ЧТо-то давно не было таких объёмных работ оО.
[показать]
'Их было двое. Два брата-близнеца. Они не разделяются на Доброго и Злого, на Чёрного и Белого. У них есть только оно различие - младший заведует жизнью, а старший - смертью. Поэтому старший является воплощением луны, в то время как младший - солнца. Вот и вся история. Они веками кружатся, пытаясь догнать друг друга. '

"Многие люди не понимают, что есть разница между властью, режимом в стране и самим народом. Многие политические деятели выдают свои личные интересы за национальные. На Украине мы проехали 30 городов с группой "Братья Карамазовы" - мирили Россию с Украиной. И где-нибудь сказали что-нибудь плохое о России? Собирались по 50 тысяч народу. Единственный момент был - нас не пустили в Ивано-Франковск: местный мэр, очень такой проющенковский, очень не любит москалей. Когда мы ехали туда, видели ночью передачу, где два бандеровца рассказывали, что едет агент КГБ Юрий Шевчук вместе с Андреем Кураевым, что бы их землю отобрать. На концерте мы сказали: ребята, тут ночью два чудака по телевизору трындели... Да у нас в России этой земли!.. А народу млао. Так что приезжайте, пожалуйста, сейте, пашите, стройтесь! Смеялись. Все квасные патриоты похожи друг на друга - что украинские, что русские, что грузинские, что прибалтийские. Это один низкий уровень, на котором они пытаются свернуть мозги нашим народам. И америкосы - там таких тоже хватает.
Я бы их всех собрал в одном поле, раздал бы им "калаши", всякое оружие, кроме ядерного, - и пусть выясняют отношения! Получилось бы отличное реалити-шоу, лучше всего на каком-нибудь отдалённом острове. И нормальные люди смотрели бы, как они дерутся.
Я рассуждаю глобально - здесь нельзя по-коммунальному?: вот такой-то сосед плохой. Что бы увидеть земной шарик, нужно быть немного космонавтом, видеть всё с высоты. Как Христос сказал, нет ни эллина, ни иудея. Добро и зло есть, но ни эллина, ни иудея нет. А у нас очень много людей, которые не видят времени и эпохи - "лицом к лицу лица не увидать".
Ю. Шевчук.

Дождь. Безумная пляска капель на деревянных карнизах домов, стук, надоедающий уже через несколько минут. Он всё быстрее и быстрее стучал по тёмным волосам, выбивая затейливую мелодию, которая постоянно трепала непослушные пряди. Он шёл. И не шёл, одновременно, потому что ноги то и дело подкашивались, и только звериное чувство равновесия не позволяло рухнуть лицом в серые лужи. Нет, уже чёрные – серыми они были в тот момент, когда и справа и слева зияли болота. Тогда, кажется, даже светило падающее в небытие солнце. Тогда великолепно играли лучи в дожде, который только-только начинал медленно капать. Но то – было тогда, пару часов назад, когда ноги ещё твёрдо держали на себе измученное дорогой тело. Тогда сознание ещё не было одним щупальцем, которое сейчас, сквозь дождь и стены, тянулось в сторону центра города. Оно тянулось не просто к кому-то, оно тянулось к белому порошку, который глаза не видели уже несколько дней. От которого этот недочеловек с гитарой на спине и руками в карманах, в берцах и грязной, некогда болотного цвета футболке, был так сильно зависим.

Когда впереди замаячила единственная буква, которая показалась такой родной и любимой, он, Циркач, направился в сторону одинокой буквы, горящей алым цветом. Одинокий охранник вкупе с брюзгливой старушкой-кассиршей, которая в ответ на протянутую мелочь из глубин штанов отдала посетителю билетик, слегка удивлённо и непомерно враждебно смотрели на Сантано. Да, грех на него было смотреть – человек, который находился в совершенно не свойственном этому дню, а точнее ночи, состоянии и одежде. Однако, видеть чёрный чехол с затейливым белым рисунком, который полз от грифа к струнам. Человек аккуратно прошёл между турникетов, постаравшись не задеть гитарой ни одного угла, и спустился по лестнице к рельсам. Снял с плеч чехол, он пристроился рядом с одной из колонн, так, что бы как можно меньше вызывать агрессивных чувств у выходящих людей. Глаза сонно закрывались, но больше, чем спать, хотелось вкусить очередного запретного плода – голова мелко болела, и сознание уже отключалось, когда пришёл поезд. Воздушная подушка, которую он вытолкнул из тоннеля, хорошенько встревожила Сантано. Он вздрогнул, кое-как поднялся, пока поезд аккуратно вставал рядом с платформой, и шагнул в призывно открытые двери, из которых хлынул, как ему тогда показалось, такой яркий свет, мгновенно озаривший сознание и выхвативший из тёмной и падшей души, обрывки воспоминаний.

Белый пух, горячий ветер...
— Спишь?
— Скажи, зачем мы здесь?
— По секрету?
— По секрету.
— Спички есть?
— Конечно, есть.
— Чиркни спичкой, станет ясно:
мы пришли...
— Не надо вслух!
— ...чтобы вспыхнуть и погаснуть,
словно тополиный пух.
— Что ты! Тише! Будет вечер,
чай, пирог, луна в окне,
чашку в руки, плед на плечи...
— Вечер — твой, а вечность — мне?
— Вечер — наш, а вечность — к черту…

Он сел в седьмой, кажется, вагон, в полудрёме, не заметив девушку, которая то ли выходила, то ли просто стояла рядом с перилами у дверей. Рассеянно извинившись, Циркач юркнул в сторону углового сиденья, аккуратно ставя перед собой чехол с гитарой и полу-прикрытыми глазами наблюдая за столь редкими пассажирами в метро. Сейчас ему было плевать, куда ехать и что вообще делать. Он просто сидел, чуть-чуть улыбаясь, подобно сумасшедшему, слегка запрокинув голову, отчего мокрые волосы залепили глаза. Приоткрытый рот, общая расслабленность всего тела. Он не ел вот уже пару дней, исхудал и теперь готов был за кусочек мяса, настоящего, дикого и живого мяса, продать Родину. Но никогда – душу. Слишком ценное для него это понятие. И слишком расплывчатое. Он забывался. Так, как каждый вечер, то лёжа на голых досках, то вообще – на голой земле, прижимая гитару к себе и, словно утопающий за буёк, державший в руке ремешки и крепления этого простого и приятного вещества, именуемого прорезиненной тканью. Совсем чуть-чуть, но она не промокала. Она была самой дорогой для него. Нет, не вещью, она была для него живой. Такой, каким он не станет никогда.

И всё же интересно – почему этот человек в высоких ботинках-берцах не мог превратиться в свою истинную форму? От него даже пахло по-другому, слегка мокрой псиной, слегка – безумием. И то, что в какой-то момент, проходя в дверях поезда, он почуял кого-то родного, остался за незыблемой чертой разума. Потом. Всё потом. Сейчас ему надо отдохнуть. Сейчас ему нужен маленький пакетик с белым порошком.

Поезд тронулся, предварительно закрыв двери, и, набирая обороты, поехал по своим делам. До Циркача, который сейчас находился на одном из его сидений, машинисту было, честно говоря, наплевать. Ну бомж, и бомж – что, первый раз видим, что ли?

— Чиркни спичкой.
— Ты опять?
— Проще быть живым, чем мертвым,
проще плакать, чем молчать.
Вдох. Как граппа ветер крепок.
— Я почти исчез, а ты?
Самый сладкий, напоследок,
выдох — время жечь мосты.

Поездка в МЕТРО определённо удалась. Определённо. Тепреь дома лежит безумное количество литров сока, синего Швепса и пива.
Я определённо начинаю любить хлеб из больших магазинов типа Ашана или того же МЕТРО.

что-то давненько я ничего не выкладывал и ничего просто не рисовал. черкотня в тетрадках не имеет к этому отношения

Так что вот товарищи. Буквально несколько минут синей ручкой по зелёной бумаге)
Читать далее

Сначала не было ничего. Было всё так спокойно, без какого-то воодушевления даже, без самого кривого. Но когда потемнел весь зал, а на сцене появился маленький белый кружочек с одиноким человеком, что стоял внутри, чувства хлынули потоком с задних сидений. И понеслось. Сначала мой мозг отказывался воспринимать происходящее, потом он просто тихо ушёл в сторонку, покачав головой при этом. Дескать, наслаждайся и живи хоть эти три-четыре часа.
Песни заставили задуматься, да и весь концерт тоже.
Но как зал пел сам Любовь или Ветер... это было великолепно, это был такой водоворот чувств, что даже описать нет слов. Это надо пережить.

А ночью был другой сон. Сон о человеке-убийце, который умел превращаться в кошку. И где мы с братом, видимо, были главными героями.
Сон оборвался ровно в тот момент, как мы сами решили стать похожим существами - человекокошкой, если угодно. ЧТо было или будет дальше я не знаю.

Просыпаясь в холодном поту, понимаешь - это не плод больной фантазии. Это - воспоминания. Странные, пугающие, непонятные, но они есть. И если постараться, можно вспомнить и удивлённые глаза, и чужие волосы сквозь пальцы, улыбку и полевой аромат, смешанный с ельником в лесу. Это было. Не вчера, не позавчера, не год назад, а где-то, наверное, в другой жизни. И ощущение сдавленного крика в горле отдалось кашлем. Это был уже не сон, это было воспоминание. Но другое, не моё. Там не было брата. Там было кто-то другой, более старший.
И было так безумно тепло, что хотелось остаться там навсегда. И ведь сегодняшний день - логическое продолжение того воспоминания.
Хочется вернуться туда, к этому странному не то художнику, не то просто философу с доброй улыбкой и волосами цвета воронго крыла. И обрыв. Да-да, тот, другой обрыв с воздушной подушкой под ногами.
Это было слишком страшно. И слишком горячо.

но туда я вновь хочу вернуться.

Последние три дня были переполнены просто событиями. Начиная от сладостного ожидания билетов на ДДТ, которое длилось не один час, и не два, а полных часов шесть, и заканчивая последним занятием сегодня - полутора часами английского языка. Мой мозг перестал воспринимать физику, как явление, зато определённые интегралы просто обожает. Летающая стрекоза в салате - это хорошо, это мощно. Да и поездка-полёт в автомобиле по ночной Москве не ухже. Не высыпаюсь уже несколько дней кряду. Часов до десяти упорно хочется спать. Именно спать, а не дремать/лежать/пр. А выходных в ближайшее время не предвидется. Таких, что бы можно было спать часов до двенадцати и, встав, ничего не делать вплоть до трёх-четырёх часов.
А так хочется.
Надо найти силы на концерт, порадоваться в кои-то веки ему. Не так, что бы "да-да, я так ждал, спасибо", а что бы душа пела.
В последнее время меня вообще что-то ничего совершенно не заботит. И если физическое наслаждение есть, пускай только в ванной с горячей водой и душистой пеной, то психологического просто нету. И негде его брать. Нервы-нервы-нервы, крики, оры, интегралы и тригонометрия. А тут ещё и английский. О нет, я и так ничего не соображаю, что же дальше-то будет?...

А когда солнце три раза взойдёт над морем, нарушив все законы и раскидав зелёные лучи по небосводу. Когда слоны подружатся с мухами, а жирафы начнут понимать всё с полуслова. Когда Темза пересохнет, а в Москве, рядом с моим домом появится широкий простор. Именно в этот момент мы и встретимся. Не там, ни здесь, нигде. И это 'нигде' будет исключительно наше. Я не отдам его никому.

Зарисовка на тему господства, да и просто продиктованная похожими условиями.

Контакт.
I.
Человек оторвался от компьютера, сладко зевнул, потянулся и тряхнул головой. Я сидел, стараясь не шелохнуться. Получилось хорошо, но меня всё ранво заметили. И удивлённо приподняли брови.
- Здравствуйте… - с шипящим акцентом проговорил я, качнувшись вперёд и пошире расставив две передние лапки. Человек не шелохнулся. Только брови поползли ещё выше. – Вас что-то смущает? – Я старался быть вежливым, ведь не знаешь, как поведёт это существо. Человек моргнул, рывком отвернулся, что-то судорожно начал печатать. Я удивлённо следил за тем, как в такт его пальцам на горящем белым светом прямоугольнике появляются чёрные символы. Человек снова повернулся ко мне. На лице было написано выражение, которого я ни разу не видел. Губы растянулись в широкой улыбке, он аккуратно снял меня со своего плеча и посадил на белые квадратики, по которым не так давно ударял пальцами. Он света из прямоугольника мне стало не по себе. Я дёрнулся в сторону, туда, в более тёмную часть, но был пойман.
- Можно я вернусь в своё первичное положение? – вопросил я, удивлённо перебирая лапками. Голова качнулась раз, другой. Кажется, это значило ‘нет’. – Зачем вам это? – старался я сдерживать свои гневные нотки, но человек не слушал. Эта особь была лет шестнадцати, с чёрными прямыми волосами. Мой собрат, по ночам вылезая из человека, клялся мне, что до него нельзя достучаться. И даже приглашал меня внутрь, убедиться, что нервные клетки перестали существовать. Но из-за своих размеров, я не мог пролезть в его голову. Значит, надо было проверять лично. Пальцы сомкнулись на моём тельце, причинив безумную боль. Инстинктивно я сжал все восемь лапок и, дёрнвшись вперёд, укусил его. Чуть пониже вены на руке. Не собрался я оставлять всё, как есть.
Надо срочно принимать меры, - это я понял уже тогда, когда странный человек с маниакальной (я вспомнил, как называется это выражение лица!) улыбкой перетащил меня в стеклянную громадину. Стекло я не любил – скользкое и прозрачное, так что не сразу поймёшь, где ты. Закрыли крышкой. И я понял, что был не прав.

II.
Человек оторвался от монитора и счастливо улыбнулся. От его агрессивных движений, я едва не свалился с плеча. Удивлённо заметив меня на своём плече, человек остолбенел.
- Здра… - я не успел договорить, как был сметён на пол. Потом на меня несколько раз лёг тапок с мехом. На последний я имел сильную аллергию.

III.
Человек дёрнулся, разводя плечи в разные стороны и снимая прямоугольные стеклянные предметы с глаз. Я сидел, не шелохнувшись, но меня заметили. Протерев глаза, человек надел свой прибор на нос (об этой части тела ходили среди нашего народа легенды!) и внимательно посмотрел через стёклышки на меня.
- Так-так, интересно, интересно… - говор у него был немного чужой, но я его понимал. И то - хлеб. Аккуратно взяв меня, он, предварительно выключив свет, дал мне аккуратно сойти на большую белую кла-ви-шу. Да, кажется, именно так называется странный предмет, который сначала утопал, а потом возвращался на место. Оглядевшись, я понял, что эта самая кла-ви-ша стоит на месте. И поразился почему. Наверное, всё дело было в силе, действующей на неё. А я был настолько мал, что весил совсем немного – сородичи удивлялись моим размерам. – Итак, дорогой паук, ты пришёл поведать мне новость? – человек заговорил со мной. Я удивлённо смотрел в его глаза сквозь эти смешные прозрачные предметы.
- Здравствуйте, - мама всегда говорила, что если собираешься говорить что-то человеку, то сначала надо с ним поздороваться. Человек улыбался, но был заметно удивлён моему голосу. – Да, вы правы, я пришёл поведать вам Весть. Добрую для вас, и плохую для окружающих. Так мне сказали, когда отдавали заказ на выполнение Задания.
- Как интересно, – человек пригнулся, что бы его глаза смотрели с одинакового уровня на меня, и снял стекляшки, положив их с глухим стуком на стол. От этого стука маленечко подпрыгнул. – Я вас внимательно слушаю. Рассказывается, что у вас за Весть.
- ‘Контакт’. – Сказал я и, стушевавшись, замолчал. Поскольку эта фраза и была Вестью, из-за которой меня послали в это место. Человек внимательно смотрел на меня. – Всё. – Не выдержав его взгляда, я постарался как можно быстрее спрятаться в тёмный угол под светящимся квадратом.
- Хм… - человек, наверное, задумался. А я сидел и смотрел на него из-под чёрной полоски неизвестного мне материала. Он долго думал, за окном, через форточку которого я попал к человеку, смотрели звёзды. Я любил их, эти звёзды – такие же маленькие, как я, но с даже более длинными лапками. У них было даже больше, чем у меня. Когда я считал их количество, то сбивался на тридцати двух. Потому что дальше считать меня не учили.
- Спасибо, мой маленький друг, я искренне рад, что эту Весть передал именно ты. – Человек улыбнулся и положил передо мной палец. Съёжившись от страха, я перебрался на него и собрал свои лапки. Человек встал, подошёл к окну и посмотрел Читать далее...

Можно я поеду тебя провожать? Приеду, помогу распаковаться и тут же вернусь обратно. Через три года, через два лета.

С замиранием сердца следил как выводит красная ручка плюсики и минусы. надежды было решили порушиться... но, видимо, меня любят учителя. И, оказывается, хорошо учиться вполне себе можно. По некоторым предметам, по крайней мере.

Знаете, начинает бесить отношение ко мне родителей. И дело даже не в деньгах, а просто в том, что они в упор не видят то, что я стремлюсь сделать как можно лучше. Дело не в оценках, не в деньгах или прочем бедламе. дело в наплевательском отношении к моей натуре. Знаете, это похоже на то, как после гения принимают его друга. Везде и во всём видят только ошибки и склонённую голову. И окружающим ведь плевать, что он хорош в других областях. Сначало его ругают, потом же перестают обращать внимание. Обидно. но разве обида нужна для того, что бы горевать над ней? О нет, я по-другому скроен. И мне плевать, что у меня никогда не было денег на карманные расходы, что на меня орали или в упор не замечали. Я сумею выехать только на себе.
Или я перестану быть собой.

Появился-таки в моём доме последний плакат-афиша ДДТ. Что ж, с замиранием сердца ждём, когда нам принесут вести с фронта.

Это цитата сообщения alex_emsworth Оригинальное сообщение

[Левитанский]

Что делать, мой ангел, мы стали спокойней,
мы стали смиренней.
За дымкой метели так мирно клубится наш милый Парнас.
И вот наступает то странное время иных измерений,
где прежние мерки уже не годятся - они не про нас.

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить
и вновь перевесить
и можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва.
Но ты уже знаешь как мало успеешь
за год или десять,
и ты понимаешь, как много ты можешь за день или два.

Ты душу насытишь не хлебом единым и хлебом единым,
на миг удивившись почти незаметному их рубежу.
Но ты уже знаешь,
о, как это горестно - быть несудимым,
и ты понимаешь при этом, как сладостно - о, не сужу.

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить,
и вновь перемерить
И вывести формулу, коей доступны дела и слова.
Но можешь проверить гармонию алгеброй
и не поверить
свидетельству формул -
ах, милая, алгебра, ты не права.
Ты можешь беседовать с тенью Шекспира
и собственной тенью.
Ты спутаешь карты, смешав ненароком вчера и теперь.
Но ты уже знаешь,
какие потери ведут к обретенью,
и ты понимаешь,
какая удача в иной из потерь.
А день наступает такой и такой-то и с крыш уже каплет,
и пахнут окрестности чем-то ушедшим, чего не избыть.
И нету Офелии рядом, и пишет комедию Гамлет,
о некоем возрасте, как бы связующем быть и не быть.

Он полон смиренья, хотя понимает, что суть не в смиренье.
Он пишет и пишет, себя же на слове поймать норовя.
И трепетно светится тонкая веточка майской сирени,
как вечный огонь над бессмертной и юной
душой соловья.

наткнулась на запись какой-то программы, где Б. Гребенщиков пел с Васильевым 'Песню о звёздах'. Безумно трогательная песня. И поют они - от чистой души, улыбаясь, играя голосом и ударяя по струнам. И поют то, что им действительно нравится, а не то, что от них хотят услышать тысячи поклонников.
Да и вообще, где бы вы видели у Васильева песню, которая не была бы его отражением? Или отражением мира, которое прошло сквозь него? Я таких песен не знаю. Послушайте - великолепное сочетание голосов.
Рекомендую. Очень и очень.

и ещё. Когда в названии песни Высоцкого ошибаются и пишут "на братских могилах" через "а" становится стыдно за свою страну. Да и вообще хочется убить тех, кто так пишет. Страна, которая вырастила таких поэтов как тот же Пушкин, Ахматова, Маяковский, Блок. Где родился Высоцкий, где правил Пётр I. Страна, которая сумела сделать то, что другим оказалось не под силу. И в таком месте ошибаются в простейших словах?! Стыдно за нацию, право. Очень стыдно.

Высоцкого не переплюнет никто. И никогда.

Не люблю я в принципе смотреть клипы. Потому что чаще всего не так представляю себе картину. Но тут - прорвало. Захотелось посмотреть Сплинов. И, знаете ли, мне безумно понравилось. Больше всего, конечно же, их Романс.
люблю я такую холодную, тихую и мечтательную атмосферу, которая показана в клипе. И песня великолепная.
Когда главным героем в клипе становится медиатор, мир начинает шататься.
А ведь клип по песне Новые Люди, именно такой - странный, с первого взгляда неправильный. Но ведь потом понимаешь что именно они хотели сказать своей песней. И проникаешься. Ещё глубже, ещё интереснее становится слушать их.

Сплины - другая философия, к которой мы не привыкли.

Либо меня не любит и даже не уважает удача, либо доля моя такая - вечно стремиться к чему-то. А когда доходишь, то видишь - нету ничего. Просто пустота.

Хотел я выиграть конкурс - пролетел, как фанера над Парижем.
Хотел я нормально что-то сделать - не получилось. Нечего было делать.
Хотел я что-то купить, так когда есть возможность, товара нет.

Если так будет и дальше продолжаться, я даже не знаю что буду делать. Наверное, всё же пробиваться через этот чёртов мир, проклятый сотню раз, будь он неладен.

Мысли - единственный багаж, который не досматривают на таможне, не сдают носильщику, не облагают акцизами и пошлинами. Мысли не расстаются с человеком никогда и нигде. Даже если он делится ими с другим - они всё равно остаются. Меняются города, люди, страны и континенты, языки и обычаи, а мысли только ещё сильнее копошатся в голове.
Многое понимаешь только издалека, видишь только на расстоянии.
Говорят, что через прошлое можно лучше понять настоящее. А через чужое - лучше понять своё.

[c] matex

есть мороженное, что пролежало в морозильнике больше двух недель, и вместе с тем сидеть под открытым окном - самоубийство. я это знаю. Но иногда так хочется замёрзнуть. Что бы потом пришёл кто-нибудь и отогрел. А не снова одеяло.

когда тебя воскрешают, эмоции хлещут через край.

Хочется танцевать. И эта мысль всё чаще не даёт покоя.
Хочется танцевать не так, как на каких-то "танцах" или в клубах. Хочется ломать спину и создавать что-то, в чём можно запросто потерять свою голову. Когда-то я умела многое. Слишком многое именно для меня. Но тогда... тогда я была маленьким и глупым ребёнком, который с каждым годом всё чаще понимал, что его там не ждут и никто не встанет на защиту. Кога я уходила из места, где провела семь лет, я не понимала, что спустя четыре года буду горько об этом сожалеть.

И это чувство появляется само собой. Тело уже не слушается так, как должно было бы слушаться. Придётся заново создавать свой собственный мир. И опять ломать спину, запрокидывая голову и чувствуя течение воздуха. Опять делать что-то, что не должно быть в моих силах. Что я не умею. Только для того, что бы опять упасть. А потом я опять встану на ноги, раскрою руки, прокручу пару поворотов. И снова упаду.

а нога-то болит, собака.

Снова здесь и снова там. Ты заботишься о моём друге, так дай позаботиться о тебе. Я же тебя понимаю - когда хочешь столько всего принести кому-то, отдавая себя без остатка. О тебе в этот момент некому позаботиться. А ты даже и не задумываешься - как это - о себе? А тот, другой, как он?
Поэтому дай тебя просто укутать в плед и сказать на ушко тихое "спасибо".

Потому что я радуюсь только тогда, когда все те, кто мне дороги, улыбаются и смеются.