Выложу-ка я несколько стихов Василиса_Иванова. Не мои, не мои! Просто очень хотелось Василису затащить сюда, для поэтических игрищ.

* * *
Тысячесловие листа,
Молчание ножа,
Жар подожженного моста,
Желание пажа

Ты воплотил одним «Прощай!»,
Король обыкновения.
А я ответила: «Сжигай
Мои стихотворения!»

* * *
Встревожилась плоть горизонта,
И вечные линии ожили…
Мечтаю познать своей кожею
Любовную линию фронта.

О, милый, зачем твой испуг?
Не хочешь слияния линий?
Отринул подарок богини –
Прощай, неопознанный друг!

* * *
В окне напротив
Твои цветы,
Под властью плоти
Да будешь ты…

Я околдую
Твой первый сон –
Мой милый, будешь
В меня влюблен!
Читать далее...

Красною лентой, срываясь и тая
В ветре – без запахов, мыслей, вестей,
Грёза моя от меня улетает,
Старой печалью моей налитая,
Выбитая на могильной плите.

Нежным цветком, что год не поливали,
Песнею под покрывалами стен
Грёза моя сквозь меня прорастает,
Грустная, невыносимо простая,
Свет мой витой не пустившая в тень.

Книгами лиц мои жизни листая,
Боль, закавыченная на кресте,
Грезу мою безответно хрусталит –
Слезы от полупрозрачности таин
Стынут, рисуя на вешней воде.

Взор уловив, круги душу вплетают
И в неприступной своей пустоте
Грёзы воруют, смерть приобретают,
Нашей надеждою холод питают…
Холод в безмолвной чужой красоте.

Хмм. Первоначально вставил старый вариант. Надо быть повнимательнее...

Мало мне встреч. Даже на расстоянии. Всё ли изменчиво? Это болезненно: вы и я, я и вы, вы и вы, я и я… Как сделать легче мне эти минуты прощания? Просто исчезнуть…

Веришь ли, милая, в существование? Мой – новый каждый шаг – словно не здесь.
Фетиш – могилами, сны – ожиданьями… Веришь ты, милая, в существование. Значит, тебе решать, где оно есть!
Веришь ли, милая, в заотражения новых зеркал сквозь-от старых зеркал? Фитили стылые – искры сомнения… Веришь ты, милая, в заотражения! – новые ждал, словно старые звал…
Веришь ли, милая, в донаваждения? Взгляд устает в тонной пене картин. Бело-бескрылые… сонно-рожденные… Веришь ты, милая, в донаваждения!
Кто-то умрёт, мы и это простим!

Славится отзвуком тишина, нравится отсветом темнота... Сколько есть осени, из окна всю возьми, если вдруг чем не та...

Сносится голова, изотрется, вспенится взгляд – замутится зернью деяний. След прост и виден на расстоянии, но это топь, глубь, яд, если идти по нему не придется. Шаг. Шаг как шаг – удается! – маятником-маяком. Отсвета нету ни в ком.
Все – далеко-далеко… Вощупь идут на мой свет, будто бы он – этот след.

Поле из веток-рук, больно-безветренно вкруг… А трупы колышутся, крики всё слышатся… Вздох! – хоть не дышится… – Тихо… Их оба лиха пронижут… всё ближе… невидь отпишут с лица, с голоса-колеса. В горе сам небесам. Да, я! В даль чужую, – куда ни глянь! – лес мертвых рук… и каждая длань моя!

Невидаль-небыль бесхитростно дарит слёз в снежное завтра. Выглядит высь с небес и достанет пальцами быль из вчера – камнем по нивам грёз, нежно так насрезав трав, капнет ревнивой дождинкой на кончик пера.

Пост зарезервирован для словаря.

Готовы слова. Снизаны сетью цепей… Молчу. Нет… Нет, мне вслух не высказать все, что хочу. Головы снова – камешки под… под ногой нагой. Ты? Это ты докажешь мне, что я другой? Год новый споро прóстится с ночью, где звёзды ждут… Ждёт меня кто-то гостем. Сам… я не приду…

Души губительны… Злят тебя? – видимо, ты этими взглядами пьян упоительными. Только зрители… Зрители свиделись – с разных сторон стекла тени. Не скрыть их нам…
Точно, насквозь – врозь и вместе дотла! Мы вольны, мы полны, мы исполнены зла. Мы губительны друг для друга…

Злится, тревожась, твоя пустота. Прожита так... ты уже не та – днем налита, будто вся занята, а на руках – домовины плита. Смотришь во снах: спины, спины… спят спины так, что не сдвинуть. Тик-так… Тик… Так… Длинно… Дремотно… Минно… В головы ста снова входит картинно твоя пустота, пустота-пустотина…

Греются тени, шаги считая. Взгляды не смеют и оплетают мысли. Жесты твои по-рысьи мягки, и далеки, как жизни, наши с тобой маяки.
Мечутся, пенятся, тая, точки сближений. Весь мир как не в фокусе… знаю все пульсы движений. Я... в окружении лиц оттиском-голосом без решения...

Тайный стих - это такой способ написания стихотворения, при котором, разделив его построчно на два (или больше) столбца, из получившихся частей - читая по отдельности и целиком - можно получить новые стихотворения. По количеству столбцов эти формы называются соответственно "Три в одном" (два столбца), "Шесть в одном" (три столбца), "Десять в одном" (четыре столбца) и т.д.

Вот пример стихотворения "Три в одном":

Клети. Душа моя Ими полна Верьте мне! верьте! Но тьма из окна. Метит решать, воя Волком, луна. Черная, Запеченная. Клети, как ветер, Как ветер-стена, Клином снов сна Отреченная…

Вырвана с корнем. Меня песня не помнит. Прошу о покое И вся жизнь моя в боли. Доколе? Доколе? И взгляд как на приколе… Колет глаза мне, всё колет, И не стона. И он – моя доля, И вокруг тьма, как поле, Взрежь-кричи в круговерти… Тебя не услышу я, песня смерти…

Немойберег.

А вот "Шесть в одном" (читать отдельно по столбцам, вместе левый и средний, вместе средний и правый и все вместе построчно):

Вниз по ступеням	за шагом шажок	иду осторожно,
Я каждым мгновеньем	к тебе, мой дружок,	несу «да» по крошкам.
Теряюсь,	я таю, мечтаю,	и так это сложно,
Глажу по теням,	как ночь, исступлённый,	ведь мне это можно,
Гляжу в привиденья,	и сам привидённый,	как ветер, как ветер,
Меняюсь	сердечность латаю,	и все мне родное на свете.
Тебя я люблю!	Люблю, и схожу с ума!	Салюты сердцами! Сердцами!
И я тебе в этом признаюсь!	Да ты, ты все знаешь сама!	Любовь останется с нами!

Немойберег.

Если поэт использует тайный стих вместе с твердой формой, например, рондо или триолетом, то все части стихотворения должны соблюдать правила выбранной формы, и такой стих можно будет назвать соответственно как "Три рондо в одном" или "Три триолета в одном".

Словарь поэтических форм | Оглавление

Отчаянье - от чаянья, бездействия лентяйного, томления печального в надежде на случайное.

Остростальна печаль трех сердец. Белостайна, случайна… и не деться никуда за печать двух колец – всепечально венчальных, не согреться. Перестанет встречать свой венец, и обманом отчайным в стон сорвется… Жизнь всю тайно кричать… Под конец: в черноте – белой чайкою загореться…

Грозно срывается дым с куполов средьнебесных оземь в назолу рассвету… бьются птицы весны… Перьями белыми облако пыли – скелетами-перстами идет по влажной земле крестный ход Сатаны. Големы-мысли, рябые глаза вереницею перед грёз-столпотворением зла с пенных губ сходят в дым. Ветра порывом одним иль последнею птицею морок развеял-сорвал с земли тени-следы. И по печатям сим травы пройдут изумрудные, сонные головы-плети реками стекут, молчно и гордо воспрянут дни, дни многотрудные в радость глазам голубым, исслезившим тоску.

На смену годам минуты... мгновенья-вода... смятенье... Как тени нежданной смуты – сквозь пальцы в немом сплетенье... Бегут-мстят – как скоро мы в круги воколь закованы, всё в мире – во все стороны – всё шире... Заколдованы... сны – днами, мы – днями-тенями... Те – нами...

Лечь на дно?.. Лазоревым сном дно липкого сна… вымечталось, вылилось… Лазоревым сном небо черной дыры среди сна. Всё – весна! И она одна льнет со дна… Выгрезилось, вырезалось… в ранах тягучих чужого окна лечь на дно? Сон пал со дна, дна среди сна – это весна сна увечного…

* * *
Песня, в твоих глазах тьма. Вестишь ли ими – не знаешь сама. Ты замолчала всё, всё, что ты знала, зима. Мне верится… в бездну твоих голосов, если их знать, рисовать их… и всё. Сталями иней – стаи покинутых сёл за шагами твоими… За ними… молчание видящих… С них, с ними… отчаянье выпишешь – страхами льдяными снеги как пьяные ринутся в пасти без страсти мной нелюбимого счастья… Мне гнут небо… взгляды, как копоти свечей – кто встречен, как клеймами, ими отмечен… Вечера мало, а ночи не стало… оттепель тало луну обаяла, в петли капели вдевая дома, будто и ты – не зима, песня. В твоих глазах тьма…