Ты мой отросток приткновенья,
Мой мерзкий корешок плодов.
Ты - запах тухлого варенья
И простоявших год цветов.
Моя любовь к вишневой "Ладе",
Мой фанатизм по Трубецкому.
Ты как Лужков на гей-параде
В моей душе уж год как дома!
Ты - золотая черепушка
На блядских белых ремешках.
Ты - голубиная старушка,
Что всем врачам вселяет страх.
Ты - тонкий шрам на милой попе,
Ты - дырка в новеньком носке.
Ты - как сантехники в Европе,
Летаешь на чужой метле.
Меня распяли на семи ветрах.
И мне в холодную плевали душу.
Вы улыбались на пустых словах,
Скрывая то, что интересно слушать.
И я пропитана той синевой
Глубоких мыслей, черствых сказок.
На твоем месте был бы кто-нибудь другой,
И этот кто-то точно бы промазал.
Так нет же, прямо в середину.
И кто тебя просил так гордо врать?
Так мастерски заставить сгинуть?
И разучить ночами спать.
Да черт возьми, что за насилье.
Что за сжирание самих себя?
И кто-то, видимо, фальшиво сильный
Придумал это, самоскорбя.
Вчерашний сценарий на завтра прописанный.
И каждый последний остался ни с чем.
И первому, так же, плевками завистливых
Пришлось, несмотря, уходить насовсем.
Казалось бы, просто - не путаться в правилах
И верить в рисованных полубогов.
Но в самых высоких и небожных замыслах
Нет воплощения страдальческих слов.
Поплачте над нищими или бездомными,
Над теми, кто душу отдал за песок.
А вы все рыдаете силами новыми
За ваш непомерно жалкий грешок.
Не он придумал нас,
Придумались мы сами.
Мы в ежедневный преферанс
Играем острыми ножами.
И, к счастью, я не одинок.
Мне птицей не лететь над морем,
Не резать крыльями восток.
Не одинок я, все же, к горю.
Зачем словами мы гонимы
По жадным серым небесам?
Зачем так совестно ранимы,
Не равнодушны к голосам?
Мне бы публично застрелиться.
Чтоб весь багемный белый свет,
Меня бесстрашною орлицей
Прозвал, жуя сытной обед.
Мне бы покаяться в колени
Тем, кто когда-то бал знаком.
И, в безсознательном смятеньи,
Остаться по-просту врагом.
Давайте будем откровенны,
Когда фонарь скупой слезой
Покроет улицу забвенный
Сквозь темноту в тоске ночной.
И задыхаться от вопросов,
И плакать самому себе,
Чтоб под отточенным гипнозом
Забыть о собственной беде.
Прошу вас, люди, говорите,
Делитесь сердцем с тем, кто вас
Поймет на ломанном иврите
Хоть в самый неудобный час.
Мне резали на части душу,
Мне растоптали пол-вторых.
Останки так приятно рушить,
Когда к жестокости привык.
Простите, я летать не стану.
Я побегу туда, где снег.
Где люди жесткие как мрамор.
Где так прозрачен человек.
Любители дешевого тепла,
Полсотни с каждого за литр.
Поклонники изрезанного льда.
Озноб руки, души избитость.
В избытке счастья, в холод ночи,
Приходят люди забывать
Кто что мечтал и кто что хочет
Забыть, и временно пропасть.
Они на разных континентах,
Но мысли собраны в одно-
Терять счастливые моменты
С кем быть уже не суждено.
И кто придумал это счастье?
Я б наградил его сполна.
Хоть раз, но каждый спасся
Во сне сомнительного дна.
Я так не верил бы богам,
Если б не сжег свои надежды.
Теперь обманываться сам
Рад я теряя маски и одежды.
На кухне в черно-сером платье,
Сидела женщина, глаза пустые опустив.
Она пришла все прошлое простить мне.
А я читал свои бездомные стихи.
Не грею я тебя в ладонях,
Не плачу на твоем плече.
Я под вуалью тех, кто "кроме",
Кто "где-то", "как-то" и "зачем?".
Мне не снимать с тебя при входе
Пальто, не вешать его в шкаф.
Сутра не спорить о погоде,
Не надевать от ветра шарф.
Мне не бежать при солнце летнем
Встречать смеясь твои глаза.
Не целовать тебя с рассветом
И слов приятных не сказать.
Как часто смотришь из окна -
Дорога кажется мне тесной.
Ведь вижу я на ней тебя:
"Споткнись сейчас, моя принцесса."
"Не переживай, я буду тебя держать." (с.)
Так много всего.
Так тяжело и не хорошо.
Мы очень злые и зажратые.
А время идет.
а я ваще буду от Валентина Стрыкало фанатеть
мне как то все равно
ахахах Поль я вспомнила "плевала я на ваших баб с высокой колокольни!" ааааххах
Ты помнишь начало у причала безудержно сердце стучало
Секунд в минуте казалось так мало я вот забыл
Это было вчера, а теперь дверь вон там – до свиданья,
Мне надоело искать оправданья поступкам и словам своим
И я сжигаю себя , не ищи драмы я плясал на столах, не прикрыв срама,
Измерял вечера в литрах и граммах, а ты вообще тут при чем?
Этот вечер будет сожжен будет учтен святым Петром
Но это потом, а пока это лифт в облака и мы в нем вдвоем
(пр)
Ты любишь фанк, детка, рубашечки в клетку
Цветные таблетки, а я гуляю один
Ты любишь фанк, детка, рубашечки в клетку
Цветные таблетки, значит нам по пути
Я помню начало, тебя звали как-то на К, ты на баре скучала
Вся в табачном дыму и печали, я подошел
Мы смотрели фильмы про самураев, часами слушали Jamiroquai
Осколок льда в груди все таял и таял при всем при том
И я сжигаю себя , не ищи драмы, я наверное впитал с молоком мамы
Жизнь слишком коротка, чтобы мы с вами тратили её на любовь
Этот вечер будет сожжен будет учтен святым Петром
Но это потом, а пока это лифт в облака и мы в нем вдвоем
зачем вообще был нужен этот день?
чтоб почувствовать себя несчастными?
зачем это, если жалеть все равно не кому))
чтобы вспомнить то, что уже несколько месяцев упорно зарывается под тоннами стирающейся памяти и оправданий? вместе с этим вылезает и ненависть, окутывавшая нас на одну сотую меньше, чем эта любовная сучья дрянь.
кому это все надо то я не понимаю?
давайте будем проще. давайте будем дешевле.
зачем вообще был нужен этот день?
чтоб почувствовать себя несчастными?
зачем это, если жалеть все равно не кому))
чтобы вспомнить то, что уже несколько месяцев упорно зарывается под тоннами стирающейся памяти и оправданий? вместе с этим вылезает и ненависть, окутывавшая нас на одну сотую меньше, чем эта любовная сучья дрянь.
кому это все надо то я не понимаю?
давайте будем проще. давайте будем дешевле.