ЦЕРКОВЬ
На заре, зеленоватой и юной, бухта неприступной крепости, заполнилась вражескими кораблями, казавшимися игрушечными с вершины горы. Они быстро скользили по глади воды. Когда первые корабли достигли берега, красная башня внизу выбросила первые стрелы и берег зацвёл алым.

Было тихо, осенний ветер затянувший тучами византийское пёстрое небо стих, выглянуло солнце. Оно отражалось в куполе церкви тысячью ярких сверкающих лампадок.
- Раскинуть бы крылья сейчас и полететь" - с восторгом думал Стан – "лететь и лететь пока не покажутся родные степи".

Потянуло дымом – загорелись городские постройки. Восьмиугольная башня не сдавалась натиску сдерживая атаки, но человеческая накипь внизу переполнила предел и перехлестнула первую оборонительную стену.
Оглушительный свист, сигналом "вниз", разлетелся по цитадели.
"Время, время, время" – стучало сердце в такт оглушительному падению по склону в самое горло драки. Где-то уже выли искалеченные люди, где-то смерть пьяно смеясь, плясала и пылали высохшие за лето деревья и крыши домов.
"Милая, где-то ты хоронишься, где-то ты сердишься на меня?" – и влёт выстегнул чужую спину точёным ударом.
Он беззвучно пел старую славянскую песню о доме, и молния в его руке хлюпая вторила ему.
Синели небеса и отражались в море.

Неприступная красная башня вплыла в огонь, люди прыгали сверху на острие пик.
"Вы не возьмёте крепость, не взойдёте в гору, защитит нас бог" – грёзилось в небе, но пепел кострища застилал его.

Мечи противника роем налетали жужжа и смеясь. "Защити господи" – взмолился Стан.
Он не успевал, и стена позади него была могилой. "Где же вы друже".
И вот вплелась в каменный хор расправы тонкая нота жизни. Удар обречённый был отведен. Брат Владимир, локоть к локтю. "Выбираемся" – шептал он.

Мертвыё заслоняли путь живым, и пожарище наползало по вьющемуся тысячу лет винограду. Раз – рассёк горло. Раз – рукоятью раздробил лицо. Вспыхнуло болью плечо, обожгло. Усталость вползала в тело, разливалось по нему тяжёлым грузом, но нельзя было передохнуть.

"Где Марьяна?" - крикнул он. "В капелле" – донёс ветер.

Они прорывались наверх по узким улицам крепости. Кровью вымараны были их одежды и мысли.

"Марьяна!" – ворвался он капеллу. В углу копошились двое и пары взмахов меча хватило им. Стан поднял на руки лёгкое девичье тело. Марьяна почти не дышала. Стан заплакал.
"Скорее" – крикнул Владимир и в стену за ним ударились разом две стрелы.
"Не брошу" – бормотал Стан.

Был бой и земля горела вокруг от крови, дорога змеей скользила и вырывалась из под ног.

Когда они достигли вершины был уже полдень. Солнце птицей висело в небе.
Цитадель еще держалась, но судьба непокоренной крепости была решена. Зарево пожара металось в бухте. Смрад тел убиенных и выгоревших переполнял ноздри.
Марьяна в полузабытье шептала что-то. Стан поцеловал ее волосы.

"Ничего не осталось, ничего. Были, жили, верили, молились, надеялись, растили виноград и детей. Всё закончилось. Пройдет время. Будут отстроены новые стены, новые люди заполнят этот благодатный край. Будет новая жизнь. Где будем мы."

Они укрылись в церкви и крепкая дверь трещала от ударов. В углу на алтаре горела свеча.
...
Было солнечное октябрьское утро. По узкой тропинке я карабкался наверх в крепость.
"Как же они здесь сражались?" – подумалось, цепляя очередную колючку на дикой тропе.
Было жарко. Торговцы предлагали апельсиновый сок, вязаные носки, открытки с туристическими видами. По широкому шоссе, ведущему наверх, сновали такси и экскурсионные автобусы.
Для того, чтобы попасть в крепость через турникет хватило не жизни, но 5 долларов.
Стены высились и ширились, но большие ворота беспрепятственно пропускали внутрь.
Сначала я вышел на смотровую площадку – восьмиугольная красная башня была далеко внизу, там же синело вечное Средиземное море. На площадку поднялась пара пожилых немцев. Я сфотографировал их, они меня. По дорожке мимо англоязычной экскурсионной группы и развалин бараков я вышел к разрушенному храму и трижды перекрестился.
Вход в церковь был перегорожен панцирем сетки с надписью "Не входить".
Я осторожно перелез через панцирь. Внутри царил полумрак, но воображению моему показалось, что камень разрушенного храма хранить теплоту и святость места У меня было два крестика – один мой, другой моей Марины – я сцепил их и положил на возвышение. Сердце моё билось часто, дыхание ускорилось, чувствуя прикосновение к душе. Я трижды перекрестил крестики – они горели золотом.

Выйдя из храма, я обернулся и, прощаясь, снова перекрестился. Церковь пела песнь радости этого солнечного дня.
...
Стан улыбнулся. "Мы жить будем долго! Будем." Он погладил рукой вьющиеся волосы Марьяны, мягко поцеловал ее в губы и легким ударом клинка сопроводил ее наверх, на небо. Потом бережно снял её крестик, свой, поцеловал их и закинул за алтарь.
"Все кончается." – подумал он – "Осень. Мы листья. Мы просто жёлтые листья и мы плывем по ручью".
Дверь терпела последние удары. Стан встал в боевую стойку, Читать далее...

И кто-нибудь это будет читать?) А попробую. Итак. Творчество.

Нужно