Слушать этот музыкальный файл

кусочек темы

тепло оживает, поднимается вверх, распирает диафрагму,
заполняет череп, стирая мысли. сладкой химической патокой обволакивает мозг,
растворяет тело в легком облаке, делает его невесомым,
уносит в фальшивый мир безмятежности, спокойствия и тепла.
тепла становится все меньше и меньше.
меньше. меньше. стук в висках. стук сердца. холод, пустота, озноб,
резкие звуки царапают мозг,
скрежещут ржавым металлом по бетону, ногтями выскребают череп.
окна параллельного мира смотрят теперь в упор
выжжеными глазницами многоэтажек мертвого города.
мертвые люди на обесцвеченных улицах идут,
глядя вперед мертвыми лицами-пятнами,
все оттенки серого разлились от горизонта до горизонта в городе вечного рабства.
ледяной ветер гоняет колючую крупу по заснеженному полю,
километры болотистых лугов, травяные кочки.
воздух дернулся, качнулся, ударил в лицо, болотная трава вдруг
ожила, зашевелилась, и расступилась. теперь она не цепляет за ноги, она зовет и манит.
здесь, среди холодных влажных корней, рождается свобода.
свобода обретается один раз и остается с человеком навсегда.
свобода рождается в земле и останется в молекулах и генах человека.
свобода знать, что он всегда где-то рядом, живет и существует -
тот волшебный мир, раскрашеный переливающимися
каллейдоскопическими красками, мир добрый и веселый,
иногда суровый, но не жестокий - как строгий, но справедливый отец.
когда-нибудь можно снова попасть в него, в этот мир, или нет, это не так важно,
тот кто был там, выйдет из этого мира другим, причастным к нему,
тот кто был там, получит что-то свое, получит свою свободу.
какими глупыми и смешными покажутся ему тогда карлики, дерущиеся
за деньги и власть, каким глупым покажется ему тогда
весь этот мир злобы, суеты, жадности и боли.
мир мертвых людей, не знающих свободы.

В странной мутной темноватой бутылке непонятного происхождения на дне плескался кайф.
Каждый божий день этот кайф опускал одного человека на дно смысла и проводил по всем лабиринтам бытия неадеквата, выводя к жестокой реальности на выходе. Существовала малая вероятность того, что он никогда не найдёт выхода и его летаргическая жизнь перестанет насаждать его родственникам. С каждым днём эта возможность возрастала, и ему всё сложнее было найти выход. Странная тяжесть в голове постоянно говорила бы ему что-то, если бы он хотя бы что-то слушал. Каждый раз, промокая платок в мескалине и поднося его к воздухопроводящим путям организма, он ощущал, что его затылок и шею сжимает великими божественными клещами, которых он боялся и к которым испытывал странное благоговение. Казалось, что скоро они раздавят его голову, однажды он даже почувствовал как лопается кожа и по шее течёт что-то тёплое, на этом месте он потом заметил странные покраснения. Через некоторое время после приобретения данной жидкости, его движения поменялись качественно, они стали резкими и неуправляемыми, пальцы его не разгибались, а суставы разбухли. Что-то странное происходило с ним, ему казалось, что он трансформируется во что-то новое. Он даже находил в этом особое наслаждение и вывел теорию, которую назвал «философией небытия». Он говорил, что в небытиё мы отходим все по-разному и там дальше живём в других обличиях так, как не жили здесь, новая форма диктует новые условия. Однажды он просто не проснулся, его летаргическая жизнь перешла в летаргический сон и тот в смерть, возможно тоже в летаргическую. Смерть не оправдала его надежд, и последняя капля мескалина из разбитой бутылки, никому не несущая кайфа, бессмысленно растворялась в воздухе…

Он считал себя великим писателем. Он был автор только одной книги. Но эту книгу он перечитывал всю жизнь. Это была его записная книжка...

Капли дождя мокрые, алые
Льются по рукам твоим, вечность
Пролетает в глазах, бесконечность
Воскресит все раны старые.
Вскроет тебе вены осколками
Разбитых отражений, ушедших глаз,
Не простишь себе канувшего с волнами
В глубину прошлого, любимых глаз.
Сейчас же другие тебе дороги правды,
Забыл ты уж тень, что попятам
За тобою ходила дорогами,
Неизвестным до сих пор всем нам.

Капли дождя мокрые, алые
Размоют берега очертания четкие,
Открытые вновь раны старые
Зальют кровью душу, глаза полуночные.
Смоет с рук жизни разбитые,
Из глаз выпадут стекла, что резали
Весь мир долгие годы, незачем
Жалеть о прошедшем унынии,
Смоет их дождь, не поющий о гибели,
А шепчущий с громом о пришествии жизни,
Тебя воспоминанья наконец-то покинули.

Души умерших от раскатов грома
Ходят в грозе, вопрошая к дождю,
Что делать им в мире этом… подле
Пишущего о вечности к себе самому…
У тебя будут новые раны, не вспомнишь старые
Их слезы льются по рукам твоим, бесконечность
Напомнит та боль от удушья, вечность
Заберут капли дождя мокрые, алые.

Что, если
Все соцветья мира
Собрать в один сияющий букет,
И, перебив питавший их побег,
Разлить моря сладчайшего эфира…


А после –
Наблюдать закат,
Не виданное никем страданье:
Как каждый лепесток под гнётом увяданья
Сожмется в серый трупный яд.

И запах превратится в смрад.