Дорогая моя бабуля,
Золотая твоя душа,
Бесконечно тебя люблю я,
Ты – как майский цветок хороша.
Ты в свои шейсят шесть молодеешь
Всё сильней и сильней с каждым днём,
Своим юным задором умеешь
Заразить всех вокруг, как огнём.
В твоём доме нет места печали,
Он – пристанище крепкой семьи.
Помню – весело мы отмечали
Каждый год Дни Рожденья твои.
Ты вокруг себя собираешь
Всегда умных и добрых людей,
Накормить как их вкусно, ты знаешь –
В голове твоей сотни идей.
Я тебе благодарна за детство,
Что цвело под покровом твоим,
За него и за книжные средства,
Коими ты открыла мне мир.
В это праздник как послесловье,
Пусть банально, зато от души,
Пожелаю тебе здоровья
И спокойствия милой души.
В моём маленьком аскетичном мире небольшие перемены. Позавчера моим хозяевам – добрым трудолюбивым бурятам – принесли котёнка, и со вчерашнего дня я – основное его место обитания. Крошечная белая кошечка, умещающаяся на двух ладонях, с тонкими лапками, задние из которых особо длинные, с ходу решила, что я – идеальное место, что бы на нём сидеть, сворачиваться клубком, спать, а так же что бы по нему лазать. Я превратилась в тёплую кроватку, источник игр и детскую площадку. Моня – так зовут кошечку – очень громко урчит, и если чего-то хочет, громко хрипло мяучит. Урчит она как трактор и почти всё время что меня видит. Когда она засыпает, урчание прекращается, но стоит чему-нибудь слегка потревожить Монин сон, урчание возобновляется на те секунды, пока она не заснёт. Она преспокойно забирается по стоящей мне от ботинок до плеча, так же умело вскарабкивается но мою кровать и прыгает со стола на лавку. Стоит мне присесть, как она тут же забирается ко мне на колени, а когда я её со своих колен снимаю и ставлю рядом, она начинает требовательно мяукать и лезть обратно, поэтому процесс вставания с кровати затягивается до четырёх сниманий кошки с колен.
По ноуту моему Моня ходит, как по проспекту, видимо потому что он тёплый. Моня не очень игрива, не очень ласкова, но нагла и добродушна до предела. Мне уже кажется, что она – моя хозяйка. Единственную обнаруженную на ней блоху я раздавила.
А в остальном…
Два дня подряд отключали электричество, ноут садился, и мне нечего было делать пару часов подряд. Вчера на этой почве я устроила себе двухчасовую тренировку, в ходе которой выяснилось, что мои палмы – говно, потому как одинаково хорошо зафиксировать их на руках невозможно. Сегодня я устроила себе ещё одну тренировку, и к вечеру мои мышцы заболели аж жуть как. Тем не менее я тихонько дрочу движение с палмами на координацию правой и левой рук. Ломаю себе мозг потихоньку. Когда-то пои мне так и не удалось начать крутить. Теперь я знаю, что включение неработающего полушария, из-за которого у меня плохо с визуальной памятью – дело времени и тренировки. Левую ногу замыкает и я боюсь себе чего-нибудь порвать, но веду себя аккуратно.
Позавчера проснулись рифмы, но ничего не получилось закончить.
Сижу сиднем дома, то на лавке, то на кровати и выхожу чисто покурить или в магазин. Курить стала кажется меньше – по крайней мере выходит меньше пачки на день. Значит – стала меньше отвлекаться.
Меня пустили помыться в подтопленную баню, активно навязывают мне кипяток, к которому у меня нет чаю.
Сны всё ярче, и всё про небоскрёбы недостроенные, эротику и поиски всякой лабуды. Как же они мне надоели… сегодня попыталась встать в шесть утра, пыталась часов пять подряд…
Второй день почти не пишу – будто надоела мне сказка.
Такие новости.
Немота. Страшная и чарующая немота. То, чего я так боялась всю жизнь, мой самый страшный враг. Немота распростёрлась вокруг.
Три последних дня я писала. Создала структуру Сказки о кошке, прописала несколько кусков. Вчера ближе к вечеру пришло ещё одно страшное – перегруз. Тот момент, когда из тебя выходит яркий, отвечающий каждой струнке души текст, не могущий родится в другой момент. Отчего все говорят о вдохновении с такой любовью? Ведь вдохновение – это боль всей души, это крик её, отчаянная попытка обозначить своё присутствие. Я вдруг написала неожиданный для меня самой спорный абзац о Гордоне, и на меня набросились спорящие тени, перебивающие моё неустойчивое мнение громкими криками. Тени говорили голосом Качуры, что Гордон – не единственный крестник Непомнящего и ещё что-то такое негативное из её слов, что я не запомнила. Тени говорили даже голосом Ромыча, прямого мнения которого я не слышала, но от которого Гордон отказался в связи с переменой его политического курса в полную сумятицу. Тени говорили обижено, что Гордон – не тот человек, на которого стоит опираться, но я могу ответить им теми словами, которыми, скорее всего, закончится Сказка о Кошке – невозможно помочь человеку, который не хочет быть спасённым. Я боролась с тенями и с тяжёлым ощущением перегрузки процессора в голове. Там что-то вскипело, замкнуло и умоляло дать возможность остыть. Это что-то призвало немоту. Потом мне удалось справиться, и я написала ещё один абзац размышлений о пении. Ещё много времени пройдёт, наверное, когда каждое написанное слово перестанет вызывать на себя тонны сопротивления и нашёптывающих сомнения теней.
Два дня назад я взял ноут и ушла вдоль пляжа на север на пару километров, там села на песке и, наблюдая любопытных мух, написала вдруг о том, что Человек, взявший Кошку к себе, был принцем, добровольно покинувшим своё королевство. Мне всегда казалось, что если я допишу эту историю, то освобожусь от Хвостика навсегда. Но чувствую сейчас, что это вряд ли верно. Он снился мне несколько раз, и вела я себя в этих снах как истеричка, и никого для меня желаннее не было. Сегодня же меня особенно остро с самого утра мучают эротические фантазии, начавшиеся метафорически ещё во сне. Я стала вспоминать сны с утра, и от этого поначалу было тяжело, но последняя пара снов не такая уж и страшная была. Сегодня ночью я блуждала от школы к высоким лабиринтам недостроенного небоскрёба, где были даже кровати, и спала на них с каким-то мальчиком, который является одной из масок Тени. И с утра я провела с час в постели, мечтая о своём мужчине довольно смело и подробно. Мне бы хотелось набраться смелости и слаженности рассказать ему об этих своих фантазиях и даже воплотить их в жизнь, ибо они не страшны особо и не требуют задействования сторонних лиц.
Самоудовлетворятся мне кажется не очень правильным, точнее, это будет длинный путь к цели, а цель – продолжить писать сказку и дописать её в скорейшем времени.
Мне кажется, что я совершила ошибку, уехав так далеко – надо писать всегда и везде. Мне тяжело без Тени, без его тела и поддержки. Тяжело без его успокаивающего запаха, без ключиц, прижавшись к которым носом, можно спрятаться от всего на свете. Но теперь путь один – написать роман как можно скорее и вернуться в Москву как только он будет закончен. Тогда я смогу заявить всем, что отныне всё моё время принадлежит в первую очередь литературе, во вторую – Тени, а всему остальному – в третью. Тогда я перестану прятаться раз и навсегда.
Вот бы ещё сказка моя писалась так же шустро, как и эти размышления. Страница за пятнадцать минут против двух с половиной страниц за день.
Ещё в отсутствие интернета мне пришлось признать, что мыслить можно и не опираясь на источники, что во мне достаточно ума, что бы переваривать мысли так глубоко, как это нужно, просто я никак не могу научиться определять – насколько глубоко то или иное размышление. Мне пришлось признать, что во мне достаточно всего, что бы прекратить всё время впитывать и начать отдавать.
Я виду остров Влагри словно сквозь туман, словно я забыла о нём, будто это рассказ о жизни человека, переданный ему после наступления амнезии.
У меня на очереди аж четыре книги: два любимых романа, удивительным образом сплетённые друг с другом и с образом Хвостика – «Блистающий мир» Грина, который мы слушали вместе, и который я с каждым разом открываю всё шире, и «Приглашение на казнь» Набокова, который слушаю во второй раз, а первый был когда я подыхала в будуаре, пытаясь убедить себя в том, что Хвостика нет и никогда не было, далее идёт «Бла-бла-бла» Дэна Роэма, которая стоит первой в папке с интересной литературой и «Золото» Мамина-Сибиряка, которое слишком далеко от моей сказки, что бы выдержать конкуренцию, хотя и очень интересно. «Бла-бла-бла», хоть и полна пустопорожнего трёпа о среде пустопорожнего трёпа, и я регулярно ржу над тем, как много воды можно налить вокруг десятка тезисов и пары схем, но отвечает немного на те вопросы о восприятии, которые я давно себе задаю.
Кажется, я собралась отоспаться за всю жизнь…
Проснулась до полудня, размялась часик, купила в магазине консервный нож, кружку, тройник и ещё по мелочи, после чего позавтракала хлебом с йогуртом, замёрзла, залезла под одеяло греться и продрыхла до шести вечера.
Теперь вот снова хочу спать. И ничто не мешает мне это сделать. Это прекрасное ощущение!
Чувствую нервное напряжение последних лет – как оно отдельно от меня, как оно не связано и связано со мной. Сейчас я хочу просто отдохнуть от него. Думаю о том, какой у меня здесь будет дом, как будет он красив и гостеприимен.
Раз мне надо отсыпаться – буду отсыпаться. Бедная, маленькая, замученная девочка. Не бедная и не замученная, но бедная и замученная.
………………………………
А пока я ещё не совсем валюсь – я чувствую, что писать мне сейчас более любо, чем валяться, я запечатлею то, что происходило с девочкой Вербой после её приезда в Хужир.
Я узнавала дороги, домики, мысы и улицы, качавшиеся в медленном беге за окнами маршрутки. Я улыбалась своим старым знакомцам и они ласково молчали мне в ответ.
У Бенчарова мы остановились, водитель-бурят стал развязывать верёвки, которыми на крыше маршрутки были прикреплены чемоданы пассажиров. Краем глаза я заметила Артура, подходящего к маршрутке, и по привычке сделала вид, что его не вижу, ибо не доверяю своей памяти на лица и боюсь обознаться.
Получив свой чемодан, я повернулась на голос Артура. Теперь можно было с чистой совестью его обнять. Объятия эти почему-то сразу же стёрлись у меня из памяти.
Он привёл меня в тот двор, который я вспоминала в самые тоскливые моменты своей жизни, который я как воочию увидела в Израиле посреди райских садов одного из самых красивых православных монастырей. Артур поселил меня в том домике, в котором мы с Хвостиком спали в свою последнюю ночь на Ольхоне. Теперь там кинотеатр – экран а всю стену, два задних сиденья от жигулей, всё отделано чёрной тканью, а больше ничего особо не изменилось.
Я оказалась на своём месте. Гиммалайский спальник грел меня каждую ночь.
……………
И тут я вдруг понимаю, что нефиг мне это всё описывать – ничего особенного не произошло. Я просто отдыхала, помогала в прокате, гуляла, общалась с людьми и в основном очищалась от московской грязи. И очистилась.
А то, как Артур меня выпер- это совсем уж не важно. Потому что это глупости.
Тот домик, в котором я теперь живу, покосившийся и милый, я не могу с уверенностью назвать своим местом. Может быть потому, что тут холодно, я даже не могу сделать себе горячего чаю, ибо чайника нет, а может потому что я потеряла ориентацию от непривычного одиночества.
У меня нет проблем и меня ничто не беспокоит. Я буду дальше отсыпаться.
Я сидела и не могла понять – что случилось. Что-то точно случилось, но что?
Я сидела в крошечном домике. С час назад я пришла в него, поздоровалась и познакомила его со своими друзьями чемоданом и рюкзаком. Упала на кровать, раскинула руки. Последнюю неделю я спала на заднем сиденье, извлечённом из Жигулей, а теперь у меня – кровать, целая, настоящая, широкая и вся моя. Помимо кровати в шестиметровом пространстве моего крошечного домика имеются маленькая крепкая лавка, старый облупившийся сервант с отваливающейся дверцей, крошечный деревянный столик, прибитый к полу, на котором умещаются ровно ноут с мышкой, лампочка, шторки с цветочками, похожими на тот цветок-морскую звезду, который иногда висит у меня в ухе, вешалка с тремя крючками и двумя гвоздями под одежду, обогреватель, похожий на тот, что висел в комнате у Хвостика, одинокая розетка под него, обои двух видов: бежевые с коричневыми кленовыми листочками в золотых прожилках и золотистые с раскрывшимися красными тюльпанами, поклеенные в рандомном порядке. Видимо, на первые клеились вторые с целью замаскировать дыры. Ещё у меня есть дверь с дырами в палец толщиной, замком и крючком, который, если его не очень хорошо закрыть, выскакивает из петли с громким звуком и меня пугает.
Убогий, аскетичный уют – я рассчитывала на гораздо меньшее за свои четыре тысячи в месяц, обогревателя я уж точно не ожидала, как и шкафа со столом. Ясен пень, без спальника из Гиммалаев я буду мёрзнуть, но у меня есть рубашка Лиса и балахон Тени – Лис говорил, что если тебя защищают два брата, то бояться точно нечего.
И вот среди всего этого великолепия я заметила, что есть во мне какое-то сопротивление, что-то мешает мне расслабиться и порадоваться тому, что на ближайший месяц жильём я обеспечена, и это уж точно не тот факт, что я не успела подружиться с хозяевами.
А потом… Как всегда следуют друг за другом три точки и слово «вдруг». Вдруг я поняла, что случилось то, чего я искала так долго – у меня есть своя комната, даже свой домик, в которую никто не зайдёт, если я не захочу, в которой я могу остаться сама с собой, в которой я могу запереться ото всех и из которой я могу идти куда угодно, возвращаясь когда угодно. Конечно, это не дворец, но в моих мечтах моя обитель всегда выглядела примерно так же. Меня отсюда никто не выгонит в ближайший месяц, я скоро подружусь с хозяевами и буду делать что хочу. Мало того – я знаю, что я хочу делать. Для начала я попробую завтра уйти с ноутом куда-нибудь подальше по берегу и сесть там писать. Главное – его хорошенько зарядить. Зарядки хватит на три-четыре часа спокойного сидения под деревом.
Блин, я ведь даже забыть успела об этой мечте. Я, наоборот, стала тянуться к людям, но ведь я всегда хотела быть «сама себе одиночество», как всплыло у меня в сознании возникшее где-то в седьмом классе выражение часа четыре назад. И с Тенем мне так хорошо, потому что мы с ним умеем беречь одиночество друг друга.
Жалко, что столик нельзя поставить к окну, но я сижу на лавке с прямой спиной, и это очень удобно. Ноги, правда мёрзнут, но ими просто надо шевелить.
……………………………………………….
Ну вот. Вышла, позвонила Тени. Он плохо спит, но его сонный голос чудесен. Мы ласково поговорили, поурчали в трубку. Никогда я раньше не получала поддержки на расстоянии, а теперь я не одна даже на далёком острове посреди самого большого в мире озера, вдали от дома, всех родных и близких. Думала сегодня, что без Тени всё-таки тяжело и надо будет постараться в следующий раз взять его с собой, если следующий раз будет. Нет, мне совсем здесь не разонравилось, просто может я научусь писать так, что бы и в Москве иметь возможность это делать. Хотя я уже задумываюсь о покупке дома и подсчитываю в фоновом режиме как бы заработать на проживание в Москве, привоз сюда Тени и покупку дома. Папа, подари мне домик в Хужире, а то Дане папа домик подарил, а мне – нет!
Сегодня проснулись стихотворные ритмы, они пока колышутся во мне, и надо заново учиться их хватать. Для этого у меня есть куча чистых и не очень листов.
Всё моё время теперь – моё и все чистые листы – мои. Нужно использовать их как можно лучше.
Теперь я знаю, что могу всё, что хочу. Теперь я умею справляться с собой.
Раньше я не готова была встретиться с самой собой, но теперь я знаю, что это совсем не страшно, что я прекрасна, хоть и далеко не идеальна.
В двадцать четыре года я впервые встретилась с собой.
После разговора с Тенем я установила контакт с хозяевами, мне даже выдали спальник. Отдала деньги, так что теперь я точно на месяц могу не беспокоиться о крыше над головой. Голова, правда, побаливает, то ли от большого количества выкуренных на нервах сигарет, то ли от перепадов давления, то ли побочное явление от достижения застарелой мечты.
Надо будет сейчас часок посливать в Авто-Машку сегодняшние события и зачитать по старинке в ручную, ибо браузер с целью экономии электричества я отключила.
……………………………..
Почему-то сложно писать о последних событиях, о том, что происходило до моего
Это был вторник, 6-ое число, потому что по понедельникам музей не работают.
Мы оба опоздали, что не мешало мне быть счастливой от его присутствия. Все напряги и непонятки канули в лету, мы - просто дети с энциклопедиями в голове. Вот кто подыхать не собирается - так это СА.
Он повёл меня в Терьяковку на Октябрьской на выставку Мухиной. Выставка занимала скромный зал, и мы подолгу обсуждали каждое произведение. Я показала СА барышню, которую слепила из пластилина, и на заявление о том, что я хочу превратить её обратно в бесформенную пластилиновую массу, он посмотрел на меня так, что я резко отказалась от всех мыслей на этот счёт. Я несколько дней пыталась её отфоткать, но так и не получилось нормально, но в итоге буду доводить до ума.
МЫ резвились о серьёзном, СА жёстко троллил меня за то, что я влюбилась в бюст лётчицы работы Мухиной. У неё вообще очень крутые работы. Мы подрались перед картинами Шагала. Драться в Третьяковке - это по-нашему!)
Я подарила ему кресты из Израиля. Он удивился (бе-бе-бе!).
Мы гораздо ближе друг к другу, чем могли бы разойтись за несколько лет. Мы достаточно повзрослели, что бы не делать друг другу больно. Я иногда ловлю себя не том, что вот оно - вот так говорил или делал единственный мужчина, которого я любила, но это лишь вспышки. Мы уже не дети, а любить по-взрослому не умеем. Он явно рад со мной общаться. Он помнит ещё, что-такое "Вербу перекрывает" - он говорит, что это "апокалипсис локального масштаба". Вкусная и светлая встреча. Мне было очень важно уехать, повидавшись с ним. Мы долго собирались и всё-таки увиделись. Для меня он важен, как и был всегда.
Чуток оправившись от посиделок с Теневыми братьями, с утра я вышла из подъезда навстречу Аннхен. Мне отведена была роль купидончика. Милой моей эльфийке приглянулся доктор, копавшийся у неё в голове, и она хотела продолжить общение. По дороге я попыталась убедить её, что лучше ей самой к нему пойти, но её трогательно "Не мучай меня!" и детская мечта устроить что-нибудь подобное, заставили моё сердце растаять.
Я легко прошла через охрану, поднялась на четвёртый этаж, где в конце коридора направо в ординаторской сидело человек шесть разных докторов.
-Я ищу Дениса Владимировича, - лучезарно улыбаясь, заявила я с порога.
-Его все ищут, - откликнулся пожилой хитры врач с другого конца кабинета.
-Я Денис Владимирович, - сказал ближайший ко мне врач в синей форме, с очень скромной моськой и очень короткой стрижкой.
-Вам просили передать, - протянула я ему письмо Аннхен.
-От кого? - скромняшка в форме впал в ступор и не сразу протянул руку.
-От вашей пациентки, - заявила я, передача письма состоялась, я развернулась к дверям.
-От какой? - всё ещё не выйдя из ступора спросил молодой врач.
-От Анны, - кинула я через плечо, ещё раз лучезарно улыбнулась, и исчезла, стремительно и легко.
Аннхен была мне благодарна, а я сверху досыпала ей комплиментов. К вечеру она решила, что в следующий раз она пойдёт сама. ну и славно)
В пять утра мне написала Энка. Она попросила наговорить ей комплиментов, ибо её самооценка пала. Я отказала, смутно почувствовав, что это неуместно. За два часа разговора я довела Энку до признания самой себе в том, что ей нужно просто что бы кто-то отдал ей жизнь полностью. Жуть) Но и такое возможно, хотя я подозреваю, что ей и этого будет мало. По той же причине я не отвесила ей комплиментов - до неё дойдёт один из ста, а остальные вызовут припадки самоуничижения.
Аннхен же перед нашей поездкой попросила меня не критиковать её, что бы она не стала трусливой. Я наехала на неё мол нех зависеть от чужих слов - тебя кто-нибудь так и довести может до суицида по фану. Она сказала, что Овер пытался, а мне она доверяет. Доверие доверием, но меня бесит, когда мои слова влияют на чью-то самооценку. Я так чувствую себя обезьяной с гранатой.
Через пару дней Аннхен пожаловалась, что для неё почти все мужики - крестьяне. А рядом с "благородными" она сама чувствует себя крестьянкой. Лис для неё тоже - крестьянин, а Дум - нет. Я прям оскорбилась - то есть спец по турбокакашкам ей благородный, а русский офицер - нет. Я возмущена!
У Лиса правда своих косяков как у Аннхен - гиперживость и стремление оберегать маленький комочек, которое просматривается как желание таким образом успокоиться навсегда.
Жадные все пошли, и все дружно решили, что я - спец по делам сердечным. К Тенюху бы лучше обращались - все мои успехи искючительно за его счёт произошли.
Алиса, брат моего мужчины, рубашка, килт и фасоль28-05-2014 09:02
11 мая. Прошло уже 3 недели с моего эпохального осознания неизбежность возвращения на Ольхон, и я начала сомневаться в своих силах. Одолевала злость на себя, и тут внезапно я оказалась в списке настойчиво приглашённых на др Алисы. Ровно за год до этого я познакомилась с ней и с Тенем. Кто бы знал, куда это всё заведёт. И хоть я старательно отказывала себе почти во всех встречах и мероприятиях, но это мероприятие вроде статусное в том смысле, что с одной стороны я считаю долгом поддержать Алису, а с другой там должны были присутствовать Лис, отношение которого ко мне было для меня загадкой, Аня, перед которой трусить я не собиралась и мб Антея, и чудно было бы прийти и всех покорить, заодно сделав что-нибудь для Алисы.
Аннхен тем временем собиралась отловить приглянувшегося ей врача, а потом уже приехать. Я решила форсировать. Одной приезжать не хотелось, но сильно опаздывать тоже.
Я привела себя в полный порядок сильно заранее, что со мной случается редко. А далее надо было сварганить подарок. Я не придумала ничего лучше и бюджетней, чем по старинке написать стихи и подарить ту коробку чая, которую папа привёз из Китая, а я так и не успела попробовать. Это был чай моей мечты, но я им не воспользовалась - пусть порадуется прекрасная женщина.
Часа за полтора борьбы с собой, ибо от пишущего состояния я напрочь отвыкла, и постоянно пыталась уйти в фантазии, при помощи нескольких глотков Баккарди, десятка сигарет, Алисиного днева, подтвердившего все мои домыслы о ней, я написала оду.
Ода Алисе.
Над этой красно-черною звездой
Бесчисленное множество небес:
Лучей искристых не сдержать уздой,
По словарю свеченье не прочесть.
Запястье тонкое - а выдержит весь мир.
Взмах пальцев - мира не бывало;
Две тысячи лет назад ей пел Сатир,
И полоса заката подпевала.
Звезда - глоток недостижимой красоты,
Что жаждущий в себя взять не сумеет:
Где расцветают огнецветные листы,
Все прочее в фон бархатный немеет.
Стать Севера и жгучий светлый лед,
Морские бризы знойных южных пляжей -
Улыбка милая в себе несет,
Храня размах покойным нежным стражем.
Звезде сиять в обличии людском
Непросто, но по мнению эстета
Так важно в разноцветье городском
Вдохнуть прикосновенье огнецвета.
Наскоро купив открытку и покетик в Райкине, посетовав на плохой выбор, я полетела на Бауманку. Там дозвонилась до Аннхен и решила подождать её пол часика. Пока ждала позвонила Фёдору. Он был на Систа, бесился на басиста, который неправильно живёт, но собирался начать любить всех людей, потому что басист уехал и ничего теперь Фёдору не мешает.
Телефон сел, Аннхен приехала раньше, чем я ожидала, но достаточно поздно, что бы все подарочные магазины в округе позакрывались. Мы долетели до Киллфиша, где заседал др, я попросила Аннхен поддержать меня фактом её присутствия, ибо я шла на бой за статус, а Аннхен попросила меня прикрыть от Лиса.
Алиса нам очень обрадовалась, усадила нас за стол, где мы быстро заобщались с какими-то парнями. Аня сидела рядом тоскливая и сопливая, Лис пришёл позже. Я старательно поддерживала тон, быстро заобщалась с Лисом, его привела ввосторг фраза "потенциальный родственничек", он сообщил, что у него бутылка вискаря и моя судьба на ночь была решена.
В один прекрасный момент я решилась, встала на стул и прочитала оду. Алиса сказала "до слёз", Потом мы с Аннхен потанцевали. Статус был на месте)
Алиса подошла ко мне, поблагодарила за то, что я пришла и выдала такую фразу: "Я впервые встретила девушку, которая мало того что может со мной конкурировать, так ещё и конкурировать не пытается." Всё просто - она красная, я зелёная. Нам только жёлтой не хватает. Надо их с Юлей познакомить) У нас обоих проблемы с подругами - дружим только с хардкорными женщинами и как только Аннхен стала нам обоим дорога?
На улице я позвонила Тенюху с телефона Лиса. Так забавно было услышать "Аве, братец!" и как Тень смутился, когда я заговорила. В метро я повисла вверх ногами на поручнях и зазывала Аннхен - она сказала, что хотела бы это сделать - на Аннхен не пошла за мной. Она не ведётся за мной вообще.
Когда мы расстались с Аннхен, Лис приобнял меня и тем самым вступил в армию оберегающих Вербочку. Мы множественно болтали по дороге. Он подарил мне дайс, кусок кольчуги, из которого можно будет сделать браслет и тёплую рубашку, в которой я и щеголяла следующие сутки. Было много обнимашек, но я дала понять, что обнимашки обнимашками, а я - женщина его брата. На том и порешила. Лис пожаловался, что ему нужно кого-то беречь и охранять. Пришёл ещё один потенциальный - Горыныч. Чудная личность. Он быстро заснул поперёк дивана, и Лис оттащил его в соседнюю комнату. Мы заснули в обнимку с Лисом, а наутро пошли в магазин. Он - в килте и косухе на голое тело, а я у него на плечах в рубашке и берцах. Это было круто)
Лис наложил мне здоровенную тарелку фасоли с гречкой и сказал, что пока я всё не съем, я не выйду из квартиры. Справилась я к десяти вечера, ибо Тень отказался приезжать и мне помогать.
До дома меня
Блондинка, секс-шоп и благословение.28-05-2014 08:07
16 мая в самую что ни на есть пятницу я двинулась на концерт Манагера. До этого я наконец-то смогла собраться после недельного отсутствия сосредоточения и ковыряла проспектик для папиных машинок под "Сибирского Цирюльника". Начала книжки не дочитывать до конца, понимать почему классики есть классики. Их хочется дочитывать. СЦ понравился, я даже поплакала в конце, где офицер признал Моцарта великим композитором. Тень всё удивляется - зачем плакать. А мне так не хватает слёз. Слёзы очищают как ничто другое, и это очищение мне нужно, но ничто не трогает меня так, что бы сломать моё спокойствие. А слёзы торжества не так сильны, что бы провести очищение.
Я приехала в Шоколадныю Фабрику с небольшим опозданием, так приятно быть в списке, дефелировать под заинтересованные взгляды. В зале наткнулась на Манагера, спросила где найти Юлю, зашла в гримёрку. Юля волновалась. Очаровательная моя.
Я снова танцевала под "Беловодье", гораздо круче, чем три года назад. Даже придраться к себе не могла. Юля хвалила мои ноги. Потом она пела м Манагером, и её голос удивительно лёг на его песни. Зал был в восторге, а Юля разволновалась из-за того, что в начале произошла заминка из-за неработающего микрофона. Я же реально захотела выступить с ней осенью. Даже так: я выступлю с ней осенью.
Потом мы поехали на электричке к Юле домой. Получается впервые мы сидели не по делу, а просто как подруги. Распивали вино и тарахтели. Я впервые увидела её ненакрашенную. Милая такая мася) Неузнаваемая, другая, но своя. Тень написал смс, что их дома пять, и лучше бы мне вернуться попозже.
Я проснулась в одной постели с изящной блондинкой)
Часов до девяти не могла уснуть, слушала Юлино дыхание, а потом она подкатилась ко мне, обняла и закинула на меня стройную ножку. Я сначала подумала, что неплохо было бы ей сообщить, что я не Антон, но потом подумала - пусть спит. Когда меня ещё такая красавица обнимать будет?)
Утром, часов в шесть вечера, я, по лени ненакрашенная, ехала на экскалаторе, переходя на салатовую ветку, мимо меня пробежали два парня, и один из них, коренастый в зелёной кепочке, встретился со мной взглядом и так резко затормозил, что его друг об него почти споткнулся. Я заулыбалась и уставилась в айпод. Они сели со мной в один вагон, коренастый - ровно напротив меня. Он вынул камеру и начал меня фотографировать. Я не растерялась. Включила Soil и устроила потанцушки в вагоне. Кроме нас там была только одна девушка на заднем плане.
Дотанцевав, я подошла к парням и попросила выслать мне запись. Обменялись контактами, они вышли, а я вышла на следующей. Зашла домой и обнаружила, что гости сожрали весь скитлз. Выбесилась нереально. Антея сожрала мой скитлз. Тварь. Надо её за это покарать. Сменила постельное бельё - даже брезгливость проснулась.
Тень собирался на ТЛ, что меня отдельно бесило. На прощание напомнила ему, что уже несколько раз просила взять меня с собой. Но он даже сам себе билет не в состоянии купить. Да и я не готова. Шмоток не хватает.
Утром он вернулся с парнем, которого я где-то видела, звать Волшебник. МЫ стояли на кухне и они начали разговаривать про игры. Волш сказал что-то типа "Я вот этим пошёл на вот этого", а я представила это как "Я пошёл со страпоном на медведя", и далее всё, что он говорил, переводила в порнографические сюжеты. Особенно удачно проходили фразы типа "я весь слюной истёк"))) Теперь я знаю как не скучать, когда кто-то разговаривает вокруг об играх.
Позвонил Князь Толик, который снимал меня в метро, сказал, что у него проблемы с интернетом и он хочет передать мне видео по блютусу. Я собиралась ехать на Коломенскую с разборами, и договорилась встретиться с ним там вечером. Долго собиралась, и когда уже совсем собралась, обнаружила пропущеный от мамы. Перезвонила, мама сказала, что хорошо бы мне приехать на дачу и взять у бабушки деньги, которые та собирается дать мне в дорогу. Я как представила, что нужно ехать три часа по жаре, выбилась из колеи и наехала на маму. У меня были совсем другие планы, которые неделю назад для мамы были очень важны.
Я упала на кровать и затосковала. Перезвонила мама, сказала, что деньги бабушка передаст через неё и мне не надо никуда ехать. Святая бабушка у меня! Я решила поехать на Коломенскую назавтра.
Князь Толик тем временем прислал мне видео, я спросила у оператора Олега чем наложить на него музыку, и Олег решил сам его сделать. Я, как ошпаренная, пересматривала видео, что бы понять, где припев начинаться должен. Олег понял это раньше меня. Тем временем я сообщила Толику, что не еду на Коломенскую, но что-то мне подсказывало, что нужно с ним погулять. Мы договорились встретиться на Марьиной Роще, когда Тень с Волшем уехали выступать.
С Толиком мы отправились в парк. Он просил меня рассказывать о себе больше, потому что я не похожа на его знакомых девушек. Где они только берут столько девиц, фотографирующихся в зеркале? Толик постоянно удивлялся, сам же он напоминает НК - тоже живёт в Выхино, любит подраться и слушает рэп.
Из парка мы вышли
Ох, я устала и хочу спать, ведь я никогда не ложилась здесь так поздно, но очарование ночи, ощущения того, что с потрясающим по красоте звёздным небом меня разделяет лишь тоненькая крыша лёгкого домика, да и непонятки с тем, как часто я теперь смогу появится в интернете, заставляют сидеть и, словно бы из забытья, писать.
Я не могу читать уже даже - слова неинтересны и предложения не ложатся в память, что бы сложиться в смысл, но писать, словно очарованная, могу.
Время назад (что-то вроде заклинания).
Не хочу ничего вспоминать, но нежелание забывать сильнее.
Меня провожали Тень и Аннхен. Я не могла поверить, что не увижу своего драгоценного ещё долго-долго, но старалась об этом не думать. На прощанье он попросил не ввязываться в истории. Аэроэкспресс тронулся. Я молилась, что бы не опоздать на самолёт. Меня охватила паника, что я на час позже приеду, чем надо. Слушала музыку, старалась себя успокоить. Не верила, что сейчас полечу и что лечу впервые одна.
Пролетела до стойки регистрации, сунула неприветливой регистраторше паспорт. До конца регистрации оставалось ещё более получаса. Мне отдали паспорт и талон, а чемодан отправился по ленте куда-то далеко, я размашистой походкой шла в сторону выходов с задорным ощущением победы под рёбрами. Два зеленоватых хвоста, полный рюкзак и балахон вокруг пояса. Забавное я, наверное, зрелище.
В автобусе, вёзшем нас до самолёта, на меня пялились военные - трое срочников с лихими надеждами, а пара офицеров в синей форме - с тихим интересом. От них веяло стабильностью и благородством. Я смотрела вперёд, через лобовое стекло, туда, где по своим законам жил аэропорт.
На удивление мне досталось место у окна, соседнее было вообще свободно, через него сидел пожилой армянин с пожелтевшими белками глаз, его семья сидела через проход, и оттуда на меня часто падал ревнивый взгляд зрелой пышной армянки.
За ними сидели срочники и постоянно на меня пялились. Я смеялась и слушала музыку. Они раз окликнули меня, но как-то невежливо, и я сделала вид, что не заметила.
Я вообще всё время пялилась в окно - там расстилалась моя бесконечная родина, мой любимый вселикий край. Я почти не замечала приближения стюардесс, даже когда не слушала музыку. Я полностью поглощена была рассматриванием гор, рек и городов. И дико стыдно было за то, что на географии нас учили какой-то фигне, а не тому где находятся те или иные реки и горы.
Ещё я несколько раз засыпала и потом пыталась понять - проспала я Урал или нет, и что за города светятся под нами, что это за река огромная расходится на два рукава - Обь это с Иртышом или Двина?
МЫ почти моментально пролетели ночь. С моей стороны красноватой пеленой землю накрыли сумерки, словно слой красного тумана под нами, а мы летели на ним, как над чем-то вещественным, лежащим на земле. Потом стало совсем темно, а с другого борта самолёта начал пробиваться рассвет, и пробивался он три часа. Когда я только увидела ало-апельсиновое солнце, я так запрыгала на сиденье, пытаясь его разглядеть в противоположных окнах, что срочники начали прыгать, пытаясь ловить мой взгляд. Я старательно их игнорила.
И вот через пять часов полёта я заметила среди рассветных сумерек под крылом самолёта какие-то странные облака. Это были горы с серенькими деловитыми хребетиками и белыми склонами, сахарными червячками расположившиеся на тёмной земле.
Затем - аэропорт, в котором мне пришлось переодевать джинсы в туалете, Иркутск, в котором оказалось совсем не так холодно, как я ожидала. Точнее этот холод оказался не страшным. Маршрутка, в которой иные законы, чем в наших, вокзал, на который мне было не надо, но водитель маршрутки не пожелал сообщить когда автовокзал, поэтому я оказалась на конечной. Оттуда - на трамваях до автовокзала, там поиск ещё одной маршрутки - уже до Ольхона.
Пять часов пыталась спать под книжку. Заснуть толком не получалось уже сутки как. На остановке в Баяндае лежал мокрый снег, а мне было не особо холодно, особенно с горячим чаем в руках. Я просто была сурово и легко счастлива тем, что еду в сторону того места, в котором хочу оказаться.
Первый видимый кусочек Байкала, переправа. Я вышла из маршрутки и стала на колени в мокрый песок. Просила принять меня, дать мне кров, пищу и работу. Низкий поклон, паром, и... я ступила на землю Ольхона, на тот самый конец дороги, на котором обещала вернуться. Я была счастлива его узнать, была счастлива видеть его простоту и пустоту.
Ещё с час узнавания дорогих сердцу пейзажей, и меня встретил Артур, поселил меня в домике, в котором мы спали последнюю ночь на Ольхоне с Хвостиком. Тут была перестановка, организован маленький кинотеатр, а меня положили спать а сиденье от жигулей.
Я оказалась на своём месте.
Знаете, я, пожалуй, отправлюсь всё-таки спать. У нас три часа ночи, а мне рано вставать. Я хоть и потеряна, но дело делать буду пока оно не мешает моим делам. Люблю писать, но что бы писать завтра надо лечь спать сегодня.
Моей лафе пришёл конец, а я сижу в крошечном домике из тонких листов пластика, обшитых изнутри войлоком, и чувствую, что важно то, что вокруг. А вокруг - пространство, которое невозможно объять ничем, и я посреди его - источник света, которого хватает на несколько метров вокруг. Но несколько метров - это уже много. Несколько метров - это уже чудо. Мало кто вообще способен светить осознанно. Мало кто способен светить спокойно, тихим, ровным ясным светом.
_________________________________
Несколько часов назад я села писать о прошедших трёх неделях, а потом пришёл Артур, словно бы по делу открыл Гугл Хром и сказал, что пора бы мне определяться с жильём и работой. Сказал он это как-то по-другому, но это всё не важно. Важно, что у меня в пальцах сила и лёгкость одновременно. Важно что на меня пятнадцать минут назад падал тёплый дождь из крупных звёзд, ничем не закреплённых в чёрной бездне неба. Важно, что эта бездна, бархатная и недостижимая, грела меня посреди холодной ночи, что у неё есть голос и ощущения, что я с ней общаюсь, хоть это и мало походит на общение между людьми.
Люди пытаются общаться с природой как с людьми - от этого у них ничего и не получается.
Это иллюзия - что сущности ведут себя как люди. Людям свойственно одушевлять неодушевлённое, что бы меньше помнить, что бы не проворонить чужие события, что бы не выпасть из тесного человеческого клубка, в котором люди, словно голые на ветру, жмутся друг к другу. И кажется - выпадешь ты из толпы и замёрзнешь сразу, ведь ты гол, а вокруг - ветер. Многие так и замерзают. Но ведь можно привыкнуть к другой температуре, можно сшить себе платье. Главное - не останавливаться. Иначе превратишься в лёд.
Это я писала, почти полностью отпустив себя. Пятнадцать минут назад я стояла на улице под звёздным небом, в ощущении полной безопасности и говорила, что я говорю от имени Вселенной, ибо я часть её и признаю все её силы.
Вообще в этой подставе я сама виновата - я ведь знала, что Артур весьма скользкий от того, что старательно не хочет никому отказать. Последнюю неделю всё было так хорошо, что я потеряла бдительность и расслабилась, и вот - шлёп! Я так понимаю, что его множественные "я не очень хочу" переводятся как "я делать не буду", но хрен ты его на чёткий разговор выведешь.
Я ориентируюсь на него. Надо ориентироваться на себя. Переключаемся. У меня же такой интересный квест - множеством неизвестных способов остаться на острове и остаться продуктивно с точки зрения изначальной цели.
А теперь забудем об этом всём и вернёмся на несколько часов назад, когда я ещё была беспечна и волновалась только о том, что слишком расслабилась, когда я только посылала запрос на пинок, но самого пинка ещё не получила.
________________________________________
Только что слазила в старые наброски – всё не понравилось. Сказку про кошку, с которой собиралась начинать свои литературные подвиги, вообще боюсь читать – а вдруг. Предложения длинные, всё кажется банальность, всё неинтересно.
А теперь – отчёт за последние три недели.
Снова нужно написать пять постов, а я уже и забыла – чем жила тогда, там, до отъезда, в Москве. Словно бы и нет никакой Москвы, словно бы не было раньше меня. Да и здесь я тоже временно. Я вообще временно на земле, ровно столько здесь буду.
...............
Один из набросков вообще не узнала - когда я это писала, о чём, за чем. Там должен был быть какой-то сюжет, который я забыла или не успела зарисовать. Вспоминаю, что писала вместо пояснительной записки. Отпустила себя и что-то начинало получаться, но писала не серьёзно, просто что бы записать и писать, а потом стало вдруг некогда. Иллюстрации... о чём это я? А ведь вроде что-то было интересное. Расписать бы толком. Но это потом сейчас - сказка для Тиши и очередной этап кочевья.
Надо чаще писать) Я это так часто повторяю...
Столько размышлений, столько важных пунктов передумано за каждый день, но теперь они теряют важность. С дугой стороны - всё это может быть мне очень понадобиться. Надо научиться перепросмотру.
Сегодня мне было довольно сложно писать - мозговая усталость влияет на интенсивность мозговой деятельности.
Я стараюсь не перебарщивать с проработками, но получается не всегда) Я сижу и предвкушаю следующий глобальный инсайт. За те три дня, когда я, решив уехать, не прорабатывалась, столько открытий меня настигло - вот их надо было записывать.
Я на удивление безэмоциональна - не такому меня учили. В смысле я часто радуюсь, смеюсь над книгами и фильмами, грущу над новостями из Украины, немного бешусь на Тень, но так, что как только сажусь что-либо делать, забываю об этом, как и о его существовании вообще, радость же не вызывает во мне желания сохранить её навсегда - дальше будут новые радости.
Я уже совсем не понимаю - как можно было так зацикливаться? Как можно было так мучиться по таким пустякам? Как можно было столько лет подряд отказывать себе в самом главном? Откуда так много сомнений в самом простом и очевидном в нас, так крепко связанных с богом?
Есть у меня один грустный инсайт - раньше казалось, что выражение "этот человек умер давно, но продолжает ходить на работу" - это просто такая метафора. Я начала видеть душу в людях, осознавать процесс её роста и смерти.
Лера и Митяй - умирающие души.
Даша - почти полное отсутствие.
Тень - вспышки живости, когда я рядом, он и сам это признаёт. На его старые фотки посмотришь - труп сфотографировали, со мной же он живой и иногда даже счастливый. Хотя сейчас вот сидит полу живой - я шестой час его игнорю.
Аннхен - живая в тонкой оболочке, борется, растёт.
Даня - крепкий и сильный, его ничто не убьёт.
Юля - тигр в клетке, как и брат билась за жизнь так много, что хрен её что убьёт. Она соблазнилась на проработки, так что и клетки у неё скоро не будет. У меня аж дух захватывает от предвкушения того, что будет с ней года через полтора.
Меня невыразимо радует наблюдать как борются такие люди как Кот, Юля, Аннхен, как они побеждают. Мне невыразимо горько от того, что Лера, Митяй, Тень, позволяют себе быть мёртвыми.
Ну ничего - скоро я смогу дать им вспышку, которая сможет им помочь. Если они захотят конечно. Хотя может я так долго и так упорно боролась за жизнь, за прекращение выживания, за себя, что я ценю это больше их.
Ладно - выжала из себя все слова, что могла - теперь пойду лепить бабу из пластилина.
На первомай я поехала на дачу.
Нечаянно вырубилась, помогла накрыть на стол без обычных маминых придирок. Пошла за дедушкой - собака Верна, маленькая юркая овчарка, признала меня, хоть и видела во второй раз в жизни, обнимала меня лапами и мешалась под ногами.
Дедушка был мне рад - я и забыла наш предыдущий разговор.
Мы совершенно замечательно посидели за столом, не считая того момента, когда мама завела разговор о внуках, но её стали все затыкать. Родители на удивление тепло приняли новость о моём отъезде. Я не стала говорить им о цели - им важнее, что я собираюсь найти там работу.
Я показала им диплом - он вызвал у них такой восторг, что я вжалась в стул от удивления. Как мало людям для счастья надо...
Ночью я приготовила свой фирменный торт, и с утра накормила им бабушку. Она разговорилась, в основном о детях. Я с интересом слушала.
А потом была светлая электричка, дом, коробочка с бабочками.
Я скоро, скоро уеду. Главное - не терять связь с целью.
На этой неделе вдруг приоткрылось то, вожделенное, ради чего я по факту суслилась - хоть с утра я и затягивала, но мне удавалось спокойно и с азартом работать несколько дней подряд, садиться за работу на пару часов когда есть только пара часов и сосредотачиваться. Под сильным маятником это сложнее, но сам факт! Это мне подвластно! Я просто сажусь и делаю! Уж не знаю, насколько это сильно и как долго это продлится, но я могу себя заставить, и "заставить" это - не так страшно.
И я несколько дней посвятила коробочкам.
В среду с утра поехала забирать Аннхен из больницы. И за что мне это чудо?) У меня сердце растаяло, когда она обняла меня своими тонкими ручками со словами: "Я тебя люблю!" И когда она успела ко мне так привязаться? А самое главное - что-то такое от меня отвалилось, что я могу отвечать ей взаимностью безо всяких "вас много, а я одна".
Вернусь - буду учиться у неё фото и рисовательным креативам. Она накормила меня шоколадными кексами)
А вечером мы с Энкой сидели у неё на кухне и кушали шоколадное мороженное с нутеллой, а потом рисовали Энку. В итоге я нарисовала набросок, на котором было милое улыбающееся создание с большими глазами. В нём я узнала себя. День спустя Аннхен выложила свой вариант - на нём я узнала Олю, с которой прожила год в одной квартире. А самое противное - я не в состоянии определить, насколько оба рисунка соответствуют оригиналу. И как я на самом деле выгляжу, если не так?
Как вижу я и как видят другие?
Кстати, набросок я нарисовала вообще без мозгоёбства по поводу процесса и результата как такового. Аве ДЛ!
В среду днём я пыталась дозвониться папе, что бы спросить как у него дела, но он не ответил.
Вечером позвонил дедушка и сказал, что мне удалось-таки довести отца до больницы, что никто не думал, что я вырасту такой бессердечной, что я живу с жлобами, которым это выгодно и ещё что-то в том же духе. Я не стала уточнять, о каких жлобах идёт речь и вообще спорить - просто спросила отделение и номер палаты.
Спросила у Тени как он со мной мирится и выяснила, что, оказывается, некоторые люди в процессе ссоры не считают её концом отношений, а смотрят на неё как на рядовую вспышку гнева. Это меня удивило, но я попыталась смириться. Мы с отцом вели себя одинаково - оба с неделю считали, что друг другу больше не нужны, только я считала, что это - лучший выход, оба перекрывались. В феврале я точно так же попала в больницу оттого, что долго не могла кому-либо выговориться.
В пятницу я приехала к папе и там услышала энное количество неприятного - что каждый человек имеет ценность, что я хреновая дочь и скоро доведу папу до предела. Сейчас этот разговор не имеет уже никакого значения.
У больницы меня встретил Даня, которого я не видела пару лет как. Он повёл меня бухать с его друзьями и девушкой. Мне показали все достопримечательности Сергиев-Посада: торговый центр, сквер, гордо именуемый парком и бомжа, читающего реп)
Даня удивлялся тому, как я похудела, и было очень приятно слышать, как он говорит своим друзьям: "Эй! Это моя сестра между прочим!"
Иметь брата очень круто!
У него дома мы орали песни во всю глотку и изображали из себя рок-звёзд. Такое ощущение было, что каждую неделю так бухаем)
А ночью, уже очень пьяные, мы говорили о самом главном - он вобрал в себя лучшее из нашей семьи. Я даже не успела рассказать ему про свой отъезд.
У меня есть брат. Это неописуемо.
А ещё в субботу вечером я позвонила папе и сказала, что хочу, что бы он был счастлив, и что считаю моё увольнение правильным. Он сказал, что если я доделаю недоделанное, то он мне заплатит за половину апреля.
С этим легла спать, и с утра поехала брать кредит. В кредите мне в итоге отказали, но зато я повидала Фёдора.
Фёдор рассказал, как у него появилась девушка. Даже так - у него появились вожделенные отношения. Для меня это - лучший исход, так как события последних двух месяцев намекают, что от Тени я не свалю, даже если соберу вещи. А тут мне даже не пришлось объяснять всё Фёдору. Меня бесило только обвинение в том, что я его кинула. Я нагрубила - да, но никого не кидала. Фигня в том, что когда я ему нагрубила, он позвонил своему другу Эриху, и Эрих сказал: "Да она тебя кинула!" В начале было слово, блин)
Я была крайне возмущена тем, что меня обвиняют в том, что я не делала только потому что Эрих решил, что я это сделала, причём у меня никто не пытался даже выяснить, что произошло на самом деле, и два пьяных парня придумали мне мысли и мотивацию за меня, после чего обиделись на надуманное и обвинили меня в разбитии Фёдорова сердца.
И тут мне бы возгордиться, что мне не надо ничего даже делать, что бы провести подобную расчленёнку, но я упорно доказывала Фёдору, что я не отвечаю за его глюки, а уж тем более за то, что говорит Эрих. Фёдор явно негодовал. Я нагло отбирала у него право быть бедным брошенным мальчиком. И тут, когда он совсем уж впал в отчаянье, я в шутку погладила его по дредам и сказала: "беееедный Фёдор!" (надо сказать, именно после нескольких повторений этой фразы он в меня и влюбился) И тут случилось чудо - Фёдор просиял. Его жалели. И ему было пофиг на то, что я только что оспорила все его убеждения по конкретной теме, что ему не удавалось меня убедить - ведь его жалели. Не важно кто и почему. Ему главное, что бы его жалели.
Это было невыносимо смешно и грустно.
Я приехала домой и, отставив в сторону все планы быстро разжиться деньгами, стала доделывать всё недоделанное. Этим и занимаюсь по сей день. И это совершенно не страшно, что прошло уже две недели, что всё происходит не так, как я себе представляла, что кто-то меня осуждает - обещанный ДЛ стержень никуда не денется. Я спокойна, и, словно танк, медленно но верно иду к цели. главное - не зависнуть в этой медленности. У меня есть уже семь тысяч. Ещё столько же - и я куплю вожделенный билетик в один конец.
Переполненная мандражом, с утра я отправилась к Пиллиперу. Он был рад меня видеть. Проконсультировалсь с ним насчёт таблички на крест, села рисовать эскизы, а в промежутке позвонила Артуру.
Так светло было слышать его голос, он рассказал мне новости, а я попросилась на Ольхон. Он сказал, что может помочь только с жильём.
Сейчас я понимаю, что на тот момент была в полном неадеквате. Но ощущение того, что я вступаю в неизвестную сферу жизни, бросаю привычный уклад жизни и буду делать то, что люблю, и это будет совсем нелегко, ощущение неизбежности исполнения мечты, несомненного "я буду", того, что мне ничто не сможет помешать всё задуманное свершить - всё это выходило наружу не совсем адекватно. Первый раз такой первый раз)
Я вернулась в студию, и Пилиппер спросил не бегала ли я - я рассказала, и мы светло попрощались. Напоследок он рассказал мне о том, что надо жить и получать удовольствие. Как-то в армии он 15 суток отсидел на гаупвахте, потому что получал удовольствие от вырезания ледяных скульптур, а какой-то старший офицер наличие его произведений на плацу не оценил.
Эта история была очень к месту.
Я приехала домой, договорилась с Юлей, что приеду к ней, после чего поела и позвонила Митяю. Попросила у него денег на билет. Он сказал, что скорее "да", чем "нет", но ему надо подумать.
Через час позвонила Лера и начала толкать гнилые темы типа: "Мы очень волнуемся из-за той херни, которая творится с тобой с того момента, как ты ушла из универа. Хватит жить с людьми, которые тебя не поддерживают. В этой стране читают одну Донцову."
Потом, когда я уже сидела у Юли и шестой час перекрывалась от нервного ожидания, позвонил Митяй. Всё это время я сидела как на иголках, постоянно успокаивая сердце и запрещая себе думать о Митяе, что бы совсем не разволноваться. Я была на грани. При этом я чётко осознавала, что отказ для меня не будет трагедией.
И отказ трагедией не стал. Митяй стал гнать ещё более гнилые темы. Честное слово, мне было бы приятней, если бы он тупо пожалел денег.
Он за несколько часов тупо понастроил свои "но" на мою мечту, придумал с полсотни причин, по которым она не исполнится, и прикрыл это всё тем, что "для меня будет лучше, если я сама заработаю". По факту он просто надеялся, что без его денег я никуда не улечу.
И я отвечала ему так твёрдо и спокойно, наслаждаясь собственной уверенностью, которую не смог поколебать даже лучший друг, что он раз за разом, не веря, что я могу быть так спокойна и не собираюсь на них обижаться, продолжал разговор.
Я и вправду так сильно их люблю, что не злиться, ни обижаться на них не могу.
Просто это невыносимо погано, когда люди, которых ты считал невыносимо выше себя, на которых так долго ориентировался, начинают говорить устами общественного мнения, выдавать клишированные фразы одну за одной и пахнуть нищебродством и старостью.
Они не имеют права меня учить, потому что ни одному из них ни разу в жизни не приходилось выживать, никто из них не работал, что бы прокормить себя. Но я не стала им этого говорить, что бы сохранить ресурсы. Я и так слишком сильно переволновалась.
Я просто приеду к ним через два месяца и скажу: "Вы не верили? А я это сделала! Сосите!"
Юля удивлялась, как так можно, почему мне не помогают ни друзья, ни родители. Я говорила, что это нормально.
Я с удивлением созерцала, как спокойно я выдержала такой мощный удар, как предательство лучших друзей, как я простила их до того, как они его совершили, и как всё это для меня малозначительно.
Всё вообще стало малозначительно по сравнению с тем, что я улетаю на Байкал.
От Юли я поехала к Аннхен, и в час ночи, по дороге к ней, попала под крестный ход. В полной темноте под звон колоколо из-за угла на меня вырулили люди с хоругвями. Я проскочила в ответление тропинки и стала ждать, пока сотни людей пройдут мимо. все косились на меня, и в итоге я вписалась под конец в толпу, помолилась, и мне стало немного легче.
Я выговорилась ещё и Аннхен, рассказала ей о том, как это прекрасно. У неё на кухне очень уютно.
Блин, оказывается, от маятников сложно писать. Мысль убегает раньше, чем успеваешь завершить предложение, и руки словно ватные.
В воскресенье я продолжила судорожно готовить отъезд. Надо было куда-то увезти вещи. Я собрала часть и стала прикидывать во сколько переездов мне удастся перевезти всё. Внезапно написал Тень и я спросила - а почему бы ему не помочь мне перевезти вещи?
Пока он ехал, я свалилась с ощущением нервного истощения. вполне возможно у меня поднялось давление. температура точно была на высоте.
Приехал Тень, и мы естественно помирились. И что я только в нём нашла?
Тень шустро смирился с тем, что я уезжаю, и обещал меня дождаться. Точнее он сказал: "А куда я денусь?"
И тут я поняла, что между нами есть что-то, за что стоит бороться, но мы легко рискуем это просрать, потому что оно никак не называется. Не хватает кодовых слов, заклинаний, которые будут вырывать из мрака сомнений и эмоций. В таких словах - сила и
А теперь с начала.
Это действительно было начало. Это был эпичнейший маятник, напичканный инсайтами и событиями.
Две недели назад в пятницу меня переполнило от маятника ненавистью к миру настолько, что я со всей дури врезалась лбом в шкаф. Стало полегче, но Тень вскочил, и через минуту я получила пощёчину. За какие слова получила - не помним ни я ни он. Он думал, что это меня отрезвит. Он нихрена не понимает в маятниках.
Да, я занимаюсь стахановщиной, да - я переборщила, но то, что последовало за этим, того стоило.
Итак, я впервые получила по роже, что меня больше удивило, чем вызвало негатив. Это было совершенно бестолковое с точки зрения логики действие и вызвало во мне только холодное решение валить, потому что если мужчина способен ударить женщину, то он вообще ничего не стоит. Тем более что шкафу этому несчастному хоть бы хны. До кучи я наслушалась жертвенного верещания на тему "да ты здесь гость, ты права не имеешь бить несчастное имущество, вали на все четыре стороны" и прочие бла-бла-бла.
Я верещать не стала. Я просто пригласила Феню потанцевать, после чего стала обдумывать дальнейшие действия. Надо было валить, но ни к Фёдору, ни к Фене не хотелось, в Реутов тем более. Надо было с кем-то поговорить для начала и выговорить всё, что нужно было выговорить в последние три дня.
Я стала перебирать людей (Феня отвалился), но у всех пятница-вечер оказались распланированными, в конце концов удалось вызвонить сестрёнку, которая была не доступна пол дня.
К моменту нашей встречи мне надо было только рассказать, что за этот день я решилась.
Куда ехать, когда здесь тебя ничего не держит?
Туда, куда хочешь!
И я вдруг поняла, что я улечу на Байкал.
Я оказалась один на один со своей мечтой, у меня оказалась цель. Эта мечта была со мной всю жизнь, проживала каждый день со мной бок о бок. И вот теперь она стала моей целью. Мы стали один на один, лицом к лицу. Она манит, зовёт за собой, и я знаю, что рано или поздно дойду. Никакие сомнения не посещают мою голову.
Страшно бросить всё и улететь к едрёне фене вслед за мечтой, но на самом деле это так просто...
Это всё я рассказывала сестрёнке, и благодарила небеса за неё.
Сестрёнка говорила, что Тенюха давно надо было бросать, как и весь тот мусор, что я отбрасываю день за днём.
Она у меня жёсткая местами)
К утру у меня оставалось только две проблемы - куда девать вещи и где взять денег, ведь оставалось у меня 350р, за такие деньги в самолёт не пускают.