Настроение сейчас - Света, уйди нах.

После долгого вчерашнего шока - очень долгого вчерашнего шока - мой несчастный щуплый иммунитет сдался. Я заболел. Простыл. Кашель, кашель, насморк, кашель, температура, кашель. Зря, зря обман передо мной упал слишком рано. С тех вчерашних пор, как меня от определённых слов пробил озноб, болезнь не успокаивалась. Так что... мерзко, господа.

Настроение сейчас - Напишу доклад и убью кого-нибудь тупым предметом по тупому предмету

Лять, мне начинает снова казаться, что весь мир - просто кучка ненавидящих друг друга имбецилльных кретинов, не способных понять, что такое взаимопонимание и чем оно отличается от взаимоуничтожения. Мерзостное чувство. Конченные идиоты, уверенные в своей слепой правоте последних уё*ков рода человеческого, неспособные осознать не просто ни одной простейшей истины мира - их собственное ничтожество непостижимо для них. Отбросы морали, пережитки нравственности, дерьмо, с грехом пополам впихнутое в трескающиеся человеческое тельце, из прогнившего рта которого сочится малоенная для мира грязь, грязь словесная, настолько уродливая и мерзкая, что хочется своими руками разорвать от уха до уха пасть новоприбывшему засранцу, засунуть пальцы в глотку, раздирая ногтями горло изнутри, бросить на пол, припечатать голову ударом ботинка и смотреть, как эта гнида выпускает последний воздух кровавыми пузрями, пульсирующими у приоткрытого рта...
А ещё - обман. Ложь. Так называемая "профессиональная игра". Есть много людей, которым я желаю скорейшей и мучительной смерти. Большинство из них - здесь, рядом с мной, ходят, презрительно - но здороваются, надменно - но смеются, грязно - но любят... А другие - эксцентрики, уникумы - терпят их отвратительное убийственное присутствие, которое едва переносят, играя роль этакой "смешной тени на стене", куклы, которая поднимает всем настроение, с которой можно играть, но она не стоит того, чтобы уделять ей внимание. Но есть люди - и я даже знал одного - которые носят настолько искуссные трагичные маски, притягивающие жалость и участие, что умудряются и куклу заставить почувствовать себя человеком, заставляют тень обрести форму и понестись по чувствам вверх... после чего сбрасывают маску трагика и смеются в лицо.
Н е н а в и ж у...

Дождь... Этот проклятый дождь должен когда-то прекратиться. Казалось, вот уже два-три часа вокруг меня были сплошные стены воды и ничего более. Вода, вода, вода. Одна и только вода. И сквозь эту воду я едва различал воспалёнными глазами маячащих санитаров на своей белой таратайке. Они маячили впереди расплывчатым белым пятном - как мне казалось, слишком расплывчатым даже для такого дождя. Иногда их машина словно выплывала из поля зрения, и крутил баранку в ту сторону, в которой она - вроде - исчезла, но она тут же предательски появлялась прямо посередине дороги, в то время как я сворачивал на тротуар. Я тёр глаза, тряс головой, пытался вести, прищурившись - но чёрта с два. Странные "заплывы" прочь с глаз продолжались, и я продолжал с упорством самоубийцы натыкаться на пешеходную дорогу. Фрейгман молчал.
Я шумно выдохнул и я снова вскинул голову. Постепенно под кожей на висках стала пульсировать боль - сначало легонько, словно игриво, но с каждой секундой набирая силу; что-то звенело, и я не мог понять, что именно. Постепенно до меня дошло, что звенит моя голова. В тот самый момент, когда я об этом подумал, боль гулко ударило изнутри черепа, и я невольно отпустил руль. Мгновенно нас вынесло на тротуар в сотый раз, причём на этот раз мы уничтожили урну. Я поспешно схватился за руль. Фрейгман молчал.
В конце концов глаза окончательно отказались подчиняться их законному обладателю. Мир стал расплываться уже на расстоянии вытянутой руки. Белая клякса с красной кляксой поверх сворачивала, а я отчаянно не вписывыался в повороты и уже не мог держаться на прямом участке. Боль в голове мешала ссмотреть вперёд, тянуло откинуться назад, прилечь... Но как только я поддавался этому желанию, как мы снова начинали идти зигзазагами.
Фрейгман медленно и отрешённо заговорил - тихо и сухо:
- Томас, я не хочу вас лишний раз отвлекать, но вы сейчас угробите нас обоих.
К сожалению, старый пень был прав. Ещё немного - и я даже не замечу, как пробью башкой лобовое стекло - она и так была сдавлена болью со всех сторон.
Фрейгман сунул руку в карман и протянул мне белую пачку. Я оторвал взгляд от обзора дороги и пригляделся, пытаясь прочесть название.
- Аспирин, - поспешно, но всё же ровно сказал Фрейгман.
Я кивнул - а, ччччёрт! зря... - и потянул вторую руку к пачке. Машину едва не развернуло. Я быстро схватился за руль, но Фрейгман спихнул мою ногу с педали газа и сам нажал на стоп.
- Я поведу. Вы разваливаетесь на ходу.
- Ещё бы... - пробурчал я, открыв дверь. Дождь оказался внезапно холодным - мне казалось, я вообще не чувствовал холода до этого - но моё дыхание показалось мне чересчур горячим. Я быстро устроился на боковое сидение и начал с хрустом пережёвывать аспирин. Фрейгман сел за руль.
- Поскорее, Эл, они всё дальше...
Внезапно "Скорая" оставновилась, и один из санитаров, приотворив дверь, но не рискуя выйти на улицу, крикнул:
- Кто из вас, чудиков, Том?
Проклятие... Я даже не успел толком отлежаться! Но - делать нечего... Я вылез из машины, ёжась от холода.
- Ну я!
Санитар махнул мне рукой, призывая подойти.
- Как всё складывается... - буркнул я Фрейгману и пошёл. Голова болела настолько, что у меня уже не было сил чувствовать боль.
Я влез в кузов маины, буравя глазами обоих белорубашников.
- И? - мрачно изрёк я.
Черноволосый и пренебрегающий бритьём санитар кивнул в сторону чего-то, лежащего на столике возле меня. Я перевёл взгляд и вздрогнул. Билл, лежащий на крыше, избитый и хрипящий, в изорванном мокром тряпье, облегающим его неестественно тощее тело - это ужасно. Но моё воображение содрогнулось ещё сильнее при взгляде на Билла, накрытого простынёй, упакованного пластырями, с чем-то вроде капельницы возле носилок - я не разбираюсь в медицине - и с какой-то трубкой во рту. Жар в крови отступил, освободив место для холодного гнева, смешанного со страхом.
- Зачем ему эта... хрень?
- У него двустороннее воспаление лёгких. Мы проводим обезараживающую ингаляцию.
Я кивнул, хотя абсолютно ничего не понял.
- А эта капельница...
- Не надо, не надо, я всё равно не пойму. Лучше скажите, зачем я вам тут? - я невольно сморщился; боль в голове напмнила о себе, - Я сам болен, голова раскалывается, температура, перед глазами всё плывёт...
- Он вас звал, - просто сказал русый санитар.
Я осёкся и посмотрел на Билла. Его лицо с белыми квадратами пластырей и тёмно-красными пятнами кровоподтёков было спокойным - это было лицо глубоко спящего человека, и если не этти трижды проклятые синяки и ушибы, зрелище было бы безобидным. Но от взгляда на моего брата, на моего осквернённого ангела болезненно сжималось сердце. Я аккуратно сел на какую-то конструкцию рядом.
Он дышал медленно, и я слышал хрип - приглушённый, но он был, и от этого мне стало по-настоящему страшно. Вот его везут, подключив к необходимым системам жизнеобеспечения, везут, чтобы оказать помощь... А помогут ли ему? Вдруг все усилия окажутся напрасными? Вдруг сейчас что-то пойдёт не так? Вдруг он перестанет дышать?
Внезапно глаза Читать далее...

Казалось, небеса не иссякнут никогда. Абсолютно бесконечный сплошной поток воды уже давно вывел меня из равновесия, я мерял шагами узкое пространство под нашим навесом и постоянно вглядывался в водную рябь, прикрывшую пасмурную мглу, что покрывала каждый уголок этой затхлой улицы. Каждую секунду я подходил к лежащему Биллу, на которого я набросил и свою куртку, и толстовку. В миг промокшая футболка мерзко липла к и без того мокрому телу. Я содрогался, но ничего поделать не мог. Вынутая из сумки куртка оказалась очень даже легко промокаемой, и едва заметное тепло снова сменилось струящимся по коже холодом. Навес перестал защищать от дождя, который пошёл косыми струями от ветра, решившего испытать двух людей на прочность.
Ожидание... Треклятые, неописуемые мучения ожидания спасения. Если когда-нибудь мне выпадет шанс пережить жизнь заново с некоторыми коррективами, я уберу из этого процесса ожидание половину срока. А лучше - полностью вырежу из своей жизни. Почему бы Фрейгману не приехать сразу, в конце концов! Почему бы ему не быть здесь, в эту самую минуту...
Блуждающий взор совершенно случайно выхватил из сумрака факелы автомобильных фар. Ни на миг не подумав, что это может быть не Фрейгман на моей машине, я схватил Билла, взвалил его на плечо - тот словно ещё немного истощал - и помчался на свет. Оступаясь и скользя, я всё же смог ни разу ни обронить драгоценную ношу. Приглушённый рокот двигателя разогнал стену шума дождя, словно ангельская песня, и я рванулся вперёд.
Хлопнула дверь, и во мраке появилась мощная, властная фигура Альберта Фрейгмана.
- На заднее! - пророкотал его голос, перекрывая ливень.
- Догадываюсь!
Фрейгман распахнул дверь, и я без труда уложил хрипящего Билла на сиденья. Фрейгман сунул в руки пальто. Я с благодарностью принял его и набросил на Билла. У психиатра ПОЧТИ отвисла челюсть.
- Томас, вы... Я же вам пальто дал! Вы весь дрожите так, что, того гляди, продолбите тоннель под землю!
- Ему нужнее! - я прыгнул на сидение водителя.
- Но он и так в куче вашего...
- ЕМУ НУЖНЕЕ!!! - прорычал я, заводя машину. Фрейгман пробормотал что-то вроде: "Однако, отважный идиот..." и пристроился сбоку. Я срочно закрыл наглухо все окна и включил обогреватель.
- Минуты через две-три прогреется. - я включил дворники и легонько нажал на газ. Стекло переливалось потоками воды, и эффект от дворников был фактически равен нулю, но всё же - надёжнее, чем без них. Я пытался вырулить машину прочь от мерзкой улочки. Потом задался светлой целью найти проезжую часть. Через пару кругов на месте я с тихим ужасом понял, что не имею ни малейшего понятия, как отсюда выбираться.
Фрейгман сухо кашлянул. Я подавил желание сказать ему "Заткнись".
- Вам следует держаться вот этого тротуара, - Фрейгман повёл рукой в сторону пешеходной дороги, - и ехать прямиком туда, - рука плавно взмахнула вправо от меня. - Через пару десятков метров будет старый поломанный светофор. От него сворачивайте налево и через ещё парочку десятков метров попадаете на восточную ветвь самой оживлённой улицы в этом районе... Тербальд, кажется.
Я хмуро взглянул на Фрейгмана, но ничего не сказал и поехал по указанным "координатам". Вскоре в поле моего зрения попал ржавый скелет светофора. Пустые, разбитые вдребезги глазницы когд-то ярко светивших фонарей встретили меня холодным взглядом. Я сглотнул и повернул налево.
Фрейгман как-то странно поёрзал на своём месте и достал практически из-под себя бывшую белой тетрадь. Мои руки одеревенели, я почуствовал, что начинаю медленно сатанеть.
Так значит мои опасения подтвердились! Этот старый напыщенный хер действительно обыискивал машину своей сопливой сопелкой и нарыл дневник! Ах ты, высохший гнилой корнеплод, грёбанная ищейка...
- Занятная вещица, должен признать. - голос сухофрукта был, как всегда, столь же ровным, как и у диктора н телевидении, словно он освещает ливень, а не записки опасного сумашедшего, который приходится мне родным братом-близнецом. - Очень поэтично описано. Очень впечатляюще. Таких текстов у вашей группы никогда бы не было.
Что ты несёшь, гриб-переросток?!
- Очень заинтересовало подробное описание убийств. - прододжал психиатр; к моему горлу подкатила тошнота. Значит, так оно и есть... - Особенно порадовало вот это: "Я привёл её и начал медленно спаивать. Нет, я не стал разбавлять снотворное - мне захотелось новых ощущений, я искал новое творческое амплуа. Идея пришла мне в голову не сразу..."
- Не надо. - я сглотнул. - Я не хочу это слышать.
- Но вы только вникните! Он напоил девчонку и повёз "кататься"! А потом...
- Не надо...
- Вот: "...я как можно скорее перешёл к действию... ага, ага... девчонка счастливо уселась на моё место..."
Я медленно выдохнул, невольно предвосхищая окончание повествования.
- "...резко ударил её головой в лобовое стекло... мм... тут же выкатился из машины... машина, завывая и треща, съехала на обочину и на огромной скорости влетела в лес... взрыв..." Просто прелесть, Томас, просто прелесть.
- Что прелесть? - Читать далее...

A Anathema ничего так... Даже очень... К сожалению, альбом Lacrimosa Inferno не достать в нормальном качестве (бля, собственно). До Tiamat всё не добрался.

Настроение сейчас - Боже, как я заебался ходить по засранному району.

Перебирая залежи культового, но - увы - хуёвовокального трэша, обнаружил следующие три группы - Anthrax, Slayer и Kreator. Первая не впечатлила совсем, вторая пусть и заворожила однообразным (очень однообразным) драйвом, но реально зебала отсутствием вокала - вместо этого басист-вокалист орёт, не скримит, не гроулит, а просто орёт; таким же голосом можно было завть Васю Пупкина с того берега реки - а третья показалась слишком брутальной. Но! Песня Креаторов Endorama - а вернее, клип на эту самую песню - показал мне странную харю, подпевающую солисту. Я узнал его... это был солист Lacrimosa. И пошло... Интерес на готик-металл и дум-металл проявился в нахождении групп Darkseed, Anathema... и, собственно, Lacrimosa. На подходе - изучение Tiamat.

Настроение сейчас - усталость\раздражение\слабенькое чувство вины

Снова, снова я виноват, снова из-за меня кому-то плохо, кому-то больно, всё, как всегда из-за меня... Хм, странно, почему чувство стыда так быстро проходит? Н-да, аморален я всё же. Писать зарисовки хочется, но уже нет времени... Fuck, опять всё наперекосяк.

Вот так вот. Мёртая тишь. Написал фик, и даже братуха не комментит. Пи**ец.

Настроение сейчас - Ровное спокойствие

НАЗВАНИЕ: The Beautiful People
ЖАНР: Короткая антиутопичная фантазия; фантасмагория
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: кому-то покажется неинтересным, кому-то заумным. Не расчитано на широкую публику
СТАСТУС: закончен

Натан был напуган. Вокруг стояла сотня, а то и больше незнакомых ему мужчин и женщин разных возрастов. Все они смотрели вверх, к непроглядно чёрной пасти ровного квадратного окна - идеально ровного, не имеющего ни одного выступа и трещины. Оно было огромным, тёмным и безжизненнм, от него веяло холодом, этот холод стекал по стенам здания и наполнял улицы, окутывая Натана ледяным покрывалом. Мальчику было страшно и холодно, он не понимал, что происходит; он пытался плотнее прижаться к матери, но также холодны были материнские руки, как и густой, тяжёлый воздух вокруг; столько же льда была в её глазах, сколько в страхе, сковавшем сердце маленького Натана; и она, и все вокруг стояли недвижимыми равнодушными изваяниями. Эта ровность, это спокойствие, это непоколебимость была мёртвой. Ни в одном из из стоявших не теплилась жизнь. В их взгляде не было ничего - ничего, знакомого Натану. Не было тепла, не было смысла, ни в одном взоре не было ни радости, ни горя, ни счастья, ни грусти, ни страха, ни веселья. Все эти люди, которые ходят, едят, пьют, говорят, смеются, плачат, тоскуют - все они превратились в блеклые манекены, тени существования, оставленные исчезнувшими душами, навсегда покинувшими Прекрасный Мир.
Что такое - Прекасный Мир? Сколько раз задавал Натан этот вопрос своей матери. Она грустно улыбалась и рассказывала ему, что давным давно люди были самыми разными. Кто-то был сильным и красивым, но был обделён умом; кто-то был хитёр и сметлив, но не было силы в нём. А были те, кто был лишён везения ещё до повяления на свет. Это были люди, у которых была одна рука, одна нога, один глаз, ни одного волоса... Это были люди, рождавшиеся неполноценными. Недолюди, как их называли, инвалиды, жертвы природы. Натан представлял, как должен выглядеть такой недочеловек и содрогался, но любопытство брало верх. "И что дальше?" Мать смотрело в окно и рассказывала, как вскоре появились Высокие. Кто они, что они - не знал никто. Странные люди, не похожие на людей, но превосходящие их во всём. Высокие открыли человечеству глаза. "Человек должен быть прекрасен. Отныне и навсегда."
Сначала не стало недолюдей. Всех увечных приводили к Высоким, после чего их никогда не видели. Куда они пропадали и что с ними случалось - никого не интересовало. Детей, родившихся неоконченными, тоже отдавали Высоким. Родители не возражали, ибо они тоже были одержимы идеей идеального мира.
Прошло немного времени, и недолюди исчезли. Их методичное устранение повлекло за собой необъяснимый и незаметный виток человеческого развития - генетический код формирующегося ребёнка был отфиксирован, и в нём не могло быть непредвиденных сбоев, приводивших к паталогиям. Это был Первый Порог Прекрасного. Этот этап был пройден. О неполноценных забыли... но Высокие считали, что этого недостаточно. Прошло совсем немного времени, как Высокие вновь обратились к людям. "Человечество должно быть прекрасно. Каждый человек должен быть силён, умён и красив." Никто не понял, что означают эти слова, пока Высокие не принялись за выполнение плана. Все, кто бы умён, но не был наделён физической силой, стали исчезать. За ними пошли развитые атлеты, у которых было недостаточно умственное развитие. Мир и не заметил, как половина его населения исчезла без следа. Тогда же совершился ещё один не поддающийся разумным объяснениям шаг к своершенству: дети рождались теперь только сильными, а, вырастая, проявляли недюженные умственные способности. Так прошёл Второй Порог Прекрасного.
Натан смотрел на мамть огромными глазами, жадно ловя каждое слово. Это было страшно, но интересно - выяснить, что ты - идеальный ребёнок, один из будущих Прекрасных Людей, представитель идеальной цивиллизации! Но было в этом что-то такое, что заставляло Натана дрожжать - рассказ о Высоких, которые забрали людей в неизвестность...
Спустя пару дней после того, как мать Натана рассказала ему о Прекрасных Людях, мальчик заметил, что все вокргу начали как будто холодеть. Исчезали улыбки, пропадали горькие гримасы, не звучал смех, не было слышно рыданий. Люди становились всё более и более равнодушны друг к другу. А вскоре и мать Натана перестала улыбаться и смеятся. Она становилась всё более холодной и безжизненной. Она кормила Натана, ухаживала за ним - но всё это она делала машинально, как отработанный механизм. Натан следил за её движениями, за тем, как исчезают эмоции из её поведения... и не понимал. Что происходит с людьми? Почему они становятся мертвыми? И в то же время ходят, дышат, двигаются... но от чего внутри они умирают?
И вот сейчас, бесполезно прижавшись к холодному, мёртвому и живому одновременно телу матери, Натан ждал, что произойдёт дальше.
В окне промелькнул силуэт. Натан вскрикнул, но на него никто не обратил внимания. Он Читать далее...

Снова на Ли.Ру... Постараюсь заглядывать почаще, хотя чёрт знает, получится ли. Всем большое Hello.

Ну что сказать, ну что сказать... По-большому счёту я дрянь, ничтожество и анальный волдырь в пятой точке мира сего. Моё существование жалко и бессмысленно. Но прерывать его я отнюдь не собираюсь)...