Мне холодно.
Мне всегда холодно.
Я сижу в комнате, с запертой дверью, с включённым уже вторые сутки масляным обогревателем, завернувшись в тонны чуть колючей пушистой шерсти и всё равно мёрзну. Я прячу ледяные ладони между коленей, безуспешно пытаясь их согреть, я закутываюсь в тёплый плед с головой, чтобы хоть как-то спастись от липкого, надоевшего, вечного холода, но всё равно, как только бабушка передаёт мне тарелочку с фруктами и случайно касается моей руки, раздаётся крик:
- Почему у тебя такие холодные руки?
Гемоглобин низкий, постоянно сижу, кровь не циркулирует - можно найти много обыденных, надоевших объяснений, но никто не будет знать точно, правда это или нет. Я не знаю, почему в самый жаркий день у меня всё равно холодные руки, хотя солнце старается вовсю и остальным уже хочется выть от жары - и мне, как ни странно тоже - но когда на меня устало навешиваются, всем видом говоря "как жарко", через секунду раздаётся возглас:
- Ты чего такая холодная?!..
А потом я пару минут работаю общественным освежителем.
Летом, встретившись с соседкой по даче, я слышу вопрос:
- А ты опять как лягушка?
- Что? - не понимаю я.
- Ну, холодная всегда... жара, а ты - холодная...
Я вздрагиваю, понимая, что я, оказывается, и в прошлом году была такой. А мне казалось, что я только в этом такая холодная...
Я грею руки над свечой, около костра, на свете солнца, я прислоняюсь спиной к камину, я сижу около тепла, но мне холодно.
Вечный, липкий холод, который уже осатанел, от которого нельзя спастись. Он напоминает режущее одиночество в ночи, после весёлого празднования дня рождения, когда приходится заново привыкать к одиночеству, когда особо остро понимаешь, что ИХ с тобой рядом нет, и ты сворачиваешься на кровати, закусывая зубами клочок подушки и глуша в мешке с перьями слёзы.
Мне холодно.
Мне всегда холодно.
 
Я поднимаюсь на верх холма на Поклонной горе, впереди меня несутся две близняшки и мой брат. Я улыбаюсь. Вечер, чудесное вечернее солнце, с которым я дружу в отличие от его майской знойной полуденной сестры, верх холма, там, где высокий огороженный крест, влажная скошенная трава, голоса вокруг меня. Лежать на траве, смотреть в небо, пытаясь что-то в нем разглядеть, разгонять тучи по Ричарду Баху, гадая, а ветер ли это или всё-таки ты... А я только что из фонтана, в котором впервые искупалась, брюки ещё мокрые.
Мне холодно. Мне снова холодно, как и всегда, особенно теперь, после фонтана. Одна из близнецов возмущённо вопит что-то о том, что кому потом влетит, если я заболею, кого потом будет отчитывать моя сестра... это так жутко забавно смотреть, как она пытается возмутиться, а в уголках глаз весёлыми чёртиками пляшет улыбка.
Я махаю рукой, мол, не заболею. И ежусь. От холода. Брат заметил.
- Замёрзла?
Я киваю. Куртка в сумке, но она мало чем спасёт, мне всегда холодно, да и куртка не согреет, не такая это куртка, да и не могу я согреться...
Я сижу на пригорке, смотрю вдаль, на взмывающие ввысь многоэтажки, кажущиеся эдакими призраками на фоне голубого неба, на завод, на дорогу и, почему-то, всё это вместе кажется красивым с этой высоты.
На мои плечи что-то опускается. Я опускаю взгляд и понимаю, что на мне его куртка, вот и значок, на котором изображён знак вопроса. Не говорить же ему, что меня бесполезно греть...
- А ты? - я поднимаю на него глаза.
- А я привык, - брат присаживается рядом и обнимает меня одной рукой. В другой - плеер. На шее - не на ушах, а именно на шее, так тоже слышно - наушники, в них тихая музыка без слов. Я кладу ему на плечо голову и слушаю. Ветер, и то, что у него в наушниках. Я знаю это, он мне уже давал эту музыку слушать, теперь она и у меня в плейлисте...
Я слушаю и смотрю. Смотрю на зелень перед собой, на двух близняшек внизу, кажущихся небольшой расплывчатой точкой. Впрочем, нет, не расплывчатой. У меня порой зрение словно улучшается, особенно здесь...
- Согрелась? - через некоторое время.
Мне хочется сказать, что меня бесполезно греть... но слова застревают где-то в горле, так и не вылетев. Чуть приоткрывшиеся от изумления глаза.
Мне тепло.
- Да, - чуть неуверенным тоном говорю я, боясь поверить. - Только нос холодный, кажется...
- Вот и хорошо, - радуется брат. - А нос сейчас согреется.
- Согреется, - киваю я и утыкаюсь носом в его тёплую шею, чуть приподняв этим же самым носом наушники. Правда, обычно я утыкаюсь ему в шею, чтобы укусить. Ну вот, стащили у вампиров их дружеское приветствие, но мы с копирайтом, честно!...
- Ну как? - деловито интересуется брат, когда я меняю положение головы, и сам отвечает на свой вопрос, коснувшись моего тёплого носа своей холодной рукой. - Совсем согрелась.
- А чего у тебя руки холодные?..
- А я всегда холодный...
- Согреешься когда-нибудь, - пророчески сообщаю я.

Чудесное место. Не будь здесь моих суетливых родственников - я бы вообще считала это место идеальным. Были бы друзья - было бы ещё веселей, но, к сожалению, с друзьями не сложилось, а сестра на даче от силы месяц проводит. Так что довольствуюсь тем, что есть. Инструкция по выживанию такая: на литрами льющуюся болтовню родственников стараться не обращать внимания, играть с ними в карты до пяти утра, попивая растворимое кофе с коньяком и ложкой сахара (редкостная гадость, однако), да изредка наслаждаться любимым ирландским кремом-ликёром, а Владку, единственное живое существо моего возраста в этом посёлке, сажать за пианино, а самой на кровати дочитывать "Книгу одиночеств", играть в соседней комнате на флейте, и петь вместе с младшей двоюродной "Алые паруса",  в моём корявом гитарном исполнении (и всё это, заметьте, пока Влада пытается прочитать ноты Лунной Сонаты для левой руки, притом неправильно).
 А ещё мы тут прислушиваемся к здешним биоритмам природы, и знаем, что в пол третьего утра у птиц начинается первая проба голоса, а к трём уже можно попасть на генеральную репетицию, да и вообще, уже концерты пошли. А с пяти до шести приходит рассвет.
А вообще, я сейчас лежу на кровати и уже почти дочитываю "Кофейную книгу" Фрая, прикидывая, смогу ли я приготовить то, что написано в многочисленных рецептах. Будильник, поставленный на пять часов утра, недавно прозвенел, а я ещё и не ложилась, и, кажется, наконец-таки собираюсь на это дело честно плюнуть.
Изнутри сжигает желание улизнуть из дома и поплутать по лесным тропинкам.
Надеваю свой любимый серый кардиган, подмышку - Макса Фрая. Чуть подумав, перегибаюсь через бортик кровати, свешиваюсь и нащупываю свой рюкзак, извлекая оттуда свою пока что безымянную флейту. Хотя предположительно серебряный вистл собирается получить имя по цвету.
И со всей этой экипировкой гордо шлёпаю на балкон.
Вдыхаю утренний воздух, улыбаюсь ветерку, который ласково взлохматил и без того живописный после сна бардак на голове, и любуюсь деревьями, чья листва спросонья кажется уж совсем нестерпимо зелёной.
Чудесное место.
Любуюсь облачками на небе, смотрю на такое одно, такое золотистое вроде бы, да только из-за переплетения многочисленных веток высоких лип его было очень плохо видно.
Неожиданно понимаю, что облако какое-то немного странное. Присматриваюсь. Глаза собирают чемоданы и переезжают на лоб, сохраняя в себе не верящее выражение с вкраплениями безумной надежды, на губах неуверенная улыбка.
Я стремительно сбегаю по деревянной винтовой лестнице вниз, быстро верчу ключ в замке, выскальзываю в свежесть утра, шлёпаю по асфальтовым плитам, которыми выложена дорога к рукомойнику, и, наконец, поднимаю глаза.
Радостные улыбка и взгляд. И тихое: "Спасибо, Мир!"
Странное облако раскинулось широкой дугой над поселком и светилось семью цветными дорожками.
Радуга.
До прошлого года я не видела её около двух лет, а теперь на меня счастье видеть это семицветное чудо сваливается при самых разных обстоятельствах.
Благодарная за такой чудесный подарок, я подношу флейту к губам и тихонько играю одну из двух доступных мне мелодий - я же только учусь.
А потом, возвращаясь в дом, я тихонько смеюсь и называю себя Заклинателем Дождя. Потому что сразу после незатейливой мелодии с небес хлынула вода. Ну да, а послезавтра, после моей долгой игры на флейте будет ураганный шторм и дождина (но я этого пока не знаю).
А я иду обратно на балкон. Любоваться на семицветную дорожку.

Я не умею ссориться на всю жизнь. Нет, умела конечно, да и обижаться в том числе, но теперь это умение всеми силами стараюсь забыть за ненадобностью. Как говориться, обижаться - это самое бессмысленное занятие на земле.
  Сейчас я могу только расходиться. Именно не разругиваться в пух и прах, чтобы так - раз и навсегда, а просто расходиться. Только условия у меня для этого своеобразные.
  Это обязательно должен быть естественный процесс. Вследствие несовместимости интересов или ещё каких-то качеств, из-за разной компании, вы начинаете общаться друг с другом всё меньше и меньше, а потом всё с водится до банального "привет-пока", ну и ответов на вопросы плюс поддержка разговора, если есть о чём поговорить. Вполне себе естественный процесс расхода людей, даже не ссорились, возможно, только через некоторое время опомнились, что вон, человек-то, далеко уже. Даже попробовали приблизить обратно - ан нет, сорвалось всё через некоторое время, понимаешь: всё уже, человек не твой.
 Если разрыва как не естественного процесса ну никак не избежать, и вон он уже гремит в барабаны у порога - то тогда вышвыривать должны меня. В этом случае, если я понимаю, почему это происходит, то вопросов никаких, боль и время для её прохождения зависит от степени привязанности к человеку. А если не знаю и есть возможность задать единственный вопрос "почему?", то я его задаю. Если в ответе подразумевается возможность соединения вновь и если есть взаимное желание возврата - то тогда пожалуйста. Ну а если нет, то на нет и суда нет.
  Но уходить самой, даже если и трудно находиться рядом с человеком - упаси Боже. Мы один раз попробовали. Даже сумели сказать нет, получили свою заслуженную "сволочь" и ещё пару крепких прозвищ и   ощущение ледяной глыбы в затылке.
 Но это ещё были цветочки.
   Жалобные глаза, обращённые на Лиса с просьбой "не отходи от меня далеко, мне страшно, что она сейчас может меня найти, вдруг сделает со мной что-нибудь", идти рядом за руку, боясь, что можешь наткнуться, внутри натянутая струна... а потом увидеть. Пройти мимо. Мурашки, ледяной пот, висящее в пространстве напряжение, вымотано класть Лису голову на плечо после того, как всё миновало и жуткое чувство вины.
   На дополнительных занятиях хотеть только одного - сбежать из нависшего грозовыми тучами напряжения и не оборачиваться. Смеяться, хорошо, делать вид, что смеёшься, закрыть одну сторону волосами - и всё что угодно, только не оборачиваться. И потом буквально срываться с места и нестись домой. С напряжением, с совестью и бездной всего ещё.   
 И чёрт его знает, сколько нервов мы истрепали за эти дни друг другу и сами, прокручивая события прошедших дней.
  Но я не то что ссориться не умею, даже расходиться и тем более - самой.   Поэтому заслышав на физкультуре до боли знакомые звуки флейты, мы сдались, признали себе, что не можем, встали, засунули руки в карманы и, под аккомпанемент сожалеющего взгляда Лиса, двинулись по направлению к существу, сидящему на полу у стены с флейтой.
   С самого начала знала, что ничем другим в моём случае это закончиться не может.
  С тех пор меня так и подмывало спросить, не подрабатывает ли она Крысоловом. Устойчивый набор ассоциаций, ага-ага.
- Да что же ты делаешь, чудовище... - Лис неодобрительно качает рядом головой. Я пожимаю плечами.  
 - Мне так легче...  
- Так вы же потом опять будете спорить до хрипоты и трепать друг другу нервы!  
- Мне правда так легче...  
- Ну ладно, смотри...
Нет, правда. Пусть кричит, пусть ругается, не соглашается, грозится прикончить и нередко меня задевает (я и сама-то это не раз могу сделать, при этом совершенно не подозревая, что я это делаю) - но это всё намного лучше, чем то, что было, когда я боялась даже её встретить. Я долго не могу быть рядом, иногда напрягает, но мне намного легче, когда я знаю, что это будет тёплое объятие, чем повисшее напряжение. Да и не так-то просто выдернуть из жизни, если человек остаётся тебе дорог, просто не совпал мировоззрением…
Мне лучше с ней, чем без.  

   - Слушай... - я смотрю на неё с флейтой.
 - Давно хотела спросить - ты Крысоловом иногда не подрабатываешь?  
 - Бывает, - хмык. Я тихонько так трогаю лапой её флейту.
  - Ну давай помогу, - я улыбаюсь и достаю свой вистл. Рядом раздаётся театральный вздох.  
- Руки не так держишь...  
- У меня нет за душой восемь лет музыкальной школы! - возмущаюсь я и отбарабаниваю тему Шира из Властелина Колец.
  - В музыкальной школе держать флейту не учили, - улыбается она и выдает что-то такое, ирландское, профессиональное.
  Ну а что, я вообще ужас начинающего практикующего вистлера.
А

- Я тебя не понимаю. Ты носишься по улице под дождём, промокая насквозь и идёшь ещё черт знает сколько домой вот в таком вот состоянии и при этом ты в полной уверенности, что ты не сможешь заболеть. Но ладно, то, что ты любишь дождь, я знаю ещё с прошлого лета. Но теперь ты ещё и в одной лёгкой рубашке с джинсами стоишь на ветру, при ужасной погоде и опять же утверждаешь, что не можешь заболеть. Это же безумие, ты не находишь?..
Она весело посмотрела на меня и чуть тряхнула головой. Волосы уже высохли после недавней прогулки под дождём, и теперь лежали на голове причудливыми завитками. Мягкие, пушистые. До них было приятно касаться рукой и немного лохматить. Она почти неслышно рычала, когда я начинал это делать - для виду. Ох, начиталась тут девочка про вампиров, теперь рычит, принюхивается, прислушивается и больно, до синяков, кусается. Хорошо, что действительно не вампир, ей богу.
- Пушистые, - пробормотал я в унисон с её рычанием, снова коснувшись её волос. - А если бы дождь был кислотный?
- Ну не мог он быть кислотным, если я под ним! Ну или со мной ничего не могло случиться, - с уверенностью ответила она, отскакивая от меня и начиная прыгать по зелёным кочкам в поле, где мы гуляли.
- Почему? - господи, ну дай мне понять, почему с ней ничего не может случиться!
- Потому что я люблю дождь, - терпеливо пояснил ребёнок. В который раз.
- Ну и что? Он живой что ли? Тоже тебя любит?..
Она резко дёрнулась. Повернувшись ко мне, она серьёзно посмотрела мне в глаза.
- Конечно, он живой. Не знаю, любит ли, но тем, кто его любит, он не будет причинять боли.
- Ладно, прости, я знаю, что он живой. Но как он может не причинить тебе вреда? Только потому что ты его любишь?
Она еле заметно кивнула. Потом отпрыгнула от меня ещё дальше, склонила голову на бок, чуть задумчиво смотря на меня. Её рука медленно поднялась.
В этот момент в поле поднялся ветер.
- О Боже. Ты подчинила себе ветер? - я страдальчески закатил глаза.
- Нет, - коротко ответила она, делая какое-то резкое движение. По затылку проехался невидимый кулак. Не думал, что ветер больно бьётся. - Никогда не пытайся что-то себе подчинить. Подружись. Попроси. Он сам решит, делать это или нет. Он искреннен. Он чувствует и любит, когда искренни с ним. Если попросишь - сделает. Если захочет, конечно. Никогда не заставляй...
Она легко взмахнула рукой, и мои волосы сзади взметнулись в такт её движению. Она улыбнулась и чуть повернула руку, проводя по воздуху так, словно гладила какое-то невидимое существо.
- Попробуй полюбить ветер, - улыбнулась она.
- Забавно. И как?
- Он же живой. Почему бы и нет? Как Дафна просила Мефодия полюбить лестницу в Эдем.
- А как тебе это удалось?
Она улыбнулась.
- Наслушалась песен, выхватила оттуда строчку "ветер, брат ты мой ветер, за что осерчал?" и восприняла ветер как брата, - тут ветер явно решил посамовольничать и разлохматил её шевелюру. Видимо, расчувствовался. Она улыбнулась, обнимая себя за плечи, словно пыталась поймать это невидимое нечто в объятия.
- Ну теперь понятно, почему ты его ветром называешь, - проворчал я.
- Угу, - снова улыбка.
По полю пронёсся вопль. Ну всё, так может вопить только один человек. Джонни. Её младший брат. Мне крышка. Потому что эти двое идеально ладят с ветром. Слава богу, что старшего здесь нет, который, собственно, ветром и является. Ох, она бы меня сейчас за эту мысль убила.
Убить за эту мысль меня решил ветер. Я получил очередной подзатыльник от сей невидимой сущности. Я сдавленно прошипел.
- Сестрёёёёёнка! - я мрачно наблюдал, как Джонни повалил сестру на траву, ещё мокрую от недавнего дождя, и как эти двое катались по траве, лупя друг друга кулаками, кусаясь, и ещё умудряясь сообщать, что дико соскучились.
Кошмарные существа.
- Эй, а что это у Макса рожа такая кислая? - Джонни заинтересованно покосился на меня.
- Ветер, - коротко ответила Малышка, смотря на меня совершенно невинными глазами.
- А...
- О, нет! - простонал я. Брат и сестра надвигались на меня с поистине коварным выражением лица.
И каково это смотреть, как на огромном поле двое гоняются за третьим, да ещё и умудрившись вплести в свою игру воздушную стихию?..

 - Смотри, солнышко, я тебе одну вещь скажу и даже покажу, - я и моя младшая сестра стояли на перекрестье четырёх дорог. Я указал ей на дорогу, которая стелилась прямо перед нами и убегала куда-то вдаль. – В общем, вот с этого момента, ты сама выбираешь, куда ты пойдёшь, потому что я не имею права тебе указывать, по какой дороге ты должна идти – я могу только дать тебе знание, всё то немногое, что знаю сам, а в какую сторону это применить – исключительно твой выбор. Собственно, что я хочу тебе сказать… допустим, что ты пойдёшь по этой дороге. Посмотри вдаль. Что ты видишь?
- Тупик дома, - ухмыляясь, ответила сестра, хитро поглядывая на меня.
- Отлично. Тупик. Но – из тупика можно выйти, обойти, пробить его лбом, при желании, и идти дальше. Наши глаза дальше не видят, но идя вот по этой дороге прямо, мы можем обойти весь земной шар по кругу, если захотим, конечно. И можем начать новый круг. Но за то время, как мы начнём этот новый круг, разрушатся дома, построятся новые, всё изменится до неузнаваемости и пройденный уже раз тобой путь будет восприниматься, как совершенно новый, незнакомый, полный новых загадок и тайн. И при этом, пока мы будем идти по этой дороге, может закончиться и не одна наша жизнь, но каждая будет новой, потому что каждый раз мы воспринимаем всё по-новому, опираясь на новые знания и понимания, потому что всё вокруг меняется… Понимаешь, о чём я?
- О Жизненном Пути, - спокойно разгадала моё сравнение это чудесное существо.
- Вот и молодец, - я улыбнулся. – Ещё одна фишка – когда ты идёшь, все дома проскальзывают мимо и остаются позади, препятствия в виде тупиков обходятся, дожди и снега, встречающиеся на пути, рано или поздно, так или иначе, заканчиваются. Так и все трудности, невзгоды и многое-многое другое – всего лишь мимолётные мгновения. Тебе нужно знать, что там, куда ты идёшь – всё всегда будет хорошо и ни на чём не зацикливаться.
- А если ни на чём не зацикливаться, то какой же когда смысл в Пути?
- Дело в том, что есть мимолётное. А есть то Вечное, Неизменное, которое всегда с тобой, подобно волшебному сундучку с приданным, который следует за тобой и появляется по взмаху волшебной палочки, где бы ты его не позвала… Так… я кажется, всё сказал, что хотел. С этого дня ты пойдёшь сама…
- Брат, а мы разве больше не встретимся?
- Я этого не говорил. Потребуется помощь или до зубовного скрежета захочешь меня увидеть – вызывай любыми способами, прилечу хоть из другой реальности. Да я и сам тебя часто вызывать буду, чего ты думаешь, - я снова улыбнулся.
- Ну, я пошла тогда… - немного неуверенно сообщила она. Я кивнул.
- Тебе всего лишь до своего дома дойти. Я же тебе не Землю обойти по кругу предлагаю, а по своему Пути самой пойти.
- А… а ты почему не со мной?
- Видишь ли, радость моя, ты у меня не одна. Когда-нибудь, я опять забегу в книжный магазин, увижу там перед полкой с Максом Фраем кого-нибудь, услышу неразборчивый шёпот… и пойму, что некто с ещё одним кем-то обсуждают теорию Иных Миров. Ну я и подключусь к разговору… и совершенно неожиданно пойму, что прочитал чуть больше их. Мы обменяемся контактами, у них окажется дневник, страница контакта – собственно, что окажется, не принципиально – и увижу чудество, которое вполне может стать Волшебником. А потом удивлюсь тому, что я, кажется, по этому Пути ушёл дальше их. Завяжется разговор, начнутся встречи, я буду рассказывать то, что знаю, они слушать и наверняка расскажут то, то не знаю я… а потом, рано или поздно, так или иначе, я их, так же как и тебя, отпущу. По двум, кстати говоря, причинам.
- Это же по каким?
- Первая – чтобы они поняли, действительно ли они хотят идти дальше или нет. А вторая… а вторая заключается в том, что я рассказал им всё, что знаю сам, поэтому мне остаётся только надеяться, что на их Пути встретиться тот, кто знает гораздо больше меня. Ну, или самому их с такими познакомить.
- А разве есть умнее тебя? – она чуть нахмурила лобик. Я расхохотался.
- Конечно, есть. И очень много. Я вообще самый младший из Волшебников.
- Познакомишь?
- Сами уже просят. Так что скоро жди к себе ораву удивительных существ.
- Здорово… - сестра улыбнулась, а потом крепко-крепко меня обняла. – Ну, давай, до скорого…
- Давай, солнце, - я снова улыбнулся и, смотря вслед тому, как ребёнок твёрдым шагом идёт вперёд, засунул руки в карманы, повернулся и двинулся домой, где меня ждал чай, зажигалка, свечка, колода гадальных карт и мой Учитель.

Мягкое багровое сияние заката опускалось на мостовую, окрашивая каменную кладку улицы в бронзовый свет. В воздухе витало приближение вечера, игриво шевеля мои волосы, и разливалось вокруг удивительно прозрачной лёгкостью, в которой плыли волны неспешной городской жизни. Где-то между этих волн танцевало Ожидание Чуда, бросая на меня загадочные взгляды. И что сегодня должно произойти?
Мимо пробежала маленькая девочка, с бумажным самолётиком в руках. В чёрных кудряшках запутывались прощальные лучи заходящего солнца, и ребёнок смеялся – то ли им, то ли самолётику в руках. Лёгкое движение руки – и самолётик, подхваченный порывом вечернего ветра, взмыл вверх. Я улыбнулась белому клочку бумаги на фоне багрового неба, который невольно стал символом свободы, вечера и какого-то будущего Чуда… Девочка, смеясь, побежала следом за самолётиком. Я заметила выступающий камень и хотела её предупредить, но не успела – ребёнок шлёпнулся на камень и явно ободрал коленку. Самолётик плавно опустился рядом со мной. Я подняла его, подошла к ребёнку и присела рядом.
На коленке начинала проступать кровь. Малышка подняла на меня чёрные глаза. Ей явно было больно, судя по закушенной губе. Держа в руке её самолётик, я спросила:
- Хочешь, фокус покажу?
Девочка склонила голову на бок. Глаза заинтересованно заблестели.
- Хочу, - её голос странно напоминал вечерний ветерок…
Я коснулась рукой её коленки. Малышка склонила головку к моей руке. Мягкое золотистое свечение между пальцев – и ранка исчезла. Я протянула ей самолётик и встала, смотря на её реакцию. Она взяла свою игрушку, посмотрела на меня и широко улыбнулась чему-то. И побежала дальше.
- Только не упади ещё! – крикнула я ей вслед.
- С детьми легче, правда? – раздался голос у меня за спиной. – Они верят. А некоторые и будут продолжать верить…
Я повернулась. Передо мной стоял светловолосый парень, небрежно засунув руки в карманы чёрных брюк, смотря зелёными глазами вслед убегающей девчонке, и чему-то улыбался. Вечерний ветер слегка трепал длинные волосы.
- А она будет продолжать верить? – зачем-то спросила я.
Он опустил на меня смеющийся взгляд.
- Тот, кто сумел задать вопрос, уже знает ответ. Пошли на крышу.
- Откуда…? – откуда он мог знать, что сколько я себя помню, я всегда хотела на крышу?!
Странный парень, уже двинувшийся в сторону высокого здания, слегка повернул голову на ходу.
- Это одна из граней нашей работы – выполнять мечты…
Почему то создавалось чувство правильности от всего этого – идти за ним по лестнице, подниматься в душной кабине лифта, смотреть, как он ковыряется в замке двери на чердак, вылезать с ним через небольшое слуховое окошко… с ним – с человеком, которого я узнала только сегодня и с которым нас объединяло только одно – вера в Чудеса…
- А вот тебе твоё Чудо, которое ты сегодня ждала, - тихо сообщил он мне. Но это я услышала издалека…
Вы видели когда-нибудь мир с высоты? Нет? А зря… Люди, как маленькие точки, крыши других зданий и разлившаяся в небе алая краска… Говорить некоторое время я не могла. Дышать, похоже, тоже…
Через несколько минут я вернулась и осторожно уселась на черепицу крыши. Рядом послышался шорох, и через мгновение на мою спину навалилась весьма ощутимая тяжесть.
- Прости, - вежливо сообщили мне. Через некоторое время я поняла, что так сидеть очень даже удобно…
Снова послышался шорох. По воздуху поплыл тёплый запах горького шоколада.
- Будешь?
- Буду…
Перед глазами проплыла пластинка из трёх кусочков. Я перехватила её двумя пальцами и слегка надкусила… вкусно.
«Я самолетик, который летит в город мечты... только тсс, не спугните меня», - почему-то подумалось мне…

Недалеко от тех двоих стояла та самая девочка с самолётиком, чуть склонив голову и улыбаясь. Только они её не видели. Ну, на такие мелочи в эти моменты обращать внимания не стоит…
Малышка осторожно исчезла с крыши, юркнула в лифт, отсчитала вниз семнадцать этажей, и выскользнула на улицу. Вечер уже начал подниматься из земли, накрывая всё тёплым матовым покрывалом. Ребёнок бежал по улице. Затормозив около одной неприметной двери, девочка забежала в дом, взлетела по лестницам, быстро открыла дверь ключом. Дома ещё никого не было. Подхватив из угла в коридоре большой красно-белый зонтик, девочка вышла на лестничную площадку, не забыв, однако, закрыть дверь. Бумажный самолётик лежал у неё в кармане.
Зонтик девочка взяла не случайно. Иначе истолковать неожиданно тревожные нотки, вплетавшиеся в тишину вечера, начинающее играть на нервах напряжение и неестественную тишину, нависшую над городом, нельзя. Некоторые чувствуют изменения природы. Ребёнок тоже их чувствовал.
Малышка зашла в лифт и ткнула кнопку с

Когда-то она слышала рассказ о дьявольских псах. О волках, которые гонят Шаманов все дальше и дальше на север. Она слышала, как седой Шаман с легкой иронией рассказывал о тех, по чьим следам неслись эти твари, из чьих ноздрей вырывалось пламя ада. Тогдашняя десятилетняя девочка, попавшая на то собрание исключительно из-за заступничества брата, думала, что ирония вызвана тем, что псы - всего лишь выдумка. Но за четыре года вместе с шаманами и танцуя среди нитей энергии в атмосфере этого племени, она уже не раз видела псов и успела понять, что это такая же выдумка, как и колдуны перед её глазами. Ирония была вызвана обречённостью, ибо всем уготована единая судьба - либо гонение, что не столь страшно, либо смерть, что для шамана не страшно... только если это не дьявольские псы. Её саму волки не трогали - им не нужна была девочка, которая, потерявшись, оторвавшись от семьи, наткнулась на юного шамана и, потрясённая его мудростью, стала его хвостиком, слушая его и позволяя словам переворачивать всё, что когда-либо говорили ей люди. Зачем псам та, которой рассказали многое, но которая не из этого племени? Ей дали крышу над головой из-за заступничества ставшего названным братом шамана, когда тот выяснил, что идти ей некуда. Нос она высовывала из домика брата крайне редко, а если такое случалось, то она бродила в лесу вместе с братом, с блестящими глазами слушая его, и их никто не видел. Даром шаман, что ли?
Псы либо гонят, либо убивают...
Сейчас гонят её брата. По его следу, вслед за стремительно удаляющейся фигурой, нёсся огромный волк. Смерть от руки этих волков для шамана - окончательная смерть. Смерть - переход в новую жизнь, в новый мир, но лязг зубов на горле - единственная окончательная смерть, без возможности возрождения в иной инстанции. А человек... а что человек? Шаманы не раз говорили, что люди извратили смерть, на самом деле и люди переходят в другую жизнь, всего лишь.
- А для людей в пасти волка тоже окончательная смерть? - впервые подала голос она на том собрании. Шаман чуть косо посмотрел на девочку, съежившуюся в углу - не своих не любил никто - и, как не странно, ответил:
- Нет, людей сиё минует.
Наверно поэтому она впервые использовала то, что узнала. Через несколько секунд она нагнала волка.
И что самое невозможное - шаман не может убить этого волка. А человек - да...
Шаманами не становятся, ими рождаются. Даже знающие и действующие, как шаманы - это только подобие силы истинного шамана. Для волка девчонка, попавшаяся под его зубы, не была шаманом, да она им и не была.
В брюхо волка вонзился острый клинок. Главное - чтобы его держала рука человека. Единственное "но" в жизни шаманов - эти Волки...
Руки девчонки залила тёплая, разъедающая, зловонная кровь. Она отступила и, шатаясь, упала. Кровь волка на теле смешивалась с её - она не минула его лязгнувших зубов. Невыносимая боль невыносима только в первые моменты. Потом - замораживает всё внутри. А потом и убьёт...
На неё упала чья-то тень. Замутнённое сознание отметило, что её голову явно положили на что-то мягкое.
- Зачем? - тихий надламывающийся голос брата. В последние минуты её жизни её поддерживала спокойная сила шамана, которой хватило на короткий разговор и последний рывок.
- Для шамана это окончательная смерть... а человеку - нет. А ты тут ещё нужен...
- Живи, - еле слышно слетело с её губ и, собрав последние усилия, она бросилась наперерез умирающему Волку, закрывая брата. Оба сделали последний рывок перед смертью. И последний вздох слетел одновременно...

Алый закат над лесом. Багровое солнце играло в зеркальной глади озера перед замком, который был школой Магии и Волшебства. Подперев спиной шершавый ствол единственного дерева около озера, на земле сидела девочка, наблюдавшая за закатом.
- Привет, - раздался чей-то голос у неё за спиной.
Девушка обернулась. По территории школы пронёсся радостный вопль, и девушка крепко обняла парня, предположительно сломав ему пару рёбер.
- А ты не изменился.
- Я шаман или кто? - вопросительно приподнял бровь он, улыбаясь. - Как ты?
- Неплохо, - она улыбнулась. - Мир хороший, добрый. Волшебники, маги имеются, по наличию магии и нормальных точек зрения на Мир не скучаю. А по тебе скучала...
- Я не думал, что ты помнишь...
- Ну, кое-чему я всё-таки научилась... Или зря ты что ли половину известных тебе Миров излазил, чтобы найти, куда меня отправили?..
- А ещё и зеркалить мысли научилась… Ну ладно, удачи тебе. Береги себя. Я буду заглядывать время от времени, а то сейчас вызывают на внеочередное собрание…
- И тебе удачи. Псы не беспокоят?..
- Они меня вообще за десять миль обходят.
Парень исчез. Софакультетницы ехидно поинтересовались:
- Ну, и кто это был?
Ледяной взгляд резанул по улыбкам девушек. Незаметно приподнятый уголок рта:
- Мой знакомый шаман.

Каждая Реальность когда-то была Мечтой...

Мечта бежала впереди, звонко смеясь, убегая всё дальше от своего Мастера. Она бежала за удивительной красоты разноцветной бабочкой и не собиралась останавливаться, не смотря даже на грозные крики Мастера сзади: подумаешь, угрозы, как всегда, пустые, а ради них не стоит упускать такой момент – поноситься по зелёной полянке вслед за бабочкой, иногда касаясь трепещущего крылышка рукой. Но бабочка вырывалась и летела дальше и Мечта всё бежала за ней. Она не собиралась её ловить, нет, только бежать за ней. Какая разница, всё равно, к тому старику, про которого рассказывал старый и мудрый вальд, большая очередь. Мечта ещё не нашла того, кто будет о ней мечтать, а, следовательно, смысла стоять в очереди нет.
Мечта всё так же бежала за бабочкой.
А Мастер вышел из себя.
Мечта, которая не слушается своего Мастера – явление не слыханное. Мастерами звали тех, кто, после испытательного срока Мечты, помогал ей найти человека, у которого она бы могла жить в зеркале души. И когда в зеркале души человека загорался мечтательный огонёк, за дело принимался мудрец, перебирающий Мечты. Те Мечты, которые полны звёздного света, он кладёт в белую шкатулку и на небе загорается ещё одна звезда Надежды во спасение мира, который ниже. Мечты же, которые вызывают у него сомнение, он откладывает до поры до времени. Поэтому все Мечты слушались своих Мастеров беспрекословно – ведь иначе они бы не смогли пролить свой свет в души людей.
 - Всё! Ты ослушалась меня уже бесчисленное количество раз! – голос Мастера, точно гром, расколол прозрачную тишину сада. – Ты сбудешься!
- Что?! Мастер, прошу тебя, нет… - договорить Мечта не успела.
В это мгновение на Земле, нищий мальчик, уже неделю бродящий голодным, проснулся. И очень-очень захотел хоть чего-нибудь поесть. Ну, и что вы думаете? Чудо свершилось. Мальчику – счастье, а Мечте – горе. Ведь для Мечты нет ничего хуже, чем сбыться. Ведь Мечта, она для того и Мечта, чтобы о ней мечтали, лелеяли, холили… а когда она сбывается – это уже не Мечта. А самая обыкновенная Реальность, которая рано или поздно приедается. И сидит Реальность и тоскует по тем временам, когда она была Мечтой. И сама мечтает снова стать Мечтой. А ещё – ждёт Вершителей. Ну, знаете, таких, которые могут переиначить Реальность. Вдруг помогут ей бедной…
Мечты, не злите своих Мастеров. Это всегда плохо кончается.
 

- Кто ты?! – срываясь на крик, она бежала ко мне, не в силах забыть тот столб огня, с бешеной скоростью взмывающего ввысь, сжигающего всё не своём пути, охватывающего всё больше и больше пространства, становящегося ещё выше, обжигающего небеса, в которых теперь плыли обугленные барашки облаков. Она видела как я в одно мгновение, отметив краем глаза врага, раскинул руки. Как по всему моему телу пробежали языки пламени, как я медленно, но неотвратимо, становился чистым огнём, сжигающим всё вокруг…
Ну, насчёт «всего вокруг» я, конечно, утрирую. У меня же имеются мозги всё же, чтобы там не говорил самый ехидный из наших учителей. Поэтому друзей разумный огонь ака я не трогает, а врагов сжигает дотла. Убийца я. Пусть говорят, что во имя добра, пусть все говорят, что я убиваю не людей… Я же не чудовищ убиваю, которые действительно людьми не являются, а просто обычных людей-злодеев, вбивших себе в голову один чёрт знает что. Моя беда в том, что я слишком люблю жизнь. Поэтому огонь и жив, питаясь моей любовью к жизни. Огонь нещадно жжёт тех, кто хочет лишить меня жизни, потому что я, видите ли, не такой как все. Я люблю эту неблагодарную своенравную даму Жизнь и не собираюсь её отдавать идиотам, даже если я потом кубарем слечу к вратам Ада, в объятия Люцифера, за то, что обладаю огнём. Я хочу жить, может, больше, чем остальные.
Я тихонько затихаю. А она бежит ко мне на встречу, желая сейчас лишь одного: узнать, что за (тут, скорее всего будет непечатное слово из её лексикона) тут происходил несколько минут назад. Да, огонь затих, последние языки пламени, лизнув мою кожу на прощание, уже свернулись у меня внутри податливой саламандрой, готовой откликнуться на любой мой зов. Но огонь во мне жив, всегда. Его можно держать внутри, направляя его энергию на какое-либо дело или выпускать наружу. Так я и живу. Когда огонь начинает трепыхаться – я с головой ухожу в любимые дела, не позволяя огню стать материальным, но и не позволяя сжечь меня изнутри. А когда мне грозит опасность, я разрешаю смертоносному пламени блеснуть кровавым блеском в угрожающих глазах жертв, ещё не осознающих, что пришли на свою погибель. Я никогда не понимал, какой им смысл идти по стопам своих предшественников – ведь они наверняка знали об их печальном конце – но все они пытались чего-то добиться от меня, а вместо этого погибали в жадно лижущих их багровых языках огня, захлёбываясь в мучительных предсмертных хрипах.
Но была она. Была она, при виде которой, огонь начинал ворчать ещё сердитей, заставляя сердце сбиваться с заданного природой ритма, кровь бежать быстрее, превращая в раскалённую лаву. Мой огонь любил эту девчонку, он мне это уже давно дал понять. Он тихонько дымил (дыма никто никогда не замечал, чему я искренне удивлялся) у меня в ушах, прислушиваясь к её тихому голосу, мурлычущему что-то под переборы гитары, к её словам, которые складывались в удивительные рассказы о жизни… и танцует великолепно, он видел это моими глазами. И ими же он видел, что она красива… «словно взмах волшебной палочки в руках», как было в одной из песен, которые она напевала под аккомпанемент своей лучшей подруги гитары… впервые он встрепенулся именно от чьих-то переборов струн, а потом прислушивался, приглядывался через меня к ней, вот и влюбился… огонь может любить? Не знаю. Но он мне надоел. Тем, что из-за него я не живу. Мои увлечения, моя жизнь проходит под влиянием этого чёртового пламени. Я вынужден окунаться в то, что нравится огню, чтобы не сгореть изнутри. А может, это не я, а он любит жизнь, а? Я ненавижу свой огонь. Из-за него меня хотят убить, из-за него я вынужден убивать, им и убиваю. Из-за него я делаю то, что нужно ему… только я не разу не позволял ему взять надо мной контроль в её плане… я всегда сдерживал его в её присутствии, направляя протестующий огонь в дела. Но теперь…
Что я мог сделать теперь, когда огонь, при каждом её стремительном шаге по направлению ко мне, бушевал всё сильнее, медленно растекаясь по венам раскалённой лавой, добавляя к пульсу каждую минуту по лишнему удару. Я ненавидел огонь за контроль над моей жизнью. Я хотел избавиться от него.
Она приблизилась. Её крик, полный непонимания и ужаса, всё ещё звучал в моих ушах.
- Он просто контролирует меня. Огонь. Я его ненавижу. Почти каждое моё действие рассчитано так, чтобы не сгореть от пламени, которое пылает внутри меня всегда. Когда об этом пламени узнают некоторые группы людей, человека, носящего огонь, пытаются убить. А я… или он, слишком любим жизнь, чтобы позволить себя убить. Поэтому огонь остановится вполне осязаемым… он контролирует меня всю жизнь, все мои поступки, все мои действия, и, прости, я его сдерживал чёрт знает сколько лет, но после того, как я позволил ему вырваться, я не смогу его сдерживать, поэтому прости, он тебя слишком любит…
На последних словах я увидел её широко раскрытые от

Играй, Рыжая, играй.
Пока ты играешь на флейте...
Пока в в зеркале звучат флейта Рей и арфа Хел, помогая тебе...
Пока твоя сестра тихо мурлычет что-то у твоих ног...
Пока в гостиной весело трещит огонь в камине, бросая тени на стены...
Пока по комнате разливается запах глинтвейна, приготовленного Мэлло, пока звучит его гитара...
Пока Иннот всё так же мчится на своих крыльях цвета шестицветной радуги...
Пока под ногами здешнего шамана пляшут камни...
Пока мягкое сияние, откутывающее ладонь Рэк, заставляет исчезать царапинки, словно их никогда и не было...
Пока красно-белые крылья Кро рикошетят заклятия...
Пока сила Ники всё того же синего цвета...
Пока Сашка всё так же визжит, летя на спине единорога...
Пока Макс дымит своими сигаретами...
И пока верю в этот Мир я...
Пока будет всё это...
Мы будем жить.
Играй, Рыжая, играй.

Пока двое Хранителей будут стоять на страже двери в этот Мир...
Пока нас связывают родственные и дружественные узы...
Пока мы сражаемся вместе против одного врага...
Пока блестят надписи E not и Mello на кулонах...
Пока у нас у всех есть крылья...
Пока мы всё так же анимаги...
Играй, Рыжая, играй!

Нет покоя днем, не уснуть мне ночью
Я превращаюсь в дикий сад,
Где по венам да по позвоночнику
Вьется песня-виноград.
Зелены мои дни, белы мои ночи
И пахнет травами сладкий яд,
И по венам да по позвоночнику
Вьется песня-виноград,
Пряжу тянет шелкопряд...

Я, собственно, как и всегда, вваливаюсь домой, со всей дури швыряю портфель об стену. Как и всегда, в невменяемом состоянии и полумёртвым от усталости, с гудящей головой от уймы информации, которую нужно переварить. На кухне из раковины на меня издевательски смотрит гора невымытой посуды, грязный пол воет под моими ногами, а родители швыряются на почти подыхающего ребёнка новыми домашними заботами. Я отфутболивую всевозможные протестующие возмущённые возгласы, закрываю глаза, медленно вдыхаю через ноздри воздух, затем не менее медленно выдыхаю через рот, повторяю так ещё пару раз и кидаюсь с головой в домашние дела, пытаясь сделать их как можно качественней и как можно быстрее, внушая себе, что совсем не устал. Разгребаю всё хозяйство и, не успев вынырнуть из этой волны и вздохнуть воздуха, кидаюсь в следующую, под названием домашнее задание, твёрдо (хоть и заплетающимся языком) говоря нет змею-искусителю, тихонько шепчащему на ухо: "Ложить спаааать..."
Заканчиваю, естественно, рано, не давая себе отвлекаться на другие дела. Устало потягиваюсь и, резко крутанувшись в кресле, оказываюсь лицом к лицу с Закатом. На лицо ложатся тёплые багровые тени, мягко снимая усталость. Я чуть прикрываю глаза, улыбаюсь, поднимаюсь с кресла и распахимаю окно, позволяя вечернему Ветру вволю погулять по моей комнате. Ветер, приветственно расстрепав мою шевелюру, гуляет по комнате, а я, снова смахнувший с себя усталость (спасибо Ветерку), кричу родителям: "Я всё сделал!" и мотаю к компу, набирая знакомый адрес.
И меня тут же окутывает мягкое сияние чудес, болтовня однокурсников и ребят с моего факультетов, лекции учителей и тихий стук клавиш клавиатуры, которые выбивают на экран текст очередной домашней работы. На мгновение станет обидно, что всё это - адрес в интернете, ники в чате, слова на мониторе компьютера... хочется улыбаться живым людям, закидывать сумку, в которой покоятся учебники по травологии, трансфигурации, истории магии, на плечо, и нестись с Параллельных Миров в Библиотеку, радостно кивая знакомым лицам в серебристо-зелёной мантии, из библиотеки с тремя книжками (а может и больше) - в Синюю Башню, а оттуда, подхватив Фросю под локоток - в Хогстмид. Ну, или ещё куда-нибудь... домашку? Пока в Библиотеке сидел, сделал... и посидеть у озера, любуясь на закат... вот как я сейчас любуюсь. Почему это только адрес во Всемирной Паутине?.. Ну ладно, пусть адрес. Но это моя жизнь. А где-то, в безграничном Мироздании, есть Мир, где можно коснуться камня, нагревшегося за день, и, подняв голову, увидеть устремлённые ввысь главы Хогвартса... может, и мы попадём туда?
Под конец дня я устало сваливаюсь на кровать. Родители сетую на то, что я такой закрытый, я расстраиваюсь из-за их непонимания и ограничений, которые они мне устраивают... хочу свободы.
Валящийся от усталости, я всё равно нахожу в себе силы достать из ящика стола синюю зажигалку и резко нажимаю на колёсико. Зажигалка вспыхивает, а скоро свечка, одиноко стоящая на столе, получает свой огонёк. Я смотрю на пламя, отбрасывающее тени на стенах, и успокаиваюсь.
Я верю, что когда-нибудь услышу шорох крыльев Ветра Свободы. Кажется, даже знаю когда... И пусть я валюсь к вечеру от усталости, а некоторых из моих даже везут домой в бессознательном состоянии от переутопления, я сделаю всё, чтобы приблизить этот момент.
Достаю из школьной сумки уже потрёпанный голубой томик, который вечно таскаю с собой, и, закрывая глаза, спрашиваю у него:
Я стану когда-нибудь свободным?
Со всё ещё закрытыми глазами, я открываю книжку, листаю пару страниц и, наконец-то открыв глаза, читаю ответ при свете свечи:
"Великие награды ждут тех, кто выбирает благородный и тяжёлый путь, но эти награды становятся явными лишь по прошествии лет. И каждый такой выбор делается на ощупь, без всяких гарантий от мира, который тебя окружает".
Всё будет.
Я улыбаюсь, откладываю "Карманный справочник Мессии" Ричарда Баха, и ложусь спать. Где-то рядом лежит моя любимая игрушка - ну и что, что я уже вырос? Слегка прищуриваюсь, смотря на свечку, и щёлкаю пальцами - источник света, чуть вспыхнув, гаснет. Я хмыкаю, поворачиваюсь на другой бок, и закрываю глаза.
Всё будет.

Ребёнок лежал на кровати и слушал "The Wing of Change" Scorpions где-то около двух недель назад...
The wind of change
Blows straight into the face of time...
Ветер перемен дул Времени в лицо, Оно недовольно фыркало, пытаясь закрыться от ветра своим балахоном, а я смеялась, идя с ним рядом, над его жалкими потугами спастись от назойливого ветра, тихо звенящего в тишине яблоневого сада, где мы шли по полуразвалившейся каменной дорожке. Время недовольно косилось на меня, явно говоря: "Ну, и чего ты смеёшься?"
- Да так, - я улыбнулась, и вдруг ухватилась за его руку. - Обещай мне, что больше меня не оставишь. Я так испугалась, когда не чувствовала тебя все каникулы.
Время опять что-то недовольно пробурчало, но я ухитрилась расслышать сиё невнятное бормотание - "Куда ж я от тебя денусь..."

Рун прочёсывал взглядом ряды парт, стараясь выяснить, куда на этот раз приземлилась Аза. Черноволосая макушка отыскалась на третьей парте среднего ряда. "Ну, ну, давай, повернись", - мысленно полуумолял-полуприказывал парень, буравя взглядом спину девушки, явно наровясь оставить о себе на память дырку в Азовой спине. Явно не желая получив такой подарок, Аза обернулась.
Рун мысленно себя поздравил с очередной победой и посмотрел ей прямо в глаза. Без этого он не мог.
Он не мог без этого тёмного ночного неба, усыпанного звёздами, в её глазах, не мог без лёгкого ветерка с привкусом звёздной пыли, который проносился по помещению, когда она смотрела на него. В её глазах никогда не отражалась реальность. Звёздное небо Иного Мира. Её Мир. Тот Мир, откуда она пришла. Он знал, что она не отсюда, как только впервые взглянул в её глаза. Только вот Аза сама не знала, откуда она. Оставалось надеяться, что только пока.
Остальные этого не замечали. Вернее - не хотели замечать. А зачем им видеть что-то, что выбивается из рамок привычного им мира? В те редкие моменты, когда им зачем-то нужна была Аза, и девушка поднимала на них глаза, они видели лишь тёмно-синие глаза, в которых отражался свет дешёвых школьных лампочек. Они хотели это видеть - они и видели то, что хотели, не видя того, что есть на самом деле. Но Рун знал, что это не тёмно-синий цвет радужки глаза, а цвет Иного Мира...

Аза шла по коридору. Шла чисто формально, мысли сейчас присутствовали далеко не в том теле, которое чисто на автомате шло по грязному линолеуму, с двух сторон окружённым стенами с облезшей штукатуркой (ещё сверху был потолок с полуосыпавшейся побелкой, а над ним ещё три этажа родной школы с не менее живописным убранством). Мысли витали где-то за гранью Миров, где-то за пределами человеческой мудрости, охватывая Вселенные... глаза видели лишь бескрайнее ночное небо, не стремясь увидеть чуть приподнятый конец старого линолеума. Поэтому Аза лишь отрешённо заметила, что падает. Ну и ладно. Не впервой уже.
Зато, когда она более или менее соизволила вернуться и осознать реальность (что получалось редко), наступило понимание того, что она так и не упала, потому что сзади её кто-то крепко держит. Хватка ослабла ровно настолько, что Аза смогла поднять глаза на своего спасителя. Рун. Аза смотрела ему прямо в глаза. Как и всегда, когда с ним сталкивалась.
В его глазах отражалась лишь бесконечная звёздная даль. Никакой реальности.
Только она не знала, что это лишь отражение её собственных глаз. Стоя перед зеркалом в своей серой комнате с облезшими обоями и весьма живописным от постоянных потопов соседей сверху потолком и смотря своему отражению в глаза, она видела в глазах той девушки в Зазеркалье лишь отражение серой комнаты и девушки в ней. Другие, если бы того захотели, могли бы увидеть, но она - нет. И не потому что не могла - просто было ещё не время. Она же не знала, что в глазах отражения есть реальность потому, что звёзды, которые были в глазах Азы, там светили на небе. Отражение девушки было дома. Поэтому и отражало реальность.
Но Аза не знала этого. Но скоро узнает.
Рун отпустил девушку. Та чуть заметно благодарно кивнула и двинулась дальше. Рун несколько секунд посмотрел ей вслед, затем поправил рюкзак, лихо заброшенный на одно плечо, и двинулся за ней. На один урок же. Как никак не только в одной школе, но и в одном классе...

- Ты не из этого Мира, - тихо повторила фигура, внимательно смотря на девушку, стоящую перед ним. Чёрный тёмный плащ незнакомца развевался на звёздном ветру, который Аза жадно вдыхала всей грудью. Такой родной...
- Не... из... этого... - еле слышно повторила девушка, по все глаза смотря на человека перед ней.
- Посмотри на своё отражение в зеркале, когда проснёшься, - посоветовал на прощание её новый знакомый и исчез в мерцающей дымке звёзд.
Аза проснулась. Соскочила на пол и, ежась, босиком пошла к зеркалу, поднимая глаза на своё отражение.
Вот тогда она впервые увидела то, что на самом деле было в её глазах.

Рун сразу понял, что Аза наконец-то узнала о себе правду. Из тихой, депрессивной, затюканной девчонки быстро вылуплялось уверенное в себе существо Иномирья, твёрдо смотрящее в даль не отражающими реальность глазами, в которых светились знания, не доступные простому человеческому разуму. Но почему ему тогда казалось, что он прекрасно понимает, чему она учится?

А в один прекрасный день она просто исчезла. Но мало того, что она просто исчезла - из памяти одноклассников начисто были стёрты воспоминания о некой черноволосой, тихой, странной однокласснице. Словно они никогда и не знали её и не были редкими свидетелями её жизни, если вообще были когда-то. Но Рун помнил. Единственный.
Он был один в пустом классе русского языка.
- Ей, - раздался тихий голос.
Рун обернулся... и замер.
Аза стояла недалеко от него, чуть

Я обхватываю ледяными руками чашку горячего чая, прекрасно зная, что это бесполезно. С тех самых пор, как я начал осознавать, что я делаю в этом Мире, мои руки всегда были ледяными и можно было не пытаться их согреть. Они холодные. Ледяные. Так же, как и я изнутри.
Неожиданно раздаётся звонок в дверь.Оставляю чашку на столе, босыми ногами шлёпаю по холодному полу к двери и, не заглядывая в глазок, в прочем, как и всегда, открываю дверь.
За дверью стоишь ты.
- Привет.
- Здравствуй. Какими судьбами обязан? - осведомляюсь я, пропуская тебя в коридор. Ты укоризненно смотришь на меня - мог бы хотя бы сделать вид, что рад. Я бы сделал, если б умел. Ты всегда жаловалась, что я никогда не улыбаюсь, и ты от меня видела лишь саркастическую усмешку. А я просто ледяной внутри.
- А мимо проезжала, захотелось... давно не виделись... чёрт, ты что, с ума сошёл?! Опять хочешь свалиться с температурой сорок на два месяца?!
Видно вид у меня был тот ещё. Каждый год я заболеваю всё чаще, болею всё дольше и каждый раз всё тяжелее. И мне всё равно. Я из тех, кто переходит дорогу, не смотря по сторонам, но дороги оказываются пусты, из тех, кто не уворачивается от брошенного в грудь ножа, который пролетает в миллиметре от намеченной цели, из тех, кому безразлична и собственная жизнь, и собственная смерть, но при этом этот Мир зачем-то их бережёт. Я безразличен.
- Так, всё, пошли пить чай, - ты по-хозяйски шествуешь в мою кухню, словно ты у себя дома. Хотя, фактически можно так сказать. Я сажусь на стул, забираясь на него с ногами, и, взяв в руки чашку с делеко не остывшим чаем, наблюдаю за тобой, колдующей над чайником для заварки, поверх синего фарфора.
- Горячий? - спрашиваешь ты, заметив, что я еле заметно скорчился.
- Немного, - на самом деле это вообще крутой кипяток.
- Давай холодной воды долью? - я, чуть помедлив, киваю, и протягиваю тебе кружку. Ты берёшь её из моих рук, нечаянно коснувшись пальцем тыльной стороны моей ладони. Ты вздрагиваешь. А у меня что-то вздрагивает внутри.
- Господи, они у тебя всегда такие ледяные?
Я просто киваю.
Ты качаешь головой, откладываешь мою чашку в сторону, садишься передо мной на корточки и вдруг берёшь мои ладони в свои. На руки обрушивается непередаваемое человеческое тепло, которое стремительно растекается по всему телу. Ты склонилась над моими руками и сейчас я вижу только твою чёрную макушку. Неожиданно ты поднимаешь голову... и замираешь.
- Ты чего? - я вопросительно приподнимаю брови.
- Ты... ты... ты улыбаешься, - тихо прошептала ты. В твоих глазах плескается сразу и нежность, и тепло, и радость, хотя раньше я никогда таких чувств ни у кого не различал. Не умел.
Я поймал у самого себя ощущение двух приподнятых уголков рта.
А потом осторожно вытащил свои руки из твоих и коснулся собственной щеки.
Они были тёплые.
Впервые в жизни.

***

Мы будем сидеть за столиком в кафе, находящимся в маленьком, насквозь прокуренном подвале с обшарпанными стенами, обитающим где-то в середине красной ветки метро. Вы будете говорить о своём, запивая слова чаем и закусывая сигаретами, лениво наблюдая за кольцами дыма, поднимающимися ввысь и растворяющимися в полумраке. Вы уже давно живёте в Мире со спёртым запахом сигарет, а я, как принятый в вашу компанию, уже привык, а лёгкий запах сигаретного дыма мне даже нравится. Я, как всегда, вдохну этот воздух, положу локти на стол, уткнувшись в них головой, повернув ее так, чтобы видеть вас троих, и буду чувствовать себя маленьким и глупым рядом с вами.
Слишком красивыми.
Слишком умными.
Слишком взрослыми.
Просто слишком.
Втихаря буду прятать руку под стол, пытаясь залезть в Щель между Мирами, и неожиданно нащупаю холодный пластик зажигалки. В тусклом освещении разгляжу изумрудный корпус, обвитый тонкой серебряный лентой и по паре змей на каждой стороне. Истинно слизеринская зажигалка. Если я не Слизеринец и не Снейп, то я фанат Слизерина и Снейпа.
Но вы ничего не заметите, потому что я рассматриваю зажигалку под столом. Пока еще не время говорить о своих успехах.
Оглянусь вокруг и мысленно пожалуюсь: "Почему время нельзя остановить?". Просто так, потому что вопрос времени меня занимает всегда. И замру, ошарашенно смотря по сторонам, изумленно распахнув глаза. Полукружья ногтей вопьются в ладони, оставляя следы полумесяцы, но боль дает понять, что это не сон.
Все вокруг замерло.
Время остановилось.
Шок проходит. Я осторожно перегибаюсь через стол и беру твою руку в свою. И для тебя время тоже начинает идти. Ты договариваешь ту фразу, на которой тебя прервала остановка времени, но осекаешься на середине слова, наткнувшись на замеревшие лица и потрясенно уставишься на меня. В твоих глазах явственно читается безграничный ужас, которой стремительно сменяется не менее безграничным восхищением.
"Мне уже можно идти?" - внезапно раздается слишком знакомый голос в моей голове. Я прекрасно запомнил голос Времени с тех пор, как побывал в Радужном городе.
"Через десять секунд", - так же отвечаю я, опускаясь на свой стул, и, используя эти десять секунд, тихо говорю, успевая произнести это до того, как время вновь начинает свой бег:
- Я просто хотел подарить тебе кусочек Волшебства.