, еврейской физиологии и конце света.
Маленькую комнатку в московской редакции "Собеседника" на Новослободской улице Дмитрий Быков заполняет практически целиком – этакий мультипликационный рак-отшельник в ракушке. Впрочем, дело не только в том, что комнатка маленькая, а Быков – большой. Просто есть у него такое свойство: заполнять любое пространство – физическое, литературное, телевизионное – собой. Ведущий программы "Времечко", креативный редактор «Собеседника, обозреватель "Огонька", главный редактор Moulin Rouge, колумнист "Компании", ведущий вечернего шоу на «Сити-FM», автор и редактор ещё десятка разных изданий, поэт и прозаик, с завидной регулярностью выкидывающий на полки книжных магазинов кирпичи романов, биографий и сборников эссе.
В этом году Дмитрий Быков стал лауреатом премии "Нацбест" – пожалуй, единственной литературной премии в России, которая хоть как-то соотносится с реальным успехом у читателей. Получил он её за биографию Пастернака – ещё один девятисотстраничный кирпич.
"Как они его сократили! – громогласно вздыхает Быков. – От книжки, можно сказать, почти ничего не осталось". Плодовитость пишущего Быкова – феномен, который в мире музыки можно поставить рядом разве что с каким-нибудь Фрэнком Заппой. «Это я пишу много? – восклицает Дмитрий с такой силой, что компьютерный монитор чуть не летит со стола на пол. – Да я почти ни хера не пишу! Писать надо намного больше. Вот в биографии Стивенсона Олдингтон сообщает: "В то лето Роберт написал только одну книгу..." А писали ведь тогда руками, безо всяких компьютеров. Я мог бы писать много больше, но тогда меня точно посадят". Быков делает большой глоток кофе. "Мне нужны стимуляторы! Лучше листья коки! Недавно я побывал в Перу – ездил снимать город Нахуй, который расположен у подножия горы Хуяси. И там впервые попробовал эти листья. Коку жуёт в Перу вся страна, листьями угощаются друг у друга, как у нас раньше табачком: "Покури-ка моего, мой не хуже твоего". Я считаю величайшей ошибкой и несправедливостью то, что листья коки – не кокаин, а просто листья, – считают где-то наркотиком. Это отличный, мягкий, безвредный стимулятор. Как мне думалось в Перу, господи! Какие сюжеты, стихи, какая бодрость физическая! Я бы очень желал легализации листьев коки в России. Насколько я знаю, Эво Моралес (президент Боливии. – Прим. ред.) сейчас над этим работает. Бог ему в помощь! Уезжая, я даже покрыл своё большое тело пакетами с листьями, но в аэропорту испугался и всё выкинул". Через минуту Быков, практически перейдя на крик, вопрошает: "Ты уже прочитал роман?" Речь идёт о последней его книге – романе "ЖД", эпосе в тысячу страниц, в котором по просторам раздираемой вялотекущей гражданской войной России носятся летучие отряды варягов и хазар, а бомжи оказываются тайными хранителями истинно русской идеи. Я хвалю роман, лицо Быкова просветляется, он затихает и становится похож на сытого шмеля. Внезапно так же неожиданно, как и всё, что делает Быков, он бледнеет, несколько съёживается и, перейдя на драматический шёпот, сообщает: "Кормильцев, у меня что-то болит в жопе!" Я молчу, не зная, как следует отнестись к этой информации. "Как ты думаешь, это рак?" Я успокаиваю Быкова, авторитетно заявляя, что речь может идти максимум о геморрое. "Уф, слава богу, ты меня успокоил! Я очень боюсь смерти. Она совершенно не совместима с моим образом жизни. Смерть – это единственная ситуация, в которой я не буду знать, что делать".
На этой высокой философской ноте нас прерывают – в редакторскую впархивает хорошенькая уральская писательница, заглянувшая к мэтру подарить свою новую книжку. И вновь Быков преображается: теперь это крупный плотоядный паук, который тянет к барышне сложенные трубочкой жвалы. Когда кокетливая барышня ускользает из наброшенных на неё сетей и улетает, Быков начинает откровенничать: "Я люблю женщин. Бесконечно люблю. Это говорит моя еврейская половинка – плотоядная, сластолюбивая, отвратительно земная. У меня периодически случаются увлечения на стороне, которые жена стоически терпит. Потому что знает: писать я могу только с ней, а это даже важнее секса".
Мы выходим из редакции. Быков помещает тело в жалобно скрипнувшую "семёрку" цвета "мурена" и снова превращается в рака-отшельника. Я втискиваюсь в оставшееся пространство на правах планктона. "Я не люблю ездить по Москве, а вот в Крым предпочитаю добираться на машине. Чинить не умею совершенно. Вожу лет одиннадцать. Езжу медленно и по возможности аккуратно. Вообще я ужасно скучный человек. И музыку – Быков указывает рукой в сторону магнитолы – слушаю очень скучную. Французский шансон, польский шансон, Новеллу Матвееву, Михаила Щербакова, Окуджаву. Что касается рока, в зарубежном я не разбираюсь, а из отечественного – "Помпилиус" в первую очередь и "Аквариум" во вторую, хотя БГ мне нравится во всех проявлениях. Диана Арбенина ничего себе. Паша
Москва: опыт урбанистического психоанализа
20-06-2009 22:15
Москва - слово женского рода. Вот с этого и начнем. Географическое расположение Москвы (вид сверху) напоминает:
1) колбасу ветчинно-рубленную (ж. р.) в разрезе
2) мишень (ж. р.) для игры в дартс
3) женский половой орган (ж. р.)
Последняя ассоциация особенно важна (впрочем, и первые две - при глубоком анализе - сводятся к третьей).
Это если смотреть сверху. Вид сбоку обманчиво фалличен: фаллоимитатор высотою в добрых полторы тысячи футов, вибрирующий в метровом и дециметровом диапазоне, сбивает с толку наивных приезжих. В этом и состоит его назначение: так женщины некоторых африканских племен, отправляясь в лес, подвешивают на пояс маленький деревянный членик, дабы сбить с толку сексуально озабоченных духов леса. В другой интерпретации башня - это пристяжной протез, посредством которого Москва, выступающая в активной лесбийской функции, имеет Россию (ж. р.).
Разумеется, начальство, которое летает на самолетах, видит столицу в правильном ракурсе. Кольца - Бульварное и Садовое - идеальная аналогия того, что в анатомии известно под названием labia pudenda major et minor (1). Зачем тогда строятся новые кольца? На первый взгляд - какое-то извращение, но это только на первый взгляд. В той же Африке известны подобные косметические операции. Считается, что они делают девушку красивее.
В центре, у самого маленького и заманчивого розового кирпичного колечка, расположен Кремль (м. р.). Это вполне естественно: клитор, он тоже (м. р.). Тот, кто контролирует клитор, контролирует все тело. Плюгавые, лысоватые мужички долго в Кремле не задерживаются, а вот усатые, бровастые или же чубатые мачо зависают там на десятилетия.
Логика подсказывает нам, что рядом с Кремлем должно быть глубокое отверстие: и верно, на эту тему существует немало легенд. То, что мы не видим его сверху, ничего не значит. Мало ли чего мы не видим сверху в нашей засекреченной (2) стране. Вполне возможно, что отверстие это прикрыто гименом или девственной плевой (3). Можно подумать, что речь идет о старой деве, но это совсем не обязательно: операции по восстановлению гимена (в том числе многократному) были известны еще повивальным бабкам.
Со всех сторон Москва окружена лесами. В полном соответствии с физиологической нормой, они гуще всего растут с севера, востока и запада - на юге их гораздо меньше. В правильном направлении (сверху вниз) протекают по Москве и жидкости.
Обратимся снова к лингвистике: в смысле морфологии и просодии слово «Москва» полностью изоморфно бытующему в русском языке обозначению женского детородного органа. Единственным исключением является прилагательное «московский» (правильнее было бы «москватый»), но это, вероятно, позднее явление. Возможно, древнее смешанное финно-славянское население этого региона употребляло местное слово «москва» наряду с обычным общеславянским термином в выражениях типа «пошел в москву», «накрылся москвой», «москвец» - отсюда недалеко и до превращения этого имени нарицательного в имя собственное, в топоним. И хотя данные современных угро-финских языков не свидетельствуют в пользу этой теории, мы мало что знаем о языке автохтонного населения окско-московского междуречья.
Ранее бытовавшая этимология - «москва - топкое, болотистое место» вполне укладывается в нашу схему и нисколько ей не противоречит.
В свете сказанного многие исторические факты получают логическое объяснение. Так, например, становится абсолютно ясным, почему в течение всего существования Москвы овладеть ею пытались исключительно мужчины, причем мужчины с ярко выраженной сексуальной проблематикой (Наполеон, Гитлер, Лукашенко). Также убедительное объяснение получает перенос столицы в Санкт-Петербург: устье Невы привлекательно как вагинальный символ именно для подплывающих с моря кораблей иностранных держав, сверху же оно воспринимается, скорее, как пожирающая их глотка. В этом и состоял коварный замысел Великого Петра.
В свете наших данных возможно и исследование ряда социологических проблем. Известно, что самцам человека свойственно оборонять используемую ими вагину от посягательств других самцов. Поэтому лицам, уже овладевшим Москвой, а особенно ее клиторальной зоной, присущ сильный инстинкт обороны территории. Для целей этой обороны обычно используются наиболее активные самцы, корпоративным символом которых является резиновый муляж мужского достоинства. Этот муляж носится ими обыкновенно притороченным к поясу, а в момент демонстрации агрессии берется в правую руку.
Для города, обладающего столь ярко выраженной женской сущностью, в качестве привлекательного партнера выступает город, обладающий столь же ярко выраженной сущностью мужской. Достаточно бросить беглый взгляд на небоскребы Манхэттена, чтобы понять природу по-женски кокетливого поведения Москвы в отношении Америки: все эти капризы, угрозы, демонстрации эмансипированности и т.п.
Хотя академические круги, скорее всего, поморщатся при знакомстве с изложенной нами концепцией, стихия народно-бюрократической речи подсознательно издавнаЧитать далее...
комментарии: 3
понравилось!
вверх^
к полной версии
Москва - слово женского рода. Вот с этого и начнем. Географическое расположение Москвы (вид сверху) напоминает:
1) колбасу ветчинно-рубленную (ж. р.) в разрезе
2) мишень (ж. р.) для игры в дартс
3) женский половой орган (ж. р.)
Последняя ассоциация особенно важна (впрочем, и первые две - при глубоком анализе - сводятся к третьей).
Это если смотреть сверху. Вид сбоку обманчиво фалличен: фаллоимитатор высотою в добрых полторы тысячи футов, вибрирующий в метровом и дециметровом диапазоне, сбивает с толку наивных приезжих. В этом и состоит его назначение: так женщины некоторых африканских племен, отправляясь в лес, подвешивают на пояс маленький деревянный членик, дабы сбить с толку сексуально озабоченных духов леса. В другой интерпретации башня - это пристяжной протез, посредством которого Москва, выступающая в активной лесбийской функции, имеет Россию (ж. р.).
Разумеется, начальство, которое летает на самолетах, видит столицу в правильном ракурсе. Кольца - Бульварное и Садовое - идеальная аналогия того, что в анатомии известно под названием labia pudenda major et minor (1). Зачем тогда строятся новые кольца? На первый взгляд - какое-то извращение, но это только на первый взгляд. В той же Африке известны подобные косметические операции. Считается, что они делают девушку красивее.
В центре, у самого маленького и заманчивого розового кирпичного колечка, расположен Кремль (м. р.). Это вполне естественно: клитор, он тоже (м. р.). Тот, кто контролирует клитор, контролирует все тело. Плюгавые, лысоватые мужички долго в Кремле не задерживаются, а вот усатые, бровастые или же чубатые мачо зависают там на десятилетия.
Логика подсказывает нам, что рядом с Кремлем должно быть глубокое отверстие: и верно, на эту тему существует немало легенд. То, что мы не видим его сверху, ничего не значит. Мало ли чего мы не видим сверху в нашей засекреченной (2) стране. Вполне возможно, что отверстие это прикрыто гименом или девственной плевой (3). Можно подумать, что речь идет о старой деве, но это совсем не обязательно: операции по восстановлению гимена (в том числе многократному) были известны еще повивальным бабкам.
Со всех сторон Москва окружена лесами. В полном соответствии с физиологической нормой, они гуще всего растут с севера, востока и запада - на юге их гораздо меньше. В правильном направлении (сверху вниз) протекают по Москве и жидкости.
Обратимся снова к лингвистике: в смысле морфологии и просодии слово «Москва» полностью изоморфно бытующему в русском языке обозначению женского детородного органа. Единственным исключением является прилагательное «московский» (правильнее было бы «москватый»), но это, вероятно, позднее явление. Возможно, древнее смешанное финно-славянское население этого региона употребляло местное слово «москва» наряду с обычным общеславянским термином в выражениях типа «пошел в москву», «накрылся москвой», «москвец» - отсюда недалеко и до превращения этого имени нарицательного в имя собственное, в топоним. И хотя данные современных угро-финских языков не свидетельствуют в пользу этой теории, мы мало что знаем о языке автохтонного населения окско-московского междуречья.
Ранее бытовавшая этимология - «москва - топкое, болотистое место» вполне укладывается в нашу схему и нисколько ей не противоречит.
В свете сказанного многие исторические факты получают логическое объяснение. Так, например, становится абсолютно ясным, почему в течение всего существования Москвы овладеть ею пытались исключительно мужчины, причем мужчины с ярко выраженной сексуальной проблематикой (Наполеон, Гитлер, Лукашенко). Также убедительное объяснение получает перенос столицы в Санкт-Петербург: устье Невы привлекательно как вагинальный символ именно для подплывающих с моря кораблей иностранных держав, сверху же оно воспринимается, скорее, как пожирающая их глотка. В этом и состоял коварный замысел Великого Петра.
В свете наших данных возможно и исследование ряда социологических проблем. Известно, что самцам человека свойственно оборонять используемую ими вагину от посягательств других самцов. Поэтому лицам, уже овладевшим Москвой, а особенно ее клиторальной зоной, присущ сильный инстинкт обороны территории. Для целей этой обороны обычно используются наиболее активные самцы, корпоративным символом которых является резиновый муляж мужского достоинства. Этот муляж носится ими обыкновенно притороченным к поясу, а в момент демонстрации агрессии берется в правую руку.
Для города, обладающего столь ярко выраженной женской сущностью, в качестве привлекательного партнера выступает город, обладающий столь же ярко выраженной сущностью мужской. Достаточно бросить беглый взгляд на небоскребы Манхэттена, чтобы понять природу по-женски кокетливого поведения Москвы в отношении Америки: все эти капризы, угрозы, демонстрации эмансипированности и т.п.
Хотя академические круги, скорее всего, поморщатся при знакомстве с изложенной нами концепцией, стихия народно-бюрократической речи подсознательно издавна
Книги. Тони Санчес «Я был драгдилером Rolling Stones»
19-06-2009 20:02
«У-Фактория», Екатеринбург, 2006
Как известно, во вселенной не бывает звезд, не окруженных тучами космической пыли. Точно так же в мире шоу-бизнеса не бывает звезд без окружения тусовщиков, многие из которых (если не большинство) по совместительству еще и халявщики. Рано или поздно они начинают писать мемуары — чаще бездарные (как в случае вышедших недавно в той же «У-Фактории» воспоминаний костюмера Фредди Меркьюри), реже — интересные. Тони Санчес, молодой человек испанского происхождения, вращавшийся в полукриминальных кругах, прибился к «роллингам» на самых ранних этапах их карьеры и протусовался с ними до 1985 года. После чего завязал с белой смертью и дружбой, прожил до 2000 года и скончался в собственной постели, предварительно успев поделиться с читателями своими воспоминаниями о самой крутой рок-н-ролльной группе мира. Воспоминания (учитывая специфику «должности» Санчеса) могли получиться несколько однообразными, но автор выпутался из ситуации, ловко вплетя свои наркоанекдоты в более широкую панораму реальности — с привлечением газетных статей, интервью и материалов судебных дел. Получился впечатляющий, увлекательный документ эпохи, что называется «с личным отношением». «Роллинги» предстают в нем людьми одаренными, яркими, разносторонними, хотя зачастую и не особенно приятными. Санчес придерживается традиционной линии, изображая Брайана Джонса невинным агнцем, принесенным на алтарь психоделической революции, а Кита Ричардса — суровым мужчиной, настоящим героем рока, не щадящим ни себя, ни других. Строго говоря, новых фактов в этой книге не найти, но читается она, тем не менее, запоем, поскольку в ней есть та самая достоверность безумной эпохи, которую можно найти, к примеру, у того же Хантера Томпсона. Ну и не обходится без моралите в стиле «богатые тоже плачут» — героин безразличен к социальному статусу жертв. Можно уверенно сказать, что книга Санчеса станет в «популярной роллингиане» важным и необходимым элементом: нет ничего лучше свидетелей-очевидцев, тем более если они драгдилеры.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
«У-Фактория», Екатеринбург, 2006
Как известно, во вселенной не бывает звезд, не окруженных тучами космической пыли. Точно так же в мире шоу-бизнеса не бывает звезд без окружения тусовщиков, многие из которых (если не большинство) по совместительству еще и халявщики. Рано или поздно они начинают писать мемуары — чаще бездарные (как в случае вышедших недавно в той же «У-Фактории» воспоминаний костюмера Фредди Меркьюри), реже — интересные. Тони Санчес, молодой человек испанского происхождения, вращавшийся в полукриминальных кругах, прибился к «роллингам» на самых ранних этапах их карьеры и протусовался с ними до 1985 года. После чего завязал с белой смертью и дружбой, прожил до 2000 года и скончался в собственной постели, предварительно успев поделиться с читателями своими воспоминаниями о самой крутой рок-н-ролльной группе мира. Воспоминания (учитывая специфику «должности» Санчеса) могли получиться несколько однообразными, но автор выпутался из ситуации, ловко вплетя свои наркоанекдоты в более широкую панораму реальности — с привлечением газетных статей, интервью и материалов судебных дел. Получился впечатляющий, увлекательный документ эпохи, что называется «с личным отношением». «Роллинги» предстают в нем людьми одаренными, яркими, разносторонними, хотя зачастую и не особенно приятными. Санчес придерживается традиционной линии, изображая Брайана Джонса невинным агнцем, принесенным на алтарь психоделической революции, а Кита Ричардса — суровым мужчиной, настоящим героем рока, не щадящим ни себя, ни других. Строго говоря, новых фактов в этой книге не найти, но читается она, тем не менее, запоем, поскольку в ней есть та самая достоверность безумной эпохи, которую можно найти, к примеру, у того же Хантера Томпсона. Ну и не обходится без моралите в стиле «богатые тоже плачут» — героин безразличен к социальному статусу жертв. Можно уверенно сказать, что книга Санчеса станет в «популярной роллингиане» важным и необходимым элементом: нет ничего лучше свидетелей-очевидцев, тем более если они драгдилеры.
Из Rolling Stones
19-06-2009 00:08
История Фредди Меркьюри.Мариам Ахундова
"Изографъ" Москва 2005 (оценка-три)
"История Фредди Меркьюри,рассказанная Ахундовой,не шокирует. Она ,скорее,рахочаровывает. Авторесса (из самых благих побуждений) навязчиво пытается внушить читателю, что Фредди был практически святой и уж ни в коем случае не гомосексуалист. По словам автора книги, "гомосексуалист способен создать мощное, красивое,талантливое произведение. Но в нем не будет того, на чем тысячелетиями держится вся человеческая культура. Там нет любви." Спорно, конечно. Любовь- она ведь, к половой ориентации не сводится. Трудно не согласиться, что Меркьюри был личностью противоречивой и выдающейся.Трудно оспорить тот факт, что многие после смерти артиста понаписали глупых и дурных книжек о его "жизни". Но, как ни крути, Фредди был тем, кем был и спал с тем, кем спал. И на самом деле ничего постыдного в этом нет. В книге Ахундовой много интересных фактов о зороастрийской религии, о формировании группы Queen и, простите за банальность, творческом пути коллектива. Но, к сожалению, написано все это настолько зло и предвзято, что местами просто неприятно читать. Позволю себе процитировать пассаж из текста, выбранный наугад :"Безосновательный отказ британского телевидения демострировать видеоклипы Queen только повысил их популярность- и их все равно показывали по кабельным каналамю Хотя Queen по-прежнему игнорируют власти и они не получают престижных премий-но что им до того! Повсюду поют их песни, а их бешеная популярность и без пошлых премий и орденов заставляет их врагов рыдать по ночам". Таким языком написана, увы, вся книга. За пеленой злобы, к сожалению, теряются действительно интересные факты из биографии Меркьюри. Попытки автора представить певца святым мучеником, павшим жертвой "голубой мафии", достаточно надуманы. Никто и никогда не оспаривал роли Queen и лично Фредди Меркьюри в музыкальной истории. И спал он с мальчиками или девочками - в историческом контексте это абсолютно неважно. Важно то, что этот неординарный человек внес огромный вклад в музыку, важно то, что и сегодня, когда Меркьюри нет в живых уже 15 лет, армия его слушателей растет и записи расходятся милионными тиражами"
Илья Кормильцев
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
История Фредди Меркьюри.Мариам Ахундова
"Изографъ" Москва 2005 (оценка-три)
"История Фредди Меркьюри,рассказанная Ахундовой,не шокирует. Она ,скорее,рахочаровывает. Авторесса (из самых благих побуждений) навязчиво пытается внушить читателю, что Фредди был практически святой и уж ни в коем случае не гомосексуалист. По словам автора книги, "гомосексуалист способен создать мощное, красивое,талантливое произведение. Но в нем не будет того, на чем тысячелетиями держится вся человеческая культура. Там нет любви." Спорно, конечно. Любовь- она ведь, к половой ориентации не сводится. Трудно не согласиться, что Меркьюри был личностью противоречивой и выдающейся.Трудно оспорить тот факт, что многие после смерти артиста понаписали глупых и дурных книжек о его "жизни". Но, как ни крути, Фредди был тем, кем был и спал с тем, кем спал. И на самом деле ничего постыдного в этом нет. В книге Ахундовой много интересных фактов о зороастрийской религии, о формировании группы Queen и, простите за банальность, творческом пути коллектива. Но, к сожалению, написано все это настолько зло и предвзято, что местами просто неприятно читать. Позволю себе процитировать пассаж из текста, выбранный наугад :"Безосновательный отказ британского телевидения демострировать видеоклипы Queen только повысил их популярность- и их все равно показывали по кабельным каналамю Хотя Queen по-прежнему игнорируют власти и они не получают престижных премий-но что им до того! Повсюду поют их песни, а их бешеная популярность и без пошлых премий и орденов заставляет их врагов рыдать по ночам". Таким языком написана, увы, вся книга. За пеленой злобы, к сожалению, теряются действительно интересные факты из биографии Меркьюри. Попытки автора представить певца святым мучеником, павшим жертвой "голубой мафии", достаточно надуманы. Никто и никогда не оспаривал роли Queen и лично Фредди Меркьюри в музыкальной истории. И спал он с мальчиками или девочками - в историческом контексте это абсолютно неважно. Важно то, что этот неординарный человек внес огромный вклад в музыку, важно то, что и сегодня, когда Меркьюри нет в живых уже 15 лет, армия его слушателей растет и записи расходятся милионными тиражами"
Илья Кормильцев
Нет, не так прост этот мир, как кажется
16-06-2009 13:56
Журнал "Rolling Stone"
Илья Кормильцев
Рецензия на книгу Александра Дугина "Поп-культура и знаки времени". – СПб.: Амфора, 2005
Платон уподоблял обыденный мир мрачной пещере, где люди закованы в цепи так, что им не повернуть головы и не увидеть ничего, кроме стен прямо перед собой. Там, на стенах, они различают игру теней, которые отбрасывают фигуры людей, двигающихся в глубине пещеры. В своем неведении закованные пленники полагают, что эти тени и есть единственные реальные вещи в мире. Если бы только они смогли повернуть головы, то увидели бы огонь костра и других людей. А если бы несчастным удалось сбросить своп цепи, они, возможно, смогли бы даже добраться до выхода, где их глазам открылся бы великолепный, залитый солнцем мир.
В реальности начала XXI века место отверстия в пещере занимает огромный телеэкран, а тени, отбрасываемые им на стены, - это образы поп-культуры. Поэтому современным философам все чаще и чаще приходится рассуждать не о природе абсолюта или о тайнах сознания, а о Мадонне или Эминеме. Заниматься тем, что на их языке называется экзегезой обыденного, т. е. выискиванием скрытого смысла очевидного.
Теперь благодаря Дугину мы имеем возможность узнать, о чём же, сами того не подозревая, поют и подо что приплясывают отечественная попса и рок-н-ролл. В отличие от других известных толкователей пошлого и банального, вроде того же Славоя Жижека, Дугин не прибегает к модному постструктуралистскому мумбо-юмбо, предпочитая вести беседу па языке колдуна и мага, что куда как более уместно.
В первой части книги - «Метафизика эстрады» - Александр Гельевич подвергает ироническому восхвалению лопочущих заек Варум, Лель и иже с ними, извлекая метафизические «бездны страшны» из их убогого воркования, во второй - «Музыка-смерть», - судя по всему, отдает дань тем, перед кем искрение преклоняется (Летову и Курехину; памяти последнего посвящена вся книга). Затем немного о театре и телевидении, и на закуску чуть-чуть чистой теории (очевидно, для того, чтобы исподтишка затянуть в пучину евразийства неосторожную поклонницу Земфиры).
Уровень анализа весьма различается - от вполне академического до психоделического гона в стиле «Ленин был гриб». Я не знаю, является ли мяуканье Кати Лель «антимимоном пневмы, кривлянием обособившегося двойника в зеркале, хрустом скорлуп, воплем Пистис Софии из нижних оборок диаконисы кромешной мглы», как утверждает Дугин, но это, наверное, единственный подход, который позволяет уважающему себя человеку в здравом уме смириться с существованием песни про «джага-джага».
Короче говоря, в начале весело, а в конце чтения становится грустно - типа «Как живем?.. Звери мы, господа!», а потом даже и жутковато. Нет, не так прост этот мир, как кажется, и не зря обкомы и горкомы выискивали 20 лет назад в поп-музыке коварную скрытую пропаганду - есть она там, есть, и спасибо Александру Дугину за то, что он нам об этом напомнил.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Журнал "Rolling Stone"
Илья Кормильцев
Рецензия на книгу Александра Дугина "Поп-культура и знаки времени". – СПб.: Амфора, 2005
Платон уподоблял обыденный мир мрачной пещере, где люди закованы в цепи так, что им не повернуть головы и не увидеть ничего, кроме стен прямо перед собой. Там, на стенах, они различают игру теней, которые отбрасывают фигуры людей, двигающихся в глубине пещеры. В своем неведении закованные пленники полагают, что эти тени и есть единственные реальные вещи в мире. Если бы только они смогли повернуть головы, то увидели бы огонь костра и других людей. А если бы несчастным удалось сбросить своп цепи, они, возможно, смогли бы даже добраться до выхода, где их глазам открылся бы великолепный, залитый солнцем мир.
В реальности начала XXI века место отверстия в пещере занимает огромный телеэкран, а тени, отбрасываемые им на стены, - это образы поп-культуры. Поэтому современным философам все чаще и чаще приходится рассуждать не о природе абсолюта или о тайнах сознания, а о Мадонне или Эминеме. Заниматься тем, что на их языке называется экзегезой обыденного, т. е. выискиванием скрытого смысла очевидного.
Теперь благодаря Дугину мы имеем возможность узнать, о чём же, сами того не подозревая, поют и подо что приплясывают отечественная попса и рок-н-ролл. В отличие от других известных толкователей пошлого и банального, вроде того же Славоя Жижека, Дугин не прибегает к модному постструктуралистскому мумбо-юмбо, предпочитая вести беседу па языке колдуна и мага, что куда как более уместно.
В первой части книги - «Метафизика эстрады» - Александр Гельевич подвергает ироническому восхвалению лопочущих заек Варум, Лель и иже с ними, извлекая метафизические «бездны страшны» из их убогого воркования, во второй - «Музыка-смерть», - судя по всему, отдает дань тем, перед кем искрение преклоняется (Летову и Курехину; памяти последнего посвящена вся книга). Затем немного о театре и телевидении, и на закуску чуть-чуть чистой теории (очевидно, для того, чтобы исподтишка затянуть в пучину евразийства неосторожную поклонницу Земфиры).
Уровень анализа весьма различается - от вполне академического до психоделического гона в стиле «Ленин был гриб». Я не знаю, является ли мяуканье Кати Лель «антимимоном пневмы, кривлянием обособившегося двойника в зеркале, хрустом скорлуп, воплем Пистис Софии из нижних оборок диаконисы кромешной мглы», как утверждает Дугин, но это, наверное, единственный подход, который позволяет уважающему себя человеку в здравом уме смириться с существованием песни про «джага-джага».
Короче говоря, в начале весело, а в конце чтения становится грустно - типа «Как живем?.. Звери мы, господа!», а потом даже и жутковато. Нет, не так прост этот мир, как кажется, и не зря обкомы и горкомы выискивали 20 лет назад в поп-музыке коварную скрытую пропаганду - есть она там, есть, и спасибо Александру Дугину за то, что он нам об этом напомнил.
Ответы. Илья Кормильцев, переводчик
11-06-2009 14:14
Текст: Елена Егерева
Илья Кормильцев – автор текстов «Наутилуса Помпилиуса», исследователь радикальных молодежных субкультур, составитель книжных серий «За иллюминатором» и «Альтернатива». Среди его переводов – «И узре ослица Ангела Божия» Ника Кейва и «Бойцовский клуб» Чака Паланика. Сейчас переводит «Гламораму» Брета Истона Эллиса – важнейшую книгу поколения 2000-х.
– Почему переводчик «Бойцовского клуба» назначил встречу в таком буржуазном месте, в Courvoisier Cafe?
– Я знаю здесь официантов – если вы читали «Бойцовский клуб», поймете, о чем я. Я им дарил «Бойцовский клуб». Они мне теперь говорят: «Здравствуйте, мистер Дарден». На самом деле эта официантская фишка – гадить в еду – существует реально, это старый способ избавиться от неугодного клиента. Даже при советской власти такое было.
– То есть бойцовский клуб возможен и здесь?
– Пока нет. У нас экстремисты вербуются из другого социального слоя, они – маргиналы, а там нормальный человек превращается во врага общества. И скорее подобного можно дождаться в Питере, чем в Москве.
– Вы предпочитаете работать с экстремальными писателями?
– Если бы перевод не был связан с какими-то сериями и отношениями с издательствами, я бы не только Хоума, но Тони Уайта, Ричарда Аллена и всю эту компанию перевел – чтобы двести страниц голимого мата и насилия.
– И как переводить двести страниц мата?
– К примеру, у Симановского очень хороший перевод Уэлша, но его все время заносит. Уэлш, которого я тоже переводил, – Максим Горький нашего времени, его герои – ублюдки. Матерятся они тупо и занудно, как гопники: через каждые два слова повторяется «б…». А Симановский какие-то еще питерские раритеты выкапывает, типа «оттаращить в решик». Это как Шнур, только наоборот. У Шнура тоже неаутентичный мат: он пытается изобразить гопников, простых-крутых, а матерится по-интеллигентски. Ученые изучают пауков и глистов, я – футбольных фанатов и гопников.
– А сейчас кого изучаете?
– Героя «Гламорамы» Брета Истона Эллиса. Он не может посмотреть на другого, чтобы не зафиксировать: пиджак от Прады, куртка Gap. А мне с ним семьсот страниц жить. Но, думаю, скоро заброшу переводы: на любое увлечение не стоит тратить больше трех-пяти лет жизни. Сейчас даже жалею, что так долго провозился с «Наутилусом».
– Бутусов вам еще интересен?
– Под «Наутилус» сейчас бриться хорошо. Большинство творцов по отношению к собственным произведениям страдают комплексом Казановы: через неделю становится скучно, а через месяц женщина воспринимается как близкая родственница.
– Почему тексты ни для кого не пишете?
– Нет никого, к кому бы я сам хотел напроситься. Я не говорю, что мир испортился, просто это такой гнусный послеперестроечный период, когда идеологический контроль в шоу-бизнесе превышает любой контроль в советскую эпоху. Тогда в каждом райкоме был заведующий отделом, у каждого заведующего были свои вкусы: где-то что-то пропускали, в других местах зажимали. Теперь же на всю страну – один Михаил Козырев. Я, к примеру, в рок-н-ролл не вернулся бы сейчас ни за какие деньги. Вернее, за какие-то вернулся бы, только мне их не предложат. Назад в буги-вуги, как говорит мой друг, крупный деятель шоу-бизнеса, – вот ни за что.
– А в литературе то, что вы называете гнусностью, как проявляется?
– В царстве Бориса Акунина. Мне очень жаль, что эссеист подобного уровня занимается полной фигней. Существует такое понятие – опоздавшая империя. В отношении личности это люди, которых не позвали на дележ. Они прибежали последними и с криками «Вас здесь не стояло» распихивают очередь, стоящую, как правило, на распродажу. На сейл стоят гордо, при этом воображая, что передние ряды находятся уже в центре мира. Если почитать, что пишут в газетах и журналах, мы действительно центр мира. В посткризисной эпохе больше всего раздражает тотальный пафос национализма. Для меня вообще последним событием в литературе был Виктор Олегович Пелевин, но он – обиженный, расстроенный и в творческом кризисе. После него все величины первого плана – дутые.
– Это вы про Сорокина и Проханова?
– В 80-е годы Сорокин был новатором. Сейчас он поставил производство на поток. Он такой же производитель массового чтива, как Акунин, только для другой аудитории. Проханов же необычен только для тех, кто не читал доперестроечную «Роман-газету». Члены Союза писателей именно так и писали.
– А переводчик как сейчас живет?
– Я не только переводчик – я вот слоганы придумал: «Мы такие разные, но все же мы вместе» и «Три медведя. Сказка для взрослых». Сам я телевизор не смотрю уже восемь лет. В свое время Стиви Уандеру сделали операцию – вживили ему в зрительный нерв электроды и надели очки, которые давали возможность видеть в черно-белом изображении. Он проносил их две недели, а потом сказал: «Снимайте – мне так лучше».
Афиша №86
5 августа 2002 г.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Текст: Елена Егерева
Илья Кормильцев – автор текстов «Наутилуса Помпилиуса», исследователь радикальных молодежных субкультур, составитель книжных серий «За иллюминатором» и «Альтернатива». Среди его переводов – «И узре ослица Ангела Божия» Ника Кейва и «Бойцовский клуб» Чака Паланика. Сейчас переводит «Гламораму» Брета Истона Эллиса – важнейшую книгу поколения 2000-х.
– Почему переводчик «Бойцовского клуба» назначил встречу в таком буржуазном месте, в Courvoisier Cafe?
– Я знаю здесь официантов – если вы читали «Бойцовский клуб», поймете, о чем я. Я им дарил «Бойцовский клуб». Они мне теперь говорят: «Здравствуйте, мистер Дарден». На самом деле эта официантская фишка – гадить в еду – существует реально, это старый способ избавиться от неугодного клиента. Даже при советской власти такое было.
– То есть бойцовский клуб возможен и здесь?
– Пока нет. У нас экстремисты вербуются из другого социального слоя, они – маргиналы, а там нормальный человек превращается во врага общества. И скорее подобного можно дождаться в Питере, чем в Москве.
– Вы предпочитаете работать с экстремальными писателями?
– Если бы перевод не был связан с какими-то сериями и отношениями с издательствами, я бы не только Хоума, но Тони Уайта, Ричарда Аллена и всю эту компанию перевел – чтобы двести страниц голимого мата и насилия.
– И как переводить двести страниц мата?
– К примеру, у Симановского очень хороший перевод Уэлша, но его все время заносит. Уэлш, которого я тоже переводил, – Максим Горький нашего времени, его герои – ублюдки. Матерятся они тупо и занудно, как гопники: через каждые два слова повторяется «б…». А Симановский какие-то еще питерские раритеты выкапывает, типа «оттаращить в решик». Это как Шнур, только наоборот. У Шнура тоже неаутентичный мат: он пытается изобразить гопников, простых-крутых, а матерится по-интеллигентски. Ученые изучают пауков и глистов, я – футбольных фанатов и гопников.
– А сейчас кого изучаете?
– Героя «Гламорамы» Брета Истона Эллиса. Он не может посмотреть на другого, чтобы не зафиксировать: пиджак от Прады, куртка Gap. А мне с ним семьсот страниц жить. Но, думаю, скоро заброшу переводы: на любое увлечение не стоит тратить больше трех-пяти лет жизни. Сейчас даже жалею, что так долго провозился с «Наутилусом».
– Бутусов вам еще интересен?
– Под «Наутилус» сейчас бриться хорошо. Большинство творцов по отношению к собственным произведениям страдают комплексом Казановы: через неделю становится скучно, а через месяц женщина воспринимается как близкая родственница.
– Почему тексты ни для кого не пишете?
– Нет никого, к кому бы я сам хотел напроситься. Я не говорю, что мир испортился, просто это такой гнусный послеперестроечный период, когда идеологический контроль в шоу-бизнесе превышает любой контроль в советскую эпоху. Тогда в каждом райкоме был заведующий отделом, у каждого заведующего были свои вкусы: где-то что-то пропускали, в других местах зажимали. Теперь же на всю страну – один Михаил Козырев. Я, к примеру, в рок-н-ролл не вернулся бы сейчас ни за какие деньги. Вернее, за какие-то вернулся бы, только мне их не предложат. Назад в буги-вуги, как говорит мой друг, крупный деятель шоу-бизнеса, – вот ни за что.
– А в литературе то, что вы называете гнусностью, как проявляется?
– В царстве Бориса Акунина. Мне очень жаль, что эссеист подобного уровня занимается полной фигней. Существует такое понятие – опоздавшая империя. В отношении личности это люди, которых не позвали на дележ. Они прибежали последними и с криками «Вас здесь не стояло» распихивают очередь, стоящую, как правило, на распродажу. На сейл стоят гордо, при этом воображая, что передние ряды находятся уже в центре мира. Если почитать, что пишут в газетах и журналах, мы действительно центр мира. В посткризисной эпохе больше всего раздражает тотальный пафос национализма. Для меня вообще последним событием в литературе был Виктор Олегович Пелевин, но он – обиженный, расстроенный и в творческом кризисе. После него все величины первого плана – дутые.
– Это вы про Сорокина и Проханова?
– В 80-е годы Сорокин был новатором. Сейчас он поставил производство на поток. Он такой же производитель массового чтива, как Акунин, только для другой аудитории. Проханов же необычен только для тех, кто не читал доперестроечную «Роман-газету». Члены Союза писателей именно так и писали.
– А переводчик как сейчас живет?
– Я не только переводчик – я вот слоганы придумал: «Мы такие разные, но все же мы вместе» и «Три медведя. Сказка для взрослых». Сам я телевизор не смотрю уже восемь лет. В свое время Стиви Уандеру сделали операцию – вживили ему в зрительный нерв электроды и надели очки, которые давали возможность видеть в черно-белом изображении. Он проносил их две недели, а потом сказал: «Снимайте – мне так лучше».
Афиша №86
5 августа 2002 г.
О The Beatles
08-06-2009 19:46
Вопрос: Твои первые впечатления от музыки Битлз.
Илья: На советской пластинке. До этого я хорошо знал группу ливерпульскую Dave Clark Five, у меня была пластинка, поэтому The Beatles начал воспринимать через них, как это не парадоксально. Благодаря им я узнал музыку Битлз, она мне очень нравилась.
________________________________________
Вопрос: Они пели песни Битлз?
________________________________________
Илья: Нет, они пели свои песни, но они были в духе Мерсисайда.
________________________________________
Вопрос: Твои ощущения тогда и сейчас поменялись?
Илья: Естественно, потому что когда я в первый раз слушал Битлз, я еще не жрал кислоту и поэтому я не мог понять их до конца. Теперь, после кислоты, у меня совершенно другие ощущения.
________________________________________
Вопрос: А в чем разница, если это можно объяснить словами?
Илья: До этого мне казалось, что Битлз — это просто джан-джан, а после этого я понял, что это и джан-джан, и тыц-тыц, и бенг-бенг, и даже ау-ау.
________________________________________
Вопрос: Они сами это осознали?
Илья: Я думаю, что да. Каждый человек в этой жизни — это канал, через который говорит Бог. Через одного он говори только «Пошел на х...», через другого «All we need is love», через третьего — «Блаженны ищущие, ибо они найдут». А потом Бог перестает говорить через этого человека, человек остается один, и вот он растерянный становится. Я думаю, что Харрисон умирал очень долго. У меня такое ощущение.
________________________________________
Вопрос: Почему?
Илья: Потому что мне кажется, что в конце своей жизни он в ней разочаровался. Это может случиться с каждым из нас, потому что когда через нас кто-то перестает говорить, мы остаемся потерянные, одни. И когда Битлз распались, через них перестало это говорить, они стали простыми людьми, простыми гражданами. Они не лучшие и не хуже нас в этом смысле. Через каждого из нас кто-то говорит. Они не Боги. Они такие же несчастные, как все мы.
________________________________________
Вопрос: Как от этого спастись?
Илья: А х... его знает.
© 2003 Леонид Баксанов, интервью
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Вопрос: Твои первые впечатления от музыки Битлз.
Илья: На советской пластинке. До этого я хорошо знал группу ливерпульскую Dave Clark Five, у меня была пластинка, поэтому The Beatles начал воспринимать через них, как это не парадоксально. Благодаря им я узнал музыку Битлз, она мне очень нравилась.
________________________________________
Вопрос: Они пели песни Битлз?
________________________________________
Илья: Нет, они пели свои песни, но они были в духе Мерсисайда.
________________________________________
Вопрос: Твои ощущения тогда и сейчас поменялись?
Илья: Естественно, потому что когда я в первый раз слушал Битлз, я еще не жрал кислоту и поэтому я не мог понять их до конца. Теперь, после кислоты, у меня совершенно другие ощущения.
________________________________________
Вопрос: А в чем разница, если это можно объяснить словами?
Илья: До этого мне казалось, что Битлз — это просто джан-джан, а после этого я понял, что это и джан-джан, и тыц-тыц, и бенг-бенг, и даже ау-ау.
________________________________________
Вопрос: Они сами это осознали?
Илья: Я думаю, что да. Каждый человек в этой жизни — это канал, через который говорит Бог. Через одного он говори только «Пошел на х...», через другого «All we need is love», через третьего — «Блаженны ищущие, ибо они найдут». А потом Бог перестает говорить через этого человека, человек остается один, и вот он растерянный становится. Я думаю, что Харрисон умирал очень долго. У меня такое ощущение.
________________________________________
Вопрос: Почему?
Илья: Потому что мне кажется, что в конце своей жизни он в ней разочаровался. Это может случиться с каждым из нас, потому что когда через нас кто-то перестает говорить, мы остаемся потерянные, одни. И когда Битлз распались, через них перестало это говорить, они стали простыми людьми, простыми гражданами. Они не лучшие и не хуже нас в этом смысле. Через каждого из нас кто-то говорит. Они не Боги. Они такие же несчастные, как все мы.
________________________________________
Вопрос: Как от этого спастись?
Илья: А х... его знает.
© 2003 Леонид Баксанов, интервью
постчеловеческая философия
08-06-2009 19:43
Цитатник Кормильцева
Полная капитализация всей сферы человеческой деятельности, превращение всего в товар при требовании постоянной экспансии — бессмысленны и невозможны. Даже вещи не могут до конца превращаться в товар. Товар, в понятиях капитализма, — это не изделие, не предмет и не ценность даже; товар — это способ приращивать капитал. Товар интересен до тех пор, пока его можно произвести и продать. Товарное производство — это сокрытие прибавочного наслаждения: человек наслаждается, производя капитал. Капитализм — это психологическая проблема. Это модель социального вечного двигателя, и, как любой вечный двигатель, капитализм абсурден.
Сейчас в Европе происходит легализация легких наркотиков, марихуаны. Потому что стоит конкретная проблема: занять чем-то большие массы люмпенизующихся средних классов. Марихуана делает всю жизнь зоной отдыха. Легализация легких наркотиков связана с новой для Европы проблемой «новой бедности» и «новой безработицы». Огромные массы людей в Европе не работают. Или работают чисто формально — такой евросоциализм… Алкогольные бунты еще возможны, а травяной — я себе даже не представляю.
Насилие связано с любой властью. Есть какая-то странная иллюзия, что когда действует иерархическая модель управления, то насилия не то что меньше, а оно как бы иного качества. Но когда тебя насилуют, тебе уже не до идеологических убеждений…Есть даже устойчивый оборот: монополия государства на насилие. В конце стоит задача — добиться безусловного подчинения.
...я убежден, что одной из болезней нашего века является преувеличенное внимание к самоидентификации человека, к его специализации. К сожалению, это преувеличенное внимание является отражением объектного характера современного мира. Для того чтобы манипулировать человеком, надо превратить его из субъекта в объект. Нужно как-то его обозначить: фашист, коммунист, патриот, поэт, политик, актёр. Чтобы можно было в любой момент эту идентификацию ему налепить, а потом манипулировать ею по законам присущим данному жанру…
Искусство от культуры именно тем и отличается, что культура - это воспроизводство одного и того же в одних и тех же формах, а искусство - это отказ от этих форм и разрушение... постоянный уход от присвоения. Любая форма, которая уже присвоена социумом, которая ритуально воспроизводится, сразу же теряет всё своё мироизменяющее содержание.
Условно, общество отвергает именно то (есть старый термин «ханжество»), чем оно больно изнутри. Собственно говоря, существование нормального поля свобод, нормального либерального поля связано не с существованием правильных законов, как очень многие ошибочно предполагают. Оно связано с существованием людей, которые пользуются этими свободами. Если существует определенная свобода личности, должны быть люди, которые этими свободами пользуются. Если этих людей не поддерживать, то это свободное поле хлопнется без всякого правоохранительного силового воздействия, условно говоря. Это как прививки. Они должны постоянно делаться, чтобы организм сохранял устойчивость.
Утопия - не возвращение к империи, а мысль о том, что империя восстановится сама собой, стоит лишь воспроизвести внешние формы. Если какая-то империя и будет существовать в наше время, то она будет основана на совершенно других принципах, которых раньше не было. Естественно, у нее будет совершенно другое содержание, совершено другое символическое излучение.
Нам объяснили, что исследовать внешний космос слишком дорого, а внутренний - слишком опасно, нас обещали сделать равными Богу, а превратили в занятое изнурительной и бессмысленной суетой стадо потребителей, поклоняющихся "кумирам на час". Более того, выбросив из нашей жизни все, что не может быть измерено Числом, нас пытаются лишить даже той качественной автономии, что присуща любому свободному животному или ребенку, низведя до уровня элементарных частиц.
Музыку ведь редко воспринимают серьезно. Мое глубокое убеждение, что средний человек боится музыки. Музыка — разрушитель его обыденного мироощущения. Она бесплотна, но способна воздействовать. Она не обязательна, поскольку создается искусственно, но в то же время всегда присутствует везде — в шумах, в ритмике. Это тайна, которая разрушает линейный мир причинно-следственных связей. Попробуйте поставить обычному человеку серьезную музыку и заставьте его ее слышать (а не слушать), то есть чтобы она звучала не просто как фон. Вы увидите, как ему будет неуютно. Именно поэтому он нуждается в таком количестве как бы «стертой» музыки, которая создавала бы впечатление, что музыка есть, но в то же время убивала бы ее сущность. Огромным количеством такой музыки, звучащей вокруг, современный человек загораживается от тайны музыки настоящей. То есть музыка звучит, чтобы ее не слышать.
Когда умирает какая-нибудь идея, новая всегда проходит в другой форме. Чтобы определить себя как Иное — она должно не только содержательно отчуждиться от этого, она должна и формально это сделать. Поэтому я думаю, что вся энергия, которая будетЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Цитатник Кормильцева
Полная капитализация всей сферы человеческой деятельности, превращение всего в товар при требовании постоянной экспансии — бессмысленны и невозможны. Даже вещи не могут до конца превращаться в товар. Товар, в понятиях капитализма, — это не изделие, не предмет и не ценность даже; товар — это способ приращивать капитал. Товар интересен до тех пор, пока его можно произвести и продать. Товарное производство — это сокрытие прибавочного наслаждения: человек наслаждается, производя капитал. Капитализм — это психологическая проблема. Это модель социального вечного двигателя, и, как любой вечный двигатель, капитализм абсурден.
Сейчас в Европе происходит легализация легких наркотиков, марихуаны. Потому что стоит конкретная проблема: занять чем-то большие массы люмпенизующихся средних классов. Марихуана делает всю жизнь зоной отдыха. Легализация легких наркотиков связана с новой для Европы проблемой «новой бедности» и «новой безработицы». Огромные массы людей в Европе не работают. Или работают чисто формально — такой евросоциализм… Алкогольные бунты еще возможны, а травяной — я себе даже не представляю.
Насилие связано с любой властью. Есть какая-то странная иллюзия, что когда действует иерархическая модель управления, то насилия не то что меньше, а оно как бы иного качества. Но когда тебя насилуют, тебе уже не до идеологических убеждений…Есть даже устойчивый оборот: монополия государства на насилие. В конце стоит задача — добиться безусловного подчинения.
...я убежден, что одной из болезней нашего века является преувеличенное внимание к самоидентификации человека, к его специализации. К сожалению, это преувеличенное внимание является отражением объектного характера современного мира. Для того чтобы манипулировать человеком, надо превратить его из субъекта в объект. Нужно как-то его обозначить: фашист, коммунист, патриот, поэт, политик, актёр. Чтобы можно было в любой момент эту идентификацию ему налепить, а потом манипулировать ею по законам присущим данному жанру…
Искусство от культуры именно тем и отличается, что культура - это воспроизводство одного и того же в одних и тех же формах, а искусство - это отказ от этих форм и разрушение... постоянный уход от присвоения. Любая форма, которая уже присвоена социумом, которая ритуально воспроизводится, сразу же теряет всё своё мироизменяющее содержание.
Условно, общество отвергает именно то (есть старый термин «ханжество»), чем оно больно изнутри. Собственно говоря, существование нормального поля свобод, нормального либерального поля связано не с существованием правильных законов, как очень многие ошибочно предполагают. Оно связано с существованием людей, которые пользуются этими свободами. Если существует определенная свобода личности, должны быть люди, которые этими свободами пользуются. Если этих людей не поддерживать, то это свободное поле хлопнется без всякого правоохранительного силового воздействия, условно говоря. Это как прививки. Они должны постоянно делаться, чтобы организм сохранял устойчивость.
Утопия - не возвращение к империи, а мысль о том, что империя восстановится сама собой, стоит лишь воспроизвести внешние формы. Если какая-то империя и будет существовать в наше время, то она будет основана на совершенно других принципах, которых раньше не было. Естественно, у нее будет совершенно другое содержание, совершено другое символическое излучение.
Нам объяснили, что исследовать внешний космос слишком дорого, а внутренний - слишком опасно, нас обещали сделать равными Богу, а превратили в занятое изнурительной и бессмысленной суетой стадо потребителей, поклоняющихся "кумирам на час". Более того, выбросив из нашей жизни все, что не может быть измерено Числом, нас пытаются лишить даже той качественной автономии, что присуща любому свободному животному или ребенку, низведя до уровня элементарных частиц.
Музыку ведь редко воспринимают серьезно. Мое глубокое убеждение, что средний человек боится музыки. Музыка — разрушитель его обыденного мироощущения. Она бесплотна, но способна воздействовать. Она не обязательна, поскольку создается искусственно, но в то же время всегда присутствует везде — в шумах, в ритмике. Это тайна, которая разрушает линейный мир причинно-следственных связей. Попробуйте поставить обычному человеку серьезную музыку и заставьте его ее слышать (а не слушать), то есть чтобы она звучала не просто как фон. Вы увидите, как ему будет неуютно. Именно поэтому он нуждается в таком количестве как бы «стертой» музыки, которая создавала бы впечатление, что музыка есть, но в то же время убивала бы ее сущность. Огромным количеством такой музыки, звучащей вокруг, современный человек загораживается от тайны музыки настоящей. То есть музыка звучит, чтобы ее не слышать.
Когда умирает какая-нибудь идея, новая всегда проходит в другой форме. Чтобы определить себя как Иное — она должно не только содержательно отчуждиться от этого, она должна и формально это сделать. Поэтому я думаю, что вся энергия, которая будет
London Eyes
04-06-2009 23:52
city of copters cruising in dragonfly skyes
summits of pyramids topped with cyclopic eyes
square miles of masonic lies
place of Rene Magritte lookalikes
coptic copters of cinder and copper
patroling petroleum of sir Carl Popper
financial structures of nearby future
the mistical sculpture to cultured vulture
atlantis devouring by seaborn monster
"the world is my Oyster"said poisoned moisture
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
city of copters cruising in dragonfly skyes
summits of pyramids topped with cyclopic eyes
square miles of masonic lies
place of Rene Magritte lookalikes
coptic copters of cinder and copper
patroling petroleum of sir Carl Popper
financial structures of nearby future
the mistical sculpture to cultured vulture
atlantis devouring by seaborn monster
"the world is my Oyster"said poisoned moisture
Классические настроения
04-06-2009 23:26
уходили по горным тропам
темной безлунной ночью
вершины Кавказа
чернели во мраке
словно погасшие угли
колючие звезды
казались гвоздями
вбитыми в смуглое тело героя
глаза опустив
крались тихо как воры
обычные люди – купцы, мореходы,
ремесленники
и даже пара-другая поэтов
и философов
из тех, что ведут себя разумно
и приняты в приличном обществе
разошлись по домам
смыли кровь с ладоней
и подсев к очагам
у которых грелись
женщины и дети
подбрасывали хворосту в пламя
и рассказывали страшную новость
«Боги покарали Прометея,
укравшего огонь с неба!»
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
уходили по горным тропам
темной безлунной ночью
вершины Кавказа
чернели во мраке
словно погасшие угли
колючие звезды
казались гвоздями
вбитыми в смуглое тело героя
глаза опустив
крались тихо как воры
обычные люди – купцы, мореходы,
ремесленники
и даже пара-другая поэтов
и философов
из тех, что ведут себя разумно
и приняты в приличном обществе
разошлись по домам
смыли кровь с ладоней
и подсев к очагам
у которых грелись
женщины и дети
подбрасывали хворосту в пламя
и рассказывали страшную новость
«Боги покарали Прометея,
укравшего огонь с неба!»
Девятый скоч
31-05-2009 21:33
Фрагмент фильма "Музыка под водой" мистического триллера, действие которого происходит в гиперпространстве...
Режиссёр - Владимир Пасичник
Сценарист - Илья Кормильцев
комментарии: 1
понравилось!
вверх^
к полной версии
Фрагмент фильма "Музыка под водой" мистического триллера, действие которого происходит в гиперпространстве...
Режиссёр - Владимир Пасичник
Сценарист - Илья Кормильцев