Музыкой волшебной карпатской земли для меня стала песня про Довбуша, звучавшая вечером накануне Ивана Купала и высоко в горах, над самой Тропинкой на тот свет. Её чудесный протяжный напев похож на окунающуюся в небо душу.
Ой по-під гай зелененький
Ходить Довбуш молоденький.
Він на ніжку налягає,
Топірцем ся підпирає.
Ой, ви, хлопці, свистом-свистом,
Замітає стежку листом.
Ой, ви, хлопці, бігом-бігом,
Замітає стежку снігом.
Аби Кути не минути,
До Космача повернути.
До Космача, та й до Дзвінки,
До Штефанової жінки.
Добрий вечір Штефанова,
Чи вечеря вже готова?
А вечеря не готова,
Бо Штефана нема вдома.
Штефан пішов на роботу,
Повернеться у суботу.
Чи будеш нам відкривати?
Чи самим ся добувати?
В мене двері тисовії,
В мене замки сталевії.
Не поможуть замки твої,
Як підставлю плечі свої.
Довбуш начав налягати,
Стали двері ся ламати.
Довбуш двері відкриває,
Штефан в Довбуша стріляє.
Як устрілив в праве плече,
А з лівого кровця тече.
Бо знав добре поціляти,
Довбуш буде помирати.
Ой, ви, хлопці, ой, ви мої,
Візьміть мене з хати тої.
Ой, ви, хлопці, ви, молодці,
Беріть мене на топорці.
Беріть мене на топори,
Занесіть мя в чорні гори.
Занесіть мя в Верховину,
Де родився, там най згину.
Там родились тато й мати,
Там я буду спочивати.
Сріблом-златом поділіться,
Та й за мною не
Музыкальная совместимость - это не общие музыкальные предпочтения, не близкие взгляды на жанры, не симпатии к исполнителям, это одинаковое восприятие самого существа музыки.
Я люблю людей, пускающих музыку по венам, как кровь, чувствующих её прикосновения, как бархата, шёлка, ежиных колючек, холодного стекла, мягкой человеческой руки, чувствующих, как она будто ласкает, гладит, сжимает руками сердце. Люблю тех, кто ощущает, как звуки органа смешиваются с естеством души, тех, кто, слыша волнующую мелодию, хочет раскинуть руки и объять необъятное, тех, кто, надев наушники, слышит, как собственный пульс начинает биться в такт музыке, тех, кто хотя бы раз мечтал дирежировать оркестром, слушая симфонии Бетховена и Моцарта. Люблю тех, кто слушает музыку с упоением, напевая мотив, отстукивая ритм, закрывая глаза, чувствуя сладкий привкус переливающейся через край чистейшей энергии.
Бог бережёт безоружных - младших своих собратьев,
И если беда приходит, он стоит среди тех,
Кому не нужна кольчуга под пыльным странничьим платьем,
Кто верует в силу слова и в свой непроданный смех.
Не дай мне, господи, поднять разящий меч
На серый люд, не знающий о свете,
Дай силы мне не преступить обета
И душу от доспеха уберечь.
Если не сковано сердце сталью верных решений,
Не сможет стрела чужая пробить открытую грудь
И будут слова для песни, для спора и утешенья,
И будет дорога к дому наградой за долгий труд.
Не дай нам, господи, неверного пути
Да не коснутся руки жадной стали.
За пять веков мы умирать устали,
Но в этот раз попробуем дойти.
Странники бродят по миру, хранимые волей неба,
Чужими, странными снами в толпе обычных людей,
Меняя частицы дара на меру земного хлеба,
Идут безоружные дети навстречу своей звезде.
Да не коснётся нас рутина смертных дней,
Да не утратит простоты молитва,
Нас тяжесть крыльев делает сильней
И даст надежду выжить в этой битве.
В заглавной песне альбома, посвящённого фантазиям о технократическом будущем человечества, Otto Dix касается интересной темы: большинство людей многое бы отдали за возможность по собственному желанию внушать к себе любовь, но "никого не заставить любить, никому не постичь этой тайны". При этом одни не задумались бы о том, что такая внушённая, навязанная, "неслучайная" любовь не будет иметь никакого отношения к настоящим чувствам, а другие поняли бы это, и согласились на такой вариант с полным осознанием. В таком случае на самом деле любви ли ищут люди? В описанном варианте это напоминает что-то между страстью обладания объектом любви и желанием точного воплощения своих мечтаний. Но ведь объекты любви не видят их снов и никогда не смогут их воплотить. В итоге истинное чувство не приносит им ничего, кроме разочарования, и они согласны на суррагатные воплощения мечты, потому что в них нет непредсказуемых сценариев, которые могут причинить боль.
У Машины нет души.
Её сердца лишив,
Решил Человек -
Для любви довольно стихов,
Притворств и цветов,
И смеженных век.
Для любви душа не важна,
Болеть лишь может она,
Ничто не нравится ей.
Глупо гнаться за мечтой,
Ведь выход простой -
Машины лучше людей.
Нет предательств и измен,
И вскрытых вен.
И душа не болит.
Нет мучительных дилемм,
И сотни проблем
Программа решит.
Торжество научных идей,
И для людей
Настали чудные дни.
Больше не нужно в страданиях жить.
Способны любить
Лишь машины одни.
Новый подарок от Mantus едва ли не прекраснее, чем всегда.
В основе идеи альбома лежит миф о троянской царевне Кассандре, которой никто не поверил, когда она предсказала падение родного города. Этот вечный, удушающий страх неверия, когда понимаешь, что тебе не верят в самом правдивом и личном, и уже не знаешь, нужно ли распороть душу или дать руку на отсечение, чтобы поверили в твою искренность.
По звучанию этот альбом отличается от их работ последних лет, они вернулись к истокам. Шквал ударных и вплетающееся в него звучание органа в композиции Zwischenwelt как олицетворение монументальности и ликования силы, таинственные и фантастичные мотивы Die Stille Des Ozeans и Staub - колыбельная ночи, церковный хор в Verbrannte Erde, жёсткие удары заглавной песни Zeichen, мягкие клавишные аккорды Echo, прозрачный поток арфы и спокойствие голоса Мартина Шиндлера в Ein Anderer Mensch - всё это даёт знак к тому, чтобы поджечь троянского коня чужого неверия, вскормленного на ядовитых полях фальши. Здесь фальши нет, каждый звук - чистый тон сердца.
Музыка свежа и прохладна, подобно вечерней росе.
Эта песня с альбома "Demut" была со мной всю прошлую серо-душную весну, когда я почти месяц добиралась домой двумя троллейбусами, потому что при любой попытке зайти в метро начинали неметь руки, и мутное городское марево ползло за дымчатыми троллейбусными окнами, вздуваясь и изгибаясь.
"Есть такие песни, которые включаешь, сжимаешься и ждёшь - "сейчас будет больно"".(c)
В полнолунные ночи я мечтаю о ставнях.
Я никогда не ставлю стандартные мелодии звонка. Не потому, что это неинтересно, и не потому, что в большинстве своём они все неприятные, а потому, что мне нравится быть морально готовой к тому, чтобы произнести "здравствуй" для конкретного человека. И в принципе по наличию отдельной песни для звонка определённого человека, или же, наоборот, по её отсутствию и использовании единой со всеми другими звонками, можно судить о том, как я отношусь к человеку. Обычно я выбираю любимую песню этого человека или ту, которая у меня с ним ассоциируется, потому что в этом есть что-то очень трепетное - услышать, как из сумки доносится мелодия, которая что-то значит для тебя и для того человека, который в этот момент о тебе вспомнил, будто тонкая серебристая нить звенит, и этот звук физически ощутим. К этому трепету так привыкаешь, что, когда слышишь где-то случайно эту песню, по телу пробегает дрожь.
Случайно попавшая вечером в playlist песня незаметно просочилось в подсознание, и всю ночь мне снился человек, чьи звонки я вряд ли услышу в ближайшей жизни ввиду резкого расхождения принципов, но ощущение, что мы помирились, было таким явственным, что, проснувшись, я будто в наваждении проверила неотвеченные звонки и письма. Но реальность редко имеет что-то общее со снами, и иногда это не печально.
Иногда хочется уйти в мир, имеющий мало общего с миром реальным, мир, существа которого тебе близки и понятны, и Тихий Поток Безбожной Элегии даёт такую возможность. Если атмосфера другого хорошего чешского коллектива - XIII Stoleti - навевает фантазии про вампиров в старинных замках и вервольфов на фоне чёрных лесов и белого снега Карпатских гор, то мир Silent Stream of Godless Elegy - это лесные духи, а именно рокот водяного и сладкая песнь русалок. Два чешскоязычных альбома в стиле doom/folk, название одного из которых можно перевести на немецкий язык словом Einsamkeit, - это шабаш при лунном свете, не неистовый, но с золотыми искорками в зелёных глазах. Чарующие песни русалок и водяного уносят на самое дно прохладной летней реки, и только по прозрачной поверхности скользит солнечный луч.
Жизнь дала трещину: на YouTube среди рекомендуемых видео, которые могут понравиться в соответствии с другими музыкальными предпочтениями, информер предложил мне клип таганрогского Зверинца во главе с облизывающим микрофон и именующим свой очевидный диагноз "ракопопсом" Ромой Зверем... Мне страшно представить, каким будет следующий знак Апокалипсиса.
В моё неспешное повествование о музыкальных группах, занимающих отдельное место в разные периоды моей жизни, вмешался исполнитель, творчество которого пришло ко мне не столь давно, но очень вовремя. Изучая фонотеку в ftp-папке одного знакомого, я наткнулась на почти полную дискографию группы "Крематорий", с творчеством которой до этого я была знакома лишь по нескольким песням. Решив, что, если наши музыкальные вкусы во многом совпадают, то исполнитель, представленный в его коллекции так широко, может понравиться и мне, я переселила сборник альбомов в собственную папку.
Альбомы слушались не все и не сразу, а как-то случайно, будто от нечего делать. Первым глубоким впечатлением была песня "Мусорный ветер", зазвучавшая как идеальный аккомпонимент одинокой зимней прогулке в отдалённом индустриальном районе Москвы. Потом были "В доме на улице Смольной", "Фамильный вампир", "Степной волк", "Маша", "Весёлый ансамбль".
Их музыка далеко не на каждый день (к счастью), потому, что если она не попадает в настроение, в ней вряд ли можно что-то услышать. Она примиряет, как "Наутилус Помпилиус", но не когда окружающий абсурд превышает все допустимые значения, а когда в сложный момент жизни тиски отчаяния от оглушительного треска могут удержать только чёрный, как смола, юмор и мудрый романтичный цинизм.
В 2006 была точно такая же весна, и в колонках плакал Святослав Вакарчук. С этой песней было очень легко верить, что, несмотря ни на что, всё обязательно будет так, как хочется, о другом просто не было и мысли. Кристальная сила чувства.